Натриевые дуговые фонари заливали гараж жутким желтым жаром. Хотя Декер был уверен, что никто из группы Ренаты не рискнет привлечь к себе внимание охранников, болтаясь в аэропортовской зоне прилета, он не мог быть так же уверен в том, что в гараже не выставили наблюдательный пост, который следил бы за его машиной. Гараж охраняли отнюдь не настолько тщательно, как сам аэропорт. Время от времени здесь проезжал патрульный автомобиль, но его было видно издалека, и наблюдатели вполне могли сделать вид, что укладывают багаж в машину, чтобы, когда полиция проедет, вернуться к наблюдению. Но даже если команда наблюдателей и находилась в гараже, было сомнительно, что они предпримут попытку похитить Декера и Бет в таком людном месте, имеющем только один выход. Люди, садящиеся здесь в свои машины, непременно увидели бы нападение, заметили бы номерной знак и сразу же поставили бы в известность офицера охраны. Тот связался бы с полицией, которая легко перекрыла бы дорогу, ведущую от аэропорта. Нет, слишком уж велика вероятность того, что, если предпринять попытку похищения здесь, дела пойдут не так, как хотелось бы похитителям. Они наверняка ничем себя не проявят, а просто позвонят по мобильному телефону Ренате и сообщат, что видели в руке у Декера сумку, соответствующую описанию той, в которую был упакован миллион долларов. Это убедило бы Ренату в том, что Декер не подозревает, что она находится совсем недалеко от него. В конце концов, если бы он считал, что ему грозит близкая опасность, он не потащил бы с собой такую прорву денег, верно? Он спрятал бы их где-нибудь.
«Чероки» находился наверху слева, возле лестницы, которая вела на второй уровень гаража. Декер отпер двери, помог Бет забраться на переднее сиденье, бросил сумку и ее костыли на заднее, быстро сел в машину, заблокировал двери и вставил ключ в замок зажигания.
Но он никак не мог решиться повернуть его.
— И чего ты ждешь? — спросила Бет.
Декер посмотрел на свою правую руку, указательный и большой пальцы которой держали маленький ключик и готовы были его повернуть. На лбу у него вдруг высыпали крупные капли холодного пота.
— Ну, сейчас мы узнаем, прав я был или не прав, когда говорил, что Рената не станет начинять этот автомобиль взрывчаткой.
— Если ты был не прав, мы об этом никогда не узнаем, — ответила Бет. — К черту все это. Мы говорили о вере. Так давай. Поворачивай ключ.
Декер невольно улыбнулся и повиновался. Вместо взрыва, который разнес бы автомобиль на куски, раздался ровный гул мотора.
— Да! — Он задним ходом вывел машину в проезд и со всей скоростью, какую можно было позволить себе в тесном пространстве гаража, повел машину мимо многочисленных путешественников, укладывавших багаж в автомобили. Любой из этих людей мог оказаться его врагом. Через полминуты он подъехал к выезду из гаража, остановился возле одной из кассовых будок, заплатил дежурному, и джип влился в сиявший бесчисленными фарами поток автомобилей, которые стремились прочь от аэропорта.
Чувствуя, как сердце неистово колотится в груди, он миновал изгиб и указал на огни, мерцавшие почти во всех окнах четырнадцатиэтажного отеля «Бест-вестерн».
— Сейчас в одном из здешних номеров большая суета. Стрелка на их пеленгаторе показала им, что этот автомобиль куда-то поехал. — Он хотел было прибавить скорость, но сдержал порыв, разглядев впереди мигалку полицейского автомобиля.
— Я так волнуюсь, что у меня колени трясутся, — сказала Бет.
— Сосредоточься и контролируй свой страх.
— Я не могу.
— Ты должна.
Полицейский автомобиль впереди свернул за угол.
Декер поднял крышку ящика, расположенного между двумя передними сиденьями и достал оттуда служебный пистолет Эсперансы — детектив оставил его там, когда они улетали в Нью-Йорк.
— Сейчас они уже вышли из номера и бегут к гостиничной стоянке.
— А как тебе удается подавлять страх?
— Мне это никак не удается.
— Но ты же только что сказал...
— Контролировать его, а не подавлять. Страх — это механизм выживания. Он придает силу. Это заставляет тебя сохранять бдительность. Он может спасти твою жизнь, но лишь при условии, что ты держишь его под контролем. Если он начнет управлять твоими действиями, то обязательно убьет тебя.
Бет пристально вгляделась в его лицо.
— Похоже, что мне предстоит еще очень много узнать о тебе.
— Как и мне. Мне кажется, что все, что происходило с нами до нападения на мой дом ночью в прошлую пятницу, было нашим медовым месяцем. А теперь началось супружество. — Декер, прибавив газу, въехал на магистраль, и огни его джипа влились в непрерывный поток несущихся фар. — У них было достаточно времени, чтобы добраться до стоянки. Сейчас они садятся в машины.
— Медовый месяц? Супружество?.. То, что ты сейчас сказал... Это что, было предложение?
— А что, это кажется тебе плохой идеей?
— Ты вскоре разочаруешься во мне. Я никогда не смогу стать той идеальной женщиной, ради которой ты рисковал свой жизнью.
— Это нас уравнивает. Я-то определенно не идеальный мужчина.
— Ты прекрасно изображаешь идеального героя. Помнишь, я рассказывала тебе, как маленькой девочкой мечтала о герое.
— Герои — дураки. Герои позволяют убивать себя. — Декер прибавил скорость, чтобы не выбиваться из скоростного режима трассы; машины шли здесь со скоростью в шестьдесят пять миль в час при ограничении до пятидесяти пяти. — Сейчас Рената со своей компанией мчится к автостраде. Монитор пеленгатора укажет им, в каком направлении я поехал. Я должен держаться перед ними. Я не могу позволить им взять меня в коробочку и вытеснить со свободной полосы.
— Ты не против того, чтобы поговорить?
— Сейчас?
— Конечно, если это не отвлечет тебя. Если можно, то было бы хорошо. Тогда мне будет не так страшно.
— В таком случае говори.
— Какой твой самый большой недостаток?
— Извини, не понял.
— Ты все лето ухаживал за мной, демонстрируя мне свои лучшие стороны. А какие твои худшие качества?
— Лучше расскажи о своих. — Декер то и дело бросал сосредоточенный взгляд на сумятицу фар, отражавшихся в его зеркале заднего вида, стараясь не пропустить любой автомобиль, который будет слишком быстро нагонять его.
— Я спросила первая.
— Ты серьезно?
— Совершенно.
Миновав знак, разрешающий повысить скорость до шестидесяти пяти, Декер неохотно начал рассказ.
15
Он рассказал Бет, что его отец был кадровым офицером вооруженных сил и потому жил с семьей на самых разных базах по всем Соединенным Штатам, часто переезжая с места на место.
— Еще ребенком я научился не привязываться к людям или местам. — Он рассказал, что отец не любил проявлять свою привязанность и даже, больше того, вероятно, стеснялся выражать любые эмоции, будь то гнев, или печаль, или радость. — И я тоже научился скрывать свои чувства.
Он рассказал, что, когда поступил на военную службу — самый логический выбор для сына армейского офицера, — спецподготовка, которую он проходил, научила его еще лучше управлять своими эмоциями.
— Один инструктор выделял меня из числа курсантов, и мы очень много разговаривали с ним в свободное время. Мы часто вели философские беседы, в которых большое место занимал вопрос о том, как переживать ситуации, требующие жестокости, и все же умудриться не ожесточиться. Скажем, как относиться к тому, что тебе приходится убивать. Или как справляться с собой, когда видишь гибель своего приятеля. У него было немало книг о мышлении и эмоциях, он показывал мне кое-что оттуда, и это я запомнил навсегда.
Во время разговора Декер не переставал настороженно приглядываться к фарам, появлявшимся в его зеркале заднего вида. Машин на дороге становилось все меньше. Тем не менее он продолжал держаться в левом ряду, предназначенном для обгона, чтобы идущие в правом ряду автомобили даже случайно не заблокировали его машину.
— И что же такого он тебе показал? — спросила Бет.
— "Когда мы принимаем роковые решения, то, что суждено судьбой, неизбежно свершится", — процитировал Декер. — «У каждого из нас есть эмоции. Сами эмоции не представляют для нас угрозы. А вот наши мысли по поводу наших эмоций представляют угрозу, если эти мысли не дисциплинированы. Тренировка учит контролировать наши мысли. Мысли управляют нашими эмоциями».
— Это звучит так, словно он пытался скрыть твои эмоции за столькими экранами, что ты не должен был вообще чувствовать их.
— Не экранами, а фильтрами. Идея состояла в том, чтобы я научился интерпретировать свои эмоции так, чтобы они всегда служили моим интересам. Например, — Декер почувствовал, как в нем нарастает ожесточение, — в ночь с субботы на воскресенье были убиты два моих друга.
— Они помогали тебе искать меня? — У Бет был такой вид, будто она не могла поверить своим ушам.
— Моя скорбь по ним грозила сломить меня, но я сказал себе, что у меня нет времени. Я должен отложить мою скорбь до тех пор, пока не смогу оплакать их подобающим образом. Я знал, что не смогу их оплакать в будущем, если не сосредоточусь сейчас на собственном выживании. И у меня до сих пор не нашлось времени, чтобы оплакать их.
Бет повторила слова из цитаты, которую только что услышала от него:
— Мысли управляют нашими эмоциями.
— Вот так я и жил. — Декер в очередной раз взглянул в зеркальце и увидел там приближавшиеся с пугающей быстротой фары. Он опустил стекло в своем окне. После этого он перестроился в правый ряд и перехватил баранку левой рукой. В правую он взял пистолет Эсперансы и приготовился стрелять в том случае, если обгоняющая машина попытается столкнуть его с трассы на этом почти пустом участке автострады.
Догоняющая машина шла с дальним светом, фары, отражающиеся в зеркале, почти слепили. Декер резко уменьшил скорость, чтобы автомобиль ушел вперед, прежде чем водитель успеет нажать на тормоз. Но лихач промчался мимо и, не сбавляя скорости, помчался дальше. Декер успел рассмотреть, что это был небольшой грузовичок. Его габаритные огни быстро уносились вперед.
— Он делает не меньше девяноста, — заметил Декер. — Если бы я немного отпустил его, а потом разогнался с такой же скоростью, этот грузовик послужил бы для меня страховкой от любого полицейского, который может караулить на обочине нарушителей. Полицейский увидит сначала грузовик и займется им. А у меня будет время, чтобы сбросить скорость и спокойно проехать мимо.
В машине наступила тишина.
— Итак, — сказала наконец Бет, — испытывая эмоции, ты чувствуешь себя неловко? Ты, конечно, сумел ловко одурачить меня этим летом.
— Потому что я предпринимал сознательные усилия, чтобы измениться. Чтобы открыться и позволить себе чувствовать. Когда ты вошла в мой кабинет в тот, первый день, я впервые в моей жизни был готов влюбиться.
— А теперь ты ощущаешь себя преданным, потому что женщина, в которую ты влюбился, оказалась не той женщиной, за которую она себя выдавала.
Декер ничего не ответил.
— Ты думаешь, что, может быть, безопаснее было бы возвратиться к тому состоянию, в котором ты находился прежде, — продолжала Бет, — дистанцироваться от того, что происходило, и не позволять себе никаких эмоций, которые могли бы сделать тебя уязвимым.
— Ко мне пришло откровение.
— И?
— К черту всю мою гордость. — Декер сжал ее руку. — Ты спросила меня, не хотел бы я начать все сначала. Да. Потому что любой другой исход пугает меня сильнее смерти. Я не хочу потерять тебя. Я просто спячу, если получится так, что остаток жизни мне придется провести без тебя. Мне не кажется, что я возвращаюсь к своему прежнему состоянию.
А ведь придется возвратиться, сказал он себе. Ты же должен вытащить нас обоих живыми из той передряги, которая случится этой ночью.
16
От нервного напряжения у него появилась знакомая давящая боль в желудке; она сопровождала его все время, пока он работал на Управление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71