– Ваше Величество.., – робко загнусил генерал, – задержочька произошла по вине самих дезертиров. Они утверждают, да простит Ваше Величество мои слова, что знают Вас лично.
Дальше все шло, как в замедленном фильме.
Клавкина спина медленно, медленно поворачивается. Следом за ней, чуть отставая, движется голова. Уши, глаза, нос, рот. Последними занимают исходную позицию руки и грудь. Все это долго болтается из стороны в сторону, пока не подчиняется законам всепланетного тяготения.
Зрачки глаз простреливают пространство, замечают жертвы, ищут в памяти сходство с существующими оригиналами. Мужчина – раз… два… три… Сведений нет. Девчонка в мужской одежде – раз… два… три… Не припомню. Еще мужик – раз… два…
– Васенька!
Радостный, истошный крик Клавки-королевы возвестил о том, что не забыт еще я в сердцах любящих женщин.
– Родненький, тебя хотели убить? – Клавка с разбегу прыгнула мне на шею. Словно и не было прежних дней неукротимой вражды.
– Они, уважаемая гражданочка, – подлез Мустафа, – пытались нас ингрумулировать.
С этими, – Клавка махнула палачам и показала на ангела и Зинаиду, – заканчивайте, а родненького моего не трогайте.
В этом месте возмутился я.
– Прекратить издеваться над моими людьми, – вот как надо разговаривать с бабами. Властно и твердо. Только тогда толк будет.
– Как скажешь, родненький, – Клавка от привалившего к ней долгожданного счастья обалдевала и соглашалась на все, – Отпустите их ребятки. Да марш отсюда, бездельники.
Последние слова, обращенные к палачам и трибуналу, прогремели словно из орудия двухсотого калибра. Естественно, что ребят сдуло словно ветром.
– Пойдем, родненький, – Клавдия нежно, как бывало, подцепила меня под руку и поволокла за собой, – Накормлю, напою, пригрею. И ребяток твоих не обижу.
Ну ладно, подумал я. Может поумнела, пришла в себя. Человеком, можно сказать, стала. Да и не враги мы. Так, бранились, да ругались. А то, что смерти моей хотела, так то от любви женской. Что мне ее осуждать? Все ж из одной деревни.
Приняла нас Клавдия по высшему разряду. Усадила на мягкие подушки, накормила сытным завтраком, музыкой развлекла. Во общем, все классно. Мустафа от такой доброты с советами полез:
– Ты чё, Васильич, только посмотри как баба тебя любит. И сама ничего. Все при ней. Я то поначалу плохо про нее подумывал, а сейчас очень даже. Женился бы, и делу конец. А гвоздики потом забрал бы, да эту историю с Сердцем закончил. Все клево, мужик!
Хорошо Мустафе рассуждать. В сердце его печаль не жила. И любви настоящей еще может не было. Не могу я Любаву забыть. Хоть тресни. А что бы на Клавке пожениться, вообще разговору не может и идти. Я не диффективный там какой-нибудь. Мало ли что – королева. Королев по нынешним временам хоть залейся. А вот сердцу чтоб приятно было, того нет.
Клавка долго расспрашивала нас о житье бытье, подливала старательно в стопочки, не ругалась, улыбалась. Я отвечал односложно. Не обо всем и не все. Нечего ей знать про все тайные дела. Не забыл еще ее каверзы. Вот сейчас она душа добрая, а через минуту с цепи сорвется, осторожней с ней не помешает.
Мустафа быстро захмелел, и улыбаясь чему-то своему, свесил голову на гору подушек и захрапел. Следом за ним и Зинка последовала. Она всю дорогу Клавдии лыбилась, прощенья за грубости прежние приносила.
А я трезвый сижу. Хоть и выпил порядочно. Но, знаете, чтоб нормального деревенского мужика в тоску вогнать, трехлитровой мало. Не та емкость.
Сижу, значит, отхлебываю, да огурцом круглым, малосольным закусываю. Клавкино щебетанье слушаю. А она все ближе подсаживается. Все теснее прижимается. Ну, думаю, надо и про дело намекнуть. Пока не разошлась.
– А в деревне-то сейчас хорошо!
Клавка слегка опешила от столь резкого перехода.
– Ты чё эт про деревню вспомнил? Али здесь не нравиться?
– Нравиться, почему не нравиться. Но иной раз вспомню про наши туманы, про поля, сердце слезами обливается.
– Ишь ты какой слезливый стал, – и в самом деле. Что-то я переигрываю. Но теперь деваться некуда.
– А ты сама вспомни. Выйдешь в поле. Солнце еще за лесочком прячется, выкатиться стесняется. А туман, словно молоко по лугам разлилось. И цветы кругом. Белые, да синие.
Клавдия смотрела на меня подозрительно.
– Давно это у тебя?
– Что? – сначала не понял я.
– Ностальгия?
– А! – вон как заворачивает, – Да не ностальгия это. Вот взять, к примеру тебя. Живешь красиво, богато, сказать нечего. Да только скучно. Серо все. Вот например, у тебя хоть букетик есть какой.
Глаза, до этого шарившие по комнате, остановились на Клавдии и приросли к месту. Клавка смотрела, не мигая, холодным, пронизывающим насквозь, взглядом. Так и читалось : – Все вижу, все понимаю.
– Букетик?
– Букетик, – подтвердил я.
– Цветов?
– Цветов.
Клавдия поднялась с места, подошла к дверям, выглянула, проверяя, на месте ли грозная стража, потом к камину, погрела руки.
– Знаю, для чего ты здесь.
У меня аж в груди все перехватило. Вот стерва. Все знает. Вообще-то догадаться и дураку можно. Начал о деревне, закончил цветами.
– Забрать их хочешь?
Вопрос был поставлен настолько прямо, что ходить вокруг да около не имело смысла.
– Нужны они мне. Только вот.., – замялся я.
– Продолжай, – Клавдия стояла не оборачиваясь, так что я мог лицезреть только широкую спину.
– Непонятно мне. Ты-то как замешана?
Молчание.
– Клав, слышала?
– У меня договор.
Она могла даже не поворачиваться. Я и так чувствовал, как дрожит ее голос. Кажется она попросту боится. Но чего?
Я подошел к Клавдии, развернул к себе.
– Давай выкладывай. Все рассказывай. Не время для обид старых. Может друг другу и поможем.
Ну после этого Клавка немного поревала, потыкалась сырым носом в мое плечо, замазала соплями рукава. Успокоить женщину нелегко. Тем более такую, как Клавдия. Но на то мы и мужики, чтоб не робеть. Приведя в порядок Клавкину, хотел было сказать «рожу», да язык не поворачивается, я выслушал довольно занятную историю.
– Я ж когда сюда перенеслась, испугалась вначале. Темень кругом. Шорохи и шепот. Жуть. Я в потемках долго брела. То падала, то вставала. Коленки в кровь разодрала. Вдруг вижу – свет не свет, костер не костер. Подхожу. А то дыра простая. А из нее пламень алый бьет. Я ближе. Вдруг оттуда дрянь какая-то вылетает и ко мне. Да видел ты его.
Клавдия рванулась к столу, налила из графина вина, хлестанула одним махом, перевела дыхание.
– Испугалась я. Не то слово – испугалась. До сих пор трясусь. Ну да ладно. Подлетает эта гадость ко мне и слова сладкие говорит. Мол, девчонка ты молодая, добра не видела, а мы, то есть они, жители Темной Стороны хотят доброе дело сделать. Ну от добра кто ж отказывается? Но, говорю, а что взамен возьмете? У меня, говорю, только и осталось, что честь моя девичья.
Я при этих словах не сдержался и улыбнулся. Клавдия заметила, но на удивление совершенно не обиделась.
– Вот, вот. И этот, с дыры, тоже так усмехнулся. Будто рентгеном насквозь прошелся. Говорит, честь нам твоя не нужна. Мы тебе сладкую жизнь, а ты нам несколько пустяшных услуг. Я и согласилась. А что было делать? В деревне я ж ничего, кроме вил, да грязи не видела. А тут наобещали. И не обманули. Королевой сделали. Безраздельной. Все вот это, – Клавдия сделала широкий жест вокруг себя, – Они дали. Людей, власть, золото, силу. Что просила, то давали.
– А взамен что? – нетерпеливо спросил я. Мне, конечно, было весьма интересны Клавкины приключения, но всего должно быть в меру.
– Взамен? – Клавдия сделала еще один круг, от дверей к камину, – Да ерунду какую-то. Цветочки охранять. Гвоздики белые. Да изредка ход тот огненный открывать. Чтоб значит с тем миром общаться. А за то они меня Хозяйкой величают. Мне нравиться.
– Ничего не понимаю, – это я вслух принялся размышлять, – Чертовщина получается. Слишком все легко.
– О чем ты, Васечька?
О чем, о чем? Да о своем думаю. Так тебе все и рассказал.
А дело принимало, действительно, непонятный оборот. Слишком легко, слишком. Сердце Тьмы я нашел. Гвоздики у Клавки. Если вожжа ей под хвост не попадет, то через десять минут они у меня уже. Потом добраться до Любавы. Любава… К черту. Сделать то, что нужно, и все. А теперь скажите, не слишком ли легко Тьма отдает мне Сердце? Заговор? Капкан? Засада? Все может случиться.
– Клав, мне гвоздики эти нужны.
Как плохо знаем мы женщин. Если внешне она зла и некрасива, то в глубине души всегда скрывается доброта. А если ты красива и умна, то щедрость так и прет.
Но все это совершенно не относилось к Клавке.
– Отдать гвоздики? – куда пропала та женщина, которая плакала мне в грудь минуту назад? – Ты чё, козел, ахренел совсем? Или не слушал, что я тут говорила?
Разгоряченное женское тело двинулась на меня бронебойной массой, держа перед собой тупой столовый нож.
– Да как язык у тебя повернулся! Смерти моей хочешь? Гвоздики ему! Я отдай, а потом меня через час на клочья разорвут? Не пойдет. Я еще хочу в тепле, да в неге пожить. Не хочешь со мной, не надо. Одной хорошо. Не отдам. А настаивать станешь, с теми, из ямы сведу. Сам разбирайся.
Как я ошибался, говоря о легкости предстоящей операции. Если вы хотите не потерять, сберечь ценную для вас вещь, отдайте ее женщине и скажите, что пока она у тебя, пользуйся вовсю. И будьте уверены, вашему добру уже ничего не сделается.
А цветы Клавка не отдаст. И я бы, может, не отдал. Потому как понимаю, что слишком удобно восседать на мешке с деньгами и не расставаться с ним никогда.
Но мне то от этого не легче. Время идет, фигуры расставлены. Следующий ход мой.
Нащупав за спиной графин, я дождался пока Клавкина траектория движения не пересекутся с расчетной траекторией графина, а затем, отвернувшись, чтоб глаза мои не видели совершенного, нежно опустил графин на голову богатой королевы.
Пышная прическа слегка смягчила удар, но и его оказалось достаточно, чтобы Клавка вмиг закатила глаза, охнула и потеряла сознание. Я только успел легонько подтолкнуть тело в нужном направлении, и Клавдия плавно опустилась на диван.
Время "Х" пришло.
Для начала связать Клавдию. Никто не знает, насколько быстро она очухается. Когда это произойдет, мне не сдабровать. Клавка может стерпеть многое, но не грубое насилие над собственной личностью.
Потом привести в ходячее состояние Мустафу и Зинаиду. Проще простого. Если бы имелось в запасе дня два. Пришлось довольствоваться проверенными методами.
Я вылил на ребят всю жидкость, которую только нашел на столе. Единственное чего я достиг, их вертикальное положение. С редкими подскакиваниями приступов икоты. Пойдет.
Теперь взять цветы. И смыться. Нет проблем. За исключением одной. Как передвигаться по комнатам, если в коридорах полным полно охраны.
Что мне нравится в почти неразрешимых ситуациях, это то, что решение приходит как бы само собой. По жизни.
Вид праздно шатающегося по замку человека всегда вызовет подозрение. Но если ты в дупель пьян, держишься за стенку, двигаешься мелким зигзагом, то тебе можно только позавидовать. Любой служака поймет, по доброму осудит и в худшем случае не покажет, где находиться ванная комната для гостей.
Собственно все так и было. Сначала грозные оклики:
– Стой, ты кто?
Я отвечал однотипно и банально, падая под ноги охраны.
– Дед Пихто.
И ни разу, замечу для истории, ни разу не получил по башке.
Заветную комнатенку, в которой я гостил прошлый раз, нашел чисто случайно. Дверь, ничем не примечательная, находилась в самом темном закоулке коридора. Поглазев по сторонам и не заметив ни одного стражника, я юркнул внутрь.
Все как и прежде. Только темно. Пришлось вернуться в коридор, взять факел и с его помощью создать достаточное освещение в комнате.
Цветы стояли на том же месте, в том же кувшинчике. Свежие и благоухающие. Словно и не прошло нескольких долгих месяцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58