Курочка притиснул, и Левин опять стал шевелить руками и ногами. Пока он так упражнялся, Курочка читал газету.
- Послушайте, доктор, - вдруг сказал он, - а вы знаете, что тут написано?
Левину было не до газеты. Он воображал в это мгновение, как летчик в спасательном костюме делает поворот. Потом он как бы нажал гашетку пулеметов. Он не очень-то знал все эти штуки, но мог вообразить!
- Движений нисколько не стесняет, - очень громко сказал Левин, как бы подавляя голосом грохот винта, - вы слышите, Федор Тимофеевич? Вот я делаю переворот. Вот я делаю иммельман или как оно там называется. Вот я страшно размахиваю руками и ногами в тесном пространстве кабины, и хоть бы что. Очень легкая, удобная, прекрасная вещь…
Курочка, улыбаясь, смотрел на доктора. Кто бы мог подумать, что этот человек на шестом десятке будет играть в летчики. Впрочем, он не играл, у него просто-напросто было воображение, и он мог легко представить себе, что он - пилот, летящий над холодным морем.
- Это все прекрасно, - сказал Курочка, - движения движениями, а вот как будет с испытанием на воде? Начнет обмерзать и трескаться, тогда мы с вами поплачем. Ну ладно, хватит, идите прочитайте газету.
Левин снял костюм, обдернул на себе китель с серебряными нашивками и взял со стола газету. Под общей рубрикой "Орденом Красной Звезды" была напечатана его фамилия с именем, отчеством и званием. Курочка смотрел на него сбоку.
- Послушайте, наравне с летчиками! - сказал Александр Маркович.
Курочка взял Левина за плечи и поцеловал три раза в щеки.
- Поздравляю, доктор, - сказал он, - поздравляю вас с первым орденом в этой великой войне. Очень за вас рад.
В это время начали бить зенитки, и дежурный, просунув голову в дверь, сказал сухо:
- В убежище, товарищи командиры, в убежище!
Тотчас же фашисты сбросили четыре бомбы, и с потолка посыпалась штукатурка. Погас свет. Курочка зажег спичку и закурил папироску. От его папироски прикурил Левин.
- Пожалуй, пойду в госпиталь, - сказал он сердито, - мало ли что… Ох, как мне надоели эти штуки!
Курочка светил ему спичками, пока он надевал шинель и фуражку. На улице были сумерки заполярного полдня. Бухая сапогами, навстречу Левину прошел комендантский патруль. Оглушительно защелкали зенитки. Подул ветер, запахло гарью.
Левин посмотрел вверх, но ничего не увидел, кроме серых туч и разрывов - круглых и аккуратных. Потом вдруг завыл пикирующий бомбардировщик, и еще четыре бомбы с отвратительным свистом упали в залив. Левин прижался к стене. Фуражка с него слетела.
"Наверное, опять трубы лопнули и комнату залило водой, - с тоской подумал он, - теперь поставят насос и будут качать".
В госпитале он сделал замечание военврачу Баркану. Замечание было очень вежливое, но взъерошенный Баркан сразу насупился и ответил в том смысле, что он уже далеко не мальчик и в нотациях не нуждается. У них вообще были трудные отношения, и Левина это огорчало. В сущности, Баркан был недурным врачом, но совершенно не умел подчиняться. И опыт у него был за плечами немалый, и школа недурная, но самонадеянность и замкнутость Баркана не давали Левину возможности сблизиться с ним. А теперь он совсем надулся.
"Наверное, Шеремет насплетничал, что я отказался сдать ему госпиталь, - подумал Левин. - Конечно, это обидно, а все-таки я не мог. Э, к черту!"
Но когда в ординаторскую пришла Варварушкина, Левин пожаловался ей сам на себя.
- Слушайте, Баркан обижен, - сказал он. - И справедливо обижен. Шеремет, наверное, сболтнул ему насчет моего отъезда в Москву - помните ту историю? Но я же, честное слово, не мог. Вы меня понимаете? Белых - это одно, а Баркан - это другое. И все-таки я в чем-то виноват. Он неправ, но я начальник и многое зависит от меня, многое, если не все. Иногда дерните меня за локоть, если я слишком раскричусь, будьте так добры, Ольга Ивановна. И как вбить в мою голову, что Баркан - обидчивый человек? Он служил в таком городе, где считался непререкаемым авторитетом, а тут некто Левин его учит. Надо же быть хоть немножко психологом.
И, встретив Баркана через час в коридоре, заговорил с ним весело, как ни в чем не бывало. Но Баркан на шутку не ответил, втянул квадратную голову в плечи и сказал, что ему некогда.
Потом позвонил телефон, и военврачу второго ранга Левину А. М. передали, что нынче же, в четырнадцать ноль-ноль, на большом аэродроме в помещении старых мастерских командующий будет вручать правительственные награды.
Было двадцать минут второго. А еще надо было побриться, вычистить новый китель и заложить бумажку в калошу, чтобы она не падала. И как туда добраться за десять минут?
3
Похожий на огромную отощавшую птицу, шаркая ногами в спадающих калошах и на что-то сердясь, он сунул сухую руку Боброву, потом Калугину, потом старшине Пялицыну и снял шапку, не замечая, как весело все на него поглядывают и сколько он доставляет людям удовольствия своими вечно штатскими поступками, крикливыми, каркающими замечаниями и добродушно-виноватой улыбкой на изборожденном морщинами, дурно выбритом лице.
- Можете себе представить, - сказал он Калугину, - вчера опять отправил в Ленинград письмо своему квартирному уполномоченному. На прошлое ответа нет и по сей день. Вы ведь тоже ленинградец, я помню, мы встречались.
- Я - москвич, - ответил Калугин, - живу в Москве на Маросейке.
- Постарели, - сказал Левин, - с тех пор очень постарели.
- С каких это "тех пор"?
- А с тех, - осторожно, с робкой улыбкой произнес Левин. Он уже догадывался, что опять путает.
- С каких? - допытывался безжалостный Калугин.
- Ну ладно, проваливайте от меня, - воскликнул Левин, - у меня не тот возраст, чтобы шутить шутки.
И доктор слегка толкнул Калугина в плечо всем своим узким телом с такою силой, что долго сам раскачивался, потеряв равновесие.
- А меня вы помните, товарищ военврач? - спросил летчик Бобров.
- Еще бы не помнить! Ваша фамилия Мельников. Нет человека, которого бы не знал доктор Левин, если, конечно, этот человек принадлежит к славному племени крылатых. Вы - Мельников!
- Ошибаетесь, товарищ военврач!
- Я ошибаюсь? Я?
- К сожалению, товарищ военврач.
- Вы мне все надоели, - сказал Левин. - Добрые десять лет со мною шутят этим способом. Нельзя ли придумать что-либо поостроумнее. У кого есть папиросы?
- Папиросы есть у меня, - сказал Калугин, - но тут курить, доктор, не разрешается. Это во-первых. А во-вторых, вы уже в строю. Придется маленько потерпеть.
- Теперь я вспомнил вашу фамилию, - воскликнул Левин. - Вы - Калугин. Военинженер Калугин. Посмейте возразить! А он Мельников. И пусть не болтает глупости.
С видом победителя он вышел из строя и прошелся вдоль машин, предназначенных к ремонту. Один истребитель с искореженным винтом привлек его внимание. Он покачал головой, потом потрогал рваные раны на фюзеляже машины. Старое лицо его сделалось скорбным.
- Посмотрите, как они дерутся нынче, - сказал он, - броня превращается в рваную тряпку. А покойный Зайцев мне рассказывал, что в империалистическую имел место случай, когда один штабс-капитан расстрелял все патроны, очень рассердился и бросил свой пистолет в другого летчика, в австрийца, просто в голову. Разные бывают войны.
- Встаньте на место, доктор, - позвал Калугин.
Вошел начальник штаба - очень бледный полковник Зубов, и сразу же все подравнялись и перестали разговаривать. Старший политрук Седов вдруг сконфузился под пристальными взглядами сотни людей и стал что-то негромко докладывать начальнику штаба. Сегодня был его день - день старшего политрука Седова. Ради предстоящего торжества он выбрился так старательно, что весь изрезался, и теперь его лицо было разукрашено маленькими бумажками, наклеенными на местах порезов. И вообще все, с его точки зрения, не удавалось и было подготовлено наспех, без специального совещания, без соответствующих предварительных размышлений. В самом деле, вдруг позвонили, и тотчас же производи награждение. И где? В мастерских! А ведь все можно было устроить в Доме Флота, при свете прожекторов, и там вручение орденов снимали бы кинооператоры на пленку для всего Советского Союза.
- Ничего, ничего! - довольно громко ответил начштаба. - Главное - спокойствие.
И ушел за командующим, который все еще курил возле мастерских, прислушиваясь к рокоту моторов и к коротким ударам пушечной пальбы в воздухе.
- Опять Седов напутает? - улыбнувшись, спросил командующий. - Он, знаете ли, всегда так волнуется, смотреть на него страшно. Комиссар хотел его снять с этого дела, да я заступился. С ума человек сойдет.
- Работа, конечно, красивая, - тоже улыбнувшись, ответил начштаба, - и надо ему отдать справедливость - всю душу вкладывает. Нет, нельзя его трогать. Давеча попросил разрешения одну медаль "За отвагу" лично отвезти Смородинову в город. Тот в госпитале там лежит. И, представляете, врачей вызвал в палату, сестер, санитаров.
Он пропустил командующего вперед, поправил фуражку, обдернул шинель и великолепным, очень красивым шагом вошел в мастерскую. Где-то на фланге звучный и громкий голос скомандовал «смирно», и все стихло.
Седов прочитал по бумаге первую фамилию. Крупнотелый летчик, с трудом отбивая строевой шаг мягкими унтами, пересек расстояние, отделяющее его от командующего, и встал навытяжку. Выражение лица Седова из старательного сделалось отчаянным, он дважды, шепча при этом губами, сверил номер и протянул коробочку командующему.
- Поздравляю, капитан, - сказал командующий, светло, и прямо вглядываясь в глаза летчика, - хорошо бьете фашиста, поздравляю. И из техники выжимаете все, что она может дать. Правильно делаете.
Лицо летчика напряглось, он громко ответил положенную фразу, повернулся и пошел на свое место. Седов назвал другую фамилию, опять сверил номер и протянул еще коробочку командующему.
На сопках, слева от мастерских, ударили зенитки, и всем сразу стало видно, что командующий, вручая ордена, в это же время прислушивается к тому, что происходит там, в небе.
Восьмым был военврач Левин.
Волоча за собою спадающую калошу и не замечая этого, он взял из рук командующего коробочку с орденом, сказал «спасибо» и пошел было обратно, как вдруг командующий остановил его, и он вновь возвратился к покрытому кумачом столу, добродушно и немного виновато улыбаясь.
- Товарищ военврач, - сказал командующий негромким голосом, - думаю, что выражу общее мнение, если от имени всех нас особо поздравлю нашего дорогого товарища Левина, которого мы - вернее, многие из нас - помнят по тем далеким временам, когда… когда они были учлетами и когда военврач Левин лечил нас не только лекарствами, но и… советами… когда военврач Левин… помогал нам в трудные дни… верить себе и верить в себя…
Командующий помолчал немного и прислушался к тому смутному и сочувственному гулу, который прошумел среди построившихся людей, потом пожал сухую и крупную руку доктора, взглянул ему в глаза и добавил:
- Одним словом, товарищ военврач, горячо вас поздравляю с наградой и желаю вам здоровья и сил для той работы, которая ожидает вас до великого дня победы.
- Благодарю вас, - опять сказал Левин, - спасибо! Вернувшись в строй, он надел очки и аккуратно прочитал свое временное удостоверение.
Следующим получил орден Калугин, потом опять пошли истребители, за ними батальон аэродромного обслуживания. Зенитки замолчали. На лице Седова от напряжения выступили крупные капли пота.
- Старший лейтенант Сафарычев, - вызвал Седов.
- В воздухе! - ответил чей-то густой голос.
Седов отложил орден Сафарычева и прочитал еще две фамилии.
- Абрамов убит, - отозвался тот же густой голос. Седов отложил в сторону орден Абрамова.
Когда все кончилось, Левин медленно вышел из мастерских. Опять посветлело, снег перестал падать. Слева от капониров грохотали прогреваемые моторы дальних бомбардировщиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33