— Кому квартира-то достанется? — поинтересовалась я — так просто, для поддержания разговора.
— Да черт его знает! — Ираида махнула рукой, так что пепел с сигареты свалился прямо в цветочный горшок, стоящий на окне.
Отросток монстеры принесла нам Анна Леопольдовна. Мамуля загорелась желанием вырастить огромную пальму и поставить ее на консоль в гостиной. Пока что цветок тихо чахнул на кухне, и Леопольдовна ворчала На нас, что толку с этого не будет.
— Там какие-то племянники, седьмая вода на киселе, — продолжала Ираида, — полгода надо ждать, пока все наследники претензии предъявят.
— Да, знала бы соседка, что помрет, отписала бы в завещании, кому что хочет отдать… — роняла я ничего не значащие фразы.
Ираида поглядывала на меня очень внимательно, и я ждала допроса с пристрастием на тему, какие отношения у мамули с Петром Ильичем, и если близкие, то серьезно ли у них это, и есть ли у Ираиды шансы на успех., Говорить на эту тему мне очень не хотелось: во-первых, неприлично обсуждать с кем-то поступки родной матери, а во-вторых, я понятия не имела, какие же у мамули с Петром Ильичем отношения.
— А что, — начала я, искусственно оживившись, — милиция точно установила, что с соседкой был несчастный случай?
— Милиция ничего и не устанавливала, — Ираида пожала плечами, — сказали: захлебнулась в ванне, потому что заснула. У них убийств нераскрытых целая куча, так станут они еще смерть в ванне расследовать!
— А не мог ей кто-то: ну.., помочь слегка? — спросила я, наливая Ираиде кофе.
— Да зачем? Взять с нее нечего… — задумалась Ираида. — Хотя.., квартира, конечно.
Ираиде явно не хотелось идти домой в пустую квартиру с непонятными звуками сверху. А мне не хотелось ее отпускать, чтобы не оставаться наедине с грустными мыслями. Поэтому мы перебрасывались словами, как двое мальчишек ранним воскресным утром лениво перебрасываются футбольным мячом.
— А ты в тот вечер, ну, накануне, дома была?
— Была, конечно, — вздохнула Ираида, — куда же я денусь?
— Ну-ну, не раскисай, — усмехнулась я, — при твоих темпах недолго тебе сидеть в пустой квартире, найдешь себе кого-нибудь!
— Твоими бы устами… — протянула Ираида, но я не дала ей повернуть разговор в сторону личной жизни, а задала новый вопрос:
— Не помнишь, ничего такого необычного в тот вечер не случилось? Ну, может, звуки какие подозрительные сверху раздавались, голоса…
— Ничего такого не было. Тихо было у Алевтины, как в могиле, — рассердилась Ираида. — Только потом вода полилась. И вообще, я не прислушивалась, телевизор включен был и видик…
Ираида на мгновение задумалась и взглянула на меня просветленно:
— Знаешь, единственное, что случилось в тот вечер — свет вырубился.
— Надолго?
— Минут на сорок… Я еще порадовалась, что детектив по видику смотрю, а то так и не поняла бы, кто убийца.
— Ну и кто же убийца? — лениво спросила я.
— Ты не поверишь! Но не буду рассказывать, а то неинтересно смотреть будет, я тебе кассету принесу, называется «Тайна могилы».
— Этого мне еще не хватало, — скривилась я, — столько рецензий пишу по должности, надоело до чертиков…
— Слушай! — Ираида вскочила, с грохотом опрокинув стул, так что несчастная монстера чуть не свалилась с подоконника. — Слушай, а ведь в том фильме Мишель Пфайффер тоже пытались утопить в ванне!
— Утопили? — из вежливости поинтересовалась я.
— Нет, ты слушай! Он сделал ей укол, ее вроде как парализовало, и он ее — в ванну!
Сейчас, говорит, вода до края дольется, ты и потопнешь… Вот какая сволочь! А я, говорит, уйду, и тебя только утром найдут и скажут, что заснула в ванне…
— Прямо как твоя Алевтина Ивановна…
— Именно! У меня ночью-то в голове один ремонт был, эта самая «Тайна могилы» из головы вылетела совсем. А теперь даже удивительно, как все совпало…
— Ну а утром-то ты ничего такого, не заметила странного?
— Ты считаешь, что это не странно — найти соседку мертвой в ванне? — спросила Ираида. — Мне, знаешь, и этого хватило."
Она попробовала кофе, который безнадежно остыл, и поморщилась. Чтобы поднять нам обеим настроение, я достала из буфета коробку конфет, которую принес третьего дня Петр Ильич. Коробка была огромной, как мы с мамулей ни старались, уничтожая конфеты, на вид они не убавлялись. Потом я пошарила в серванте и принесла непочатую бутылку черносливового ликера.
— Коньяк кончился! — объявила я Ираиде. — Пей, что дают.
Ираида не отказалась.
— Сашок, ты меня знаешь тыщу лет, — извиняющимся тоном начала она, — никогда я не злоупотребляла спиртным, но после того, как увидела, как Алевтина в ванне плавает… извини, без рюмки про это говорить не могу.
Мишель Пфайффер-то, конечно, посимпатичнее выглядела.
— Тем более что ее до конца не утопили, — поддакнула я., — Да. Я, конечно, особенно там не приглядывалась, больше по полу ползала. Участковый и то сказал, что, не положено посторонним, раз труп, а воду-то кто убирать будет? Ведь без сапог резиновых в коридор не войдешь… Ну, мне тряпку в руки…
Ираида выпила еще ликера.
— Как вспомню воду эту холодную, до сих пор руки сводит… — Она поглядела удивленно:
— Слушай, вот что странно. Вода-то холодная была!
— Остыла за такое долгое время, — неуверенно возразила я.
— Допустим, в коридоре остыла, — протянула Ираида, — но ведь в ванной тоже холодная была… И пара на зеркале не было.
— Тебя и ванну допустили?
— Сама вошла: воду-то надо собрать. Ой, Сашка, не дай Господи такого конца!
— Да успокойся ты, не вспоминай, если тяжко! — пожалела я ее, но слова из Ираиды полились неудержимым потоком. И то сказать: я еще первую рюмку ликера не допила, а она уже четвертую наливает. А черносливовый ликер крепостью сорок пять градусов — штука серьезная!
— У нас с Алевтиной были одинаковые краны… Там открутишь горячую воду, а она через несколько минут снова холодная. Все время прибавлять надо. И еще: в ванной ни халата, ни полотенца купального. Вот ты когда мыться идешь.., а впрочем, тебе мать может подать.
Это верно, я вечно забываю то полотенце, то губку и потом ору на всю квартиру мамуле, чтобы принесла.
— А когда одна живешь, — тяжело вздохнула Ираида, — надеяться не на кого. Поэтому сама все должна заранее положить, чтобы потом в мокром виде голышом по квартире не скакать. Так вот что я тебе скажу: ни фига у нее в ванной не лежало, одно полотенчико крошечное для рук на крючке висит… И тапочки…
— Что — тапочки? — не выдержала я. — Раз начала, то уж говори!
— Тапочки я нашла не в ванной, а на кухне, — выпалила Ираида.
— Уплыли, — усмехнулась я.
— Не-а, вся вода из ванной в коридор вылилась, а на кухне ничего и не было. И не могли они уплыть, за порог в ванной бы зацепились…
— Ираида, — я отодвинула подальше ополовиненную бутылку ликера, — ты меня извини, но ты не путаешь свою соседку с Мишель Пфайффер? Это ее в том фильме утопить пытались. А про соседку ты сама говорила, что никому ее смерть не нужна была.., ты не придумала все эти улики — так, для разговора?
— С чего это мне выдумывать? — рассердилась Ираида.
Вместо ответа я красноречиво взглянула на бутылку. Ираида перехватила мой взгляд и обидчиво поджала губы.
— Если все так, — наконец нарушила я затянувшееся молчание, — то почему же ты милиции ничего не рассказала?
— А кто меня спрашивал? — закричала Ираида и снова сбросила столбик сигаретного пепла в несчастную монстеру. — К тому же я тогда в таком состоянии была.., а теперь все думаю про эту историю и мелкие подробности вспоминаю.
От ликера ли, от грустных мыслей или от сегодняшних переживаний в кафе у меня зверски разболелась голова. Проводив Ираиду, я выпила две таблетки шипучего упсарина и улеглась спать, на время выбросив из больной головы все неприятное.
* * *
Утром в отделе Мишка Котенкин встретил меня, исполнив на губах туш, и с шутовским подобострастием приветствовал:
— Здравствуйте, Александра Юрьевна, светоч и надежда российской журналистики!
Не прикажете ли кофейку подать?
У меня не было настроения поддерживать Мишкин шутовской тон, вчерашние события не шли из головы. Однако я подсела к его столу, согласившись выпить кофе, и шепотом рассказала о трагическом завершении встречи с директором «Домовенка». Мишка присвистнул и вполголоса, уже совершенно серьезным тоном, сказал:
— Значит, действительно в этом агентстве делались какие-то темные дела, и когда директор пошел на встречу с тобой, его устранили, чтобы не выболтал чего-нибудь.
— Да кто его устранил? — возразила я, невольно повысив голос. — Я же рядом с ним сидела, никто его не убивал, от расстройства с мужиком инфаркт случился. Или инсульт.
Я не врач, в таких делах не разбираюсь. А довела его я, своей статьей дурацкой! Выдумала неизвестные махинации, чтобы имя себе сделать, а человека на тот свет отправила!
Последние слова я произнесла так громко, что Кап Капыч, с унылым пыхтеньем трудившийся в своем углу над злополучным эротическим рассказом, откликнулся:
— Не знаю, кого ты там отправила на тот свет, но если ты мне не поможешь с этой эротической фигней, то будешь виновата в моем самоубийстве. Я сделаю харакири прямо посреди отдела и оставлю записку: «В моей смерти прошу винить Сашу П.».
— Лучше сделай харакири у Гюрзы в кабинете, — машинально ответила я, — и напиши «Прошу винить Анфису С.». По крайней мере, принесешь пользу обществу.
— Ну, Сашунчик, хоть финальную фразу подскажи!
В голосе Кап Капыча звучало неподдельное страдание.
— Она закатила глаза, — по-прежнему машинально, думая о своем, ответила я, — и забилась в пароксизме оргазма.
— Как-как? — изумленно переспросил Кап Капыч. — В пароксизме оргазма? Ну, мать, ты даешь!
Мишка Котенкин тем временем уже бубнил вполголоса:
— Если ты считаешь, что директор агентства недвижимости может так вот запросто загнуться от расстройства, что его в газете облаяли, я, дорогая, просто поражен твоей наивностью! Торговля недвижимостью — это почти как наркобизнес, там такие волки трудятся — только зубы щелкают! А ты его этакой слабонервной курсисткой изображаешь!
— Но факт остается фактом — он умер на моих глазах!
— Ты ведь только что справедливо заметила, — ехидно прервал меня Мишка, — что ты не врач. Откуда же ты знаешь, что он умер? Ты ведь удрала из кафе, не дождавшись милиции и «скорой помощи». Может быть, его откачали, а ты себя уже в убийцы записала?
— Да брось ты. Мишка, — с горечью возразила я, — если бы ты его видел, ты бы не сомневался. Живой человек так выглядеть не может.
— Все-таки мы проверим.
Мишка достал телефонный справочник и, перелистывая его, проговорил:
— Ближе всего бывшая Куйбышевская больница, но надо бы узнать, какая вчера была дежурной и куда могли отвезти на «скорой»…
Через пять минут он уже все узнал и набрал номер справочной.
— Скажите, пожалуйста, это ведь к вам в больницу вчера привезли Бориса Борисовича Ахтырского? Кто я? Я его родственник… Ах, какое горе! А какая причина смерти? Девушка, милая, я понимаю, что не имеете права говорить об этом по телефону, но мы, его родственники, так волнуемся, так волнуемся… Ах, вот как? Ну ладно, большое вам спасибо.
Повесив трубку, Мишка задумчиво посмотрел на меня и сказал:
— Ахтырский действительно умер. То есть уже мертвым к ним поступил.
— Ну вот видишь? — вклинилась я и приготовилась к новому потоку самообвинений.
— Да погоди ты! — придержал меня Мишка. — Я спросил у нее, какая причина смерти.
Она сначала отказалась говорить — не имеет права отвечать на такие вопросы по телефону неизвестно кому, — но все-таки обмолвилась, что какому-то их профессору очень не понравился внешний вид трупа, и обязательно будут делать вскрытие. Так что подожди обвинять себя в его смерти. Мне мое журналистское чутье подсказывает, что с ним не все так просто. А на твоем месте я бы в темпе готовил следующую статью — от тебя ведь ждут сенсации, и смерть Ахтырского тебе очень на руку…
— Ох, Мишка, ну не стервятники ли мы после этого!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35