На огромном щите красовалась надпись:
"ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА. ПРОЕЗД И ПРОХОД СТРОГО ЗАПРЕЩЕН". Юрка сзади нервно
заерзал, но ничего не сказал: каждый из нас знал свое дело. Оставив за
собой небольшое облачко поднятой Матильдой пыли, мы устремились по прямой
как линейка бетонке. Километра через два - поворот налево. Примерно на
половине этого расстояния, справа, раскинулось еще не видимое нам поле.
"Поворот - идеальное место для засады", - вдруг подумал я, сбросил газ и
остановил Матильду.
- Мак, - обернулся я к Юрке (Мак - детдомовская Юркина кличка, его
фамилия была Мокров, сокращенно - Мак). - Мак, ты не думаешь, что вон на
том повороте нас могут поджидать?
- До чего же Афган может хорошего человека довести - за каждым кустом
душман мерещится, - Юрка слез с Матильды и разминал затекшие ноги.
Я заменил номерной знак, пластинкой старого знака выкопал небольшое
углубление положил в него номерной знак и как мог замаскировал, все время
бросая взгляд на место поворота бетонки.
Он был уверен в себе и чувствовал себя в полной безопасности. Я снова
устроился в седле Матильды, обернувшись подождал пока он усядется позади
меня и сказал ему, чтобы он вновь пристегнул карабины к поясам. Он это
проделал с явной неохотой, и, хотя я не видел его лица, почувствовал его
снисходительную усмешку.
Тем не менее, я решил, не доезжая поворота, свернуть налево в лес,
чтобы срезать опасный угол.
Приближался поворот. Справа открылось широкое поле, я прижался как
можно ближе к левой стороне бетонки и сбросил газ.
Когда на середине дороги появилась фигура в темном плаще я уже
сворачивал в лес. Боковым зрением я видел, что тот правой рукой
выхватывает из-за пазухи автомат и вкрадчивое урчание Матильды утонуло в
оглушительной очереди автомата Калашникова. Я почувствовал удар в правое
плечо и сначала подумал, что задел плечом дерево но уже секунду спустя
понял, что ранен. Теплые струйки крови текли по руке и по правому боку, но
останавливаться еще было нельзя: неизвестно сколько их там было, вдруг им
придет в голову прочесать лес, хотя времени у них на это не было - в
воинской части наверняка услышали выстрелы, а отличить охотничье ружье от
автомата не сможет наверное только глухонемой.
Я остановился не выключая двигателя, постепенно сбрасывая газ,
создавая иллюзию удалявшегося мотоцикла.
Крови из меня вытекло уже достаточно для того, чтобы почувствовать
слабость, головокружение и необычайную легкость во всем теле. Поставив
Матильду на подножку, я обернулся к посеревшему от ужаса Юрке, судорожно
снимавшему с себя рюкзак:
- Я ранен, Мак, попробуй как-нибудь перевязать меня.
Наверное я и сам выглядел далеко не лучшим образом, у Юрки еще
сильнее затряслись руки, он засуетился не зная, с чего начать.
- Помоги мне сначала снять куртку, рукав отрезать нельзя, без него на
людях не покажешься, - предложил я.
С большим трудом мы сняли куртку, от боли и слабости я чуть было не
потерял сознание.
Я был ранен в руку чуть ниже плеча, почти вся правая сторона была
залита кровью. Юрка снял свою рубашку, разорвал ее на полосы, с моей
помощью туго перевязал мне руку, мы, как могли, удалили следы крови на
куртке и на Матильде, постоянно прислушиваясь, я вновь с огромным трудом
одел куртку.
Со стороны воинской части послышался шум автомобиля, он ехал
медленно, не останавливаясь миновал поворот и проследовал дальше.
Значит этих уже не было, а их машина стояла далеко от места засады,
не исключено так же, что они уже на пути к нам.
С Юркой советоваться было бесполезно - это не его сфера деятельности,
он еще находился в шоке и явно чувствовал себя виновным за едкую шутку на
нашей остановке.
Трогаться с места пока не было смысла, воинская машина еще не
возвратилась, а от того как быстро она вернется зависело, нашли они
кого-нибудь или нет.
- Подождем немного, сейчас нельзя торопиться, воинская машина не
менее опасна, чем душман за кустом, - не удержался я от сарказма.
- Бога ради, прости, Вадим, мне казалось, что уже все позади, да кто
бы мог подумать... - Юрка сильно напоминал маленького щенка валявшегося
животиком кверху и пускающего струйку перед огромным разъяренным псом.
Другой бы на моем месте, конечно, пустился бы в длинные менторские
нравоучения о вреде недооценки противника, но мне во-первых было не до
этого из-за боли, слабости и головокружения, а во-вторых, вся вина на сто
процентов была моей: не надо было поддаваться дешевым эмоциям на
сомнительные шутки, а делать свое дело - поставить Матильду в кусты и
понаблюдать за дорогой, если уж возникло чувство опасности. В Афгане такие
амбиции стоили бы жизни.
Послышался звук возвращающегося воинского автомобиля. То, что это был
он, у меня не было никаких сомнений. Похоже, что они никого не встретили.
- Как ты думаешь, Мак, они сообщили в милицию о выстрелах? -
попытался я разрядить обстановку.
- Думаю, что сообщили, - оживился Юрка. - Мне кажется они просто
обязаны сообщать о таких вещах в милицию.
- Что будем делать? - спросил я, хотя у меня наступило полное
равнодушие ко всему происходящему. Юрка понял по моему тону, что я
нахожусь в состоянии эболии и это его сильно взволновало.
- Вадик, возьми себя в руки, Вадик, бога ради не расслабляйся, не
могу же я тебя оставить здесь одного. Значит все-таки подобная мысль
приходила ему в голову.
Я взял себя в руки. Подошел к Матильде и попытался снять ее с
подножки. Руку жгло, в глазах плавали оранжевые круги.
- Давай я, давай я выведу, - засуетился Юрка, рюкзак и шлем уже были
на нем и он понимал, что по лесу вести Матильду я не смогу.
- Куда вести?
Я показал.
Он торопливо заспешил в указанном направлении, минуя кусты и деревья.
Глядя на него меня вдруг обуял странный неудержимый, истерический смех. Я
дико, конвульсивно смеялся, слезы застилали мне глаза, я еле шел, шатаясь,
опираясь на деревья и еще больше слабея.
Он оглядывался на меня со страхом, наверняка думая, что я сошел с
ума.
Желание смеяться прошло так же внезапно, как и появилось. Мы вышли на
бетонку неожиданно - лес подступал к ней почти вплотную. Я сел за руль и
попросил Юрку осмотреть меня внимательно со стороны, нам предстоял еще
долгий путь. Он обошел меня вокруг, приглядываясь, как художник к своему
полотну и, удовлетворенно пробормотав: "Вроде ничего", взгромоздился
сзади, торопливо пристегивая карабины.
Мы тронулись. Безразличие ко всему еще более усилилось, мне хотелось
бросить и Матильду, и Юрку с его мешком с деньгами и улечься где-нибудь в
тишине на ласковой майской траве. Весь мир превратился в боль и тоскливую
слабость.
Минут через десять бетонка кончилась, влившись в асфальтовую дорогу
соединяющую деревню, кажется Богомолово, с железнодорожной станцией и
остальным внешним миром. Лес остался только с правой стороны, до станции -
километров двенадцать.
Мы уже проехали примерно половину пути, миновав еще одну крошечную
деревушку и большую дымящуюся свалку, как впереди показался милицейский
Урал с двумя ментами. Они ехали медленно, явно не торопясь, к
предполагаемому месту выстрелов и я был уверен, что они с радостью
остановят нас, чтобы потянуть резину.
Так и случилось. Я остановился, меня почему-то вновь стал разбирать
смех. Тот, что сидел в коляске, грузный сержант лет сорока хмуро спросил:
- Откуда, ребята, путь держите?
- Я из деревни Блудово, а ты п...а откудова? - ответил я.
Юрка сзади весь напрягся от страха, как перед толпой изголодавшихся
педерастов. Молоденький мент, сидящий за рулем Урала, сначала прыснул,
косясь на сержанта, а потом не выдержал и расхохотался во все горло. Я не
отставал от него. С кривой сосны, одиноко стоявшей у дороги слетела
возмущенная сорока, сделала над нами круг и вновь уселась на сосну, нервно
подергивая крыльями.
Сержант по-видимому хотел рассердиться, но счел за лучшее сохранить
выдержку и, бросив осуждающий взгляд на юного коллегу, обратился к Юрке,
опасливо косясь на меня:
- Выстрелов там нигде не слышали?
Юрка весь подобрался, радуясь разрядившейся обстановке:
- Вы знаете, товарищ сержант, действительно, что-то было в районе
запретной зоны, вроде стреляли, но там же войсковая часть...
- Да вот, позвонили в отделение, хоть это и не наша территория.
- Пусть сами разбираются со своими шпионами, вам-то что за дело,
командир, - вмешался я и газанул, намереваясь тронуться. Наверное мое
лицо, или вернее часть лица, видневшаяся из шлема, больше была похожа на
лицо мертвеца в окошке цинкового гроба, и сержанту это определенно не
нравилось. Он был опытный, этот сержант...
Я крутанул ручку газа, мы рванулись с места, Юрка повернулся круче в
их сторону, видимо отвешивая светский прощальный поклон. В дрожащее
зеркало я видел, что менты, после некоторого раздумья, развернулись и
последовали за нами, отставая метров на триста - меня они больше не
волновали.
Лес с правой стороны заканчивался участками, отведенными для дачного
строительства. Участки были огорожены заборами самого разнообразного
качества: от простых колышек с приколоченными к ним жердями из срубленных
тут же в лесу тоненьких деревьев, до заборов, любовно обшитых стругаными
досками. Повсюду оставались следы недавно выкорчеванных пней. Некоторые из
них, особенно большие, оставались нетронуты: или новоиспеченные владельцы
будущих дач избегали дополнительных затрат, растущих лавинообразно, со дня
получения участка, или же всемогущая техника была бессильна перед
огромными пнями. На одних участках не было никаких построек, даже укрытий
от непогоды, на других стояли типовые садовые домики, на третьих -
сколоченные кое-как сарайчики, по величине и внешнему виду напоминавшие
уличные туалеты.
Я свернул направо и остановился у первого участка, имевшего на своей
территории невзрачную постройку и остановился так, чтобы нас не было видно
с дороги, заглушил двигатель, отстегнул карабины и слез с Матильды.
- Все, Мак, больше не могу, - меня шатало, я прислонился к изгороди.
Он торопливо соскочил с Матильды, попытался установить ее на опору;
его попытка не увенчалась успехом, он неуклюже подвел ее к изгороди и
кое-как прислонил.
Я безучастно смотрел на него - он был в полной растерянности.
- Что будем делать? - он озабоченно озирался по сторонам, - до
станции отсюда далеко?
- Минут двадцать, может полчаса, если идти пешком. Ты вот что, Мак,
иди посмотри, нет, лучше помоги мне дойти до двери этого сарая, я посмотрю
замок.
Окружающая меня действительность и реальное время потеряли в моем
сознании всякий смысл.
Не могу сказать, сколько времени я провозился с замками (их было два,
один навесной, другой - внутренний), пять минут или час, но когда мы вошли
в помещение, меблированное старой железной кроватью с грязным матрасом на
ней, столом и двумя табуретками, я уже был близок к тому, чтобы
окончательно вырубиться, и только нежелание показать Юрке свою слабость
пока еще поддерживало меня.
В углу валялась ржавая крысоловка.
Я сел на табуретку, меня качало даже в сидячем положении.
- Затащи сюда Матильду и иди на станцию пешком.
Не знаю сколько времени он с ней провозился, прислонив ее к стене -
поставить ее на опору ему так и не удалось, наконец он остановился передо
мной как новобранец перед ефрейтором.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
"ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА. ПРОЕЗД И ПРОХОД СТРОГО ЗАПРЕЩЕН". Юрка сзади нервно
заерзал, но ничего не сказал: каждый из нас знал свое дело. Оставив за
собой небольшое облачко поднятой Матильдой пыли, мы устремились по прямой
как линейка бетонке. Километра через два - поворот налево. Примерно на
половине этого расстояния, справа, раскинулось еще не видимое нам поле.
"Поворот - идеальное место для засады", - вдруг подумал я, сбросил газ и
остановил Матильду.
- Мак, - обернулся я к Юрке (Мак - детдомовская Юркина кличка, его
фамилия была Мокров, сокращенно - Мак). - Мак, ты не думаешь, что вон на
том повороте нас могут поджидать?
- До чего же Афган может хорошего человека довести - за каждым кустом
душман мерещится, - Юрка слез с Матильды и разминал затекшие ноги.
Я заменил номерной знак, пластинкой старого знака выкопал небольшое
углубление положил в него номерной знак и как мог замаскировал, все время
бросая взгляд на место поворота бетонки.
Он был уверен в себе и чувствовал себя в полной безопасности. Я снова
устроился в седле Матильды, обернувшись подождал пока он усядется позади
меня и сказал ему, чтобы он вновь пристегнул карабины к поясам. Он это
проделал с явной неохотой, и, хотя я не видел его лица, почувствовал его
снисходительную усмешку.
Тем не менее, я решил, не доезжая поворота, свернуть налево в лес,
чтобы срезать опасный угол.
Приближался поворот. Справа открылось широкое поле, я прижался как
можно ближе к левой стороне бетонки и сбросил газ.
Когда на середине дороги появилась фигура в темном плаще я уже
сворачивал в лес. Боковым зрением я видел, что тот правой рукой
выхватывает из-за пазухи автомат и вкрадчивое урчание Матильды утонуло в
оглушительной очереди автомата Калашникова. Я почувствовал удар в правое
плечо и сначала подумал, что задел плечом дерево но уже секунду спустя
понял, что ранен. Теплые струйки крови текли по руке и по правому боку, но
останавливаться еще было нельзя: неизвестно сколько их там было, вдруг им
придет в голову прочесать лес, хотя времени у них на это не было - в
воинской части наверняка услышали выстрелы, а отличить охотничье ружье от
автомата не сможет наверное только глухонемой.
Я остановился не выключая двигателя, постепенно сбрасывая газ,
создавая иллюзию удалявшегося мотоцикла.
Крови из меня вытекло уже достаточно для того, чтобы почувствовать
слабость, головокружение и необычайную легкость во всем теле. Поставив
Матильду на подножку, я обернулся к посеревшему от ужаса Юрке, судорожно
снимавшему с себя рюкзак:
- Я ранен, Мак, попробуй как-нибудь перевязать меня.
Наверное я и сам выглядел далеко не лучшим образом, у Юрки еще
сильнее затряслись руки, он засуетился не зная, с чего начать.
- Помоги мне сначала снять куртку, рукав отрезать нельзя, без него на
людях не покажешься, - предложил я.
С большим трудом мы сняли куртку, от боли и слабости я чуть было не
потерял сознание.
Я был ранен в руку чуть ниже плеча, почти вся правая сторона была
залита кровью. Юрка снял свою рубашку, разорвал ее на полосы, с моей
помощью туго перевязал мне руку, мы, как могли, удалили следы крови на
куртке и на Матильде, постоянно прислушиваясь, я вновь с огромным трудом
одел куртку.
Со стороны воинской части послышался шум автомобиля, он ехал
медленно, не останавливаясь миновал поворот и проследовал дальше.
Значит этих уже не было, а их машина стояла далеко от места засады,
не исключено так же, что они уже на пути к нам.
С Юркой советоваться было бесполезно - это не его сфера деятельности,
он еще находился в шоке и явно чувствовал себя виновным за едкую шутку на
нашей остановке.
Трогаться с места пока не было смысла, воинская машина еще не
возвратилась, а от того как быстро она вернется зависело, нашли они
кого-нибудь или нет.
- Подождем немного, сейчас нельзя торопиться, воинская машина не
менее опасна, чем душман за кустом, - не удержался я от сарказма.
- Бога ради, прости, Вадим, мне казалось, что уже все позади, да кто
бы мог подумать... - Юрка сильно напоминал маленького щенка валявшегося
животиком кверху и пускающего струйку перед огромным разъяренным псом.
Другой бы на моем месте, конечно, пустился бы в длинные менторские
нравоучения о вреде недооценки противника, но мне во-первых было не до
этого из-за боли, слабости и головокружения, а во-вторых, вся вина на сто
процентов была моей: не надо было поддаваться дешевым эмоциям на
сомнительные шутки, а делать свое дело - поставить Матильду в кусты и
понаблюдать за дорогой, если уж возникло чувство опасности. В Афгане такие
амбиции стоили бы жизни.
Послышался звук возвращающегося воинского автомобиля. То, что это был
он, у меня не было никаких сомнений. Похоже, что они никого не встретили.
- Как ты думаешь, Мак, они сообщили в милицию о выстрелах? -
попытался я разрядить обстановку.
- Думаю, что сообщили, - оживился Юрка. - Мне кажется они просто
обязаны сообщать о таких вещах в милицию.
- Что будем делать? - спросил я, хотя у меня наступило полное
равнодушие ко всему происходящему. Юрка понял по моему тону, что я
нахожусь в состоянии эболии и это его сильно взволновало.
- Вадик, возьми себя в руки, Вадик, бога ради не расслабляйся, не
могу же я тебя оставить здесь одного. Значит все-таки подобная мысль
приходила ему в голову.
Я взял себя в руки. Подошел к Матильде и попытался снять ее с
подножки. Руку жгло, в глазах плавали оранжевые круги.
- Давай я, давай я выведу, - засуетился Юрка, рюкзак и шлем уже были
на нем и он понимал, что по лесу вести Матильду я не смогу.
- Куда вести?
Я показал.
Он торопливо заспешил в указанном направлении, минуя кусты и деревья.
Глядя на него меня вдруг обуял странный неудержимый, истерический смех. Я
дико, конвульсивно смеялся, слезы застилали мне глаза, я еле шел, шатаясь,
опираясь на деревья и еще больше слабея.
Он оглядывался на меня со страхом, наверняка думая, что я сошел с
ума.
Желание смеяться прошло так же внезапно, как и появилось. Мы вышли на
бетонку неожиданно - лес подступал к ней почти вплотную. Я сел за руль и
попросил Юрку осмотреть меня внимательно со стороны, нам предстоял еще
долгий путь. Он обошел меня вокруг, приглядываясь, как художник к своему
полотну и, удовлетворенно пробормотав: "Вроде ничего", взгромоздился
сзади, торопливо пристегивая карабины.
Мы тронулись. Безразличие ко всему еще более усилилось, мне хотелось
бросить и Матильду, и Юрку с его мешком с деньгами и улечься где-нибудь в
тишине на ласковой майской траве. Весь мир превратился в боль и тоскливую
слабость.
Минут через десять бетонка кончилась, влившись в асфальтовую дорогу
соединяющую деревню, кажется Богомолово, с железнодорожной станцией и
остальным внешним миром. Лес остался только с правой стороны, до станции -
километров двенадцать.
Мы уже проехали примерно половину пути, миновав еще одну крошечную
деревушку и большую дымящуюся свалку, как впереди показался милицейский
Урал с двумя ментами. Они ехали медленно, явно не торопясь, к
предполагаемому месту выстрелов и я был уверен, что они с радостью
остановят нас, чтобы потянуть резину.
Так и случилось. Я остановился, меня почему-то вновь стал разбирать
смех. Тот, что сидел в коляске, грузный сержант лет сорока хмуро спросил:
- Откуда, ребята, путь держите?
- Я из деревни Блудово, а ты п...а откудова? - ответил я.
Юрка сзади весь напрягся от страха, как перед толпой изголодавшихся
педерастов. Молоденький мент, сидящий за рулем Урала, сначала прыснул,
косясь на сержанта, а потом не выдержал и расхохотался во все горло. Я не
отставал от него. С кривой сосны, одиноко стоявшей у дороги слетела
возмущенная сорока, сделала над нами круг и вновь уселась на сосну, нервно
подергивая крыльями.
Сержант по-видимому хотел рассердиться, но счел за лучшее сохранить
выдержку и, бросив осуждающий взгляд на юного коллегу, обратился к Юрке,
опасливо косясь на меня:
- Выстрелов там нигде не слышали?
Юрка весь подобрался, радуясь разрядившейся обстановке:
- Вы знаете, товарищ сержант, действительно, что-то было в районе
запретной зоны, вроде стреляли, но там же войсковая часть...
- Да вот, позвонили в отделение, хоть это и не наша территория.
- Пусть сами разбираются со своими шпионами, вам-то что за дело,
командир, - вмешался я и газанул, намереваясь тронуться. Наверное мое
лицо, или вернее часть лица, видневшаяся из шлема, больше была похожа на
лицо мертвеца в окошке цинкового гроба, и сержанту это определенно не
нравилось. Он был опытный, этот сержант...
Я крутанул ручку газа, мы рванулись с места, Юрка повернулся круче в
их сторону, видимо отвешивая светский прощальный поклон. В дрожащее
зеркало я видел, что менты, после некоторого раздумья, развернулись и
последовали за нами, отставая метров на триста - меня они больше не
волновали.
Лес с правой стороны заканчивался участками, отведенными для дачного
строительства. Участки были огорожены заборами самого разнообразного
качества: от простых колышек с приколоченными к ним жердями из срубленных
тут же в лесу тоненьких деревьев, до заборов, любовно обшитых стругаными
досками. Повсюду оставались следы недавно выкорчеванных пней. Некоторые из
них, особенно большие, оставались нетронуты: или новоиспеченные владельцы
будущих дач избегали дополнительных затрат, растущих лавинообразно, со дня
получения участка, или же всемогущая техника была бессильна перед
огромными пнями. На одних участках не было никаких построек, даже укрытий
от непогоды, на других стояли типовые садовые домики, на третьих -
сколоченные кое-как сарайчики, по величине и внешнему виду напоминавшие
уличные туалеты.
Я свернул направо и остановился у первого участка, имевшего на своей
территории невзрачную постройку и остановился так, чтобы нас не было видно
с дороги, заглушил двигатель, отстегнул карабины и слез с Матильды.
- Все, Мак, больше не могу, - меня шатало, я прислонился к изгороди.
Он торопливо соскочил с Матильды, попытался установить ее на опору;
его попытка не увенчалась успехом, он неуклюже подвел ее к изгороди и
кое-как прислонил.
Я безучастно смотрел на него - он был в полной растерянности.
- Что будем делать? - он озабоченно озирался по сторонам, - до
станции отсюда далеко?
- Минут двадцать, может полчаса, если идти пешком. Ты вот что, Мак,
иди посмотри, нет, лучше помоги мне дойти до двери этого сарая, я посмотрю
замок.
Окружающая меня действительность и реальное время потеряли в моем
сознании всякий смысл.
Не могу сказать, сколько времени я провозился с замками (их было два,
один навесной, другой - внутренний), пять минут или час, но когда мы вошли
в помещение, меблированное старой железной кроватью с грязным матрасом на
ней, столом и двумя табуретками, я уже был близок к тому, чтобы
окончательно вырубиться, и только нежелание показать Юрке свою слабость
пока еще поддерживало меня.
В углу валялась ржавая крысоловка.
Я сел на табуретку, меня качало даже в сидячем положении.
- Затащи сюда Матильду и иди на станцию пешком.
Не знаю сколько времени он с ней провозился, прислонив ее к стене -
поставить ее на опору ему так и не удалось, наконец он остановился передо
мной как новобранец перед ефрейтором.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16