Я с ходу перечислю вам добрую дюжину всяких подробностей, которые могут оказаться важными, но в отношении которых нам ничего не известно. Без них мы тут выдвинем хоть тысячу различных версий — равно правдоподобных и безосновательных. А вы предлагаете, чтобы мы, сидя здесь, в Личфилде, отгадывали ход событий в западном Корнуолле? Ну уж нет, так нам правдоподобия и в помине не видать. Поул мрачно кивнул.
— Сдается мне, вы правы.
Не произнося более ни слова, он принялся за еду. Через несколько секунд Дарвин взял письмо и принялся его перечитывать.
— Когда свадьба? — еле внятно поинтересовался доктор с набитым ртом.
— Двенадцатого февраля, через десять дней.
— Хм-м. Вы знаете жениха?
— Нет. Ни его самого, ни его покойного старшего брата. Честно говоря, не знаком ни с кем из семейства Данвелл.
— А ваша племянница Кэтлин?
— Я присутствовал при ее рождении. Она заслуживает лучшего мужа в мире.
— И, наконец, ваша кузина Милли. Назвали бы вы ее женщиной впечатлительной, с богатым воображением?
— Напротив. Исключительно прямолинейная натура с бездной здравого смысла.
— Хм-м. — На сей раз молчание длилось гораздо дольше. Наконец Дарвин поднялся, задумчиво подошел к окну и поглядел на небо. — Через десять дней, да? А до полнолуния еще целых шестнадцать.
— Точно. — Внезапно Поул улыбнулся. — Уйма времени. В одну сторону четыре дня пути, ну, шесть максимум. Мы прекрасно успеем съездить туда и обратно, и вы не пропустите ни одной встречи вашего драгоценного Общества Луны.
— Это хорошо. Наша группа уже и без того просрочила доклад мистера Пристли о дефлогистированном воздухе. Ладно же. — Дарвин рассеянно вытер жирную руку о скатерть. Как только решение было принято, он тотчас перешел к практическим деталям. — Допустим, в мое отсутствие доктор Смолл и доктор Уизеринг послужат нам locum tenens . Потребуется не менее четырех дней, чтобы добраться до Данвелл-Коув, но надо еще раздобыть экипаж, который бы доставил нас к конторе дилижансов к югу от Стратфорда. А в такую погоду это не очень легко.
— Нда… ну, собственно, я заказал двуконную подводу, чтобы с утра первым же делом туда отправиться. На ней вполне хватит места двоим.
— В самом деле. — Доктор приподнял реденькие брови. — А как насчет необходимого багажа?
— Все со мной. Видите ли, я подумал…
— Ни слова больше. — Дарвин вскинул пухлую руку и откинулся на спинку кресла. — Хочу на досуге поразмыслить над тем, что мои действия так легко предсказуемы. — Он махнул на стол, где лежала нетронутая половина пирога. — А вы должны есть, а не клевать, как воробышек. Давайте, Джейкоб, без споров. Вы же знаете закон природы: ешь или будешь съеден. Мне не улыбается мысль о путешествии зимней порой в обществе человека, ослабевшего от недоедания.
Он обозрел стол и нахмурился.
— Пока вы будете подкрепляться, пойду справлюсь, как там с горячим десертом. Обещали имбирный пудинг.
Контраст был разителен. На западе до самого Лонстона царила зима. Дорога промерзла насквозь, копыта лошадей звонко стучали по твердому насту. Черные сплетения голого, облетевшего боярышника прочерчивали сходящиеся прямые столбовой дороги на белом, уходящем вдаль пейзаже Бриджтаунских холмов. Притулившиеся на ветках зяблики, скворцы и дрозды нахохлились, стали серо-коричневыми комочками перьев и даже не взлетали, когда карета проезжала мимо. Внутри, так же нахохлившись и закоченев, сидели с ног до головы закутанные пассажиры. Как ни старались они заткнуть тряпками все щелочки в двери и окнах, в экипаже было невыносимо холодно.
Однако за Лонстоном дорога резко поворачивала влево от угрюмых скальных россыпей Дартмура и бежала прямиком к югу. Через несколько миль снежный покров магическим образом стаял, и тут же, как нарочно, сквозь низкую завесу облаков проглянуло солнце. Земля под колесами кареты становилась все мягче; наконец по обочинам вовсю зацвели подснежники и первые желтые крокусы. А за живыми изгородями деловито сновали в размокших полях птицы и кролики.
— Милостью великого Гольфстрима. — Дарвин скинул широкополую шляпу, что согревала ему макушку со времени самого отъезда из Личфилда, и на протяжении нескольких миль жадно разглядывал в окно кареты меняющийся на глазах пейзаж. — Течение омывает весь западный полуостров, поэтому зима Корнуолла и Девона и близко не приближается к той суровости, что выпадает на долю наших земель в глубине страны. Еще несколько миль к югу — и ручаюсь, мы сможем полюбоваться полнокровной весной. Впрочем, даже в Личфилде нам есть за что возблагодарить Гольфстрим. Если бы не он, вся Англия была бы холоднее Исландии.
Джейкоб Поул только хмыкнул в ответ. Все эти три дня он разговаривал мало, а ел еще меньше, довольствуясь тем, что отравлял атмосферу наглухо закрытой кареты крепким табачным дымом. Полковник отрезал от лиловато-коричневых твердых плиток тонкие ломтики, растирал в ладонях, хорошенько мял и до отказа набивал в кривую пенковую трубку, золотистая внутренняя поверхность которой за долгие годы службы совсем потемнела. Прикуривал он от маленькой масляной лампы, беспрерывно горевшей специально для этой цели. Сизые спирали едкого дыма поднимались к потолку и зависали там плотным облаком. Дарвин, столь же ограниченный в движениях, как и его спутник, постоянно ворчал на тошнотворную вонь и коротал время, записывая в пухлую тетрадь для заметок обрывки стихов и прозы, но в промежутках между куплетами и инженерными идеями ел и пил за двоих, устраивая набеги на содержимое большой плетеной корзины, что стояла рядом с ним на сиденье. Драгоценный медицинский сундук, слишком громоздкий, чтобы ехать в карете, трясся, привязанный к плоской крыше.
— Благодаря тому, что на юго-западе никогда не бывает настоящей зимы, — продолжал Дарвин, — местная флора наверняка должна включать представителей растительного царства, не встречающихся на севере и востоке. Подумайте об этом. Джейкоб. Возможно, я вернусь домой с фундаментом для совершенно новой фармакопеи, основанной на применении трав, которых я никогда прежде не видел.
Поул отозвался очередным невнятным бурчанием, но наконец вынул трубку изо рта.
— Прах побери, Эразм, я не столь щедро наделен жировой прослойкой. Если вы намерены продолжать свои географически-медицинские лекции, могли бы хотя бы распространяться при закрытом окне.
— Чтобы вы и дальше душили меня дымом? Повезло вам, что с нами нет других пассажиров, менее терпеливых и самоотверженных, чем я. Кроме того, еще придет день, когда вы пожалеете, что такой тощий. — Дарвин самодовольно похлопал себя по животу. — Это не просто жировая прослойка, а ценный резерв, запасы организма на случай внезапных превратностей Природы.
Однако он как можно плотнее закрыл окно и откинулся на спинку сиденья.
— Еще пять минут, Джейкоб, и придет пора отложить трубку и прояснить мозги. Последний столб показывает, что до Сент-Остелла всего миля.
— Знаю. Как вы думаете, почему я последние полдня сижу тут и дымлю без продыху?
— Боитесь, что кузина предупредит остальных о нашем появлении? По-моему, вы собирались написать ей, чтобы она этого не делала.
— И написал. Я всецело полагаюсь на Милли. В Данвелле все будут считать нас просто гостями со стороны невесты.
— Откуда тогда столь унылый вид?
— Да из-за ее ответа. — Поул похлопал себя по груди, не пытаясь достать письмо из-под застегнутого на все пуговицы и обмотанного пледом пальто. — Слишком много благодарностей в ожидании результата. Она, похоже, думает, что мы боги — особенно вы.
— А почему бы и нет? Мы такие же боги, как и все сущее.
— Не советую разглагольствовать в этом духе при жителях Данвелл-Холла. По словам Милли, Брэндон человек крайне набожный и богобоязненный; подозреваю, что на ее вкус — так слегка даже чересчур.
— А значит, на мой и подавно.
— Не сомневаюсь. Но главная проблема в том, что Милли надеется на гораздо большее, чем в наших силах. Почитать ее письмо, так она думает, мы объявимся в Данвелл-Коув уже с готовым объяснением. А вы же сами говорили, что у вас нет даже идей насчет этого самого призрака.
Дарвин поджал губы.
— Ничего подобного я не говорил. Если вы только вспомните нашу беседу в тот первый вечер, я сказал, что у меня тысячи идей. И с тех пор меньше не стало. Пока мы не приедем в Данвелл, у меня не появится сита, дающего возможность сохранить правду и отсеять правдоподобную чепуху.
Пока они разговаривали, ритм колес зазвучал иначе. Хруст гравия сельской дороги сменился дробным перестуком по каменной мостовой.
Экипаж подъезжал к каретному двору Сент-Остелла. Колеса еще вертелись, а Дарвин уже распахнул дверь, с удивительной для своего веса легкостью соскочил на землю и остановился, сверкающими глазами оглядываясь по сторонам.
Поскольку путники приехали частным образом, а не регулярным рейсом, во дворе их встретил один лишь белобрысый мальчишка лет десяти. Примостившись на скамейке, он радовался яркому солнышку и с откровенным любопытством глазел на Дарвина.
— Плохое начало. — Поул вылез из коляски куда степеннее доктора, жестом велел кучеру сгружать поклажу и неодобрительно покосился на мальчишку. — Здесь — ничего. А я-то надеялся, мы узнаем в Сент-Остелле что-нибудь такое, благодаря чему сможем выдвинуть Милли хоть какую-то гипотезу.
— Весьма вероятно. Зарубите на носу, Джейкоб, в качестве свидетеля малолетний мальчуган куда предпочтительнее любого взрослого. У него гораздо меньше всяких предрассудков насчет того, что ему полагается видеть.
Дарвин направился к парнишке, порылся в кармане и выудил оттуда шиллинг.
— Что уго-о-одно, сэр? — протянул мальчик певучим голосом уроженца западной Англии, но при виде монетки мигом вскочил на ноги. — Хотите, чтобы я занялся вашими чемоданами?
— Нет. Просто ответь на несколько вопросов. — Дарвин присел на скамью и жестом предложил парнишке сесть рядом. — Как тебя звать?
— Джорджи, сэр.
— Слушай, Джорджи, мы хотим поехать отсюда в Данвелл-Коув. Карета скоро придет?
— Да, сэр. С минуты на минуту.
— Карета всегда одна и та же или их несколько?
— Одна, сэр. Одна и та же карета и чаще всего одни и те же лошади.
— И кучер всегда один и тот же?
— Да, сэр. Всегда — вот уж давно.
— Как его имя?
— Джек Трелани. — На открытом лице мальчугана отразилась борьба чувств. — Некоторые кличут его Вонючкой Джеком.
— Несправедливое прозвище…
— Да, сэр. Раньше от него и впрямь здорово несло, а теперь уж нет.
— Ясно. Тебе Джек нравится, верно?
— Да, сэр. — Джорджи залился алым, точно ожог, румянцем. — Он меня никогда почем зря не хлестнет, не то что иные прочие. — Мальчик опустил голову, а потом глянул на Дарвина из-под густых ресниц, каким позавидовала бы любая девушка. — У него ведь не будет неприятностей, правда?
— Пока, насколько мне известно, никаких неприятностей. Но не мог бы ты показать мне его, когда он появится? — Доктор встал, сунул монету в грязную ручонку и был вознагражден застенчивой улыбкой.
— Да, сэр, непременно покажу. Спасибо, сэр.
Поул наблюдал за этой сценой от кареты, которую уже развернули и теперь перепрягали лошадей, готовясь к обратному путешествию в Тонтон.
— Добрый шиллинг выброшен на ветер, — проворчал он, когда Дарвин вернулся к нему. — А мы ведь не провели в Сент-Остелле и пяти минут.
— Но это мой шиллинг, и тратить я его могу как хочу. — Голос доктора сделался задумчивей. — Шиллинг потрачен, а не промотан. Видите ли, Джейкоб, существует некий скрытый расчет, закон, еще не осознанный нашими философами, хотя многие финансисты инстинктивно постигают его. Знание — близкий родственник денег, а деньги сродни знанию.
Поул плюхнулся на свой сундук.
— Черт побери, Эразм, это для меня чересчур глубоко. По-вашему, деньги ведут к знаниям?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
— Сдается мне, вы правы.
Не произнося более ни слова, он принялся за еду. Через несколько секунд Дарвин взял письмо и принялся его перечитывать.
— Когда свадьба? — еле внятно поинтересовался доктор с набитым ртом.
— Двенадцатого февраля, через десять дней.
— Хм-м. Вы знаете жениха?
— Нет. Ни его самого, ни его покойного старшего брата. Честно говоря, не знаком ни с кем из семейства Данвелл.
— А ваша племянница Кэтлин?
— Я присутствовал при ее рождении. Она заслуживает лучшего мужа в мире.
— И, наконец, ваша кузина Милли. Назвали бы вы ее женщиной впечатлительной, с богатым воображением?
— Напротив. Исключительно прямолинейная натура с бездной здравого смысла.
— Хм-м. — На сей раз молчание длилось гораздо дольше. Наконец Дарвин поднялся, задумчиво подошел к окну и поглядел на небо. — Через десять дней, да? А до полнолуния еще целых шестнадцать.
— Точно. — Внезапно Поул улыбнулся. — Уйма времени. В одну сторону четыре дня пути, ну, шесть максимум. Мы прекрасно успеем съездить туда и обратно, и вы не пропустите ни одной встречи вашего драгоценного Общества Луны.
— Это хорошо. Наша группа уже и без того просрочила доклад мистера Пристли о дефлогистированном воздухе. Ладно же. — Дарвин рассеянно вытер жирную руку о скатерть. Как только решение было принято, он тотчас перешел к практическим деталям. — Допустим, в мое отсутствие доктор Смолл и доктор Уизеринг послужат нам locum tenens . Потребуется не менее четырех дней, чтобы добраться до Данвелл-Коув, но надо еще раздобыть экипаж, который бы доставил нас к конторе дилижансов к югу от Стратфорда. А в такую погоду это не очень легко.
— Нда… ну, собственно, я заказал двуконную подводу, чтобы с утра первым же делом туда отправиться. На ней вполне хватит места двоим.
— В самом деле. — Доктор приподнял реденькие брови. — А как насчет необходимого багажа?
— Все со мной. Видите ли, я подумал…
— Ни слова больше. — Дарвин вскинул пухлую руку и откинулся на спинку кресла. — Хочу на досуге поразмыслить над тем, что мои действия так легко предсказуемы. — Он махнул на стол, где лежала нетронутая половина пирога. — А вы должны есть, а не клевать, как воробышек. Давайте, Джейкоб, без споров. Вы же знаете закон природы: ешь или будешь съеден. Мне не улыбается мысль о путешествии зимней порой в обществе человека, ослабевшего от недоедания.
Он обозрел стол и нахмурился.
— Пока вы будете подкрепляться, пойду справлюсь, как там с горячим десертом. Обещали имбирный пудинг.
Контраст был разителен. На западе до самого Лонстона царила зима. Дорога промерзла насквозь, копыта лошадей звонко стучали по твердому насту. Черные сплетения голого, облетевшего боярышника прочерчивали сходящиеся прямые столбовой дороги на белом, уходящем вдаль пейзаже Бриджтаунских холмов. Притулившиеся на ветках зяблики, скворцы и дрозды нахохлились, стали серо-коричневыми комочками перьев и даже не взлетали, когда карета проезжала мимо. Внутри, так же нахохлившись и закоченев, сидели с ног до головы закутанные пассажиры. Как ни старались они заткнуть тряпками все щелочки в двери и окнах, в экипаже было невыносимо холодно.
Однако за Лонстоном дорога резко поворачивала влево от угрюмых скальных россыпей Дартмура и бежала прямиком к югу. Через несколько миль снежный покров магическим образом стаял, и тут же, как нарочно, сквозь низкую завесу облаков проглянуло солнце. Земля под колесами кареты становилась все мягче; наконец по обочинам вовсю зацвели подснежники и первые желтые крокусы. А за живыми изгородями деловито сновали в размокших полях птицы и кролики.
— Милостью великого Гольфстрима. — Дарвин скинул широкополую шляпу, что согревала ему макушку со времени самого отъезда из Личфилда, и на протяжении нескольких миль жадно разглядывал в окно кареты меняющийся на глазах пейзаж. — Течение омывает весь западный полуостров, поэтому зима Корнуолла и Девона и близко не приближается к той суровости, что выпадает на долю наших земель в глубине страны. Еще несколько миль к югу — и ручаюсь, мы сможем полюбоваться полнокровной весной. Впрочем, даже в Личфилде нам есть за что возблагодарить Гольфстрим. Если бы не он, вся Англия была бы холоднее Исландии.
Джейкоб Поул только хмыкнул в ответ. Все эти три дня он разговаривал мало, а ел еще меньше, довольствуясь тем, что отравлял атмосферу наглухо закрытой кареты крепким табачным дымом. Полковник отрезал от лиловато-коричневых твердых плиток тонкие ломтики, растирал в ладонях, хорошенько мял и до отказа набивал в кривую пенковую трубку, золотистая внутренняя поверхность которой за долгие годы службы совсем потемнела. Прикуривал он от маленькой масляной лампы, беспрерывно горевшей специально для этой цели. Сизые спирали едкого дыма поднимались к потолку и зависали там плотным облаком. Дарвин, столь же ограниченный в движениях, как и его спутник, постоянно ворчал на тошнотворную вонь и коротал время, записывая в пухлую тетрадь для заметок обрывки стихов и прозы, но в промежутках между куплетами и инженерными идеями ел и пил за двоих, устраивая набеги на содержимое большой плетеной корзины, что стояла рядом с ним на сиденье. Драгоценный медицинский сундук, слишком громоздкий, чтобы ехать в карете, трясся, привязанный к плоской крыше.
— Благодаря тому, что на юго-западе никогда не бывает настоящей зимы, — продолжал Дарвин, — местная флора наверняка должна включать представителей растительного царства, не встречающихся на севере и востоке. Подумайте об этом. Джейкоб. Возможно, я вернусь домой с фундаментом для совершенно новой фармакопеи, основанной на применении трав, которых я никогда прежде не видел.
Поул отозвался очередным невнятным бурчанием, но наконец вынул трубку изо рта.
— Прах побери, Эразм, я не столь щедро наделен жировой прослойкой. Если вы намерены продолжать свои географически-медицинские лекции, могли бы хотя бы распространяться при закрытом окне.
— Чтобы вы и дальше душили меня дымом? Повезло вам, что с нами нет других пассажиров, менее терпеливых и самоотверженных, чем я. Кроме того, еще придет день, когда вы пожалеете, что такой тощий. — Дарвин самодовольно похлопал себя по животу. — Это не просто жировая прослойка, а ценный резерв, запасы организма на случай внезапных превратностей Природы.
Однако он как можно плотнее закрыл окно и откинулся на спинку сиденья.
— Еще пять минут, Джейкоб, и придет пора отложить трубку и прояснить мозги. Последний столб показывает, что до Сент-Остелла всего миля.
— Знаю. Как вы думаете, почему я последние полдня сижу тут и дымлю без продыху?
— Боитесь, что кузина предупредит остальных о нашем появлении? По-моему, вы собирались написать ей, чтобы она этого не делала.
— И написал. Я всецело полагаюсь на Милли. В Данвелле все будут считать нас просто гостями со стороны невесты.
— Откуда тогда столь унылый вид?
— Да из-за ее ответа. — Поул похлопал себя по груди, не пытаясь достать письмо из-под застегнутого на все пуговицы и обмотанного пледом пальто. — Слишком много благодарностей в ожидании результата. Она, похоже, думает, что мы боги — особенно вы.
— А почему бы и нет? Мы такие же боги, как и все сущее.
— Не советую разглагольствовать в этом духе при жителях Данвелл-Холла. По словам Милли, Брэндон человек крайне набожный и богобоязненный; подозреваю, что на ее вкус — так слегка даже чересчур.
— А значит, на мой и подавно.
— Не сомневаюсь. Но главная проблема в том, что Милли надеется на гораздо большее, чем в наших силах. Почитать ее письмо, так она думает, мы объявимся в Данвелл-Коув уже с готовым объяснением. А вы же сами говорили, что у вас нет даже идей насчет этого самого призрака.
Дарвин поджал губы.
— Ничего подобного я не говорил. Если вы только вспомните нашу беседу в тот первый вечер, я сказал, что у меня тысячи идей. И с тех пор меньше не стало. Пока мы не приедем в Данвелл, у меня не появится сита, дающего возможность сохранить правду и отсеять правдоподобную чепуху.
Пока они разговаривали, ритм колес зазвучал иначе. Хруст гравия сельской дороги сменился дробным перестуком по каменной мостовой.
Экипаж подъезжал к каретному двору Сент-Остелла. Колеса еще вертелись, а Дарвин уже распахнул дверь, с удивительной для своего веса легкостью соскочил на землю и остановился, сверкающими глазами оглядываясь по сторонам.
Поскольку путники приехали частным образом, а не регулярным рейсом, во дворе их встретил один лишь белобрысый мальчишка лет десяти. Примостившись на скамейке, он радовался яркому солнышку и с откровенным любопытством глазел на Дарвина.
— Плохое начало. — Поул вылез из коляски куда степеннее доктора, жестом велел кучеру сгружать поклажу и неодобрительно покосился на мальчишку. — Здесь — ничего. А я-то надеялся, мы узнаем в Сент-Остелле что-нибудь такое, благодаря чему сможем выдвинуть Милли хоть какую-то гипотезу.
— Весьма вероятно. Зарубите на носу, Джейкоб, в качестве свидетеля малолетний мальчуган куда предпочтительнее любого взрослого. У него гораздо меньше всяких предрассудков насчет того, что ему полагается видеть.
Дарвин направился к парнишке, порылся в кармане и выудил оттуда шиллинг.
— Что уго-о-одно, сэр? — протянул мальчик певучим голосом уроженца западной Англии, но при виде монетки мигом вскочил на ноги. — Хотите, чтобы я занялся вашими чемоданами?
— Нет. Просто ответь на несколько вопросов. — Дарвин присел на скамью и жестом предложил парнишке сесть рядом. — Как тебя звать?
— Джорджи, сэр.
— Слушай, Джорджи, мы хотим поехать отсюда в Данвелл-Коув. Карета скоро придет?
— Да, сэр. С минуты на минуту.
— Карета всегда одна и та же или их несколько?
— Одна, сэр. Одна и та же карета и чаще всего одни и те же лошади.
— И кучер всегда один и тот же?
— Да, сэр. Всегда — вот уж давно.
— Как его имя?
— Джек Трелани. — На открытом лице мальчугана отразилась борьба чувств. — Некоторые кличут его Вонючкой Джеком.
— Несправедливое прозвище…
— Да, сэр. Раньше от него и впрямь здорово несло, а теперь уж нет.
— Ясно. Тебе Джек нравится, верно?
— Да, сэр. — Джорджи залился алым, точно ожог, румянцем. — Он меня никогда почем зря не хлестнет, не то что иные прочие. — Мальчик опустил голову, а потом глянул на Дарвина из-под густых ресниц, каким позавидовала бы любая девушка. — У него ведь не будет неприятностей, правда?
— Пока, насколько мне известно, никаких неприятностей. Но не мог бы ты показать мне его, когда он появится? — Доктор встал, сунул монету в грязную ручонку и был вознагражден застенчивой улыбкой.
— Да, сэр, непременно покажу. Спасибо, сэр.
Поул наблюдал за этой сценой от кареты, которую уже развернули и теперь перепрягали лошадей, готовясь к обратному путешествию в Тонтон.
— Добрый шиллинг выброшен на ветер, — проворчал он, когда Дарвин вернулся к нему. — А мы ведь не провели в Сент-Остелле и пяти минут.
— Но это мой шиллинг, и тратить я его могу как хочу. — Голос доктора сделался задумчивей. — Шиллинг потрачен, а не промотан. Видите ли, Джейкоб, существует некий скрытый расчет, закон, еще не осознанный нашими философами, хотя многие финансисты инстинктивно постигают его. Знание — близкий родственник денег, а деньги сродни знанию.
Поул плюхнулся на свой сундук.
— Черт побери, Эразм, это для меня чересчур глубоко. По-вашему, деньги ведут к знаниям?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49