– Сейчас начнется штурм… И вас освободят. Не паникуйте. Понятно? Не вздумайте паниковать!
– Ты же знаешь, я не паникую, – Денис говорил уверенно, но на мгновение закралась мысль, что его реакция – смешливая и нарочито веселая – на самом деле не что иное, как тщательно замаскированная паника. – Хочешь, я буду вести прямой репортаж? Представляешь, как это здорово?
– Что ты несешь? Какой прямой репортаж? Денис… Деня, – так нежно и ласково Истомин давно уже не называл сына. – Пожалуйста, будь серьезен. И – осторожен. Я… Ты знаешь, я, наверное, сейчас приеду.
– Нет, папа, – отрезал Денис. Он и не заметил, как немного пренебрежительное и скрывающее настоящие чувства «фазер» уступило место естественному «папа». – Только этого не хватало. Что будет с мамой, если ты вдруг исчезнешь с экрана? Она еще, чего доброго, решит, что к власти пришел режим «черных полковников», достанет из-под кровати ружье и начнет отстреливаться… Я просто… Я хотел, чтобы ты знал, где я. Ей знать об этом не обязательно. Во всяком случае, пока.
– Да, ты прав, – как-то тускло и бесцветно отозвался отец. – Денис!
–Да.
– Звони мне. Пожалуйста.
– Конечно, пап… – он помолчал. Слишком грустным становился их разговор. Необходимо было внести ноту здорового идиотизма. – Если я принесу тебе в клювике эксклюзивный репортаж, что ты скажешь насчет «Туарега»?
– «Туарега»? – переспросил Истомин.
– Ну да, на «Порше-Кайенн» это не потянет, а «Туарег» будет в самый раз.
– Я, пожалуй, сначала сниму ремень…
– Не пугай! Ты давно уже носишь подтяжки. Можешь не отпираться, я подсматривал в замочную скважину. Значит, договорились? «Туарег» со всем фаршем. И чтоб движок – «восьмерка». На меньшее я не согласен.
– Денис!
– Пап, все. У меня все в порядке, просто рекламная пауза подходит к концу.
– Денис, звони мне!
– Обещаю… – он помолчал, чувствуя, как пальцы изо всех сил сжимают телефон, а к горлу подступает что-то… Что-то, похожее на… Он не мог этого допустить. – Да, кстати, – тон его снова стал беззаботным… и легким. – Ты здорово смотришься на экране. И даже порой говоришь умные вещи… Я… – он прочистил горло, словно поперхнулся. – Горжусь тобой. Вот что. Будь на высоте. Но не вздумай вставать в кадре – живот все испортит. Ну, пока. Я не прощаюсь.
И раньше, чем отец успел что-то сказать, Денис отключил связь.
Он потер висок и только сейчас почувствовал, что спина горит, как от ожога.
– Здорово смотришься, папа… – пробормотал он вполголоса.
Затем обернулся и вновь направился в прихожую.
По тому, как Сева смотрел на него остановившимся взглядом и в глазах его плавал страх, Денис понял, что что-то неладно…
– Что еще?
– Денис… У тебя вся спина… В крови… – Сева выглядел так, словно готов был вот-вот снова потерять сознание.
– Да? – Денис попробовал извернуться и посмотреть на спину, но из этого ничего не получилось. – Где у тебя зеркало? Ну, такая штука, в которой бегает смешной очкастый человечек, очень похожий на тебя?
– В ванной.
– О! В ванной? Наверное, он там не только бегает, а занимается еще кое-чем – Он подмигнул. – О'кей! Я пойду полюбуюсь, а ты пока развлеки дам. Например, напомни, зачем они сюда приехали. Думаю, они будут смеяться.
Он направился в ванную, но, словно вспомнив о чем-то, остановился на полпути и снова повернулся к Севе.
– И кстати… Ты говорил мне, что купил новую цифровую камеру. Найди, пожалуйста… Если она еще цела.
Сева укоризненно вздохнул.
– Денис.
Денис развел руками.
– Гены, Сева… К тому же я зарабатываю на «Туарег»…
Он зашел в ванную и обнаружил, что дела обстоят несколько хуже, чем он предполагал. Его любимая рубашка-поло, клюквенного цвета, вся пропиталась кровью и прилипла к спине. Он осторожно снял рубашку и увидел кусок толстого стекла, застрявший между лопатками, слева от позвоночника.
– Вот черт! Только этого не хватало. Кровь сочилась из раны слабыми толчками.
Две тонкие струйки текли по спине, подбираясь к джинсам. Денис схватил первое попавшееся полотенце, накинул его на спину и зажал концы под мышками.
– Ребята-а-а! – пропел он, выходя из ванной. «Видимо, я все-таки боюсь и начинаю паниковать». Он чувствовал это, потому что неоправданная веселость нарастала с каждой минутой. – У меня к вам один нескромный вопрос. Никто из вас в детстве не мечтал стать врачом?
Дубенский осторожно спускался вниз, хватаясь руками за скобы, торчавшие из стены вентиляционной шахты. До дна было не более пяти метров, но он старался не смотреть вниз. Следом за ним лез Кондратьев, и Дубенский понимал, что тормозит всю процессию: тяжелые ботинки капитана с коваными каблуками так и норовили наступить ему на пальцы, когда Михаил боялся отпустить скобу.
– Ну? – услышал он тихое шипение командира штурмовой группы.
Дубенский ничего не ответил и стал двигаться быстрее.
Внизу послышались осторожные шаги: первый боец уже спустился. За ним – второй. Наконец ноги Дубенского ощутили дно шахты, покрытое тонким слоем воды – конденсата.
Он дождался Кондратьева и схватил его за плечо. Рука капитана мягко, но очень настойчиво отцепила его пальцы.
– Что?
– Дальше по прямой – около тридцати метров. Уклон будет, но небольшой – чтобы конденсат стекал в канализацию. А потом…
А потом… Его больше всего волновало именно то, что начнется потом.
– Да?
– Потом начнется подъем.
– Это вас смущает? – Кондратьев говорил ему на ухо – громким шепотом.
– По отвесной стене, по таким же скобам… – Михаил сам не понимал, что ожидал услышать в ответ. Может, он надеялся, что капитан покачает головой и повернет назад?
– Ну и что? – начал раздражаться Кондратьев. – Здание новое, скобы крепкие… Полезем потихонечку. Вы, главное, не тормозите.
– Понимаете… Поток воздуха… Я опасаюсь, что…
Кондратьев, кажется, понял, что он хотел сказать.
– Вы боитесь высоты?
– Ну да… То есть… Мы ведь можем добраться до второго-третьего этажа, а там, через вентиляционный короб, вылезти в холл, затем выйти на лестницу…
Нет, так не получалось. Двери, ведущие на лестницу, были закрыты, и он знал об этом.
– Сломаем двери, выйдем на лестницу, – поправился Дубенский, – и по ней поднимемся до технического этажа…
Кондратьев помолчал, обдумывая его слова.
– Где установлены камеры слежения?
– В холлах… – упавшим голосом сказал Дубенский. – И… на лестницах, между этажами…
Кондратьев молчал.
Конечно, Дубенского взяли потому, что он знал в Башне каждый закоулок. Его взяли, чтобы проникнуть в здание бесшумно и незаметно… А если ломать двери… И бегать по лестницам перед камерами, то эффект внезапности пропадет. Он и сам это понимал.
Михаил вздохнул.
– Полезем до технического этажа, – оправдывая его самые худшие ожидания, сказал Кондратьев. – Главное – не перепутать.
– Не перепутаете… – язык у Михаила стал заплетаться, словно первым отреагировал на предстоящую прогулку по отвесной стене шахты. Двести метров – это не так уж много, если идти по земле. Но если карабкаться двести метров вверх… – Там… краской… нарисованы цифры. Вы не перепутаете.
– Я все-таки надеюсь, что вы будете с нами, – с мягким нажимом произнес Кондратьев и слегка подтолкнул Дубенского вперед.
Михаил почувствовал, что его ноги стали как ватные: они с трудом сгибались в коленях, но стоило бы им согнуться чуть больше нужного, и он бы упал.
Дубенский медленно двинулся вперед, по наклонному дну желоба. В какой-то момент он подумал, что сейчас остановится и больше не сделает ни шагу, но капитан толкал его в спину, и Дубенский волей-неволей переставлял непослушные ноги…
Наконец они подошли к тому месту, где дно резко переходило в вертикальную стену, из которой торчали скобы. Сейчас эти скобы из металлического рифленого прута толщиной в палец казались Дубенскому такими хрупкими… и ненадежными.
В шахте было темно: лишь слабый электрический свет, пробивающийся сверху (из вентиляционных камер, стоявших через каждые пять этажей; там небольшие вентиляторы поддували отработанный воздух в гигантскую трубу), озарял оцинкованные блестящие стенки. В этих отсветах он увидел, как первый боец решительно и уверенно, будто и не знал другого способа подниматься на верхние этажи, полез вверх. За ним последовал второй.
Дубенский отошел в сторону, пропуская остальных.
Он не мог видеть взгляда, устремленного на него Кондратьевым, но уловил движение, которым капитан, чуть помедлив, хлопнул по плечу третьего бойца, и тот послушно шагнул вперед.
– Вот что… – Жесткая и сильная рука схватила Дубенского за шиворот и подтянула к себе – так легко, словно бы Михаил и не весил девяносто два килограмма при росте метр восемьдесят девять. – Ты сейчас полезешь наверх, понял?
– Нет, – еле слышно ответил Михаил и покрутил головой.
Вместо ответа он получил легкий удар раскрытой ладонью в лоб.
– Мы не на прогулку собрались, и ты не сидишь, почесывая пузо, у себя в кабинете. Здесь сто пятьдесят человек, соображаешь? И они ждут помощи. Где, ты говоришь, технический этаж? На пятидесятом? Ты взлетишь по этой лестнице и будешь думать вот о чем: каждый этаж – это три спасенных души. Усек?
Дубенскому стало холодно, и виной тому был не только поток влажного воздуха сверху.
– Я…
Кондратьев не дал ему договорить.
– Манда рожает дураков, а Родине нужны герои. Ты будешь героем, парень! Твоя семья будет гордиться тобой! – голос капитана вдруг изменился: из резкого, приказного, он стал мягким и вкрадчивым. – Я бы, конечно, мог и сам, но, извини, не закончил компьютерные курсы. Зато свою часть работы я сделаю, как надо, можешь не сомневаться… – В чем-в чем, а в этом Дубенский не сомневался. – Нам без тебя никак. Давай, дружок! – Кондратьев подтолкнул Михаила к этим проклятым скобам.
– Скажите… – он почти знал, каким будет ответ, но все же… надеялся. – У вас нет… никакой страховки?
В темноте сверкнули белые зубы капитана. Та же самая рука – вроде бы и небольшая, но очень крепкая – снова схватила его за шиворот и оторвала от земли.
– Это тебя устроит? Я буду снизу, если что, подхвачу… – Кондратьев заметил, что он не только не успокоил Дубенского, но скорее, наоборот, еще больше напугал. – Да ничего с тобой не случится. Вперед! Разрешаю тебе помочиться мне на голову, если уж будет совсем невмоготу, но только не останавливайся. Давай! Пошел!
Дубенский шагнул вперед и положил руки на прутья. «Главное – не смотреть вниз. Что бы ни случилось, не смотреть вниз. Отключить мозги, забыть про то, что внизу – пустота… » – Ребята! – сказал капитан, обращаясь к бойцам. – Если кто надумает падать, то тихо, без крика. Лады?
Бойцы сдавленно захихикали, словно услышали самую смешную шутку в мире, Дубенского же бросило в дрожь. Юмор Кондратьева казался ему чересчур черным. Но самым страшным было то, что это… вовсе не было шуткой. Это был приказ, и он не сомневался, что если кто-нибудь из «ребят» сорвется, то будет падать молча, ударяясь о гулкие податливые стенки шахты и до последнего думая, как бы не подвести товарищей.
Рука Дубенского, уже протянувшаяся к ближней скобе, застыла в воздухе.
– Ну что опять? – голосом, лишенным всяческого дружелюбия, спросил капитан.
– Я… Я не взял перчатки. Боюсь, руки замерзнут…
Катание на гидроцикле по глади Клязьминского водохранилища всего лишь пару часов назад теперь казалось таким далеким и нереальным… А собственная напыщенность и строгий тон, которым он разговаривал с подчиненными, – глупыми и нелепыми…
«Да пропади она пропадом, эта Башня! – подумал Дубенский. – Чертова собачья работа! Чертовы деньги! Какого хрена я позарился… »
Ощутимый толчок в область правой почки заставил его поморщиться и вернуться к действительности.
– На! – Кондратьев снял с рук перчатки и отдал Дубенскому. – Только не вздумай говорить, что размер не тот или фасон тебе не подходит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
– Ты же знаешь, я не паникую, – Денис говорил уверенно, но на мгновение закралась мысль, что его реакция – смешливая и нарочито веселая – на самом деле не что иное, как тщательно замаскированная паника. – Хочешь, я буду вести прямой репортаж? Представляешь, как это здорово?
– Что ты несешь? Какой прямой репортаж? Денис… Деня, – так нежно и ласково Истомин давно уже не называл сына. – Пожалуйста, будь серьезен. И – осторожен. Я… Ты знаешь, я, наверное, сейчас приеду.
– Нет, папа, – отрезал Денис. Он и не заметил, как немного пренебрежительное и скрывающее настоящие чувства «фазер» уступило место естественному «папа». – Только этого не хватало. Что будет с мамой, если ты вдруг исчезнешь с экрана? Она еще, чего доброго, решит, что к власти пришел режим «черных полковников», достанет из-под кровати ружье и начнет отстреливаться… Я просто… Я хотел, чтобы ты знал, где я. Ей знать об этом не обязательно. Во всяком случае, пока.
– Да, ты прав, – как-то тускло и бесцветно отозвался отец. – Денис!
–Да.
– Звони мне. Пожалуйста.
– Конечно, пап… – он помолчал. Слишком грустным становился их разговор. Необходимо было внести ноту здорового идиотизма. – Если я принесу тебе в клювике эксклюзивный репортаж, что ты скажешь насчет «Туарега»?
– «Туарега»? – переспросил Истомин.
– Ну да, на «Порше-Кайенн» это не потянет, а «Туарег» будет в самый раз.
– Я, пожалуй, сначала сниму ремень…
– Не пугай! Ты давно уже носишь подтяжки. Можешь не отпираться, я подсматривал в замочную скважину. Значит, договорились? «Туарег» со всем фаршем. И чтоб движок – «восьмерка». На меньшее я не согласен.
– Денис!
– Пап, все. У меня все в порядке, просто рекламная пауза подходит к концу.
– Денис, звони мне!
– Обещаю… – он помолчал, чувствуя, как пальцы изо всех сил сжимают телефон, а к горлу подступает что-то… Что-то, похожее на… Он не мог этого допустить. – Да, кстати, – тон его снова стал беззаботным… и легким. – Ты здорово смотришься на экране. И даже порой говоришь умные вещи… Я… – он прочистил горло, словно поперхнулся. – Горжусь тобой. Вот что. Будь на высоте. Но не вздумай вставать в кадре – живот все испортит. Ну, пока. Я не прощаюсь.
И раньше, чем отец успел что-то сказать, Денис отключил связь.
Он потер висок и только сейчас почувствовал, что спина горит, как от ожога.
– Здорово смотришься, папа… – пробормотал он вполголоса.
Затем обернулся и вновь направился в прихожую.
По тому, как Сева смотрел на него остановившимся взглядом и в глазах его плавал страх, Денис понял, что что-то неладно…
– Что еще?
– Денис… У тебя вся спина… В крови… – Сева выглядел так, словно готов был вот-вот снова потерять сознание.
– Да? – Денис попробовал извернуться и посмотреть на спину, но из этого ничего не получилось. – Где у тебя зеркало? Ну, такая штука, в которой бегает смешной очкастый человечек, очень похожий на тебя?
– В ванной.
– О! В ванной? Наверное, он там не только бегает, а занимается еще кое-чем – Он подмигнул. – О'кей! Я пойду полюбуюсь, а ты пока развлеки дам. Например, напомни, зачем они сюда приехали. Думаю, они будут смеяться.
Он направился в ванную, но, словно вспомнив о чем-то, остановился на полпути и снова повернулся к Севе.
– И кстати… Ты говорил мне, что купил новую цифровую камеру. Найди, пожалуйста… Если она еще цела.
Сева укоризненно вздохнул.
– Денис.
Денис развел руками.
– Гены, Сева… К тому же я зарабатываю на «Туарег»…
Он зашел в ванную и обнаружил, что дела обстоят несколько хуже, чем он предполагал. Его любимая рубашка-поло, клюквенного цвета, вся пропиталась кровью и прилипла к спине. Он осторожно снял рубашку и увидел кусок толстого стекла, застрявший между лопатками, слева от позвоночника.
– Вот черт! Только этого не хватало. Кровь сочилась из раны слабыми толчками.
Две тонкие струйки текли по спине, подбираясь к джинсам. Денис схватил первое попавшееся полотенце, накинул его на спину и зажал концы под мышками.
– Ребята-а-а! – пропел он, выходя из ванной. «Видимо, я все-таки боюсь и начинаю паниковать». Он чувствовал это, потому что неоправданная веселость нарастала с каждой минутой. – У меня к вам один нескромный вопрос. Никто из вас в детстве не мечтал стать врачом?
Дубенский осторожно спускался вниз, хватаясь руками за скобы, торчавшие из стены вентиляционной шахты. До дна было не более пяти метров, но он старался не смотреть вниз. Следом за ним лез Кондратьев, и Дубенский понимал, что тормозит всю процессию: тяжелые ботинки капитана с коваными каблуками так и норовили наступить ему на пальцы, когда Михаил боялся отпустить скобу.
– Ну? – услышал он тихое шипение командира штурмовой группы.
Дубенский ничего не ответил и стал двигаться быстрее.
Внизу послышались осторожные шаги: первый боец уже спустился. За ним – второй. Наконец ноги Дубенского ощутили дно шахты, покрытое тонким слоем воды – конденсата.
Он дождался Кондратьева и схватил его за плечо. Рука капитана мягко, но очень настойчиво отцепила его пальцы.
– Что?
– Дальше по прямой – около тридцати метров. Уклон будет, но небольшой – чтобы конденсат стекал в канализацию. А потом…
А потом… Его больше всего волновало именно то, что начнется потом.
– Да?
– Потом начнется подъем.
– Это вас смущает? – Кондратьев говорил ему на ухо – громким шепотом.
– По отвесной стене, по таким же скобам… – Михаил сам не понимал, что ожидал услышать в ответ. Может, он надеялся, что капитан покачает головой и повернет назад?
– Ну и что? – начал раздражаться Кондратьев. – Здание новое, скобы крепкие… Полезем потихонечку. Вы, главное, не тормозите.
– Понимаете… Поток воздуха… Я опасаюсь, что…
Кондратьев, кажется, понял, что он хотел сказать.
– Вы боитесь высоты?
– Ну да… То есть… Мы ведь можем добраться до второго-третьего этажа, а там, через вентиляционный короб, вылезти в холл, затем выйти на лестницу…
Нет, так не получалось. Двери, ведущие на лестницу, были закрыты, и он знал об этом.
– Сломаем двери, выйдем на лестницу, – поправился Дубенский, – и по ней поднимемся до технического этажа…
Кондратьев помолчал, обдумывая его слова.
– Где установлены камеры слежения?
– В холлах… – упавшим голосом сказал Дубенский. – И… на лестницах, между этажами…
Кондратьев молчал.
Конечно, Дубенского взяли потому, что он знал в Башне каждый закоулок. Его взяли, чтобы проникнуть в здание бесшумно и незаметно… А если ломать двери… И бегать по лестницам перед камерами, то эффект внезапности пропадет. Он и сам это понимал.
Михаил вздохнул.
– Полезем до технического этажа, – оправдывая его самые худшие ожидания, сказал Кондратьев. – Главное – не перепутать.
– Не перепутаете… – язык у Михаила стал заплетаться, словно первым отреагировал на предстоящую прогулку по отвесной стене шахты. Двести метров – это не так уж много, если идти по земле. Но если карабкаться двести метров вверх… – Там… краской… нарисованы цифры. Вы не перепутаете.
– Я все-таки надеюсь, что вы будете с нами, – с мягким нажимом произнес Кондратьев и слегка подтолкнул Дубенского вперед.
Михаил почувствовал, что его ноги стали как ватные: они с трудом сгибались в коленях, но стоило бы им согнуться чуть больше нужного, и он бы упал.
Дубенский медленно двинулся вперед, по наклонному дну желоба. В какой-то момент он подумал, что сейчас остановится и больше не сделает ни шагу, но капитан толкал его в спину, и Дубенский волей-неволей переставлял непослушные ноги…
Наконец они подошли к тому месту, где дно резко переходило в вертикальную стену, из которой торчали скобы. Сейчас эти скобы из металлического рифленого прута толщиной в палец казались Дубенскому такими хрупкими… и ненадежными.
В шахте было темно: лишь слабый электрический свет, пробивающийся сверху (из вентиляционных камер, стоявших через каждые пять этажей; там небольшие вентиляторы поддували отработанный воздух в гигантскую трубу), озарял оцинкованные блестящие стенки. В этих отсветах он увидел, как первый боец решительно и уверенно, будто и не знал другого способа подниматься на верхние этажи, полез вверх. За ним последовал второй.
Дубенский отошел в сторону, пропуская остальных.
Он не мог видеть взгляда, устремленного на него Кондратьевым, но уловил движение, которым капитан, чуть помедлив, хлопнул по плечу третьего бойца, и тот послушно шагнул вперед.
– Вот что… – Жесткая и сильная рука схватила Дубенского за шиворот и подтянула к себе – так легко, словно бы Михаил и не весил девяносто два килограмма при росте метр восемьдесят девять. – Ты сейчас полезешь наверх, понял?
– Нет, – еле слышно ответил Михаил и покрутил головой.
Вместо ответа он получил легкий удар раскрытой ладонью в лоб.
– Мы не на прогулку собрались, и ты не сидишь, почесывая пузо, у себя в кабинете. Здесь сто пятьдесят человек, соображаешь? И они ждут помощи. Где, ты говоришь, технический этаж? На пятидесятом? Ты взлетишь по этой лестнице и будешь думать вот о чем: каждый этаж – это три спасенных души. Усек?
Дубенскому стало холодно, и виной тому был не только поток влажного воздуха сверху.
– Я…
Кондратьев не дал ему договорить.
– Манда рожает дураков, а Родине нужны герои. Ты будешь героем, парень! Твоя семья будет гордиться тобой! – голос капитана вдруг изменился: из резкого, приказного, он стал мягким и вкрадчивым. – Я бы, конечно, мог и сам, но, извини, не закончил компьютерные курсы. Зато свою часть работы я сделаю, как надо, можешь не сомневаться… – В чем-в чем, а в этом Дубенский не сомневался. – Нам без тебя никак. Давай, дружок! – Кондратьев подтолкнул Михаила к этим проклятым скобам.
– Скажите… – он почти знал, каким будет ответ, но все же… надеялся. – У вас нет… никакой страховки?
В темноте сверкнули белые зубы капитана. Та же самая рука – вроде бы и небольшая, но очень крепкая – снова схватила его за шиворот и оторвала от земли.
– Это тебя устроит? Я буду снизу, если что, подхвачу… – Кондратьев заметил, что он не только не успокоил Дубенского, но скорее, наоборот, еще больше напугал. – Да ничего с тобой не случится. Вперед! Разрешаю тебе помочиться мне на голову, если уж будет совсем невмоготу, но только не останавливайся. Давай! Пошел!
Дубенский шагнул вперед и положил руки на прутья. «Главное – не смотреть вниз. Что бы ни случилось, не смотреть вниз. Отключить мозги, забыть про то, что внизу – пустота… » – Ребята! – сказал капитан, обращаясь к бойцам. – Если кто надумает падать, то тихо, без крика. Лады?
Бойцы сдавленно захихикали, словно услышали самую смешную шутку в мире, Дубенского же бросило в дрожь. Юмор Кондратьева казался ему чересчур черным. Но самым страшным было то, что это… вовсе не было шуткой. Это был приказ, и он не сомневался, что если кто-нибудь из «ребят» сорвется, то будет падать молча, ударяясь о гулкие податливые стенки шахты и до последнего думая, как бы не подвести товарищей.
Рука Дубенского, уже протянувшаяся к ближней скобе, застыла в воздухе.
– Ну что опять? – голосом, лишенным всяческого дружелюбия, спросил капитан.
– Я… Я не взял перчатки. Боюсь, руки замерзнут…
Катание на гидроцикле по глади Клязьминского водохранилища всего лишь пару часов назад теперь казалось таким далеким и нереальным… А собственная напыщенность и строгий тон, которым он разговаривал с подчиненными, – глупыми и нелепыми…
«Да пропади она пропадом, эта Башня! – подумал Дубенский. – Чертова собачья работа! Чертовы деньги! Какого хрена я позарился… »
Ощутимый толчок в область правой почки заставил его поморщиться и вернуться к действительности.
– На! – Кондратьев снял с рук перчатки и отдал Дубенскому. – Только не вздумай говорить, что размер не тот или фасон тебе не подходит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43