— Три дня назад, — продолжал Олдертон, — я разбирал кое-какие вещи дяди Чарльза в старом кабинете западного крыла. Как сами можете видеть по стилю здания, поместью уже больше двухсот лет, и мне хотелось найти генеральный план, чтобы прикинуть кое-какие перемены. Там повсюду валялось множество книг в самых диковинных ларцах и сундучках. Чего я только не отыскал — только не нужный мне план. А чуть позже на каминной полке обнаружилась вот эта книга. Полковник Поул, будьте добры, принесите ее сюда и покажите доктору Дарвину.
Пока Олдертон рассказывал, Дарвин бережно исследовал его раны и общее состояние. Грудь и руки больного избороздили глубокие рваные раны, даже по щеке под левым глазом тянулась багровая полоса. Сравнивая владельца поместья с Гераклом, Ледьярд не преувеличивал, хотя Дарвину и пришло в голову, что молодой врач позаимствовал образ не из той мифологии. Голубые глаза, светлые волосы, сильные мускулистые руки и широкая грудь делали Олдертона похожим скорее на северного бога Тора, с легкостью обрушивающего на врага тяжеленный боевой топор.
— Вам повезло, — промолвил Дарвин. — Телосложение просто потрясающее. Любому другому с такими ранами не хватило бы сил даже говорить. Полагаю, вы всегда отличались необыкновенной физической крепостью? В детстве ничем не болели?
— Ничем, о чем стоило бы говорить, — небрежно отозвался Олдертон. — Сызмальства развлекался классическими ярмарочными трюками — выпрямлял подковы, гнул шестидюймовые гвозди. А сейчас чувствую себя слабее осенней мухи. — Он кивнул Поулу, который с любопытством глядел на какую-то книжицу. — Полковник, будьте любезны открыть ее и передать доктору Дарвину вложенный пергамент. Я нашел его в ежедневнике дяди Чарльза — точь-в-точь как вы сейчас видите.
Дарвин взял сложенный пополам пожелтелый листок примерно пяти дюймов в ширину. Надпись была сделана неразборчивым витиеватым почерком, чернила выцвели, побурели, приобрели ржавый оттенок. Доктор повернулся к свету, чтобы лучше видеть.
— Вслух, если можно, — попросил Филип Олдертон. — А потом я вам все объясню.
Поулу померещились в голосе больного снисходительные нотки. Полковник бросил быстрый взгляд на Дарвина; тот словно бы ничего не заметил. Хмуря лоб, доктор разбирал надпись.
— Коль с востока ветр могучий в небесах разгонит тучи, — прочел он. — И над мельницей, бледна, встанет полная луна, то из темного колодца лютый Зверь на волю рвется.
Он замолк.
— Продолжайте, — промолвил Олдертон.
— Разум стонет, вторя вою. Боже, сжалься надо мною!
— Листок был заложен в дневнике дяди Чарльза, на странице, где описывались события, происходившие за два дня до его гибели, — сообщил Олдертон. — А последняя запись изъявляла намерение «разрешить тайну каменоломни», как только позволят погодные условия. Ночь дядиной смерти была ясной и ветреной, причем светила полная луна.
Дарвин все приглядывался к пожелтелому листку.
— Записка очень старая, ей за сотню лет. Взгляните на текстуру листка и стиль почерка. А давно ли здесь стоит мельница?
— С незапамятных времен. Это одна из старейших мельниц в Восточной Англии. Олдертоны мололи зерно еще для Плантагенетов. А теперь, если хотите, загляните в дневник моего дяди. Он описывает там происхождение записи, которую вы держите в руках. Дядя Чарльз нашел ее в шкатулке одного из наших предков, Джеральда Олдертона. В 1655 году сэр Джеральд покинул поместье и посвятил свою жизнь религии. Когда же он скончался, его пожитки вернули сюда. Впрочем, их было не так много — лишь шкатулка да Библия.
— Тогда получается, что чудовище обитает в каменоломне по меньшей мере сто тридцать лет, — поразился Поул. — Ни одно живое существо столько не живет. Я не прав, Эразм?
Дарвин не ответил. Отойдя к окну, он глядел на равнину, что убегала на север к дальним соляным пустошам. Розовато-лиловые заросли цветущей лаванды простирались от берега до длинной полосы песка, что из года в год нарастала, оттесняя Ламбет от моря. Доктор вновь опустил взор на листок.
— Однако Джеральд Олдертон уцелел после встречи с чудовищем, — промолвил он, игнорируя вопрос Поула. — И вы тоже. Какова ваша интерпретация послания?
— Первая часть вполне очевидна. — Широкие плечи Олдертона шевельнулись на подушке. — Когда близится полнолуние, дует сильный ветер и нет туч, в каменоломне появляется Зверь. Это-то я понял и с первого прочтения. Но вот прочее даже после всего, пережитого мной там, по-прежнему остается загадкой. Прошлой ночью все условия были выполнены. Я предложил Бартону гинею, чтобы он пошел со мной на мельницу и поработал ночью. Увидев, что погода подходящая, я решил заодно сходить и в каменоломню и посулил Бартону еще гинею, чтобы он спустился со мной. Сперва он отказывался, но жадность все-таки пересилила.
— Бедняга заплатил за нее своей жизнью, — негромко произнес Дарвин.
Филип Олдертон пожал плечами.
— Ему честно платили за работу, и у меня не было никаких оснований думать, что спуск в каменоломню грозит какой-то реальной опасностью. Легенды — это еще не твердые факты. Неудачно вышло, что он погиб, однако совесть моя чиста.
— Да. — Дарвин перехватил взгляд Поула и чуть заметно покачал головой. — Для Тома Бартона вышло и впрямь неудачно. Но вы все же настаиваете, что, невзирая на деревенские суеверия, искренне считали, будто никакой опасности нет?
— Ну да, спорить не стану, я полагал, что в каменоломне есть что-то такое. Легенды о Ламбете Бессмертном слишком уж крепки, одними народными россказнями их не объяснишь. Ничего более определенного утверждать не могу. Думаю, и вы как человек рациональный придерживаетесь того же мнения.
— Пожалуй, предпочту повременить с суждением, пока не осмотрю тела Тома Бартона и тех двух собак, — тихонько произнес доктор.
Филип Олдертон в первый раз проявил хоть какой-то признак эмоций.
— Жаль собак, большая потеря. Отличные были гончие, да и денег стоили немалых.
— Чего я не понимаю, — продолжил Дарвин, — так это собственной вашей позиции. Вы были в каменоломне, подверглись нападению Зверя и, надо полагать, сражались с ним. Однако не сказали об этом ни слова. Вы видели Зверя? Какого он размера, на что похож, как нападал? Неужели вы ничего не помните?
— Ничего. Помню, как мы с Бартоном, спустившись в каменоломню, стали оглядываться по сторонам. Я еще сказал ему, что не вижу ничего необычного. Луна как раз поднялась достаточно высоко, стены карьера были отлично видны, с востока вырисовывались очертания мельницы. На ночь ветряк не зафиксировали, и под сильным восточным ветром лопасти вращались на весьма приличной скорости. Я снова подумал, сколько же денег мы теряем из-за того, что мельница по ночам простаивает. А дальше ничего не помню — пока не очнулся здесь, в постели. Я не видел Зверя и понятия не имею, когда и как он появился в каменоломне.
— Сомневаюсь, что после давешних событий вам удастся наладить ночную работу на мельнице, — промолвил Дарвин. — Думаю, вам сейчас лучше всего отдохнуть. А я хочу осмотреть тела. Потом, полагаю, настанет черед прогуляться на мельницу.
Олдертон откинулся на подушки.
— Меня бесит, что я вынужден валяться здесь в бездействии. Жаль, не могу пойти с вами.
Доктор взял с изножия кровати свою широкополую шляпу.
— Еще рано. Через несколько дней вы встанете на ноги, но не торопите события. Хватит с вас и одного столкновения с Бессмертным Ламбетом. Предоставьте нам с полковником Поулом нанести ему визит.
— Послушайте, Эразм, — заявил Поул, как только друзья вышли из комнаты и Олдертон уже не мог их услышать, — вы знаете, я встречаю опасность не хуже любого прочего. Но все это мне очень не нравится. Что вы надеетесь увидеть в каменоломне, да еще посреди бела дня?
Казалось, мысли Дарвина блуждали далеко отсюда.
— Посреди бела дня? — рассеянно переспросил он. — Разве я говорил, что мы пойдем туда днем? Нет же, разумеется. Мы отправимся туда ночью, когда взойдет луна, — и будем уповать, ветер и ясное небо тоже не подкачают. Бессмертный Ламбет, судя по всему, зверь придирчивый.
— А еще пирамиды. — Джейкоб Поул отставил бокал. — В целом мире ничего подобного не сыщешь. Полчища рабов, многие поколения неустанных трудов… Там хоронили фараонов, со всем их золотом и драгоценностями. — Он покачал головой и с нескрываемым сожалением добавил: — Конечно, все уже давным-давно разворовали.
— Но просто видеть их, изучать!.. — Элис Милнер внимала словам полковника, точно новому Святому Писанию. — Полжизни бы отдала, лишь бы побывать во всех тех местах, о которых вы сегодня рассказывали.
— Что ж, а я и отдал полжизни, и это, скажу вам, еще не так много. Иные бедняги пожертвовали куда большим. Знаете, во многих пирамидах устраивали такую специальную ловушку, чтобы отвадить воров. Камень перед входом во внутренний чертог. Отодвинешь — весь тоннель обрушивается. Я видел раздавленные скелеты, пролежавшие там около двух тысяч лет.
— Это стоило бы любого риска! — Синие глаза Элис сверкали от восторга. — Вот, как я хочу провести жизнь, а не сидеть, точно чучело мартышки, гранд-дамой какого-нибудь грошового поместья в окружении крестьян, которые за шиллинг родную мать продадут. Леди Монтегю странствовала по Востоку, так почему мне нельзя?
— Мэри Монтегю была потрясающей женщиной, — отозвался Дарвин, кладя себе огромный кусок крыжовенного пирога. — Но даже она не могла бы путешествовать без мужа.
— Тогда я выйду замуж и возьму мужа с собой! — вскричала Элис.
— Только сперва, — негромко вставил Ледьярд, — вам придется уговорить Филипа Олдертона. Едва ли его эта идея вдохновит — по-моему, он рисует себе вас совсем в иной роли. Ему нужна жена, которая помогла бы управляться с хозяйством. Высокое положение Филипу в новинку.
В его словах звучала горечь. Все четверо — Элис, Ледьярд и Дарвин с Поулом — сидели за столом просторной столовой в восточном крыле здания. Остатки двух фаршированных каплунов уже убрали на боковой столик, и Брезертон, дворецкий, разносил десерт. При последних словах Ледьярда даже этот вышколенный и сдержанный слуга невольно кивнул.
— Да и вообще, — продолжал молодой врач, — не понимаю вашего интереса к исключительно иностранным древностям. Не спорю, Сфинкс потрясает. Я бы с восторгом съездил поглядеть на него, представься мне такая возможность. Но как насчет каменоломен всего лишь в полумиле отсюда? Они — следы цивилизации не менее древней, чем Египет. Доктор Дарвин специально прибыл в Ламбет, чтобы их посмотреть. А вас, Элис, и не уговоришь.
В его голосе появились молящие нотки. Дарвин встал из-за стола и подошел к окну.
— Их стоит посмотреть, моя дорогая. И все же советую вам поупрямиться еще хотя бы денек. Всходит луна, а ветер снова с востока. Мы с полковником Поулом собрались прогуляться к мельнице. Готовы, Джейкоб?
— Только надену пальто. Сегодня похолодало. — Поул бросил взгляд на другой край стола, где Джеймс Ледьярд пожирал голодным взором Элис. — И, пожалуй, прихвачу-ка парочку пистолетов. Мне еще не встречались бессмертные, которым бы нравилось получить пулю в грудь.
— У мистера Чарльза был с собой пистолет. — Брезертон, костлявый и мрачный, впервые подал голос. — Но его это не спасло.
Поул с удивлением покосился на облаченного в черное дворецкого, но ничего не сказал, пока вместе с Дарвином не вышел из комнаты.
— Нечего сказать, жизнерадостный малый. Соизволил открыть рот только для того, чтобы заявить, что, мол, от моих пуль и пороха толку не будет. Надеюсь, он ошибается.
— Он прав, Джейкоб, — безмятежно возразил Дарвин. — Оружие ничем не помогло Чарльзу Олдертону… а знаете ли вы, что у Филипа Олдертона тоже имелся пистолет? Судя по всему, им просто не представилось возможности пустить его в ход.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49