Естественно, она имела в виду печёнку, большую такую, foie, только почему-то у неё из этого вышло foyer, то есть вестибюль. Результатов этих попыток я не знаю, все-таки, думается мне, вернулись они домой с покупками, потому что арабские рынки и не такое видали.
Рекорд поставило моё младшее чадо, Роберт. Он пришёл на сук, алжирский базар, и стал болтать с арабом, настоящим, местным, в бурнусе и тюрбане.
— Vous-etez Russe? — спросил араб.
— Non, et vous? — ответил Роберт, не задумываясь.
В переводе это звучит не столь светски и блестяще, как по-французски, тем не менее:
— Вы русский?
— Нет, а вы?
Суть в том, что всех наших черт драл и холера трясла, когда их принимали за русских. Мы не желали быть родом из Советского Союза. Видя, какой эффект произвёл его ответ, Роберт стал с огромным успехом применять его всюду и повсеместно, и вполне может статься, что тем самым он многим дал информацию к размышлению, потому что все наши с большим энтузиазмом его поддерживали.
Кроме того, я свято уверена, что немедленно после того, как этот последний том я отдам в печать, мне тут же станут напоминать и прочие языковые курьёзы. Ничего не поделаешь, поезд ушёл, пусть сами и пишут дополнения и поправки.
Опять же, понятия не имею, с чего это я вдруг стала писать про языковые хохмы. Ведь собиралась-то я повести рассказ о наследстве.
Тётя Ядзя несколько раз звонила, огорчённым голосом рассказывая, что у неё страшные проблемы. Умерла какая-то дальняя родственница, степень родства раз и навсегда осталась для меня тайной, но вроде бы мать родственницы и моя бабка были двоюродными сёстрами, а может, и вовсе седьмая вода на киселе. По крайней мере, какой-то общий предок у них был, а сразу после войны и покойница, и её мать какое-то время жили у бабушки на Праге, потому что им некуда было деться, они все потеряли. Тётя Ядзя и бабушка им помогали, как могли. Длилось это недолго, родственницы быстренько встали на ноги, и семейные связи почти порвались.
Не знаю, что делала мать, особа уже в то время немолодая, но знаю, что дочка стала работать у ювелира и занималась этим делом всю жизнь. Ну ладно, сразу признаюсь. Эту историю я воткнула в «Две трети успеха» и сейчас мне надо как следует напрячь мозги, чтобы сообразить, что я выдумала, а что было на самом деле.
Ювелир был, это точно. Замуж эта дочка тоже выходила. Муж у неё был человеком весьма зажиточным, хотя не помню, чем он там занимался. Детей у них не было, после смерти матери у этой родственницы никого из близких не осталось, а у её мужа была сестра. Он загодя составил завещание, в котором единственной наследницей назвал свою жену. Если бы жена умерла раньше, чем он. то наследницей стала бы сестра. Он умер, завещание вступило в законную силу, а жена пережила его на много лет.
Обе они, и жена и сестра, питали друг к другу острейшую неприязнь и вообще не виделись. У этой дальней родственницы бывала тётя Ядзя, а также многочисленные приятели и приятельницы, среди них самая близкая к покойной. У сына этой подруги, можно сказать, было две матери, потому что покойная была его крёстной матерью и любила его, как родного сына, а может, и больше. Все для мальчика! Покойная на весь свет раструбила, что мальчик этот станет её наследником, её кооперативная двухкомнатная квартира должна перейти ему, и вообще все, что после неё останется, — пойдёт этому ребёнку! Тётя Ядзя эту историю знала и мне рассказывала её раз двадцать.
Родственница умерла, и началась свистопляска. Чуть не плача от обиды и возмущения, тётя Ядзя мне рассказывала, что понятия не имеет, как ей теперь быть. Она чувствует себя обязанной выполнить последнюю волю покойницы, а золовка покойной, та самая сестра мужа, вцепилась в это наследство, как обезумевшая гарпия. Крёстного сына нет, он давно вырос и по контракту работает не то в Германии, не то в Ливии, его мать пытается отстоять для него хотя бы квартиру, но тоже не может ничего сделать, потому что письменное завещание никогда не было составлено, золовка наняла адвоката-мошенника, суёт всем в нос то старое завещание брата, утверждая, что у неё есть права, ключи от квартиры растащили разные люди, поэтому теперь в квартиру можно войти только всем вместе и так далее. Тётя Ядзя поневоле во всем этом участвует, поскольку один из ключей оказался у неё, — в общем, плач и скрежет зубовный, а конфликты только множатся.
Сперва я вообще не стала принимать ничего этого близко к сердцу, считая, что тут не у юродивого копеечку отняли. Раз парень сидит на работе за границей, значит, от самого дна нищеты он уже оттолкнулся, так что получит он эту квартиру или нет, для него без разницы. Постепенно вышло на свет Божий, что семья небогатая, заграничный контракт — это все, что у парня есть, кроме того, контракт краткосрочный, всего на полгода и через три месяца истекает, это во-первых, а во-вторых, родственница небось в гробу переворачивается, ведь золовка — последний человек, которого она хотела бы осчастливить своими богатствами. Они друг друга терпеть не могли, родственница была больна, золовка об этом знала и даже не позвонила, своё после смерти брата она уже получила, ну и так далее. Кроме того, лично обидели тётю Ядзю. Во время одного из совместных визитов в квартире покойницы нашли семь золотых двадцаток и разделили их очень странно: одну — матери крёстного сына, одну — тёте Ядзе, одну — соседу снизу, одну — другу дома, одну — адвокату, одну — золовке, а последнюю — зятю золовки. Откуда вообще тут взялся этот зять и какое ему дело до этих двадцаток?! А тёте Ядзе хотелось бы получить только барометр, который там висит на стене, и ещё маленький шкафчик. Она бы и взяла, только не знает как, на спине ведь не потащишь…
Она была так огорчена, что мне стало её жаль, и я обещала устроить ей транспорт для перевозки. Витек, муж Малгоси, моей племянницы по мужу, работал в те времена таксистом. Я его наняла, мы поехали за тётей Ядзей и её шкафчиком.
Как всегда, визит в квартиру покойницы состоялся при многочисленном стечении заинтересованных лиц. Я вошла туда, не имея понятия, во что вляпалась.
Атмосфера потрясла меня сразу, стоило мне перешагнуть порог. Бурлящая внутри толпа состояла не из людей, а из голодных стервятников, гиен и шакалов. Жадность и злоба прямо-таки искрили в воздухе, все смотрели друг другу в руки, а хуже всех, действительно, была золовка, выделяющаяся даже в этом изысканном обществе. Барометра на стене уже не было, его забрал зять золовки, надутый спесивый недомерок.
Я с места в карьер завелась. Ах ты, черт, знай я раньше, уж я бы им показала…
В конце концов, если уж на то пошло, так единственной родственницей покойной была тётя Ядзя и её братья, в том числе мой отец, а после отца — я. Родственницы этой я вообще не знала, в глаза её не видела и плевать хотела на наследство от совершенно чужого человека, но, стоило бы мне раньше увидеть эту стаю голодных кладбищенских гиен, клянусь головой, я бы вмешалась! Только для того, чтобы сделать им назло, потому что аж руки чесались. Встать бы на пороге и заявить:
— А вы что тут делаете?! Узы крови распространяются только на мою тётку и на меня Я наследница, отдавайте ключи и вон отсюда со скоростью света!
Отобрать бы у них ключи, хоть бы и силой, и никого не впускать. Тётя Ядзя всю свою жизнь была безукоризненно честным человеком, она в точности выполнила бы все прижизненные пожелания покойной, а мерзкая золовка с её ещё более мерзким зятем накрылись бы медным тазом!
Злая, как собака, на самое себя, что так поздно этим занялась, я стала вынимать книги из книжного шкафа в углу и устроила розыгрыш. Опустившись на колени, я открыла запертую нижнюю часть шкафчика и громко воскликнула:
— Ах! Я нашла сокровище!!!
Это был верх легкомыслия, потому что они меня едва не убили. В следующий миг мне на голову обрушилась вся толпа, и я едва не влетела башкой в шкаф. Спасло меня только то, что я упёрлась руками.
Сокровище было самое настоящее и имело вид огромного запаса туалетной бумаги. Я великодушно разделила его на всех, большую часть отдав тёте Ядзе. Затем я заявила ей, что она должна взять не только шкафчик, но pi письменный столик, о котором, как я знала, она мечтала в душе, а также хрусталь, причём одну вазу для меня, поскольку я тоже наследница. Никто не осмелился и слова поперёк сказать, видимо, я проявила достаточно энергии, но их рожи доставили мне колоссальное удовольствие. До сего дня у меня хранится огромная хрустальная салатница, которая нужна мне, как телеге пятое колесо, я ею не пользуюсь, но это Все равно что трофей с поля боя. Мебель для тёти Ядзи мы забрали, и на этом история кончилась. Квартиру, правда, обобранную, получил в результате крёстный сын родственницы, так как пять человек согласным единодушным хором подтвердили, что вместе выслушали волю покойной. Это называется устным завещанием.
* * *
Кстати, о Витеке. Таксистом он прослужил два года, поскольку в тот период люди, меняющие профессию, были освобождены от налогов. После первого года работы ему пришлось продлить разрешение на индивидуальную трудовую деятельность, и он отправился в налоговую инспекцию.
Через два дня Витек с подробностями все это рассказывал мне, периодически вздрагивая от пережитого ужаса. Так вот, пришёл он туда в двенадцать
ДНЯ.
— О, пан сегодня уже не успеет, мы работаем до трех, — бесстрастно заявила ему девица в соответствующем кабинете.
Витек, зная жизнь не по учебникам, спросил, не нужно ли, случайно, заполнить какие-нибудь анкеты или формуляры. Он бы взял их с собой, дома заполнил, а завтра принёс бы готовые.
Ах да, конечно, заполнять надо. Девица без возражений вручила ему бумаги. Их надо было заполнить в трех экземплярах, упаси Боже, не под копирку, каждый отдельно. Она с таким ударением это подчёркивала, что Витек, забрав макулатуру, весь вечер провёл, заполняя бумаги.
На следующий день он прибыл туда к восьми утра и начал своё путешествие пилигрима со вчерашней девицы. Вручил ей заполненные формуляры, девица старательно их проверила, выписала его фамилию на лист бумаги и велела идти в комнату 25. Он пошёл. Там другая девица просмотрела его документы, поставила галочку на бумаге с фамилией и послала его в комнату 27. Он подчинился. В комнате 27 его фамилию отметили галочкой в соответствующем списке и послали дальше, в комнату 29. В комнате 29 свершились более серьёзные дела, там ему выписали какую-то квитанцию. С этой квитанцией, согласно приказу, он отправился в комнату 24, где ему выписали очередную, ещё более важную квитанцию, и направили в кассу, чтобы он внёс оплату.
Перед кассой выстроился длиннющий хвост, и очередь аккурат впала в панику, поскольку кассирша вышла, и неведомо было, когда она вернётся и вернётся ли вообще. Однако оказалось, что все не так уж плохо, вернулась она через пятнадцать минут.
К окошечку Витек подошёл уже через час, заплатил, что нужно, и вернулся в комнату 24. Там у него забрали квитанцию из кассы и поставили печать на предыдущей квитанции, менее важной. С припечатанной квитанцией он снова отправился в комнату 29, где квитанция и осталась, но зато Витек получил другую бумажку, с которой обошёл остальные комнаты. Наконец он снова добрался до первой девицы. Девица поставила ему печать на свидетельство об освобождении от уплаты налогов, после чего сделала самое главное, а именно: смяла в комок три старательно заполненных Витеком формуляра и кинула их в мусорную корзину.
Мы долго и всерьёз вычисляли, сколько времени ушло бы у одной девицы на то, чтобы выполнить все эти манипуляции. Получилось четыре минуты, и при этом она могла работать не спеша.
Неправда, что безработица появилась только сейчас, она существовала и при минувшем строе, только её тщательно скрывали, между прочим вышеописанным методом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Рекорд поставило моё младшее чадо, Роберт. Он пришёл на сук, алжирский базар, и стал болтать с арабом, настоящим, местным, в бурнусе и тюрбане.
— Vous-etez Russe? — спросил араб.
— Non, et vous? — ответил Роберт, не задумываясь.
В переводе это звучит не столь светски и блестяще, как по-французски, тем не менее:
— Вы русский?
— Нет, а вы?
Суть в том, что всех наших черт драл и холера трясла, когда их принимали за русских. Мы не желали быть родом из Советского Союза. Видя, какой эффект произвёл его ответ, Роберт стал с огромным успехом применять его всюду и повсеместно, и вполне может статься, что тем самым он многим дал информацию к размышлению, потому что все наши с большим энтузиазмом его поддерживали.
Кроме того, я свято уверена, что немедленно после того, как этот последний том я отдам в печать, мне тут же станут напоминать и прочие языковые курьёзы. Ничего не поделаешь, поезд ушёл, пусть сами и пишут дополнения и поправки.
Опять же, понятия не имею, с чего это я вдруг стала писать про языковые хохмы. Ведь собиралась-то я повести рассказ о наследстве.
Тётя Ядзя несколько раз звонила, огорчённым голосом рассказывая, что у неё страшные проблемы. Умерла какая-то дальняя родственница, степень родства раз и навсегда осталась для меня тайной, но вроде бы мать родственницы и моя бабка были двоюродными сёстрами, а может, и вовсе седьмая вода на киселе. По крайней мере, какой-то общий предок у них был, а сразу после войны и покойница, и её мать какое-то время жили у бабушки на Праге, потому что им некуда было деться, они все потеряли. Тётя Ядзя и бабушка им помогали, как могли. Длилось это недолго, родственницы быстренько встали на ноги, и семейные связи почти порвались.
Не знаю, что делала мать, особа уже в то время немолодая, но знаю, что дочка стала работать у ювелира и занималась этим делом всю жизнь. Ну ладно, сразу признаюсь. Эту историю я воткнула в «Две трети успеха» и сейчас мне надо как следует напрячь мозги, чтобы сообразить, что я выдумала, а что было на самом деле.
Ювелир был, это точно. Замуж эта дочка тоже выходила. Муж у неё был человеком весьма зажиточным, хотя не помню, чем он там занимался. Детей у них не было, после смерти матери у этой родственницы никого из близких не осталось, а у её мужа была сестра. Он загодя составил завещание, в котором единственной наследницей назвал свою жену. Если бы жена умерла раньше, чем он. то наследницей стала бы сестра. Он умер, завещание вступило в законную силу, а жена пережила его на много лет.
Обе они, и жена и сестра, питали друг к другу острейшую неприязнь и вообще не виделись. У этой дальней родственницы бывала тётя Ядзя, а также многочисленные приятели и приятельницы, среди них самая близкая к покойной. У сына этой подруги, можно сказать, было две матери, потому что покойная была его крёстной матерью и любила его, как родного сына, а может, и больше. Все для мальчика! Покойная на весь свет раструбила, что мальчик этот станет её наследником, её кооперативная двухкомнатная квартира должна перейти ему, и вообще все, что после неё останется, — пойдёт этому ребёнку! Тётя Ядзя эту историю знала и мне рассказывала её раз двадцать.
Родственница умерла, и началась свистопляска. Чуть не плача от обиды и возмущения, тётя Ядзя мне рассказывала, что понятия не имеет, как ей теперь быть. Она чувствует себя обязанной выполнить последнюю волю покойницы, а золовка покойной, та самая сестра мужа, вцепилась в это наследство, как обезумевшая гарпия. Крёстного сына нет, он давно вырос и по контракту работает не то в Германии, не то в Ливии, его мать пытается отстоять для него хотя бы квартиру, но тоже не может ничего сделать, потому что письменное завещание никогда не было составлено, золовка наняла адвоката-мошенника, суёт всем в нос то старое завещание брата, утверждая, что у неё есть права, ключи от квартиры растащили разные люди, поэтому теперь в квартиру можно войти только всем вместе и так далее. Тётя Ядзя поневоле во всем этом участвует, поскольку один из ключей оказался у неё, — в общем, плач и скрежет зубовный, а конфликты только множатся.
Сперва я вообще не стала принимать ничего этого близко к сердцу, считая, что тут не у юродивого копеечку отняли. Раз парень сидит на работе за границей, значит, от самого дна нищеты он уже оттолкнулся, так что получит он эту квартиру или нет, для него без разницы. Постепенно вышло на свет Божий, что семья небогатая, заграничный контракт — это все, что у парня есть, кроме того, контракт краткосрочный, всего на полгода и через три месяца истекает, это во-первых, а во-вторых, родственница небось в гробу переворачивается, ведь золовка — последний человек, которого она хотела бы осчастливить своими богатствами. Они друг друга терпеть не могли, родственница была больна, золовка об этом знала и даже не позвонила, своё после смерти брата она уже получила, ну и так далее. Кроме того, лично обидели тётю Ядзю. Во время одного из совместных визитов в квартире покойницы нашли семь золотых двадцаток и разделили их очень странно: одну — матери крёстного сына, одну — тёте Ядзе, одну — соседу снизу, одну — другу дома, одну — адвокату, одну — золовке, а последнюю — зятю золовки. Откуда вообще тут взялся этот зять и какое ему дело до этих двадцаток?! А тёте Ядзе хотелось бы получить только барометр, который там висит на стене, и ещё маленький шкафчик. Она бы и взяла, только не знает как, на спине ведь не потащишь…
Она была так огорчена, что мне стало её жаль, и я обещала устроить ей транспорт для перевозки. Витек, муж Малгоси, моей племянницы по мужу, работал в те времена таксистом. Я его наняла, мы поехали за тётей Ядзей и её шкафчиком.
Как всегда, визит в квартиру покойницы состоялся при многочисленном стечении заинтересованных лиц. Я вошла туда, не имея понятия, во что вляпалась.
Атмосфера потрясла меня сразу, стоило мне перешагнуть порог. Бурлящая внутри толпа состояла не из людей, а из голодных стервятников, гиен и шакалов. Жадность и злоба прямо-таки искрили в воздухе, все смотрели друг другу в руки, а хуже всех, действительно, была золовка, выделяющаяся даже в этом изысканном обществе. Барометра на стене уже не было, его забрал зять золовки, надутый спесивый недомерок.
Я с места в карьер завелась. Ах ты, черт, знай я раньше, уж я бы им показала…
В конце концов, если уж на то пошло, так единственной родственницей покойной была тётя Ядзя и её братья, в том числе мой отец, а после отца — я. Родственницы этой я вообще не знала, в глаза её не видела и плевать хотела на наследство от совершенно чужого человека, но, стоило бы мне раньше увидеть эту стаю голодных кладбищенских гиен, клянусь головой, я бы вмешалась! Только для того, чтобы сделать им назло, потому что аж руки чесались. Встать бы на пороге и заявить:
— А вы что тут делаете?! Узы крови распространяются только на мою тётку и на меня Я наследница, отдавайте ключи и вон отсюда со скоростью света!
Отобрать бы у них ключи, хоть бы и силой, и никого не впускать. Тётя Ядзя всю свою жизнь была безукоризненно честным человеком, она в точности выполнила бы все прижизненные пожелания покойной, а мерзкая золовка с её ещё более мерзким зятем накрылись бы медным тазом!
Злая, как собака, на самое себя, что так поздно этим занялась, я стала вынимать книги из книжного шкафа в углу и устроила розыгрыш. Опустившись на колени, я открыла запертую нижнюю часть шкафчика и громко воскликнула:
— Ах! Я нашла сокровище!!!
Это был верх легкомыслия, потому что они меня едва не убили. В следующий миг мне на голову обрушилась вся толпа, и я едва не влетела башкой в шкаф. Спасло меня только то, что я упёрлась руками.
Сокровище было самое настоящее и имело вид огромного запаса туалетной бумаги. Я великодушно разделила его на всех, большую часть отдав тёте Ядзе. Затем я заявила ей, что она должна взять не только шкафчик, но pi письменный столик, о котором, как я знала, она мечтала в душе, а также хрусталь, причём одну вазу для меня, поскольку я тоже наследница. Никто не осмелился и слова поперёк сказать, видимо, я проявила достаточно энергии, но их рожи доставили мне колоссальное удовольствие. До сего дня у меня хранится огромная хрустальная салатница, которая нужна мне, как телеге пятое колесо, я ею не пользуюсь, но это Все равно что трофей с поля боя. Мебель для тёти Ядзи мы забрали, и на этом история кончилась. Квартиру, правда, обобранную, получил в результате крёстный сын родственницы, так как пять человек согласным единодушным хором подтвердили, что вместе выслушали волю покойной. Это называется устным завещанием.
* * *
Кстати, о Витеке. Таксистом он прослужил два года, поскольку в тот период люди, меняющие профессию, были освобождены от налогов. После первого года работы ему пришлось продлить разрешение на индивидуальную трудовую деятельность, и он отправился в налоговую инспекцию.
Через два дня Витек с подробностями все это рассказывал мне, периодически вздрагивая от пережитого ужаса. Так вот, пришёл он туда в двенадцать
ДНЯ.
— О, пан сегодня уже не успеет, мы работаем до трех, — бесстрастно заявила ему девица в соответствующем кабинете.
Витек, зная жизнь не по учебникам, спросил, не нужно ли, случайно, заполнить какие-нибудь анкеты или формуляры. Он бы взял их с собой, дома заполнил, а завтра принёс бы готовые.
Ах да, конечно, заполнять надо. Девица без возражений вручила ему бумаги. Их надо было заполнить в трех экземплярах, упаси Боже, не под копирку, каждый отдельно. Она с таким ударением это подчёркивала, что Витек, забрав макулатуру, весь вечер провёл, заполняя бумаги.
На следующий день он прибыл туда к восьми утра и начал своё путешествие пилигрима со вчерашней девицы. Вручил ей заполненные формуляры, девица старательно их проверила, выписала его фамилию на лист бумаги и велела идти в комнату 25. Он пошёл. Там другая девица просмотрела его документы, поставила галочку на бумаге с фамилией и послала его в комнату 27. Он подчинился. В комнате 27 его фамилию отметили галочкой в соответствующем списке и послали дальше, в комнату 29. В комнате 29 свершились более серьёзные дела, там ему выписали какую-то квитанцию. С этой квитанцией, согласно приказу, он отправился в комнату 24, где ему выписали очередную, ещё более важную квитанцию, и направили в кассу, чтобы он внёс оплату.
Перед кассой выстроился длиннющий хвост, и очередь аккурат впала в панику, поскольку кассирша вышла, и неведомо было, когда она вернётся и вернётся ли вообще. Однако оказалось, что все не так уж плохо, вернулась она через пятнадцать минут.
К окошечку Витек подошёл уже через час, заплатил, что нужно, и вернулся в комнату 24. Там у него забрали квитанцию из кассы и поставили печать на предыдущей квитанции, менее важной. С припечатанной квитанцией он снова отправился в комнату 29, где квитанция и осталась, но зато Витек получил другую бумажку, с которой обошёл остальные комнаты. Наконец он снова добрался до первой девицы. Девица поставила ему печать на свидетельство об освобождении от уплаты налогов, после чего сделала самое главное, а именно: смяла в комок три старательно заполненных Витеком формуляра и кинула их в мусорную корзину.
Мы долго и всерьёз вычисляли, сколько времени ушло бы у одной девицы на то, чтобы выполнить все эти манипуляции. Получилось четыре минуты, и при этом она могла работать не спеша.
Неправда, что безработица появилась только сейчас, она существовала и при минувшем строе, только её тщательно скрывали, между прочим вышеописанным методом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23