Но времени у нас в обрез, иначе они не успеют подзарядиться… Так что ты побыстрее бери себя в руки. Соображай.
А тут и соображать было нечего. Я вспомнил, как старательно «птичий базар»
изображал оживлённую человеческую беседу (всё-таки моё первое впечатление оказалось точным), как испугалась Соня, промолвив «Ещё бы!» в ответ на моё замечание, что учителя наши несколько вяловаты… Наверное, в день моего прибытия ночная беседа в третьей комнате несколько затянулась…
– Машины, – сказал я отчего-то шёпотом. – Обучающие машины…
– И долго же ты, братец, думал, – снисходительно проговорил из своей комнаты Борис. – Уж подвели, уж ткнули носом…
– Ты позабыл, наверное, Боря, – сказала Соня, – как ты рыдал и кидался на стенку, когда мы тебя ткнули носом… Андрей ведёт себя куда спокойнее.
– Вернётся к себе – поплачет, – заметил Славка.
– И ничего удивительного, – миролюбиво сказал Борис. – Я, правда, не сразу поверил. Кнопку на стул Скворцову подкладывал…
– Ну, это была рискованная затея, – недовольно проговорил Олег. – Можно было испортить аппаратуру.
Все эти разговоры доносились до меня как-то издалека.
– Послушайте, – сказал я, – так, значит, они не люди…
Все засмеялись.
– Очень тонкое замечание, – сказала Соня.
– Товарищ ещё не дозрел, – добавил Славка.
– Да я не о том! – сказал я сердито. – Не люди – те, кто их сделал. Вот в чём беда.
Ребята притихли. Соня и Олег смотрели на меня с уважением.
– Прекрасно держишь мысль, – серьёзно сказал Олег. – Тут, правда, есть и другие мнения. Так что, будь добр, поясни.
– Всё ясно даже ежу, – ответил я. – Машины – значит, кто-то их сделал. И на кого-то они работают. Допустим, на хозяев. И, если эти хозяева сами как люди, зачем им делать механических человеков? Значит, что-то с ними не так, какой-то непорядок. Не рискуют они показаться. Может, у них хоботы вместо носов. Либо ноги не тем концом воткнуты. Либо ещё хуже. Не понимаю, какие тут могут быть мнения. И у кого.
– Борис, ты что-нибудь имеешь сказать? – спросил Олег.
Молчание.
– Да нет у него никаких мнений, – сказала Соня. – Он их меняет по три раза на дню. В глаза смотреть правде боится.
– Ладно, ладно… – пробурчал Борька. – Подумаешь, разошлась!
– Значит, нет возражений, – подытожил Олег. – Тут я на днях провёл один эксперимент… Не посоветовавшись, извиняюсь. Сидели мы с Дроздовым-, беседовали о разном. Вдруг я говорю ему, так, шутя: «Вы здесь, Аркадий Сергеевич, прямо как удельный князёк. Хотел бы я увидеть ваше начальство».
Он и глазом не моргнул: «Увидите». Я спрашиваю: «А какое у вас начальство, страшное?» – «На чей взгляд», – отвечает. И всё смеётся. Жутковато смеются машины, вам не кажется?
– Ай, не отвлекайся ты! – с досадой сказала Соня. – Дальше-то что?
– Дальше я ему говорю: «А по телефону сними связаться нельзя? Или по радио?»
Он – вопросом на вопрос: «А что, у тебя есть жалобы?» – «Есть, говорю, только не жалобы, а вопросы». – «Какие?» – «Вам сказать не могу». И тут, смотрю, Дроздов наш вырубился. Сидит и смотрит на меня пустыми глазами, как выключенный телевизор. Я испугался, туда-сюда, вижу – ожил. «Так о чём мы с тобой разговаривали?» Вот и все дела. Нельзя от машины требовать большего.
На что её настроили, то она и делает.
– А на что их настроили? – спросил я Олега. – Это хоть можно определить?
– Пока установлено только одно, – ответил Олег, – все трое запрограммированы на наши реакции. Вот если ты сядешь и замрёшь… ну, наглухо отключишься…
ну, как бы умрёшь… они тоже отключаются и могут так сидеть хоть целый день. Как манекены. И из этого можно сделать очень грустный вывод…
– Какой? – спросил я. Сердце у меня замерло. Хотя что ещё хуже можно услышать?
– А такой, что, как только мы расхотим учиться, вся эта система, – Олег сделал широкий жест рукой, – вся эта система перестанет работать.
– Ну и пускай перестаёт! – крикнул я. – И пускай убираются ко всем чертям.
Мы же у себя дома, не пропадём!
– Нет, Андрей, – тихо сказал Олег, – в том-то и дело, что мы не у себя дома.
20
Кто-то громко, демонстративно зевнул.
– Ладно, я пошёл, – сказал Борькин голос. – Считайте, что меня нету.
Спокойной ночи, малыши.
– Вот он всегда так! – проговорила Соня. – Уползает, как улитка, в свою раковину.
– В чём-то Махоня прав, – заметил Славка. – Ввели новобранца в курс – и давайте на этом успокоимся. Время позднее, педагогов пора подключать, а то они выспаться не успеют. У Андрюшиного изголовья пускай Сонечка подежурит, сердечных капель ему поднесёт…
Никогда не видел, чтобы люди так краснели: у Сони даже слёзы брызнули из глаз. «Чего это она?» – подумал я с недоумением.
– Прекратить личные выпады! – строго сказал Олег.
– Ладно, отключаюсь, – весело ответил Славка. – Продолжайте ваши пустопорожние разговоры. Но имейте в виду: что бы вы там ни задумали предпринять, я заранее возражаю. Вот так.
Мы остались втроём. То есть внешне ничего не изменилось, но исчезли шумы и помехи, которых Борька и Славка напустили в нашу комнату. При работе Борькина голова жужжала, как испорченная лампа дневного света, а Дмитриенко, по-моему, где-то искрил. Надо будет посоветовать ему проверить контакты.
Впрочем, неизвестно ещё, какой треск сопровождал мои собственные мысли: в этом деле я был ещё новичком.
Мы сидели на прежних местах, трое одиноких присмиревших переростков, и старались не смотреть друг на друга. Я буквально чувствовал толстую матово-белую полусферу, нависшую над крышей общежития, над тёмными пальмами, над моей головой. Мама, Москва, огни магазинных витрин, снежные кучи вдоль тротуаров, Октябрьские праздники – всё это было где-то далеко… или нигде, как мираж.
– Телевизор работает? – спросил я.
Соня вздрогнула.
– Что? Телевизор? Нет, не знаю. Давно не включала.
Олег протянул руку, не глядя нашарил тумблер. Раздался громкий щелчок.
Минуту мы смотрели на тёмный экран, потом он засветился голубым… Пусто.
– Ну, и где же мы находимся? – спросил я как можно более беспечно, но голос меня подвёл: я охрип и закашлялся.
– Трудно сказать, – проговорил Олег и выключил телевизор. – Нет внешних ориентиров. Во всяком случае, далеко: видишь, антенны брать перестали.
– Далеко – это в каком смысле?
– В самом прямом, – ответил Олег и отвернулся к окну.
– Ну, а лес, озёра?
– Это всё, Андрюша, кино, – сказала Соня. – Видишь, даже самолёт тебе показывают.
В самом деле, высоко по белому куполу плыли, мигая, красный и зелёный бортовые огни самолёта.
– С правым-левым у них непорядок, – пояснил Олег. – Мы давно уже это заметили.
Олег был прав: судя по огням, самолёту нужно было двигаться в противоположную сторону.
– Да ну вас к чёрту! – сказал я. – А письма как же?
– Письма приходят только с их марками, – устало ответил Олег. – Это проверено. В ящике сгорают твои письма. А мама твоя получает их копии.
Видимо, то же самое происходит и на Земле.
Слово было сказано, и я замер с открытым ртом.
– Вот такие дела, Андрюша, – сказал Олег и посмотрел на меня в упор. – Собственно, прямых доказательств у меня нет: не хватает приборов. Так…
кое-какие наблюдения. Отклонения от ускорения свободно падающего тела… ну, и несложный расчёт. Кстати, двигатели, если они здесь есть, были включены буквально в момент твоего прибытия.
Я это помнил. «Вот так мы и живём», – сказал тогда Дроздов.
Я обозлился:
– На что они рассчитывают, подонки? Ведь нас же хватятся!
– Навряд ли, – возразил Олег. – Они знали, кого выбирать. До тебя только Славка переписывался с двоюродным братом… Кстати, о письмах. Кому ты пишешь? Маме? Так вот, во-первых, побереги свою маму, она ничем нам не может помочь. А во-вторых, в нашем положении нельзя делать резкие движения.
Последствия могут быть самые неожиданные.
– Например?
– Например, они прекратят эксперимент и отправятся набирать новую партию.
– А мы?
Олег пожал плечами.
– Они этого не допустят! – запальчиво сказал я.
– Ты же сам назвал их подонками, – напомнила Соня.
Я умолк.
– С нашей точки зрения они, безусловно, подонки, – сказал Олег. – Но они-то, возможно, уверены, что творят нам добро. Вся беда в том, что мы – как бактерии в запаянной колбе, и никакой аппаратуры связи здесь не предусмотрено. Что-то они недоучли, недооценили наши способности.
– Хоть бы знать, – проговорила Соня, – где они прячутся!
– Почему прячутся? – возразил я. – По куполу, наверное, ползают.
Соня передёрнула плечами:
– Ты скажешь!.. Ночь теперь не засну.
Мы снова замолчали.
– Господи, тихо-то как! – вздохнула Соня. – Слушайте, ребятки, в самом деле пора. Засиделись мы сегодня. Всё равно ни до чего не договоримся.
– Мы ещё не слышали предложений Андрея, – сказал Олег. – Собственно, для этого и собрались.
– Ну что тут можно сказать? – начал я, подумав. – Если всё правда, что вы говорите… (Олег зашевелился.) Ладно, ладно, не дёргайся. Это я так… Мне почему-то кажется, что нас благополучно отправят домой по первому нашему требованию. Не могу объяснить, почему: просто кажется, и всё. Другой вопрос – захотим ли мы этого сами. В конце концов, такое случается не каждый день…
– Это уж точно! – Олег усмехнулся.
– В конце концов, ничего плохого нам пока не делают, – продолжал я, приободрившись. – Кормят, поят, одевают, учат… Лично я никогда себе не прощу, если вернусь домой просто так, с чистыми ушами. Мы должны добраться до НИХ и поговорить с ними начистоту. В конце концов, имеем же мы право знать, что они затеяли! Не за тех они нас принимают. Слушайте, а через вертолётную площадку вы не пробовали?
– Пробовали. Глухо, – ответил Олег. – Выхода наверх нет. У тебя всё?
– Всё, – ответил я и тут же уточнил: – Пока всё.
– Ясно, – сказал Олег, вставая. – Главное – не падать духом. Интересно же, чёрт возьми! – Он хлопнул меня по плечу, улыбнулся. – Ведь интересно?
– То ли ещё будет! – отозвалась Соня.
– Слушайте, – сказал я нерешительно, – давно хочу спросить: какая у вас специализация?
– В смысле – к чему они нас готовят? – уточнил Олег. – Это тебя интересует?
Я кивнул.
– Видишь ли, – Олег помедлил, – об этом у нас не принято рассказывать.
– Почему?
– Ну как тебе объяснить…
– А свою специализацию ты уже знаешь? – быстро спросила Соня.
– Знаю.
– Расскажи.
Я смутился: никакого секрета здесь не было, но рассказывать не хотелось, это было слишком… это было частью меня самого.
– Вот видишь, – удовлетворённо сказала Соня, – о таких вещах не говорят.
– Но в целом… – проговорил я с запинкой, – в целом это хорошее?
– В целом – да, – ответил Олег. – Верно, Софья?
– Да, – сказала она.
– Это у вас, – не унимался я. – А как у Борьки, у Славки?
– У них тоже, – уверенно ответил Олег. – Ты не думай, они неплохие ребята.
Притворяются больше.
– Здорово притворяются, – сказал я.
Мы попрощались и разошлись «по домам». Точнее, Соня осталась у себя, я пошёл в свою комнату, а Олег отправился на улицу подключать учительский домик. Я хотел было прогуляться с ним, но он предпочёл идти один, «на всякий случай».
Стоя в вестибюле, я долго смотрел Олегу вслед: он шагал неторопливо, вразвалочку, по-хозяйски. Ни дать ни взять монтёр или сантехник, совершающий обход ЖЭКа. От него одного теперь зависело, поднимется ли завтра «птичий базар», будет ли подан горячий обед в столовую, зашумят ли кондиционеры, имитирующие утренний ветерок…
21
Придя к себе, я не стал укладываться спать: не хотелось. Я сел на подоконник, взглянул на белое «небо» – и чуть не взвыл от тоски. Нет, мне не казалось, что я задыхаюсь, мне не мерещилось, что по куполу бегают мохнатые пауки. Умом я понимал, что мы все находимся внутри наполненного тёплым воздухом баллона, который, вращаясь, мчится в темноте и пустоте… а может быть, стоит на месте, а вокруг вращаются звёзды. Как раз это меня не пугало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
А тут и соображать было нечего. Я вспомнил, как старательно «птичий базар»
изображал оживлённую человеческую беседу (всё-таки моё первое впечатление оказалось точным), как испугалась Соня, промолвив «Ещё бы!» в ответ на моё замечание, что учителя наши несколько вяловаты… Наверное, в день моего прибытия ночная беседа в третьей комнате несколько затянулась…
– Машины, – сказал я отчего-то шёпотом. – Обучающие машины…
– И долго же ты, братец, думал, – снисходительно проговорил из своей комнаты Борис. – Уж подвели, уж ткнули носом…
– Ты позабыл, наверное, Боря, – сказала Соня, – как ты рыдал и кидался на стенку, когда мы тебя ткнули носом… Андрей ведёт себя куда спокойнее.
– Вернётся к себе – поплачет, – заметил Славка.
– И ничего удивительного, – миролюбиво сказал Борис. – Я, правда, не сразу поверил. Кнопку на стул Скворцову подкладывал…
– Ну, это была рискованная затея, – недовольно проговорил Олег. – Можно было испортить аппаратуру.
Все эти разговоры доносились до меня как-то издалека.
– Послушайте, – сказал я, – так, значит, они не люди…
Все засмеялись.
– Очень тонкое замечание, – сказала Соня.
– Товарищ ещё не дозрел, – добавил Славка.
– Да я не о том! – сказал я сердито. – Не люди – те, кто их сделал. Вот в чём беда.
Ребята притихли. Соня и Олег смотрели на меня с уважением.
– Прекрасно держишь мысль, – серьёзно сказал Олег. – Тут, правда, есть и другие мнения. Так что, будь добр, поясни.
– Всё ясно даже ежу, – ответил я. – Машины – значит, кто-то их сделал. И на кого-то они работают. Допустим, на хозяев. И, если эти хозяева сами как люди, зачем им делать механических человеков? Значит, что-то с ними не так, какой-то непорядок. Не рискуют они показаться. Может, у них хоботы вместо носов. Либо ноги не тем концом воткнуты. Либо ещё хуже. Не понимаю, какие тут могут быть мнения. И у кого.
– Борис, ты что-нибудь имеешь сказать? – спросил Олег.
Молчание.
– Да нет у него никаких мнений, – сказала Соня. – Он их меняет по три раза на дню. В глаза смотреть правде боится.
– Ладно, ладно… – пробурчал Борька. – Подумаешь, разошлась!
– Значит, нет возражений, – подытожил Олег. – Тут я на днях провёл один эксперимент… Не посоветовавшись, извиняюсь. Сидели мы с Дроздовым-, беседовали о разном. Вдруг я говорю ему, так, шутя: «Вы здесь, Аркадий Сергеевич, прямо как удельный князёк. Хотел бы я увидеть ваше начальство».
Он и глазом не моргнул: «Увидите». Я спрашиваю: «А какое у вас начальство, страшное?» – «На чей взгляд», – отвечает. И всё смеётся. Жутковато смеются машины, вам не кажется?
– Ай, не отвлекайся ты! – с досадой сказала Соня. – Дальше-то что?
– Дальше я ему говорю: «А по телефону сними связаться нельзя? Или по радио?»
Он – вопросом на вопрос: «А что, у тебя есть жалобы?» – «Есть, говорю, только не жалобы, а вопросы». – «Какие?» – «Вам сказать не могу». И тут, смотрю, Дроздов наш вырубился. Сидит и смотрит на меня пустыми глазами, как выключенный телевизор. Я испугался, туда-сюда, вижу – ожил. «Так о чём мы с тобой разговаривали?» Вот и все дела. Нельзя от машины требовать большего.
На что её настроили, то она и делает.
– А на что их настроили? – спросил я Олега. – Это хоть можно определить?
– Пока установлено только одно, – ответил Олег, – все трое запрограммированы на наши реакции. Вот если ты сядешь и замрёшь… ну, наглухо отключишься…
ну, как бы умрёшь… они тоже отключаются и могут так сидеть хоть целый день. Как манекены. И из этого можно сделать очень грустный вывод…
– Какой? – спросил я. Сердце у меня замерло. Хотя что ещё хуже можно услышать?
– А такой, что, как только мы расхотим учиться, вся эта система, – Олег сделал широкий жест рукой, – вся эта система перестанет работать.
– Ну и пускай перестаёт! – крикнул я. – И пускай убираются ко всем чертям.
Мы же у себя дома, не пропадём!
– Нет, Андрей, – тихо сказал Олег, – в том-то и дело, что мы не у себя дома.
20
Кто-то громко, демонстративно зевнул.
– Ладно, я пошёл, – сказал Борькин голос. – Считайте, что меня нету.
Спокойной ночи, малыши.
– Вот он всегда так! – проговорила Соня. – Уползает, как улитка, в свою раковину.
– В чём-то Махоня прав, – заметил Славка. – Ввели новобранца в курс – и давайте на этом успокоимся. Время позднее, педагогов пора подключать, а то они выспаться не успеют. У Андрюшиного изголовья пускай Сонечка подежурит, сердечных капель ему поднесёт…
Никогда не видел, чтобы люди так краснели: у Сони даже слёзы брызнули из глаз. «Чего это она?» – подумал я с недоумением.
– Прекратить личные выпады! – строго сказал Олег.
– Ладно, отключаюсь, – весело ответил Славка. – Продолжайте ваши пустопорожние разговоры. Но имейте в виду: что бы вы там ни задумали предпринять, я заранее возражаю. Вот так.
Мы остались втроём. То есть внешне ничего не изменилось, но исчезли шумы и помехи, которых Борька и Славка напустили в нашу комнату. При работе Борькина голова жужжала, как испорченная лампа дневного света, а Дмитриенко, по-моему, где-то искрил. Надо будет посоветовать ему проверить контакты.
Впрочем, неизвестно ещё, какой треск сопровождал мои собственные мысли: в этом деле я был ещё новичком.
Мы сидели на прежних местах, трое одиноких присмиревших переростков, и старались не смотреть друг на друга. Я буквально чувствовал толстую матово-белую полусферу, нависшую над крышей общежития, над тёмными пальмами, над моей головой. Мама, Москва, огни магазинных витрин, снежные кучи вдоль тротуаров, Октябрьские праздники – всё это было где-то далеко… или нигде, как мираж.
– Телевизор работает? – спросил я.
Соня вздрогнула.
– Что? Телевизор? Нет, не знаю. Давно не включала.
Олег протянул руку, не глядя нашарил тумблер. Раздался громкий щелчок.
Минуту мы смотрели на тёмный экран, потом он засветился голубым… Пусто.
– Ну, и где же мы находимся? – спросил я как можно более беспечно, но голос меня подвёл: я охрип и закашлялся.
– Трудно сказать, – проговорил Олег и выключил телевизор. – Нет внешних ориентиров. Во всяком случае, далеко: видишь, антенны брать перестали.
– Далеко – это в каком смысле?
– В самом прямом, – ответил Олег и отвернулся к окну.
– Ну, а лес, озёра?
– Это всё, Андрюша, кино, – сказала Соня. – Видишь, даже самолёт тебе показывают.
В самом деле, высоко по белому куполу плыли, мигая, красный и зелёный бортовые огни самолёта.
– С правым-левым у них непорядок, – пояснил Олег. – Мы давно уже это заметили.
Олег был прав: судя по огням, самолёту нужно было двигаться в противоположную сторону.
– Да ну вас к чёрту! – сказал я. – А письма как же?
– Письма приходят только с их марками, – устало ответил Олег. – Это проверено. В ящике сгорают твои письма. А мама твоя получает их копии.
Видимо, то же самое происходит и на Земле.
Слово было сказано, и я замер с открытым ртом.
– Вот такие дела, Андрюша, – сказал Олег и посмотрел на меня в упор. – Собственно, прямых доказательств у меня нет: не хватает приборов. Так…
кое-какие наблюдения. Отклонения от ускорения свободно падающего тела… ну, и несложный расчёт. Кстати, двигатели, если они здесь есть, были включены буквально в момент твоего прибытия.
Я это помнил. «Вот так мы и живём», – сказал тогда Дроздов.
Я обозлился:
– На что они рассчитывают, подонки? Ведь нас же хватятся!
– Навряд ли, – возразил Олег. – Они знали, кого выбирать. До тебя только Славка переписывался с двоюродным братом… Кстати, о письмах. Кому ты пишешь? Маме? Так вот, во-первых, побереги свою маму, она ничем нам не может помочь. А во-вторых, в нашем положении нельзя делать резкие движения.
Последствия могут быть самые неожиданные.
– Например?
– Например, они прекратят эксперимент и отправятся набирать новую партию.
– А мы?
Олег пожал плечами.
– Они этого не допустят! – запальчиво сказал я.
– Ты же сам назвал их подонками, – напомнила Соня.
Я умолк.
– С нашей точки зрения они, безусловно, подонки, – сказал Олег. – Но они-то, возможно, уверены, что творят нам добро. Вся беда в том, что мы – как бактерии в запаянной колбе, и никакой аппаратуры связи здесь не предусмотрено. Что-то они недоучли, недооценили наши способности.
– Хоть бы знать, – проговорила Соня, – где они прячутся!
– Почему прячутся? – возразил я. – По куполу, наверное, ползают.
Соня передёрнула плечами:
– Ты скажешь!.. Ночь теперь не засну.
Мы снова замолчали.
– Господи, тихо-то как! – вздохнула Соня. – Слушайте, ребятки, в самом деле пора. Засиделись мы сегодня. Всё равно ни до чего не договоримся.
– Мы ещё не слышали предложений Андрея, – сказал Олег. – Собственно, для этого и собрались.
– Ну что тут можно сказать? – начал я, подумав. – Если всё правда, что вы говорите… (Олег зашевелился.) Ладно, ладно, не дёргайся. Это я так… Мне почему-то кажется, что нас благополучно отправят домой по первому нашему требованию. Не могу объяснить, почему: просто кажется, и всё. Другой вопрос – захотим ли мы этого сами. В конце концов, такое случается не каждый день…
– Это уж точно! – Олег усмехнулся.
– В конце концов, ничего плохого нам пока не делают, – продолжал я, приободрившись. – Кормят, поят, одевают, учат… Лично я никогда себе не прощу, если вернусь домой просто так, с чистыми ушами. Мы должны добраться до НИХ и поговорить с ними начистоту. В конце концов, имеем же мы право знать, что они затеяли! Не за тех они нас принимают. Слушайте, а через вертолётную площадку вы не пробовали?
– Пробовали. Глухо, – ответил Олег. – Выхода наверх нет. У тебя всё?
– Всё, – ответил я и тут же уточнил: – Пока всё.
– Ясно, – сказал Олег, вставая. – Главное – не падать духом. Интересно же, чёрт возьми! – Он хлопнул меня по плечу, улыбнулся. – Ведь интересно?
– То ли ещё будет! – отозвалась Соня.
– Слушайте, – сказал я нерешительно, – давно хочу спросить: какая у вас специализация?
– В смысле – к чему они нас готовят? – уточнил Олег. – Это тебя интересует?
Я кивнул.
– Видишь ли, – Олег помедлил, – об этом у нас не принято рассказывать.
– Почему?
– Ну как тебе объяснить…
– А свою специализацию ты уже знаешь? – быстро спросила Соня.
– Знаю.
– Расскажи.
Я смутился: никакого секрета здесь не было, но рассказывать не хотелось, это было слишком… это было частью меня самого.
– Вот видишь, – удовлетворённо сказала Соня, – о таких вещах не говорят.
– Но в целом… – проговорил я с запинкой, – в целом это хорошее?
– В целом – да, – ответил Олег. – Верно, Софья?
– Да, – сказала она.
– Это у вас, – не унимался я. – А как у Борьки, у Славки?
– У них тоже, – уверенно ответил Олег. – Ты не думай, они неплохие ребята.
Притворяются больше.
– Здорово притворяются, – сказал я.
Мы попрощались и разошлись «по домам». Точнее, Соня осталась у себя, я пошёл в свою комнату, а Олег отправился на улицу подключать учительский домик. Я хотел было прогуляться с ним, но он предпочёл идти один, «на всякий случай».
Стоя в вестибюле, я долго смотрел Олегу вслед: он шагал неторопливо, вразвалочку, по-хозяйски. Ни дать ни взять монтёр или сантехник, совершающий обход ЖЭКа. От него одного теперь зависело, поднимется ли завтра «птичий базар», будет ли подан горячий обед в столовую, зашумят ли кондиционеры, имитирующие утренний ветерок…
21
Придя к себе, я не стал укладываться спать: не хотелось. Я сел на подоконник, взглянул на белое «небо» – и чуть не взвыл от тоски. Нет, мне не казалось, что я задыхаюсь, мне не мерещилось, что по куполу бегают мохнатые пауки. Умом я понимал, что мы все находимся внутри наполненного тёплым воздухом баллона, который, вращаясь, мчится в темноте и пустоте… а может быть, стоит на месте, а вокруг вращаются звёзды. Как раз это меня не пугало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11