Третий, постарше, в длинном светлом плаще стоял прислонившись к
косяку открытой двери, держа под контролем комнату и холл, медленно двигая
челюстями, пережевывая жевательную резинку. В его левой руке удобно
примостилась Беретта армейского образца. Правая рука покоилась в кармане
плаща. Этот был наиболее опасен. И не из-за Беретты. В его расслабленном
спокойствии угадывалась молниеносная реакция, а узкий лоб с низко
растущими густыми волосами и глубоко посаженные глаза начисто отметали
малейшее предположение о каких-либо эмоциях.
Доктор поставил на стол свой походный медицинский несессер, отодвинув
высокую вазу с гладиолусами, открыл крышку и на мгновение задумался.
- Ну, что, эскулап, - услышал я свой хриплый голос, - так это ты
правишь бал? Свои тридцать сребреников тоже в чемоданчике носишь? Они
греют твою подлую душонку... Могу показать хорошее, надежное место, где их
спрятать.
- Причем здесь тридцать сребреников, - искренне удивился он
полуобернувшись в мою сторону, - я никого не предавал.
- Ты самый мерзкий и подлый предатель. Иуда по сравнению с тобой
невинный агнц. Ты предал своих товарищей по благородной профессии. Ты не
из тех, кто рискуя собственной жизнью идут в очаги, зараженные чумой или
холерой. Нет. Ты пошел прямо в противоположную сторону, чтобы работать на
чуму, за лишнюю десятку. На чуму двадцатого века, наводнившую землю
наркотиками, проституцией и разъедающей коррупцией, на чуму похуже
настоящей. Ты самая настоящая отвратительная тварь, криттер.
- У тебя самого руки по локоть в крови, - он вновь повернулся к
несессеру.
Я все-таки его достал - на его скулах едва заметно играли желваки.
Белобрысый приблизился к моей кровати и сильно ударив по ней ногой
произнес:
- Верни быстренько все деньги и все остальное, что было в дипломате,
и не попадайся нам больше на глаза.
- Ага. И ты на прощанье дашь пожать свою грязную лапу, оставив меня и
ее, - я посмотрел в сторону извивающейся и мычавшей Берты, - в целости и
сохранности. Да еще пожелаешь доброго здоровья и долгих и счастливых лет
жизни. И мило помашешь ручкой.
Отойди отсюда, мразь, с шестерками у меня никакого разговора не
будет.
Его лицо перекосилось от злобы, он склонился надо мной и сильно,
кулаком, ударил меня в лицо. Он было занес другую руку, но доктор
перехватил ее:
- Оставь, сейчас он все расскажет. И очень подробно, даже маленькие
интимные штучки, о которых, как правило, не рассказывают никому.
- Это ты, эскулап, весь состоишь из маленьких интимных штучек, - из
разбитой губы сочилась кровь, мешая говорить, - а, мистер Пинч расскажи,
мы не из болтливых, что там у тебя за канализационным отстойником, который
ты называешь своей душой: мальчики? девочки? Или может быть сам
подставляешь?
Доктор протянул белобрысому пузырек с комком ваты и, кивнув в сторону
комнаты ст.Зины сказал:
- Проверь старуху и, если очнулась, добавь, а потом иди в машину.
Белобрысый нехотя подчинился.
Лишенный Эмоций с интересом наблюдал за происходящим, похожий на
гориллу, попавшую на костюмированный бал. Пристальный зрачок Беретты не
отрываясь смотрел мне в подбородок.
К своему великому удивлению я обнаружил, что мои руки за спиной
освободились от пут капроновой тесьмы. Или меня связали слишком поспешно,
или Геббельс не напрасно тратил свое время. А может и то и другое.
Хлопнула дверь за вышедшим белобрысым, наверное старухе добавки не
потребовалось. Доктор распечатывал упаковку одноразового шприца. Я
лихорадочно оценивал свои возможности. Со связанными ногами и под
присмотром Беретты, они практически равны нулю.
Вдохновляла убежденность в том, что я буду жить до тех пор, пока они
не узнают где находятся деньги.
Доктор держа в одной руке ампулу с уже отломанным кончиком, а в
другой шприц, повернулся лицом к аудитории и произнес тронную речь:
- В этой ампуле культура СПИДа. Через несколько секунд я введу ее
внутривенно или подкожно, не имеет значения, нашей удивительной Берте
Францевне. Я думаю, она не будет против. Ведь за все надо платить. В том
числе и за классически преступную любовь.
Он наполнил шприц и повернув его иголкой вверх, вытеснил воздух
вместе с капелькой жидкости. Взглянув на каждого из троих, он продолжал:
- Затем, дав возможность в полной мере осмыслить происходящее этому
строптивому молодому человеку, мы и его не обойдем своим вниманием. Ибо
сказано в Священном Писании: "Аз воздам".
Ему будет введен препарат с несколько иным эффектом. Я думаю научные
медицинские термины в данном случае неуместны. Этот препарат разрушает
личность, иными словами, наш подопечный станет полным идиотом и не только
расскажет, где он спрятал то, что ему не принадлежало и не принадлежит, но
ползая на коленях, сам приподнесет ЭТО, плача и пуская слюни от искреннего
раскаяния.
Берта извивалась и корчилась так, что кровать ходила ходуном. За
спиной Лишенного Эмоций мелькнула неясная тень. Я согнул ноги в коленях и
ринулся на доктора, захватив его шею левой рукой, правой схватил его руку,
державшую шприц и, направив иглу ему в шею, несколько раз вонзил в нее
шприц до самого основания иглы.
Мы оба повалились на пол стянув со стола скатерть вместе с несессером
и вазой с гладиолусами. По полу рассыпались различные медицинские
инструменты, пузырьки, ампулы... Из опрокинутой, однако не разбившейся
вазы, хлынула вода вперемешку с гладиолусами, придавая натюрморту,
возникшему на полу, весьма живописный вид.
В проеме двери медленно, как бы нехотя, опускался на колени Лишенный
Эмоций. С глухим зловещим стуком упала на пол Беретта.
В коридоре стояла в белой ночной рубашке с растрепанными седыми
космами, одной рукой прижимая к груди бутылку из-под шампанского, а другой
опираясь на косяк Зина Борисовна, почти беззвучно шевеля губами:
- Берта... Берта... Берточка...
Она выпустила бутылку, которая упала на пол рядом с завалившимся на
бок и окончательно Лишенным Эмоций, закрыла лицо руками и зашлась в
душераздирающих рыданиях. Доктор лежал навзничь, находясь по-видимому в
глубоком обмороке.
Я разрезал путы на ногах столовым ножом, лежавшим на пластмассовом
столике среди остатков вчерашнего пиршества, одним прыжком пересек комнату
и, подняв с пола Беретту, возвратился к кровати с притихшей Бертой.
Разрезав капроновую тесьму на ее руках и ногах и предоставив ей
возможность самой отдирать с лица лейкопластырь я устремился на веранду,
не дав себе труда даже натянуть брюки.
Я подоспел вовремя. Белобрысый то ли услышав старухины рыдания то ли
по своей звериной сущности почуя неладное, был уже в трех шагах от двери.
Открыв ее, он на секунду замер в настороженности но уже в следующую,
увлеченный собственной рукой, захваченной мной, влетел на веранду и улегся
на ковровой дорожке лицом вниз.
Я сел на него верхом и завел его руки за спину, время от времени
подергивая их в сторону затылка. Беретта покоилась на полу рядом с
ковровой дорожкой - в ней не было необходимости.
От невыносимой боли он застонал.
- Слушай, козел, очень внимательно. Сейчас ты подгонишь машину к
самой калитке и погрузишь в нее своих друзей, пока не рассвело. Затем
отвезешь их куда хочешь и свяжешься со своими боссами.
Передашь им, что я возвращаю деньги, возвращаю все в целости и
сохранности, но каким образом, это я скажу по телефону, номер которого ты
мне сейчас назовешь. Можешь назвать свой телефон, если он есть в твоей
крысиной норе, но запомни одно: по нему я буду говорить только с боссом.
Запомнил? Только с боссом. - Я сильно дернул его руки и он взвыл от боли.
- И еще. Завтра, вернее уже сегодня утром, к семи часам у Тарасовского
поссовета должна стоять машина с полным баком бензина, а ключи от нее - в
почтовом ящике у калитки, машину я тоже верну, а теперь - телефон.
Я вновь дернул его руки, и он сдавленным голосом назвал телефон.
- Смотри, не ошибись, крысятник, это тебе дорого обойдется, -
предупредил я, обыскивая его карманы.
Кроме пружинного ножа у него ничего не было. Рядом возникла Берта и
ударила его ногой в лицо.
- Оставь, Берта, будь выше этого, не ставь себя на одну доску с ними.
Я поднялся и дал возможность подняться белобрысому. Он устремился к
калитке, споткнувшись и чуть не упав с крыльца.
Вернувшись в комнату, я увидел что доктор пришел в себя.
Приподнявшись на локте он смотрел на валявшийся рядом шприц и потирал шею,
размазывая капельки крови выступивших от "уколов".
Старуха скулила и подвывала за стенкой, причитая то на русском, то на
идиш.
Лишенного Эмоций уже ничего не интересовало: щупать пульс не было
никакой необходимости, глядя на него, я мог с полной уверенностью сказать,
что он мертв.
Берта деловито собирала в несессер все, что из него вывалилось.
Доктор застыл в прострации, продолжая опираться на локоть.
Появившийся белобрысый попытался приподнять Лишенного Эмоций и
посмотрел с робкой надеждой на меня. Я не шелохнулся. К моему удивлению,
ему помогла Берта.
"Аз воздавший" доктор никак не мог оправиться от шока. Вернувшиеся
белобрысый и Берта подняли с пола то, что осталось от еще недавно
щеголеватого доктора и, закинув его руки за свои шеи, поволокли к машине
под неумолкающие стенания ст.Зины:
- Ах, Берта, ах Берта, что же ты наделала... Берта, как же мне жить
дальше, разве нельзя было жить как все люди. Боже ж мой, Боже ж мой, зачем
я не умерла в концлагере в сорок втором году...

Здесь все было по-прежнему: и дуб с давно засохшей остроконечной
вершиной, и тропинка, сопровождавшая дренажную канаву с водой настолько
плотно покрытой ряской, что нигде не видно было ни единого пятнышка воды,
и едва видневшаяся сквозь частокол стволов усадьба детского дома с давно
не крашенными забором и постройками. Где-то над головой изредка стучал
дятел, добывая свой тяжкий хлеб.
Лес, даже небольшой, обладает удивительным свойством растворять в
себе самые жгучие и неотложные человеческие заботы и проблемы, заполнять
душу первозданной тишиной и покоем, своей тихой музыкой, свойством
убедительно подчеркивать тщету и суетность человеческих страстей,
способностью пробуждать подавляемый человеком внутренний голос, органично
связанный с лесом, природой.
Человек, еще несколько минут тому назад ехавший в электричке среди
себе подобных, мучительно размышляя о том, стоит ли залезать в долги,
чтобы купить видеомагнитофон, оказавшись наедине с лесом, с удивлением
замечает, что здесь, среди первозданной природы, сама мысль об этом
кажется пустой и никчемной.
Но на обратном пути стальная коробка вагона и присутствие других
людей снова возрождают ушедшую было мысль, порождение коварного урбанизма.
В тайнике все было на месте. Я стряхнул с сумки приставшие комочки
земли, мха и потемневшие от времени сосновые иголки. Из тайника на ряску
канавы выпали две обертки от жевательной резинки - наша детдомовская
валюта среди малышей. Я бросился напролом через дес, намереваясь сделать
большой крюк, чтобы не видеть ни усадьбу, ни того что с ней связано,
избегая ненужной мне сейчас бури противоречивых чувств, вызванных
воспоминаниями.
Сев в машину, оставленную на той же поляне, уже тронутой ранними
признаками надвигающейся осени, я рванул с места и, проскочив железный
мостик, покинул, наверное уже навсегда, и усадьбу, и зловещую поляну и
мечты вложить неправедные деньги в праведное дело - в детский дом - и
притормозил только перед въездом на большой бетонный мост.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16