Зарубежные пайки, признаюсь, не пробовал. Но известно, что они не ограничивают своих бойцов в добывании мяса. А у нас — нельзя.
На учениях я никогда не ходил в армейских спецназовских ботинках. Ботинки первого образца хорошо держали удар, но это гири на ногах. Так что сами покупали кроссовки, зимой — лыжные ботинки, шили чехлы до колена, носили шерстяные спорткостюмы.
Словом, во многом рассчитывали на собственные силы...»
И действительно, стрельбище соорудили своими руками, вырубили лес, поставили подъемники для мишеней. Правда, до мишеней тяжело было добраться: пни, канавы. Но ничего, добирались. Своего рода «полоса препятствий».
Сами смастерили лингафонный кабинет для изучения иностранных языков.
Грустно все это. Хотелось бы, конечно, как в цивилизованных странах — тир, оборудованный по последнему слову техники, языковые кабинеты по последнему слову науки. Но уж как было, так было.
С зарплатой дело обстояло примерно так же. Мне почему-то по наивности казалось, что боец специального подразделения должен получать не меньше, чем, к примеру, сотрудник Первого главного управления. Увы, как поведал мне бывший командир «Вымпела» контр-адмирал Владимир Александрович Хмелев, только в 90-х годах его подопечным денежное довольствие подняли до среднего уровня ПГУ.
И тем не менее подразделение жило, обучалось, совершенствовалось. Наперекор всем трудностям. Складывался боеспособный, крепкий коллектив. Встречаясь со вчерашними бойцами «Вымпела», которые сумели найти себя в сегодняшней жизни, не перестаю удивляться: какой мощный интеллектуальный и боевой потенциал был собран в единый кулак! Какое уникальное подразделение было выращено.
ЛЕСНЫЕ ЛЮДИ
В тот день деда Михая ждало страшное потрясение. В его родном лесу, в котором он вырос и состарился, у черта на куличках, в двадцати верстах от ближайшей деревушки, где никогда не обитало ни единой живой души, кроме него самого да верного пса, дед встретил... Он даже затруднялся твердо определить для себя, кого встретил.
Поначалу старому партизану померещилось, что на него вышли... немцы. Да, да, фашисты, те самые каратели. Правда, через минуту-другую дед сообразил, что оплошал с перепугу: какие каратели, на дворе-то, слава богу, восемьдесят пятый, а не сорок второй.
Пригляделся дед Михай, на фуражках вроде звезды, тельняшки на груди. Но бородатые, в пятнистой, непонятной форме и с автоматами наперевес. А когда впереди идущий спросил: «Ты что здесь делаешь, дед?», а другой зашел сзади и отрезал пути отхода, Михай понял: это банда.
Верный пес, который и волка-то не боялся, прижался к сапогам. Ружье чуть не выпало из рук.
Михай попрощался с жизнью: убьют ведь, зачем им свидетель. Однако «бандиты» убивать не стали. Заговорили с ним о чем-то.
В первые минуты дед не мог взять в толк: о чем они бормочут? Вроде слышит слова, а понять не может. О какой-то банде говорят. Матерые преступники бежали из лагеря, и эти, с автоматами, вроде как ищут их.
Михай молчал, как немой, а когда его спросили, не видел ли он бандитов, дед едва выдавил, не разобрав собственного голоса: «У-у-у не... а» На этом все и закончилось.
Люди с автоматами исчезли, как и появились, а дед рванул домой. Он запомнил одно, ясно и твердо: никому ни слова о том, что видел в лесу.
Не знаю, рассказал ли дед Михай кому-нибудь о необычной встрече или молчит до сих пор, но в «Вымпеле» нередко с улыбкой вспоминают этот случай. Лесными людьми, напугавшими деда, были, конечно же, они, бойцы разведывательно-диверсионного подразделения.
Темп набирали девяностые годы. Учения катились одно за другим. Вот как о тех временах вспоминает бывший сотрудник «Вымпела» Валерий Киселев:
«Учения шли полосой. Выбрасывается группа, переходим условную линию границы. Движемся только ночью, по несколько суток. За плечами — сотни километров.
Идем нехожеными тропами, где нет ни души, ни единого человека. Ибо любой человек — наш противник.
Двигаемся по азимуту, выходим в точку. Находим груз и с ним в обратную дорогу.
Были иные учения. Линия госграницы. Ее охраняют десантники. Мы должны просочиться и выйти в район.
Или из Тулы — выдвижение в Москву пешком, разумеется, с выполнением диверсионных мероприятий.
Учения, учения... Зимой, осенью, весной. Мы — болотные люди».
Теперь, с годами, оглядываясь назад, командиры и бойцы «Вымпела» по-разному оценивают тот «болотный» период их жизни. Некоторые считают, что действиям с «позиций леса» уделялось неправомерно большое внимание. Главный аргумент в этом споре: «Вымпел» готовился как разведывательно-диверсионное подразделение к работе за рубежом. А много ли этаких непроходимых лесов, подобно нашим, в Европе? Нет, конечно.
Однако просто рассуждать и спорить об этом сегодня, но полтора десятка лет назад все было иначе. По существу, те, кто создавал «Вымпел», начинали с нуля. Где-то далеко в истории оставался опыт ОМСБОНа. Но из него не много-то и возьмешь.
Хотя, как мне кажется, «лесное направление» в подготовке «Вымпела» в первые годы объясняется именно наличием богатого опыта диверсионной деятельности партизан в годы войны. Этот опыт был всегда под рукой — в методической и специальной литературе. Да и некоторые непосредственные участники партизанского движения еще здравствовали и передавали опыт молодежи.
Правда, за плечами многих бойцов «Вымпела» был уже Афганистан и осознание необходимости освоения горной подготовки.
На эти годы приходятся и первые выезды будущих «горников» «Вымпела» в Кировакан, в альпинистский армейский центр. Так что вполне правомерно считать: параллельно с лесом шло освоение гор.
Однако основное внимание уделялось все-таки отработке действий разведывательно-диверсионных групп с позиций леса. Ведь по большому счету, трудно представить диверсанта, не умеющего «работать» в лесу. Лес дает бесценный опыт, применимый в различных ситуациях такой сугубо специфической деятельности, как разведка и диверсия.
Представим себе на минуту — группе, как это было в ходе учений на территории Калининской области в 1984 году, поставлена задача — подготовить базу для приема диверсионного подразделения примерно в сто штыков. Для человека непосвященного подобное задание звучит весьма буднично — базу так базу. Но что означает секретная база в глубине лесного массива?
А это означает, что должен быть построен подземный блиндаж или на профессиональном языке разведчиков «схрон», в котором смогут жить, готовиться и уходить на задание диверсионные группы. Главное требование к нему — скрытность. Пройдет посторонний в метре от «схрона» и не заметит. Но как это сделать в реальности?
Куда девать десятки кубов вынутой земли и как ее маскировать? Где брать лес для строительства, ведь ясно что рядом его рубить нельзя? Как сделать незаметным вход и выход? Каким образом устроить трубу, чтобы не был виден дым?
Cотни вопросов, тысячи нюансов, от которых будет зависеть жизнь и выполнение задачи всем подразделением. Своего рода высшая математика диверсионной работы.
С чего же начиналась эта высшая математика? С выбора места размещения «схрона». Пробовали рыть шурфы, чтобы определить состав грунта, его водоносность. Однако ничего не вышло. Почва болотистая, шурфы моментально наполнялись водой, приходилось полагаться лишь на карту да на собственный опыт.
Вскоре выбрали место. Оно оказалось весьма удачным. Рядом проходило несколько старых, но заросших просек, снижение рельефа и два ручья с разных сторон.
По всем канонам диверсионной науки лес надо было рубить как можно дальше от места строительства подземного блиндажа. Однако рубить — это лишь начало дела. Срубленное дерево следовало не только доставить к будущему «схрону», но и выкорчевать пенек, замаскировать место, где прежде возвышалась сосна или ель.
Бревна были немалые — метров пять-шесть длиной, да и ходить следовало по одной тропке. А что значит два десятка человек топают по одной тропинке? Через несколько дней тропинка протоптана по колено. И ее следует замаскировать.
Что касается места расположения «схрона», то бойцы «Вымпела» бережно сняли верхний слой почвы вместе с деревьями и перенесли их в сторонку, до поры до времени. Когда были закончены работы, ели вернули на свои места в первозданном виде.
Тяжелый, мокрый, глинистый грунт таскали на плащ-палатках, поскольку носилки, заготовленные заранее, вышли из строя уже на следующий день.
Нашлись и свои рационализаторы: парашютные лямки забрасывали на шею, привязывали к ручкам импровизированных плащпалаточных носилок — и в путь. А путь не близок. Грунт таскали примерно за километр, сбрасывали в лесную речку.
Однако вскоре и там возникла проблема. Грунт превратился в искусственную дамбу и перегородил реку. Разлилось озеро. Пришлось делать другую дамбу и маскировать их. Таскали валуны, старые бревна... Одна группа копала, таскала грунт, другая готовила маскировочные средства.
Вообще маскировка доставляла много хлопот. Элементарная, казалось бы, вещь — срубленные ветви деревьев. В обычном положении — развел костер, и проблема решена. Здесь же все по-иному. Днем жечь костры нельзя — дым виден на многие километры. Жгли ночью.
Но ночью виден огонь костра. Приходилось прятать его с помощью плащ-палаток.
Когда вынули грунт, сделали заберковку стен, накат на пол, на крышу. Постелили пленку, утрамбовали слой глины, засыпали песком и только потом — землей. В слой земли высадили около сотни деревьев, площадку замаскировали.
Вывели основной и запасной выходы. Долго мучились, как изготовить и замаскировать крышку над выходом. Сделали. На крышке укрепили дерн, ветки.
Запасной выход вывели под уклон, в ельничек. Даже если будет обнаружен запасной колодец, основной — вне опасности.
Подготовили «вымпеловцы» и ложный «схрон». Вырыли колодец, вроде бы именно здесь проводились работы, что называется, слегка наследили. Протоптали тропку, особенно не маскируя.
Ложный «схрон» устроили в отрыве от основной базы и вынесли его километра на полтора-два вперед.
Словом, к назначенному времени все подземные и наземные работы были завершены.
Предстояла строгая инспекторская проверка самим начальником управления «С» генералом Юрием Ивановичем Дроздовым.
О том, как она прошла, рассказывает непосредственный участник учений, один из строителей подземного блиндажа Павел Кочкин.
«Мы „пахали“ две недели. Вспоминаю сегодня и думаю, все, что было сделано, — выше человеческих сил. Если это перенести в нынешнее время, никто не поймет — за что пахали? Надо было и делали.
Не думали о деньгах, о зарплате. Комары, холодно. Мылись в луже. Но дело сделали.
Место встречи с проверяющим согласовали радиограммой, указали точные координаты. Дроздов прихватил с собой еще и наших комитетских «киношников». В общем, «киношники» сломались первыми. Руководство мы встретили, привели.
Первое, что спросили: «Где „схрон“?» Да вот, мол, в этом районе. Ага, опытным взглядом все схвачено — вот крышка. Хотели открыть, мы остановили: не надо. Почему?
Взяли веревку, привязали к крышке, дернули, а там у нас взрывпакеты, сигнальные мины. Устроили фейерверк.
Что ж, не плохо. А где основной «схрон»? Повели. Тут уж начальство удивилось: где тропы? Следов нет.
Привели. Говорят, показывать не надо, сами найдем. Подключилась группа поддержки из наших ребят. Дважды проходили мимо базы, о чем сообщил наш наблюдатель по рации.
Показали: вот наблюдатель, дважды вы могли попасть под контроль и быть уничтоженными, а группа в блиндаже предупреждена.
Ладно. Они продолжают шарить. Народу много. Облазили все вокруг. Сдались.
Показали крышку. Начальство говорит, ну и что, если сейчас бросаем гранату, и всем в «схроне» конец. Бросайте, а хотите зайдем, сначала посмотрим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59