— Договорились… Но я не хочу, чтобы вы возвращались в Кокермаут с общипанными перышками… Напротив, вас должны наградить и отпустить с почетом.
— И чего вы хотите от меня, мисс?
— Принесите мне настоящее досье Фальеро, только и всего. Наверняка Субрэй держит его при себе.
— А как же…
— Сначала придется избавиться от не в меру обременительного кейса — он слишком привлечет к вам внимание Джорджо Луппо. А потом возвращайтесь поскорее в Ча Капуцци, к Субрэю. Такова цена спокойной жизни с Дэйзи.

Жестокое падение. А он-то надеялся, что, поймав русскую, блестяще выполнил задание! В довершение всего Роналд вдруг заметил, что правое заднее колесо спустило. Англичанин выругался, но тут же закусил губу — когда он вернется к Дэйзи, она ни за что не потерпит таких дурных привычек. Склонившись над колесом, он стал искать причину аварии, но внезапно почувствовал, как его что-то кольнуло под левой лопаткой. Роналд быстро сунул туда руку и снова выругался — порезать палец не очень-то приятно! Он хотел разогнуться, но голос Майка дружески посоветовал ему вести себя осторожно.
— Если вы не хотите, чтобы я вас проткнул насквозь, Ронни, поднимайтесь помедленнее…
Хантер повиновался.
— Можно мне обернуться, Майк?
— Валяйте, старина, но без глупостей, да?
— А что теперь, Майк?
— По-моему, я выиграл во втором раунде.
— Несомненно, но остается еще дополнительное время!
— На сей раз его не будет, Ронни, потому как вы отдадите мне кейс и на том все закончится, в том числе и наше состязание. Согласны?
Хантер внутренне ликовал. Должно быть, сам святой Георгий послал ему дубину-американца! Но только нельзя показывать, что он, Роналд, спит и видит, как бы избавиться от проклятого чемоданчика!
— Не согласен, Майк!
— Правда? А мне бы так не хотелось сделать Дэйзи вдовой!
— Днем? Посреди улицы? Вы не посмеете!
— Залезайте-ка в машину!
— Но…
— Лезьте, говорю!
Англичанин не стал ждать, когда его снова ткнут ножом. Дело складывалось так удачно, что он безропотно забрался в машину. Как только он сел за руль, Мортон плюхнулся рядом и опять пощекотал его ножом. Роналд сделал вид, будто изрядно напуган.
— Может, уберете тесак, Майк? Уверяю вас, это крайне неприятно…
— Отдайте мне кейс, Ронни, и я выйду из машины.
— Но я не имею права, Майк!
— Пораскиньте мозгами, Ронни… Убив вас, я ведь все равно заберу чемоданчик, так что результат — тот же. Так почему бы не обойтись без крайностей? Это гораздо разумнее…
Хантер схватил чемоданчик и протянул американцу:
— Уходите скорее! Я… я обесчещен… Бегите, пока я не взял себя в руки!
Мортон не заставил себя упрашивать. Схватив кейс, он выскочил из машины, остановил такси и приказал ехать на виа Риччио, в гостиницу «Магеллан». Роналд расплылся в счастливой улыбке и, выждав, пока такси скроется из виду, побежал звонить Феликсе.

Эрнст Нубер любил Италию и ничуть не жалел о родном Айдахо. Не будь в Болонье так дорого виски, он чувствовал бы себя счастливейшим человеком на свете. Поэтому все виски, купленное для бара, откладывалось в сторонку, в особый ящик, который с полным основанием именовался «личным запасом хозяина». Верность далекой родине побудила Нубера принять предложение ЦРУ, и с тех пор он стал любящим папашей для всех секретных агентов США, приезжавших в Болонью. Если кто-то из них не хотел встречаться с консулом, Эрнст Нубер брал на себя роль посредника. Особую симпатию он питал к Майку Мортону. Нубер очень ценил и его простоту, и особенно способность поглощать спиртное в поистине невероятных количествах.
Заметив кейс в руке Майка и его гордый вид, Нубер сразу понял, что миссия завершилась успехом, и на радостях открыл новую бутылку «Бурбона» из «личного запаса». Бар гостиницы в это время пустовал, и мужчины могли спокойно отпраздновать событие. Не прошло и пяти минут, как содержимого бутылки стало вдвое меньше. И только после этого Эрнст задал первый вопрос:
— Жарко пришлось?
— Довольно-таки… англичане чуть нас не обскакали… но я утер им нос на финише!
Нубер налил новую порцию, и они выпили за поражение коварного Альбиона — их старого доброго союзника.
— А теперь, Майк, я пойду звонить… Надеюсь, вы получите хорошую премию! И если пересохнет в горле — можете не стесняться!
Мортона всегда терзала жажда. К возвращению Нубера бутылка из-под «Бурбона» приобрела скорбный вид опустевшей и ненужной посуды. Эрнст нахмурил брови и с угрожающим видом надвинулся на Майка:
— Кто вам позволил допивать мое виски, мистер Мортон?
Майк решил, что тот шутит.
— Жажда, мистер Нубер! Она приказывает — я покоряюсь!
— Ну так вы напокорялись на пять долларов, мистер Мортон!
— Как так?
— Надеюсь, вы не думаете, будто я стану молча смотреть, как всякие ни на что не годные олухи лакают мое виски, мистер Мортон?
— Но, Эрни…
— Никаких Эрни! Вы вели себя самым постыдным образом, Майк Мортон!
— Выпив виски?
— И это тоже! Но главное — позволив всучить вам чемодан, к которому прикованы глаза всей контрразведки Болоньи! Наш человек в английском консульстве предупредил, что это ловушка для дураков, а вы угодили в нее, как какой-нибудь новичок! Гоните мои пять долларов и живо дуйте обратно, в Ча Капуцци — Субрэй вроде бы носит досье при себе!

Позвонив Антонине, сержант вернулся в гостиную, к Тоске и ее мужу. Ехать в Мольо он не торопился, воображая, будто произвел на молодую женщину неизгладимое впечатление, а потому спокойно опустился в кресло, к величайшей досаде Санто — тот все более укреплялся во мнении, что стал жертвой заговора с целью не дать ему ни минуты побыть наедине с женой. Однако он заставил себя спокойно выслушать нескончаемую речь Коррадо, повествовавшего об Антонине, о собственном невероятном успехе у женщин и о том, почему столь выдающийся человек остается в Мольо и не уезжает в Болонью, куда призывают его недюжинные способности. Фальеро в равной степени злило и краснобайство сержанта, и напускное восхищение Тоски.
Тем временем карабинер Силио Морано, сидя в саду, мечтал о своей Джиоконде. Погрузившись в мечты, он не сразу узнал человека, который, пошатываясь, брел к нему через сад. И только когда тот подошел совсем близко, солдат сообразил, что это Субрэй. Силио Морано, несмотря на то что носил форму карабинера, не мог выносить вида крови, а потому при виде струйки, стекавшей по щеке француза, напряженно замер. Мортон и в самом деле ударил очень сильно, и, по мере того как к Жаку возвращалась память, он стал всерьез опасаться, не разбита ли у него голова.
Появление раненого Субрэя в сопровождении карабинера положило конец излияниям сержанта. Тоска первой заметила, как страдает француз, вскрикнула, бросилась к нему и усадила в свое кресло. На помощь тут же позвали Эмиля. Тот раздобыл все необходимое для перевязки и, ощупав ловкими пальцами голову Жака, заверил, что никаких серьезных повреждений нет — только кожа рассечена. Стоило лишь взглянуть, с какой нежностью Тоска ухаживает за Субрэем, чтобы и без особых познаний в психологии догадаться о ее чувствах. И Санто искусал все губы от ярости. Сержант немного досадовал, что кто-то отвлек от него внимание синьоры Фальеро, но стоически ждал, пока французу перевяжут рану, чтобы потом допросить его по всем правилам. Наконец все еще немного пришибленный Жак рассказал, что произошло.
— Короче говоря, знаменитый кейс, который так отважно защищал месье Субрэй, все же попал в руки той молодой особы, — философски заключил Эмиль.
Жак вздохнул:
— Да, по-видимому, Наташа победила в этой игре…
— В какой игре? — вмешался сержант. — Я требую объяснений, синьор!
— Нет, сержант… люди нашей профессии никогда ничего не объясняют…
— Какой же профессии, синьор, а?
Субрэй не ответил, вместо него сержанта решил просветить Фальеро.
— Шпион! Вот кто он такой, questo cavaliere! Questo cascamorto.
— Шпион! А для кого вы шпионите, синьор?
— Не вмешивайтесь в это дело… Так будет лучше для вашего же спокойствия, — мягко посоветовал Жак.
Коррадо весьма ценил собственный покой, зато терпеть не мог выглядеть недостойным высокого поста сержанта карабинеров. Однако француз тут же избавил его от необходимости выбирать:
— И потом, синьор сержант, я, право же, не в состоянии сейчас что-либо обсуждать…
— Нельзя беспокоить раненого! — поддержала его Тоска. — Это бесчеловечно!
— Я вовсе не палач, синьора… — отступил Карло. — Лечите его, заботьтесь о нем, я нисколько не возражаю… даже наоборот!
— А вот я возражаю! — взвился Санто. — Моя жена не должна заботиться ни о ком, кроме меня!
Сержант довольно невежливо вздернул усы.
— А может, такая перспектива ее совсем не радует, синьор? — заметил он.
— Я не позволю вам…
— О, я просто высказал свое личное мнение, синьор.
— А я вам запрещаю иметь какое бы то ни было мнение о моей жене!
Тоска решила вмешаться и прекратить ссору.
— Успокойтесь, Санто! Это нелепо и смешно!
— Но вы же сами делаете из меня посмешище!
— Я?
— Да, вы! Вы ведете себя, как покинутая возлюбленная этого грошового донжуана! Этого сверхчемпиона секретных служб, который не мог даже вернуть дяде бумаги, хотя был с ним в одной комнате!
— Я не позволю вам говорить о Жаке в таком тоне, Санто!
— И вы еще осмеливаетесь мне что-то не позволять?
— Вот именно!
— Ну, это слишком! Что ж, коли на то пошло, скажите мне сразу, что вы его любите!
— Конечно, люблю… и вам это прекрасно известно!
— О!
Сержант настолько оценил живость диалога, что, не удержавшись, тоже вступил в перепалку:
— Прекратите!
Тоска и Санто удивленно воззрились на него.
— Вы уже достигли апогея. Теперь, синьор, у вас осталось всего три возможности выйти из положения: либо убить счастливого соперника, либо прикончить неверную супругу, либо покончить с собой… Мне лично больше нравится последний вариант!
— Пошел к черту!
— Синьор, вы вносите в эту человеческую трагедию ноту невыносимой грубости… Позвольте заметить вам, что это совершенно излишне… да что там говорить, просто пошло!
Фальеро, не обращая внимания на Коррадо, снова сцепился с женой.
— Тоска, нам надо раз и навсегда расставить все точки над «i»! С тех пор как появился этот чертов француз, на нас сыплются все несчастья! Я уверен, что ни одного молодожена так не оскорбляли, как меня! И это — со вчерашнего утра!
— А я? Вы думаете, хоть у одной женщины в мире была такая брачная ночь?
— Но я же не виноват! Все получилось из-за этого субъекта!
Означенный субъект, воспользовавшись тем, что на него никто не обращает внимания, ускользнул в спальню, чтобы позвонить Джорджо Луппо и сообщить о провале операции. Мафальда объяснила, что еще не все потеряно и Луппо пустил слух, будто кейс — только ловушка, а настоящие бумаги Субрэй носит при себе. Так что Жак должен состряпать липовое досье и сунуть в карман, да поживее, поскольку его английский, американский и советская коллеги наверняка не замедлят явиться на виллу.
Когда Субрэй вернулся в гостиную, Фальеро успел расколотить вторую японскую вазу, Тоска, вся в слезах, клялась немедленно вернуться домой, к маме, а сержант, развалившись в кресле, с воодушевлением следил за развитием действия. Очевидно, он чувствовал себя как зритель в театре. Эмиль занимался своим делом, будто в комнате кроме него никого не было. Появление Жака прервало представление, и сержант встретил его с явным неудовольствием.
— Кажется, вам полегчало, синьор? Тогда самое время поговорить серьезно. Вы знаете, кто на вас напал?
— Нет.
— Нет? Но разве это не американец… или англичанин…
— Меня ударили сзади, сержант… Откуда же мне знать, кто это сделал?
— Послушайте, синьор, у меня складывается весьма неприятное впечатление, что вы смеетесь надо мной, а следовательно, над всем карабинерским корпусом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26