Сегодня идеальная ночь для зеленого луча: горизонт представлял собой прямую линию, облаков не было. За прошедший год она дважды видела здесь зеленый луч, и оба раза в такие вечера, как сейчас. Из остальных никто его не видел, и она знала, что они считали это ее личным переживанием, откровением, предназначенным только для нее. Может, так оно и было, хотя она читала рассказы моряков об этой зеленой вспышке.
Солнце почти зашло. Кэтрин широко открыла глаза, чтобы не моргнуть невзначай – зеленая вспышка длилась меньше, чем моргание. Последний отблеск желтого света исчез, и затем – возникла и пропала – блистающая точка изумрудного цвета.
Затем небо потемнело, осталась только сине-черная мантия, утыканная звездами.
Кэтрин улыбнулась, стремясь истолковать зеленый луч как хорошее предзнаменование. Если погода не изменится, если груз будет стоящим, если мотор не сломается и капитан будет трезвым, через несколько дней придет пакетбот и заберет людей. Две недели она проведет в одиночестве, пока не приедет следующая группа. Ей некого будет слушать, некого учить, не для кого готовить. И снова у нее возникло чувство вины из-за таких мыслей.
Эта группа была хорошая, правда, приятные и более самостоятельные люди, чем большинство других. Но за месяц, проведенный в колючем кустарнике и шиповнике, с насекомыми, птицами и жарой, дети стали беспокойными и капризными. Молитва могла успокоить взрослых, но для детей этого было недостаточно.
Она ударила в колокол и повернулась, чтобы войти внутрь. Опустив глаза, она внезапно вскрикнула и отпрыгнула назад. На верхней ступеньке расположился скорпион, его загнутый хвост покачивался взад и вперед в поисках чего-либо, куда можно впрыснуть свой яд. Кэтрин бросила в насекомое горсть песка, и оно скрылось в кустах.
Ее передернуло. Никогда ей не привыкнуть к скорпионам, несмотря на то, что они тоже Божьи твари. Но они были отвратительными, уродливыми и непредсказуемыми насекомыми. Их укол был не просто болезненным, от него можно было слечь, а иногда – для аллергиков, для стариков или детей, – он мог оказаться смертельным. Двоих детей из этой группы укусил скорпион, и у одного из них, как оказалось, была аллергия. Если бы не фармакопия Кэтрин, ребенок мог бы и умереть.
Она увидела двоих детей, бегущих по берегу к зданию, но не стала дожидаться и вошла внутрь.
Все они были членами секты, отколовшейся от религиозной секты мистических фундаменталистов. Кто-то из них признавал полигамию, а кто-то – такие, как Кэтрин, – предпочитали одиночество и аскетизм. Они прибыли из Штатов и Великобритании. Это место (особенно для полигамных семей) было единственным безопасным убежищем. Они записывались за год и больше, и им бесплатно предоставлялась возможность месяц пожить в этом уюте.
Здание было построено двадцать пять лет назад, и оно все еще оставалось единственным строением на этих островах. Оно было сложено из бетонных блоков, в форме пятиконечной звезды, пятидесяти футов в диаметре. Один из лучей занимала постоянная заведующая хозяйством. Посредине луч был разделен на маленькую спальню и часовню. В каждом из других четырех лучей могла жить целая семья – четыре человека в роскоши, вшестером – с удобствами, а для десяти-двенадцати человек (бывало и столько) условия там были весьма малоприятные – душно, тесно, – что ускоряло наступление того момента, когда родители становятся раздражительными, а дети – невозможными.
С этой группой еще можно было справиться. Включая Кэтрин, в “звезде” жило двенадцать человек: две пары, каждая с двумя детьми, и женщина с близняшками.
Кэтрин была рада, что в этой группе не было практикующих многобрачие. Несмотря на свою набожность, они были трудными в общении людьми – очень чувствительны к каждой мелочи, легко обижались и делали из мухи слона; предложения принимались за критику, критика – за обвинения.
В центре “звезды” была большая круглая комната, разделенная посередине ратановым ковром. С одной стороны стояло полдюжины бамбуковых стульев, две керосиновых лампы и книжный шкаф, наполненный Библиями и другими религиозными изданиями. С другой стороны – кухня, где стоял стол, сделанный из дерева, которое прибило к берегу, и где был устроен огромный очаг. Единственным электрическим прибором в “звезде” был холодильник, питавшийся от генератора на бензине; он использовался для хранения лекарств и молока.
Три женщины стояли у стола, готовя похлебку из моллюсков. На бетонном полу сидели мужчины – это они добывали раковины, ныряя с деревянного ялика, – и с помощью топорика и ножей, доставали моллюсков из раковин, чистили и резали их, и передавали женщинам съедобные части.
Поодиночке в зал вошли дети.
К тому времени, когда похлебка была готова, комната освещалась только угольками в очаге. Один из мужчин зажег обе керосиновые лампы и поставил их на стол.
– Все здесь? – спросила Кэтрин, снимая с огня котлы с похлебкой.
Детский голос ответил:
– Джош и Мэри все еще на улице.
– Что они делают? – спросил мужчина.
– Они пошли искать яйца.
Одна из женщин твердо сказала:
– Они слышали колокол. Им известны правила.
– Еды у нас достаточно, – бодро сказала Кэтрин. – Им не придется ложиться спать голодными.
– Это бы им совсем не помешало.
Взявшись за руки вокруг стола, они прочли благодарственную молитву.
Они ели шумно, разгрызая похожих на резину моллюсков и обмакивая хлеб в похлебку.
Дверь открылась, на пороге появился мальчик, задыхавшийся от бега.
– Сюда плывет большая лодка! – выпалил он. Кэтрин застыла. К этому берегу суда не подходили, тем более ночью. Острые камни, отполированные волнами, торчали со дна в сотнях футов от берега, многие из них находились всего в нескольких дюймах от поверхности воды. Даже днем проплывать здесь было опасно, ночью же походило на самоубийство.
– И что? – спросил один из мужчин.
– Рыболов, я думаю, – сказал другой. Мать мальчика скомандовала:
– Иди, садись.
Кэтрин обратилась к сидевшим за столом:
– Тихо! – Затем она повернулась к мальчику. – Она плывет мимо, Джошуа, или идет сюда?
– Сюда, мадам. Прямо в проход.
Мужчина сказал:
– Я посмотрю, – и встал.
– Сиди, – сказала Кэтрин. – Я сама посмотрю.
– Но мне нетрудно...
– Сиди, я говорю!
Мужчина сел, не став спорить.
Кэтрин подошла к мальчику и прошептала:
– Где Мэри?
– Мы собирали яйца. Она нашла птенца. Она сказала, что хочет найти его гнездо и положить его обратно.
Кэтрин прошла мимо мальчика и вышла из здания. Она взглянула в сторону узкого прохода между скалами, заканчивавшегося бухтой не более двадцати ярдов шириной. Она заметила ялик, косо лежащий на песке.
Большая лодка находилась футах в двухстах от берега – грязный мазок на фоне черной воды – и медленно поворачивала к проходу в скалах.
Это, может быть, кто-то из местных, сказала себе Кэтрин, рыболов, захваченный в море встречным ветром. Или браконьер из Гаити, ищущий, где бы укрыться на ночь.
Но когда лодку осветила луна, все надежды пропали. Это была та самая лодка.
За прошедшие десять месяцев она стремилась – при помощи силы воли и веры – убедить себя, что этого не было в действительности, и что то, что произошло, на самом деле не происходило. Это было проверкой, гротескным кошмаром, созданным для того, чтобы испытать силу ее веры. И она почти в это уверовала. Теперь же только одна мысль билась в ее голове – неужели я так согрешила?
Она смотрела, как пирога повернулась, треугольный парус захлопал и опустился, коснулись воды весла...
Кэтрин подбежала к ближайшему углу “звезды”, тщетно пытаясь отыскать в темноте отсутствующего ребенка. Она не посмела звать его вслух.
Войдя, она захлопнула и заперла дверь.
Сердце ее стучало. Сделав несколько глубоких вдохов, она сказала, по возможности спокойно и твердо:
– Слушайте меня все. Вы должны в точности следовать моим указаниям. Для вопросов времени нет. Одно я могу сказать: тот, кто откажется повиноваться, тем самым даст понять Всевышнему: “Пришло время забрать меня из этой жизни”.
Она оттащила ратановый ковер, под ним была деревянная крышка люка, вровень с бетонным полом. Она подняла крышку. Вниз, в темноту, вела лестница.
– Все со стола туда, – сказала она. – Все.
Стол был убран быстро и молчаливо. Котлы, тарелки и чашки без особого шума падали на песчаное дно.
– Теперь... все вниз. Быстро. Не упадите. – Она помогла ребенку найти первую ступеньку лестницы. Один из мужчин раздраженно заметил:
– Я думаю, мы имеем право...
– Закрой рот! – оборвала Кэтрин. – Если не хочешь погибнуть, лезь туда.
– Где Мэри? – всхлипнула женщина.
– Она в зарослях. Когда спуститесь, молите Всемогущего Бога, чтобы она там и оставалась.
Когда они все спустились в подвал, Кэтрин опустилась на колени и обратилась к ним:
– Сидите тихо. Чтоб никто не кашлял и не чихал. Если будете молиться, молитесь молча. – Она захлопнула люк и передвинула ковер на место.
В последний раз она осмотрела стол, смахнув хлебные крошки и промокнув капли похлебки краем своего платья. Затем она отперла входную дверь и, сложив руки, встала на ратановом ковре, произнося молитву. На песке послышались шаги, затем песок заскрипел на бетонных ступенях. Дверь распахнулась.
Их было двое – черные силуэты на фоне звездного неба.
Она не видела их лиц, поэтому не могла быть уверена, те ли это, что приходили раньше. Ветерок подул в открытую дверь, донеся до нее их запах, и ее затрясло от воспоминаний.
Они ничего не говорили.
Как она и ожидала, как оно и было в прошлый раз, они уложили ее на стол и изнасиловали, каждый по разу. Они не стремились показаться грубыми. Ее слабое сопротивление было спокойно воспринято и легко преодолено. Нож, приставленный к ее горлу, был скорее формальностью, чем необходимостью. Она закрыла глаза, чтобы их не видеть, как можно дольше задерживая дыхание, чтобы не чувствовать их запах, и громко произносила про себя молитвы, чтобы не слышать их хрюканья.
Они вели себя вполне по-деловому – они были похожи на служащих, которые пришли снять показания ее электросчетчика – и когда они удовлетворились, помогли ей встать на ноги.
Кэтрин схватилась за край стола, скрывая злость, на грани обморока.
– Ртуть, – сказал один из них.
Она кивнула. В прошлый раз она не знала, что они имеют в виду, и тогда они – это, похоже, было для них обычным делом – стали ее пытать, одновременно пытаясь объяснить, что им надо. Острием ножа они сделали надрезы на внутренней поверхности ее бедер, и втирали в раны лимонный сок и перец, пока наконец, составив вместе отдельные слова и фразы, она их не поняла.
Она повела их к холодильнику. Бутылочки с лекарствами были упакованы по двенадцать в коробке. Она достала коробку пенициллина и два шприца.
– Оно испортится, если не держать на холоде, – сказала она. – Сколько у вас больных?
– Много.
– Возьмите все.
– Ром, – сказал другой.
– У меня нет рома.
Мужчина оттолкнул ее в сторону, полез в холодильник и вытащил четвертную бутылку изопропилового спирта.
– Не пейте это, – сказала Кэтрин. – Вы заболеете. Это для лечения больных ушей.
– Не слышу. У меня болят уши. – Мужчина громко рассмеялся. Он сорвал крышку, плеснул спиртом себе в ухо, затем сделал огромный глоток из бутылки. Его передернуло. Он закашлялся и отплевался. – О, благородный напиток! – Он заткнул бутылку и засунул себе в куртку.
– Теперь идите. – Кэтрин захлопнула дверь холодильника. Она услышала звук – слабый и неясный. Она не была уверена, откуда он идет – из подвала или снаружи.
– Ага. Спокойной ночи, леди, и да возлюбит тебя Бог.
Она ждала, когда они уйдут.
Затем она услышала то, что услышали и они, – шуршание песка под легкими ногами и счастливый девичий голос:
– Посмотрите, что я нашла!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36