Когда испытательный полет был окончен, до вылета машины в рейс оставалось так мало времени, что старший пилот подрулил прямо к выходу сорок семь, где должен был загружаться рейс два «Золотой Аргос».
Словом, техники справились, – а на их долю частенько выпадали испытания подобного рода, – но еле-еле уложились во времени.
Как только самолет стал у ворот, его окружили рабочие и засуетились вокруг него, как муравьи.
Прежде всего предстояло загрузить еду. За час с четвертью. до вылета диспетчер позвонил на кухню и заказал питание в соответствии с числом предполагаемых пассажиров. Сегодня в первом классе будет всего два свободных места, зато туристский класс будет заполнен лишь на три четверти. Первому классу, как всегда, выдается шесть лишних порций; туристскому же классу – по количеству пассажиров. Таким образом, пассажиры первого класса, если захотят, могут попросить вторую порцию ужина, а пассажиры туристского класса не могут.
Хотя количество пассажиров точно учитывалось, тем не менее, если в последнюю минуту появлялся дополнительный пассажир, он не оставался без еды. Дополнительную порцию – в том числе и специальную еду для религиозных евреев – всегда можно взять из специальных шкафчиков, расположенных у выхода на поле. Если пассажир вошел в самолет, когда уже закрывались двери, его питание вносят на подносе следом за ним.
Погружают на борт и ящики со спиртным, которые сдают стюардессам под расписку. Пассажирам первого класса спиртное дают бесплатно; пассажиры туристского класса платят доллар за стакан (или соответствующую сумму в иностранной валюте), если им неизвестно одно обстоятельство. А обстоятельство это заключается в том, что стюардессы не получают мелочи для сдачи и, по инструкции, если у них нет сдачи, они должны дать пассажиру выпить бесплатно. Есть пассажиры, которые многие годы летают в туристском классе и пьют бесплатно – они просто протягивают пятидесяти– или двадцатидолларовую бумажку и утверждают, что меньше у них нет.
Пока на борт загружают еду и напитки, идет проверка и других припасов. А на самолете должно быть несколько сот разных предметов, начиная с детских пеленок, одеял, подушек, гигиенических пакетов и кончая Библией. Все это выдается без возврата. По окончании полета компания не производит инвентаризации; ни одного пассажира, выходящего из самолета со свертком в руке, не остановят: если для нового рейса чего-то будет не хватать, запасы просто пополнят – и все.
Самолету дают также комплекты газет и журналов. В полете всегда можно получить газету – за одним исключением. Служащие «Транс-Америки» обязаны следовать твердо установленному правилу: если на первой странице описана воздушная катастрофа, газета на борт не поступает и все номера ее выбрасываются. Этого правила придерживаются и многие другие авиакомпании.
Однако сегодня на борту самолета, вылетавшего рейсом два, было полно газет. Главным событием дня был трехдневный буран, разразившийся над Средним Западом, и его последствия.
В аэропорту началась регистрация пассажиров, и на борт стал поступать багаж. Сданный пассажиром чемодан по системе транспортерных лент переправляется от регистрационной стойки в помещение, находящееся глубоко под выходными воротами, которое грузчики из багажного отделения называют между собой «львиной клеткой». Это название объясняется тем (во всяком случае, так утверждают люди, работающие в багажном отделении, после нескольких рюмок вина), что только храбрые или наивные способны сдать то, что им дорого, в багаж. Случается, что чемоданы – как это явствует из показаний их глубоко расстроенных обладателей, – раз попав в «львиную клетку», исчезают навсегда.
В «львиной клетке» за поступлением каждого чемодана наблюдает дежурный. Взглянув на прикрепленный к ручке ярлык с указанием места назначения, он нажимает на соответствующую кнопку, и автоматический рычаг хватает чемодан и ставит его на платформу рядом с другим багажом, отправляемым тем же рейсом. Затем команда, обслуживающая багажное отделение, переправляет весь багаж на самолет.
Система отлично продумана, и все идет хорошо – если она работает без сбоя. К сожалению, часто бывает наоборот.
С багажом – этого не отрицает ни одна авиакомпания – дело обстоит хуже всего. В эпоху, когда человеческий гений мог создать капсулу величиной с лодку и послать ее в межпланетное пространство, ни один из пассажиров, летящих из одного города в другой, не может быть уверен в том, что его багаж прибудет одновременно с ним, да и вообще благополучно доберется до Пайн-Блафа, штат Арканзас, или Миннеаполиса-Сент-Пола. Поразительное количество багажа – по крайней мере, один чемодан из каждой сотни – улетает не по адресу, или задерживается в пути, или теряется вообще. Чиновники в аэропортах лишь горестно разводят руками – просто непостижимо, отчего такая путаница с багажом. Специалисты периодически изучают систему регистрации багажа, применяемую компаниями, и периодически улучшают ее. Однако никто еще не додумался до такой системы, которая была бы безупречна или хотя бы близка к безупречности. В результате во всех авиакомпаниях – в каждом крупном аэропорту – есть люди, которые занимаются только розысками пропавшего багажа. И надо сказать, что эти люди редко сидят без дела.
Многоопытный дошлый пассажир всегда старается проверить, правильно ли указано место назначения на бирке, которую прикрепил к его чемодану при регистрации агент компании или носильщик. Очень часто на бирках бывает указан не тот город. Бирки прикрепляются с поразительной быстротой. Но если даже с биркой все в порядке, у пассажира возникает ощущение лотереи, когда его чемодан исчезает из поля зрения, – в эту минуту он может лишь надеяться, что когда-нибудь где-нибудь снова увидит свой чемодан.
Как раз сегодня в международном аэропорту имени Линкольна – хотя никто еще этого не знал – с багажом рейса два уже не все обстояло благополучно. Два чемодана, которые должны были лететь в Рим, в этот самый момент грузили на борт самолета, улетавшего в Милуоки.
А в самолет, вылетавший рейсом два, непрерывным потоком шел груз – так же как и почта. Почты было девять тысяч фунтов; разноцветные нейлоновые мешки летели в итальянские города – Милан, Палермо, Ватикан, Пизу, Неаполь, Рим; другие – в места более отдаленные, названия которых словно сошли со страниц дневника Марко Поло, – Занзибар, Хартум, Момбаса, Иерусалим, Афины, Родос, Калькутта…
Чем больше почты, тем выгоднее это было для «Транс-Америки». По радио как раз объявили, что вылет самолета компании «Бритиш Оверсиз Эйруэйз», который должен был подняться в воздух сразу после самолета «Транс-Америки», задерживается на три часа. Инспектор, отвечавший за погрузку почты и непрерывно следивший за графиком вылета, тут же приказал перебросить почту с самолета британской авиакомпании на самолет «Транс-Америки». Это, естественно, не понравится британской компании, поскольку перевозка почты чрезвычайно выгодна и за нее идет большая драка. Все авиакомпании имеют своих представителей в почтовом отделении аэропорта, которые обязаны наблюдать за потоком почты и добиваться того, чтобы «справедливая доля ее» – а то и большая – попадала на самолеты данной компании. У почтовиков среди представителей компаний есть свои фавориты, и они следят за тем, чтобы дела у фаворитов шли хорошо. Но если вылет какого-нибудь самолета задерживается, тут уж дружба не в счет. В таких случаях в силу вступает непреложное правило: почту отправляют вне очереди ближайшим самолетом.
В аэровокзале, в нескольких стах футах от «боинга-707», вылетавшего рейсом два, находилась диспетчерская «Транс-Америки». В помещении было шумно, между столами сновали люди, звонили телефоны, стрекотали телетайпы, светились экраны телевизоров. Те, кто работал здесь, отвечали за подготовку к полету рейса два и всех других рейсов «Транс-Америки». Сегодня, когда все графики были сбиты из-за бурана, здесь стоял кромешный ад – так в голливудских фильмах изображают редакцию какой-нибудь газеты в старые времена.
В углу помещался стол диспетчера по загрузке, заваленный грудами бумаг. За ним сидел молодой мужчина с бородой и с немыслимой фамилией Фермпхут. В свободное от работы время Фермпхут занимался абстрактной живописью: свои последние шедевры он создавал, выливая краску из банок прямо на холст и потом катался по нему на детском велосипеде. Поговаривали, что по субботам и воскресеньям он балуется наркотиками, к тому же от него всегда дурно пахло. Последнее обстоятельство крайне досаждало его коллегам, работавшим в диспетчерской, – где сегодня было жарко и душно, несмотря на то, что на улице свирепствовал буран, – и Фреду то и дело напоминали, что человеку надо почаще мыться.
Зато у Фреда Фермпхута были совершенно поразительные способности к математике, и начальники его клялись, что он лучше всех справляется с загрузкой самолета. В данную минуту он руководил загрузкой рейса два.
Самолет (время от времени изрекал Фред Фермпхут своим коллегам по дежурству, которые уже осатанели от его высказываний) – «он ведь как птица: и в ту сторону, дружище, может накрениться, и в другую. И если ему не помочь, он так накренится, что раз – и перевернуться может. Только я, детка, зорко за этим слежу».
Вся хитрость заключалась в том, чтобы правильно распределить груз в самолете и таким образом обеспечить его балансировку и устойчивость в воздухе. Фреду Фермпхуту надлежало определить, сколько груза может взять на борт рейс два (или любой другой самолет) и где этот груз должен быть размещен. Ни один мешок с почтой, ни один чемодан не устанавливался в самолете без его ведома. В то же время он должен был думать о том, чтобы как можно больше набить груза в самолет. «Из Иллинойса в Рим, дружище, – мог бы сказать Фред, – это длиннющее спагетти. И деньжат тут надо выколотить побольше, чем на мармелад».
В работе Фреду помогали диаграммы, сводки, выкладки, счетная машина, ежеминутно поступающие данные, радиотелефон, три обычных телефона – и безошибочный инстинкт.
Инспектор, наблюдавший за погрузкой, только что по радио запросил разрешения поместить еще триста фунтов почты в передний отсек.
– Валяй! – благословил его Фред Фермпхут.
Он разгреб бумаги на столе в поисках списка пассажиров, который за последние два часа значительно вырос. При загрузке самолета авиакомпания исходит из среднего веса пассажира примерно в сто семьдесят фунтов зимой и на десять фунтов меньше летом. И эта средняя всегда оказывается правильной – за одним исключением: когда летит футбольная команда. Могучие игроки путают все расчеты, и диспетчерам по загрузке приходится выводить новую среднюю в зависимости от того, насколько хорошо знает диспетчер команду. Бейсболисты или хоккеисты в этом отношении не представляли проблемы: они тоньше или меньше и соответственно меньше весят. Сегодня же, судя по списку, рейсом два летели только обычные пассажиры.
– Можешь загружать почту, детка, – сказал Фред Фермпхут в микрофон. – А вот гроб передвинь в хвостовую часть: я вижу по накладной, что мертвец был не из худеньких. Потом там есть еще ящик с генератором от Вестингауза. Помести его посредине, а остальной груз расположи вокруг.
Задача, стоявшая перед Фермпхутом, была в последний, момент осложнена просьбой, поступившей от экипажа рейса два: дать им еще две тысячи фунтов топлива для маневров на земле и разбега. Сегодня на поле всем самолетам приходилось подолгу стоять с заведенными моторами, дожидаясь взлета. А мотор реактивного самолета, работающий на земле, пьет горючее, как тридцать страдающих от жажды слонов, и капитанам Димиресту и Хэррису не хотелось тратить на земле драгоценные галлоны горючего, которые могут им пригодиться в воздухе по дороге в Рим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86