Сержант с умилением улыбнулся:
— Вот и отлично, Морано… Забудем об этом. Но в следующий раз отнеситесь к своему долгу посерьезнее! Э?
Пока Эмиль приводил кухню в мало-мальски пристойный вид, Санто и Субрэй сидели в гостиной, бросая друг на друга полные ненависти взгляды. Кричать они не осмеливались из опасения разбудить Тоску. Сержант и его карабинер нарушили эту семейную сцену, и вся видимость покоя мгновенно улетучилась.
— А, вот вы где! — заметил Каррадо, недружелюбно поглядев на Санто.
Тоска вздрогнула и проснулась.
— Опять карабинеры? — простонала она. — Кошмар продолжается…
Карло повернулся к ней:
— Прошу прощения, синьора! Но всему есть предел, и даже у лучшего в мире карабинера может лопнуть терпение! Кто-то меня ударил по голове! Кто?
— Откуда же мне знать?
— Где тот рыжий тип, который угрожал вам револьвером?
Фальеро хмыкнул.
— Вы что ж думаете, он стал вас дожидаться?
— С одной стороны, я его понимаю… иначе его ждало нечто совершенно ужасное! А это еще кто?
— Француз.
— Француз, влюбленный в синьору?
Жак встал:
— Я вижу, сержант, вы уже в курсе наших дел?
— Да, синьор, и позвольте сказать вам, что у вас прекрасный вкус.
— Благодарю, сержант… всегда приятно встретить человека с душой и сердцем!
Карло Коррадо взволнованно схватил Субрэя за руки.
— Не отчаивайтесь, синьор! Кто знает, что нам судило Небо? Возможно, в один прекрасный день синьора овдовеет…
— Ну, давайте же, не стесняйтесь! — завопил Фальеро. — Прикончите меня, раз на то пошло…
Коррадо смерил его ледяным взглядом:
— Кажется, вас никто не просил вмешиваться в нашу беседу, синьор!
Вне себя от бешенства Санто схватил первую попавшуюся вазу и швырнул об пол. Стекло разлетелось вдребезги. Звон пробудил память сержанта, и тот налетел на Фальеро:
— Теперь я вспомнил! Это вы!
— Я? Что я?
— Вы меня оглушили вазой!
— А вам это не приснилось?
Коррадо заколебался.
— Ваше счастье, синьор, что я не могу присягнуть! — с негодованием крикнул он.
— Мое счастье? Porca miseria! Это я-то счастливчик? Ну, это уж слишком!
Сержант с нескрываемым презрением повернулся к нему спиной.
— Я думаю, синьора, подобное поведение вашего супруга не может не внушать вам глубоких сожалений, — сказал он Тоске.
— Чувства моей жены вас не касаются, сержант! Ма gue! Нет такого закона, что я должен выносить наглость какого-то карабинера! Убирайтесь к чертям! Слышите? Вон отсюда!
Карло с достоинством поклонился Тоске.
— Приношу вам мои глубочайшие соболезнования, синьора… А вы, синьор, не теряйте надежды… В конце концов глаза у нее откроются, — обратился он к Жаку. — А кстати, синьор Фальеро, что за человек только что заходил в спальню?
— Эмиль, дворецкий графа Матуцци.
— И зачем он сюда приехал?
— Работать.
— Превосходно. Насколько я понимаю, бандиты исчезли, разлученная на время пара соединяется, дворецкий приводит дом в порядок, а карабинеры, которых грубо лишили сна и заставили рисковать жизнью, могут идти на все четыре стороны? Да что я говорю — «идти»… их вышвыривают за дверь, святая Мадонна!
— Совершенно верно, сержант. И, честно говоря, чем раньше карабинеры отправятся восвояси, тем лучше!
— Отлично… Вы слышали, Морано? Мальчик мой, вам пора знать, что никакая броня не защищает нас от неблагодарности тех, кому мы бросаемся на помощь, блюдя честь своей формы! Пойдемте, Морано… Достоинство — прежде всего! Помните, Морано: достоинство!
— Да, сержант!
— А я вас от души благодарю, сержант, — обратилась к Коррадо Тоска. — Возможно, без вашего вмешательства мы с мужем сейчас были бы мертвы!
— Из-за вас я был бы очень этим огорчен, синьора… — Он указал на француза и чуть заметно подмигнул. — И из-за него, впрочем, тоже!
Коррадо гордо выпрямился.
— Синьор Фальеро, хочу вас предупредить, что вас могут грабить, пытать, выпустить кишки и убить хоть тысячу раз подряд — я и пальцем не шевельну! Один раз еще можно поиздеваться над сержантом Карло Коррадо, но дважды — не выйдет! Так что имейте это в виду.
Когда блюстители закона удалились, Санто вдруг пришло в голову, что за последние несколько часов он перенес гораздо больше унижений, чем нормальный человек в силах вытерпеть за всю жизнь. И он решил излить обиду на жену.
— Я не понимаю вас, Тоска! Вы встаете на защиту каждого, кто меня оскорбляет!
— Вовсе нет, Санто! Будь вы сейчас в состоянии рассуждать здраво, вы бы поняли, что я лишь пытаюсь все уладить и успокоить тех, кого вы несправедливо обижаете!
— Жака Субрэя, например?
— Это особый случай…
Жак поклонился:
— Спасибо, милая Тоска!
Санто тут же вскипел:
— Я запрещаю вам называть мою жену «милой»!
— Коли на то пошло, может, вы еще запретите мне ее любить?
— Ma gue! Разумеется, запрещаю!
— Тысячу извинений, но это невозможно!
— Вы слышите, Тоска?
— Естественно… я же не глухая!
— И это вас не возмущает?
— Не могу же я заставить человека меня разлюбить!
— Зато могли бы велеть ему помалкивать на эту тему! Чего вы добиваетесь, Субрэй?
— Право, не знаю… Глядя на нее, я больше ни о чем не могу думать… Мы так давно любим друг друга, Фальеро…
— Так-так… продолжайте, не стесняйтесь! Если хотите, я выйду!
— Я и не смел попросить вас о такой любезности!
— Довольно, Субрэй!.. А вам, Тоска, должен признаться, что ваше поведение меня глубоко ранит! Вы ведете себя, как… Синьор Субрэй, может, вам уйти, пока я не попросил Эмиля выставить вас вон?
— Невозможно!
— Вы отказываетесь уходить?
— Не то чтоб я не хотел… но не могу.
— А почему, скажите на милость?
— Видно, у вас очень короткая память, Фальеро! Вы что же, забыли о событиях нынешней ночи?
— Санта Репарата! Еще бы я забыл! Ничего я не забыл, Субрэй, а главное — что этой дьявольской ночью я обязан вам!
— Уж не воображаете ли вы часом, будто те два типа отказались от надежды до меня добраться?
— Я полагаю, они ушли?
— Вряд ли эти молодцы далеко отсюда… Они меня ждут. Так что заставить меня уйти, Фальеро, — это послать на верную смерть.
Санто, по-видимому, подобный исход нисколько не расстроил бы. Даже наоборот.
— Не хватало только, чтобы вы стали убийцей, Санто! — возмутилась Тоска.
— Об этом и речи быть не может… вы же знаете, Тоска… Но скажите, Субрэй, а вы уверены, что не преувеличиваете малость… просто чтобы пустить пыль в глаза Тоске, а? Ну зачем тем ребятам понадобилось вас убивать?
— Чтобы забрать мой кейс.
— Кейс? Вы что, смеетесь надо мной?
— Клянусь, мне совсем не до веселья.
— Но в конце-то концов, что за сокровища в вашем кейсе?
— Планы мотора, который вы делаете со своим дядюшкой.
— Что?!!
— Вы прекрасно слышали, Фальеро.
— Вы утверждаете, будто документы, украденные три месяца назад, у вас?
— Вот именно.
— Но в таком случае, Субрэй, это вы… вы…
— Украл их? И вы всерьез в это верите?
— По-моему, после того как вы…
— А вы, Тоска?
— Конечно, нет, Жак! Не знаю, как попали эти бумаги к вам, но в любом случае я убеждена, что вы не совершили дурного поступка!
— Спасибо, Тоска.
Полное взаимопонимание между его женой и французом невыносимо раздражало Фальеро. Он усмотрел в этом желание лишний раз поиздеваться над ним, тем более что, к величайшей своей досаде, видел, насколько Тоска любезнее с Субрэем по сравнению с ним.
— Все это очень красиво, но, когда вы закончите обмениваться комплиментами, может, синьор Субрэй снизойдет до объяснений, каким образом похищенные в лаборатории моего дяди документы попали к нему?
— Просто я ездил за ними…
— Куда же это? В Россию?
— Нет, в Марибор, если вас интересуют детали.
— И… и что сталось с ворами?
— А что обычно бывает со шпионами, не сумевшими выполнить задание?
— Да ладно! Все это — пустая болтовня! Вы-то тут при чем?
— Я сотрудник итальянской разведки.
Такое признание, сделанное совершенно спокойным тоном, глубоко потрясло обоих собеседников. Санто пришел в себя первым.
— Значит, вы шпион?
— Если угодно… И не будь я твердо намерен уйти в отставку, вы бы никогда об этом не узнали.
— Угрызения совести? Отвращение?
— Да нет, просто устал… а еще до сегодняшнего утра у меня оставалась надежда…
Тоска покраснела и опустила голову. Но Фальеро продолжал настаивать:
— Значит, те люди, которые напали на нас сегодня ночью…
— Мои коллеги из Англии и Америки.
— Наши союзники!
— В разведке не бывает ни союзников, ни друзей!
— А почему вы держите бумаги при себе?
— Потому что со вчерашнего дня пытаюсь добраться до человека, которому должен их передать. Но пока тщетно.
— И что же вам мешает?
— Слишком много желающих получить планы караулят на дороге.
— В любом случае Тоска наконец-то знает, что вы за тип на самом деле! Шпион… Да есть ли на свете что-нибудь хуже?
— Может, и так… но они нужны, хотя бы для того, чтобы исправлять ляпсусы неосторожных ученых! Ради того, чтобы ваше семейное изобретение не угодило в лапы Советов, мне пришлось три месяца жить в обнимку со смертью! Да еще прислушиваться к каждому шагу на лестнице — вдруг это полиция идет меня арестовывать? А в каждом случайном прохожем или попутчике, будь то на улице, в кафе или в поезде, видеть наемного убийцу, жаждущего за хорошие деньги отправить меня к праотцам… Три месяца подобного режима — это долго, синьор Фальеро, очень долго…
Тоска внимательно слушала. Теперь она отчетливо сознавала, что для нее теперь существует только Жак. И вот она разлучена с ним навеки, из-за того что усомнилась в его любви.
— Именно поэтому вы и молчали целых три месяца?
— Конечно… Меня отправили по следу похитителей как раз в тот вечер, когда я должен был вам позвонить, Тоска. Я не успел вас предупредить, а сейчас…
Она опустила голову:
— Простите меня!
К счастью, появление Эмиля разрядило атмосферу.
— Что угодно синьоре, чай или кофе?
— Чай, пожалуйста.
— А что будут пить синьоры?
Санто и Жак выбрали кофе. Дворецкий сообщил, что, если не считать следов от пуль, дом не очень пострадал.
— Мы не знаем, стоит ли звонить синьору Ваччи и рассказывать о случившемся…
Фальеро пожал плечами:
— Чего ради? Рано или поздно он все равно об этом узнает, и чем позже — тем лучше… Эмиль…
— Да, синьор?
— Вам известно, чем на самом деле занимается Жак Субрэй?
— Мы знаем, что синьор Субрэй время от времени путешествует по поручению торговой фирмы Пастори.
— А если бы вам сказали, что это неправда?
— Мы бы ответили, что нас это ни в коей мере не касается. Простите, синьор, но мы вынуждены вернуться на кухню, тосты уже на огне.
Тоска так рассердилась, что не могла не сделать мужу выговор.
— Намотайте на ус, Санто! Метрдотель дает вам уроки такта! Зачем вам понадобилось выкладывать ему чужие секреты? В конце концов, я могу подумать, что у вас низкая душа!
— В первую очередь я несчастен, вот и все! Как бы я хотел оказаться на месте Субрэя!
— Почему же?
— Потому что тогда я вышел бы из дома и покончил с существованием, которое становится слишком тягостным!
Спрятавшись за кустом можжевельника, Майк Мортон и Роналд Хантер видели, как сержант и его подчиненный покинули виллу.
— По-вашему, они вернутся, Майк?
— Поживем — увидим… Может, они решили, что мы удрали, а может, отправились за подкреплением…
— Тогда нам придется туго…
Американец покачал головой:
— В нашем ремесле самое главное — никогда не терять надежды, мой мальчик, иначе живо испечешься. Давайте-ка малость передохнем. Дорогу отсюда видно, так что, коли Субрэю вздумается подойти к машине, его ждет сюрприз. Как видите, Ронни, я был прав — француз где-то поблизости… С карабинерами он не вышел, а машина так и стоит на обочине. Трудно вообразить, что он мог отправиться в Болонью пешком, а? По-моему, там, в доме, царит полное благодушие! Все трое отлично ладят. Напрасно я не встряхнул хорошенько эту парочку… они бы точно раскололись… А впрочем, голубки ровно ничего не потеряли из-за отсрочки!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— Вот и отлично, Морано… Забудем об этом. Но в следующий раз отнеситесь к своему долгу посерьезнее! Э?
Пока Эмиль приводил кухню в мало-мальски пристойный вид, Санто и Субрэй сидели в гостиной, бросая друг на друга полные ненависти взгляды. Кричать они не осмеливались из опасения разбудить Тоску. Сержант и его карабинер нарушили эту семейную сцену, и вся видимость покоя мгновенно улетучилась.
— А, вот вы где! — заметил Каррадо, недружелюбно поглядев на Санто.
Тоска вздрогнула и проснулась.
— Опять карабинеры? — простонала она. — Кошмар продолжается…
Карло повернулся к ней:
— Прошу прощения, синьора! Но всему есть предел, и даже у лучшего в мире карабинера может лопнуть терпение! Кто-то меня ударил по голове! Кто?
— Откуда же мне знать?
— Где тот рыжий тип, который угрожал вам револьвером?
Фальеро хмыкнул.
— Вы что ж думаете, он стал вас дожидаться?
— С одной стороны, я его понимаю… иначе его ждало нечто совершенно ужасное! А это еще кто?
— Француз.
— Француз, влюбленный в синьору?
Жак встал:
— Я вижу, сержант, вы уже в курсе наших дел?
— Да, синьор, и позвольте сказать вам, что у вас прекрасный вкус.
— Благодарю, сержант… всегда приятно встретить человека с душой и сердцем!
Карло Коррадо взволнованно схватил Субрэя за руки.
— Не отчаивайтесь, синьор! Кто знает, что нам судило Небо? Возможно, в один прекрасный день синьора овдовеет…
— Ну, давайте же, не стесняйтесь! — завопил Фальеро. — Прикончите меня, раз на то пошло…
Коррадо смерил его ледяным взглядом:
— Кажется, вас никто не просил вмешиваться в нашу беседу, синьор!
Вне себя от бешенства Санто схватил первую попавшуюся вазу и швырнул об пол. Стекло разлетелось вдребезги. Звон пробудил память сержанта, и тот налетел на Фальеро:
— Теперь я вспомнил! Это вы!
— Я? Что я?
— Вы меня оглушили вазой!
— А вам это не приснилось?
Коррадо заколебался.
— Ваше счастье, синьор, что я не могу присягнуть! — с негодованием крикнул он.
— Мое счастье? Porca miseria! Это я-то счастливчик? Ну, это уж слишком!
Сержант с нескрываемым презрением повернулся к нему спиной.
— Я думаю, синьора, подобное поведение вашего супруга не может не внушать вам глубоких сожалений, — сказал он Тоске.
— Чувства моей жены вас не касаются, сержант! Ма gue! Нет такого закона, что я должен выносить наглость какого-то карабинера! Убирайтесь к чертям! Слышите? Вон отсюда!
Карло с достоинством поклонился Тоске.
— Приношу вам мои глубочайшие соболезнования, синьора… А вы, синьор, не теряйте надежды… В конце концов глаза у нее откроются, — обратился он к Жаку. — А кстати, синьор Фальеро, что за человек только что заходил в спальню?
— Эмиль, дворецкий графа Матуцци.
— И зачем он сюда приехал?
— Работать.
— Превосходно. Насколько я понимаю, бандиты исчезли, разлученная на время пара соединяется, дворецкий приводит дом в порядок, а карабинеры, которых грубо лишили сна и заставили рисковать жизнью, могут идти на все четыре стороны? Да что я говорю — «идти»… их вышвыривают за дверь, святая Мадонна!
— Совершенно верно, сержант. И, честно говоря, чем раньше карабинеры отправятся восвояси, тем лучше!
— Отлично… Вы слышали, Морано? Мальчик мой, вам пора знать, что никакая броня не защищает нас от неблагодарности тех, кому мы бросаемся на помощь, блюдя честь своей формы! Пойдемте, Морано… Достоинство — прежде всего! Помните, Морано: достоинство!
— Да, сержант!
— А я вас от души благодарю, сержант, — обратилась к Коррадо Тоска. — Возможно, без вашего вмешательства мы с мужем сейчас были бы мертвы!
— Из-за вас я был бы очень этим огорчен, синьора… — Он указал на француза и чуть заметно подмигнул. — И из-за него, впрочем, тоже!
Коррадо гордо выпрямился.
— Синьор Фальеро, хочу вас предупредить, что вас могут грабить, пытать, выпустить кишки и убить хоть тысячу раз подряд — я и пальцем не шевельну! Один раз еще можно поиздеваться над сержантом Карло Коррадо, но дважды — не выйдет! Так что имейте это в виду.
Когда блюстители закона удалились, Санто вдруг пришло в голову, что за последние несколько часов он перенес гораздо больше унижений, чем нормальный человек в силах вытерпеть за всю жизнь. И он решил излить обиду на жену.
— Я не понимаю вас, Тоска! Вы встаете на защиту каждого, кто меня оскорбляет!
— Вовсе нет, Санто! Будь вы сейчас в состоянии рассуждать здраво, вы бы поняли, что я лишь пытаюсь все уладить и успокоить тех, кого вы несправедливо обижаете!
— Жака Субрэя, например?
— Это особый случай…
Жак поклонился:
— Спасибо, милая Тоска!
Санто тут же вскипел:
— Я запрещаю вам называть мою жену «милой»!
— Коли на то пошло, может, вы еще запретите мне ее любить?
— Ma gue! Разумеется, запрещаю!
— Тысячу извинений, но это невозможно!
— Вы слышите, Тоска?
— Естественно… я же не глухая!
— И это вас не возмущает?
— Не могу же я заставить человека меня разлюбить!
— Зато могли бы велеть ему помалкивать на эту тему! Чего вы добиваетесь, Субрэй?
— Право, не знаю… Глядя на нее, я больше ни о чем не могу думать… Мы так давно любим друг друга, Фальеро…
— Так-так… продолжайте, не стесняйтесь! Если хотите, я выйду!
— Я и не смел попросить вас о такой любезности!
— Довольно, Субрэй!.. А вам, Тоска, должен признаться, что ваше поведение меня глубоко ранит! Вы ведете себя, как… Синьор Субрэй, может, вам уйти, пока я не попросил Эмиля выставить вас вон?
— Невозможно!
— Вы отказываетесь уходить?
— Не то чтоб я не хотел… но не могу.
— А почему, скажите на милость?
— Видно, у вас очень короткая память, Фальеро! Вы что же, забыли о событиях нынешней ночи?
— Санта Репарата! Еще бы я забыл! Ничего я не забыл, Субрэй, а главное — что этой дьявольской ночью я обязан вам!
— Уж не воображаете ли вы часом, будто те два типа отказались от надежды до меня добраться?
— Я полагаю, они ушли?
— Вряд ли эти молодцы далеко отсюда… Они меня ждут. Так что заставить меня уйти, Фальеро, — это послать на верную смерть.
Санто, по-видимому, подобный исход нисколько не расстроил бы. Даже наоборот.
— Не хватало только, чтобы вы стали убийцей, Санто! — возмутилась Тоска.
— Об этом и речи быть не может… вы же знаете, Тоска… Но скажите, Субрэй, а вы уверены, что не преувеличиваете малость… просто чтобы пустить пыль в глаза Тоске, а? Ну зачем тем ребятам понадобилось вас убивать?
— Чтобы забрать мой кейс.
— Кейс? Вы что, смеетесь надо мной?
— Клянусь, мне совсем не до веселья.
— Но в конце-то концов, что за сокровища в вашем кейсе?
— Планы мотора, который вы делаете со своим дядюшкой.
— Что?!!
— Вы прекрасно слышали, Фальеро.
— Вы утверждаете, будто документы, украденные три месяца назад, у вас?
— Вот именно.
— Но в таком случае, Субрэй, это вы… вы…
— Украл их? И вы всерьез в это верите?
— По-моему, после того как вы…
— А вы, Тоска?
— Конечно, нет, Жак! Не знаю, как попали эти бумаги к вам, но в любом случае я убеждена, что вы не совершили дурного поступка!
— Спасибо, Тоска.
Полное взаимопонимание между его женой и французом невыносимо раздражало Фальеро. Он усмотрел в этом желание лишний раз поиздеваться над ним, тем более что, к величайшей своей досаде, видел, насколько Тоска любезнее с Субрэем по сравнению с ним.
— Все это очень красиво, но, когда вы закончите обмениваться комплиментами, может, синьор Субрэй снизойдет до объяснений, каким образом похищенные в лаборатории моего дяди документы попали к нему?
— Просто я ездил за ними…
— Куда же это? В Россию?
— Нет, в Марибор, если вас интересуют детали.
— И… и что сталось с ворами?
— А что обычно бывает со шпионами, не сумевшими выполнить задание?
— Да ладно! Все это — пустая болтовня! Вы-то тут при чем?
— Я сотрудник итальянской разведки.
Такое признание, сделанное совершенно спокойным тоном, глубоко потрясло обоих собеседников. Санто пришел в себя первым.
— Значит, вы шпион?
— Если угодно… И не будь я твердо намерен уйти в отставку, вы бы никогда об этом не узнали.
— Угрызения совести? Отвращение?
— Да нет, просто устал… а еще до сегодняшнего утра у меня оставалась надежда…
Тоска покраснела и опустила голову. Но Фальеро продолжал настаивать:
— Значит, те люди, которые напали на нас сегодня ночью…
— Мои коллеги из Англии и Америки.
— Наши союзники!
— В разведке не бывает ни союзников, ни друзей!
— А почему вы держите бумаги при себе?
— Потому что со вчерашнего дня пытаюсь добраться до человека, которому должен их передать. Но пока тщетно.
— И что же вам мешает?
— Слишком много желающих получить планы караулят на дороге.
— В любом случае Тоска наконец-то знает, что вы за тип на самом деле! Шпион… Да есть ли на свете что-нибудь хуже?
— Может, и так… но они нужны, хотя бы для того, чтобы исправлять ляпсусы неосторожных ученых! Ради того, чтобы ваше семейное изобретение не угодило в лапы Советов, мне пришлось три месяца жить в обнимку со смертью! Да еще прислушиваться к каждому шагу на лестнице — вдруг это полиция идет меня арестовывать? А в каждом случайном прохожем или попутчике, будь то на улице, в кафе или в поезде, видеть наемного убийцу, жаждущего за хорошие деньги отправить меня к праотцам… Три месяца подобного режима — это долго, синьор Фальеро, очень долго…
Тоска внимательно слушала. Теперь она отчетливо сознавала, что для нее теперь существует только Жак. И вот она разлучена с ним навеки, из-за того что усомнилась в его любви.
— Именно поэтому вы и молчали целых три месяца?
— Конечно… Меня отправили по следу похитителей как раз в тот вечер, когда я должен был вам позвонить, Тоска. Я не успел вас предупредить, а сейчас…
Она опустила голову:
— Простите меня!
К счастью, появление Эмиля разрядило атмосферу.
— Что угодно синьоре, чай или кофе?
— Чай, пожалуйста.
— А что будут пить синьоры?
Санто и Жак выбрали кофе. Дворецкий сообщил, что, если не считать следов от пуль, дом не очень пострадал.
— Мы не знаем, стоит ли звонить синьору Ваччи и рассказывать о случившемся…
Фальеро пожал плечами:
— Чего ради? Рано или поздно он все равно об этом узнает, и чем позже — тем лучше… Эмиль…
— Да, синьор?
— Вам известно, чем на самом деле занимается Жак Субрэй?
— Мы знаем, что синьор Субрэй время от времени путешествует по поручению торговой фирмы Пастори.
— А если бы вам сказали, что это неправда?
— Мы бы ответили, что нас это ни в коей мере не касается. Простите, синьор, но мы вынуждены вернуться на кухню, тосты уже на огне.
Тоска так рассердилась, что не могла не сделать мужу выговор.
— Намотайте на ус, Санто! Метрдотель дает вам уроки такта! Зачем вам понадобилось выкладывать ему чужие секреты? В конце концов, я могу подумать, что у вас низкая душа!
— В первую очередь я несчастен, вот и все! Как бы я хотел оказаться на месте Субрэя!
— Почему же?
— Потому что тогда я вышел бы из дома и покончил с существованием, которое становится слишком тягостным!
Спрятавшись за кустом можжевельника, Майк Мортон и Роналд Хантер видели, как сержант и его подчиненный покинули виллу.
— По-вашему, они вернутся, Майк?
— Поживем — увидим… Может, они решили, что мы удрали, а может, отправились за подкреплением…
— Тогда нам придется туго…
Американец покачал головой:
— В нашем ремесле самое главное — никогда не терять надежды, мой мальчик, иначе живо испечешься. Давайте-ка малость передохнем. Дорогу отсюда видно, так что, коли Субрэю вздумается подойти к машине, его ждет сюрприз. Как видите, Ронни, я был прав — француз где-то поблизости… С карабинерами он не вышел, а машина так и стоит на обочине. Трудно вообразить, что он мог отправиться в Болонью пешком, а? По-моему, там, в доме, царит полное благодушие! Все трое отлично ладят. Напрасно я не встряхнул хорошенько эту парочку… они бы точно раскололись… А впрочем, голубки ровно ничего не потеряли из-за отсрочки!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26