., как гюрза, а я тряслась от рыданий и не могла взять себя в руки.
— Не расстраивайтесь так, Александра Юрьевна, — пытался успокоить меня Главный, — я звонил в больницу, жизнь Котенкина уже вне опасности.
— Авария подстроена, — сквозь слезы сообщила я, — еще вчера тормоза у него были в полном порядке.
— Вы уверены? — колебался Главный.
— Он сам подтвердит, если.., когда очнется.
— Та-ак, — протянул Главный. — А теперь вытрите слезы и расскажите мне подробно все об этих документах. Хватит плакать, девочка, надобно работать.
Я послушно вытерла слезы и красноречиво поглядела на Гюрзу. Виталий Андреевич перехватил мой взгляд и вполголоса вежливо сообщил Гюрзе, что они с ней закончили разговор, а если будут еще какие-нибудь вопросы, то решат они их в рабочем порядке. Гюрза нехотя направилась к двери, одарив меня на прощание взглядом Медузы Горгоны.
После ее ухода я незаметно ощупала свои руки и ноги, убедилась, что не окаменела и повернулась к Виталию Андреевичу. Он протягивал мне стакан минералки. Я отхлебнула глоток и поведала ему о смерти директора «Домовенка» Бориса Борисовича Ахтырского, которая произошла прямо у меня на глазах, о том, как мы с Мишкой ездили в морг, чтобы узнать причину смерти, и о том, как неизвестная женщина, представившаяся любовницей Ахтырского, отдала мне конверт с документами.
Рассказывая, я старалась, чтобы Главный не догадался о том, что у меня нет никакого секретного информатора, и что ввязалась я в это дело совершенно случайно.
Выслушав меня, Виталий Андреич надолго задумался. Потом он еще раз просмотрел документы, сделал для себя несколько пометок и сказал мне:
— Относительно смерти Ахтырского — я подключу свои каналы. Узнаем, отчего он умер. Документы производят впечатление подлинных. То, что при проверке этих документов на Котенкина совершили покушение, — это доказательство их подлинности. Будем печатать. Это бомба, настоящая бомба!
Домой в этот вечер я была идти не в состоянии, а развлекаться в компании друзей или одного друга — тем более. Я досидела в редакции до последнего звонка и уныло побрела все же в сторону дома.
Выйдя из метро, я остановилась. Хотелось напиться горячего чая с ватрушкой, и чтобы в ватрушке было много-много корицы… А потом залечь на диван с какой-нибудь ерундой или включить телевизор и тоже смотреть ерунду, но только чтобы интересную… Главное — ни о чем не думать.
Сейчас мне кажется, что если бы я сумела взять себя в руки, то уже тогда догадалась бы обо всем, но я предпочитала отодвигать от себя очевидное и прятать голову под крыло, как страус.
Ужасно не хотелось встречаться с Петром Ильичом и с мамулей, и я, как утопающий за соломинку, уцепилась за Ираиду.
Ираида живет в трех остановках от нашего дома, не зря она таскается к нам так часто.
С Ираидой можно болтать ни о чем, можно вообще не разговаривать — она не обидится.
Вообще она человек очень легкий, видать, за это ее и любят мужчины. Заодно выясню, как там продвигается следствие по делу утопленной соседки.
Я приободрилась и пошла по направлению к Ираидиному дому самым длинным путем.
Но, добравшись до ее дома, я с грустью заметила, что света в Ираидиных окнах нет.
Стало быть, Ираида где-то гуляет. На всякий случай я поднялась на лифте наверх и позвонила в двери. Естественно, никто не открыл.
Я стояла у подъезда, собираясь уже уходить, как вдруг подъехала машина, из нее вышел солидный такой дядечка, с достоинством оглянулся по сторонам и неторопливо открыл дверцу Ираиде. Мужчина был не молод — за полтинник явно перевалило, — но широк в плечах и крепок на вид. Был он в штатском, но, подготовленная Ираидой, я сразу же определила в нем подполковника милиции.
Я подумала, что сегодня мне разговор с Ираидой не светит, и отступила подальше.
Впрочем, парочка меня и не заметила. Подполковник взял Ираиду за руку и долго и проникновенно что-то говорил вполголоса. Ираида засмеялась грудным смехом, потом чмокнула его в щеку и побежала по ступенькам подъезда легко, как девочка, а подполковник сел в машину и уехал, чем немало, надо сказать, меня удивил.
Я догнала резвушку Ираиду только на втором этаже.
— Ну ты и скачешь! Прямо как стрекоза!
— Сашка! — обрадовалась Ираида. — А ты что тут делаешь?
— Зашла вот, — вздохнула я, — да хотела уж уходить, чтобы не мешать. Чего же он не остался?
— Простите, говорит, служба! — рассмеялась Ираида. — Ну в следующий раз останется, куда он денется…
— Он что — разведенный? — подозрительно спросила я.
— А как же! — подтвердила Ираида. — Ты мои правила знаешь…
— Что, он так сразу и сообщил про свое семейное положение? — поддразнила я.
— Ну зачем же, я у секретарши все выяснила…
Действительно, Ираида обладает потрясающей способностью находить общий язык с секретаршами, продавщицами продуктовых магазинов и гостиничными администраторами, такой уж у нее характер.
— Ничего не желай мне, чтобы не сглазить, — попросила Ираида.
— Тебя и захочешь — не сглазишь!
— Слушай, что мы все обо мне. Ты зачем пришла? Случилось что-нибудь с матерью?
— Почему ты думаешь, что с ней случилось? Может, это со мной? — надулась я.
Хотелось капризничать, и чтобы все вокруг бегали на цыпочках и приносили горячий чай с лимоном и булочки.., но я тут же вспомнила несчастного Мишку Котенкина и чуть не прикусила язык от стыда.
— А что с тобой случилось? — Ираида внимательно на меня посмотрела и определила:
— Вижу, что дело тут не амурное, а служебное.
— Ираида, тебе бы в милиции работать, людей насквозь видишь!
— Вот и Валентин Васильевич то же самое говорит! — подобрела Ираида. — Кстати, ты знаешь, что случилось-то? У Алевтины покойной при обыске нашли тайник в подоконнике, а в нем долларов — видимо-невидимо!
— Да что ты! — ахнула я. — Действительно так много?
— Ну наш Потапыч, что понятым при обыске был, утверждает, что долларов там было — миллион сто тысяч! А Валентин Васильич сказал, что примерно девяносто пять тысяч, ребята считать замучились.
— Но ведь это значит.., это значит, что все то, на что я намекала в своей статье.., все оказалось правдой! Действительно, откуда у скромной государственной служащей сто тысяч долларов в подоконнике? Да ей же честным трудом за всю жизнь столько не заработать! Это значит, что она действительно участвовала в махинациях с недвижимостью, и за это ее убили!
— Сто тысяч… — вздохнула Ираида. — А если бы ты знала, в каком пальто она ходила… Это просто ужас какой-то!
— Ну, Ираида, хотела я у тебя спокойно посидеть, а ты сразу огорошила! Не знаю теперь, что и думать.
— А ты поделись со мной, авось помогу, — предложила Ираида. — С чего все началось-то?
Я только собралась было рассказать ей все порядку, как Петр Ильич с мамулей уговорили меня создать сенсацию, но в это время зазвонил телефон. Ираида долго говорила, потом как раз вскипел чайник, потом мы немного поболтали о тряпках, перекинулись на мужчин, и я вдруг попросила Ираиду замолвить за меня словечко перед ее подполковником, не согласится ли он дать мне полное и эксклюзивное интервью на тему расследования убийства Антонова.
Ираида подумала и обещала поспособствовать ради нашей старой дружбы, на том мы и расстались.
* * *
Что началось в редакции на следующее утро после того, как вышла наша газета, — не рассказать. Главный пожалел меня, а вернее, сообразил, что в состоянии ужасного беспокойства за Мишку от меня будет мало проку, он просто опубликовал документы, что дала мне неизвестная Светлана, и сам написал краткий сопроводительный комментарий.
После этого хитрый Главный уехал на дачу.
Секретарша получила строжайший приказ никому не давать номер его дачного телефона, даже если в редакции будет пожар, а в городе — наводнение.
С самого утра звонков было мало, видно, чиновники и начальство КУГИ так рано газет не читали. А уж потом, когда референты принесли им газетные материалы с отмеченными красным местами, где нужно читать, те схватились за голову.
Сначала на звонки отвечал заместитель Главного, потом ему это надоело, и он уехал в типографию. Начальник отдела новостей тоже куда-то смылся, и секретарша стала переключать звонки на нашу Гюрзу.
Вот когда на нашей улице настал праздник! Дверь в кабинет была открыта, и мы с Кап Капычем имели удовольствие слышать, как Гюрза оправдывалась по телефону. Голос у нее напоминал шипение полузадушенной кобры, правда, я никогда не слышала, какие звуки издает кобра перед смертью.
Перехватив мой злорадный взгляд, Гюрза тут же отомстила: сдала меня неизвестному абоненту с потрохами, то есть сообщила, что Александр Кречетов — это псевдоним молодой журналистки Александры Петуховой.
— Слушай, за что она меня так ненавидит? — задала я Кап Капычу риторический вопрос.
Но ответ, как ни странно, получила:
— За то, что тебя все любят, а ее ненавидят, за то, что ты можешь отлично писать, а она — нет!
Действительно, в последнее время Гюрза все больше правила чужие статьи, оттого верно и выбилась в начальство, чтобы самой у компьютера не корпеть, не больно хорошо она умела излагать свои мысли, да и мыслей тех было немного…
День прошел в какой-то бессмысленной суете, я не могла заниматься ничем серьезным и в благодарность Кап Капычу за моральную поддержку сочинила аж три эротических рассказа. Петя благодарил меня со слезами на глазах, сказал, что у него гора свалилась с плеч и что три недели он сможет теперь спать спокойно.
* * *
Алексей Игоревич Березкин прошел мимо вахтерши, высокомерно подняв левую бровь.
Гнусная старуха как-то странно встрепенулась, и ему показалось, что она хотела потребовать у него пропуск. У него, у заместителя председателя Комитета! Уж его-то вся эта мелюзга обязана знать в лицо! Конечно, она не посмела, но хотела — он почувствовал это ее желание.
В чем, в чем, а в психологии мелких пресмыкающихся Алексей Игоревич очень хорошо разбирался.
Он шел по длинному коридору монастырского флигеля, в котором размещался Комитет, все так же высокомерно подняв бровь, и отмечал творящиеся вокруг странности. Встреченные в коридоре сотрудники здоровались с обычным подобострастием, пожалуй, оно выглядело даже преувеличенным, но стоило ему пройти мимо — они начинали шушукаться.
Он не видел этого, конечно, не хватало еще оборачиваться, но чувствовал спиной, зрячей спиной настоящего психолога.
Войдя в свою приемную, бросил взгляд на секретаршу. Так и есть — вид испуганный и заискивающий, при его появлении бросила телефонную трубку. Сплетничала, сплетничала о нем!
— Сам не звонил? — осведомился, по традиции указав пальцем наверх, хотя председатель комитета сидел здесь же, на первом этаже.
Ольга издала отрицательный писк и еще больше побледнела.
Алексей Игоревич вошел в кабинет, расслабил лицо, сел за стол, углубился в бумаги, стараясь не думать о перешептываниях в коридоре, об испуганном Ольгином лице, о заразе-вахтерше… Он старался не думать и о том, что телефон у него на столе не звонит.
Обычно этот чертов телефон трезвонит, не умолкая, хрипнет от непрерывных звонков, раскаляется, не оставляя ему времени на все остальные дела, — и это при том, что Ольга переводит на его аппарат только самые важные звонки, остальные пресекая в зародыше.
А теперь этот паразит молчал!
«Ну и хорошо, — думал Алексей Игоревич, — зато я переделаю столько дел!»
Он перевернул страницу и понял, что совершенно не воспринимает лежащий перед ним документ, смотрит на него так, будто он написан на португальском или голландском языке. Черт! Он никак не мог собраться с мыслями, перед глазами стояла наглая физиономия вахтерши.
* * *
Алексей Игоревич Березкин начал свой трудовой путь в комитете комсомола института. Ему было трудно: не было за спиной сильной родительской поддержки, не было никаких связей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— Не расстраивайтесь так, Александра Юрьевна, — пытался успокоить меня Главный, — я звонил в больницу, жизнь Котенкина уже вне опасности.
— Авария подстроена, — сквозь слезы сообщила я, — еще вчера тормоза у него были в полном порядке.
— Вы уверены? — колебался Главный.
— Он сам подтвердит, если.., когда очнется.
— Та-ак, — протянул Главный. — А теперь вытрите слезы и расскажите мне подробно все об этих документах. Хватит плакать, девочка, надобно работать.
Я послушно вытерла слезы и красноречиво поглядела на Гюрзу. Виталий Андреевич перехватил мой взгляд и вполголоса вежливо сообщил Гюрзе, что они с ней закончили разговор, а если будут еще какие-нибудь вопросы, то решат они их в рабочем порядке. Гюрза нехотя направилась к двери, одарив меня на прощание взглядом Медузы Горгоны.
После ее ухода я незаметно ощупала свои руки и ноги, убедилась, что не окаменела и повернулась к Виталию Андреевичу. Он протягивал мне стакан минералки. Я отхлебнула глоток и поведала ему о смерти директора «Домовенка» Бориса Борисовича Ахтырского, которая произошла прямо у меня на глазах, о том, как мы с Мишкой ездили в морг, чтобы узнать причину смерти, и о том, как неизвестная женщина, представившаяся любовницей Ахтырского, отдала мне конверт с документами.
Рассказывая, я старалась, чтобы Главный не догадался о том, что у меня нет никакого секретного информатора, и что ввязалась я в это дело совершенно случайно.
Выслушав меня, Виталий Андреич надолго задумался. Потом он еще раз просмотрел документы, сделал для себя несколько пометок и сказал мне:
— Относительно смерти Ахтырского — я подключу свои каналы. Узнаем, отчего он умер. Документы производят впечатление подлинных. То, что при проверке этих документов на Котенкина совершили покушение, — это доказательство их подлинности. Будем печатать. Это бомба, настоящая бомба!
Домой в этот вечер я была идти не в состоянии, а развлекаться в компании друзей или одного друга — тем более. Я досидела в редакции до последнего звонка и уныло побрела все же в сторону дома.
Выйдя из метро, я остановилась. Хотелось напиться горячего чая с ватрушкой, и чтобы в ватрушке было много-много корицы… А потом залечь на диван с какой-нибудь ерундой или включить телевизор и тоже смотреть ерунду, но только чтобы интересную… Главное — ни о чем не думать.
Сейчас мне кажется, что если бы я сумела взять себя в руки, то уже тогда догадалась бы обо всем, но я предпочитала отодвигать от себя очевидное и прятать голову под крыло, как страус.
Ужасно не хотелось встречаться с Петром Ильичом и с мамулей, и я, как утопающий за соломинку, уцепилась за Ираиду.
Ираида живет в трех остановках от нашего дома, не зря она таскается к нам так часто.
С Ираидой можно болтать ни о чем, можно вообще не разговаривать — она не обидится.
Вообще она человек очень легкий, видать, за это ее и любят мужчины. Заодно выясню, как там продвигается следствие по делу утопленной соседки.
Я приободрилась и пошла по направлению к Ираидиному дому самым длинным путем.
Но, добравшись до ее дома, я с грустью заметила, что света в Ираидиных окнах нет.
Стало быть, Ираида где-то гуляет. На всякий случай я поднялась на лифте наверх и позвонила в двери. Естественно, никто не открыл.
Я стояла у подъезда, собираясь уже уходить, как вдруг подъехала машина, из нее вышел солидный такой дядечка, с достоинством оглянулся по сторонам и неторопливо открыл дверцу Ираиде. Мужчина был не молод — за полтинник явно перевалило, — но широк в плечах и крепок на вид. Был он в штатском, но, подготовленная Ираидой, я сразу же определила в нем подполковника милиции.
Я подумала, что сегодня мне разговор с Ираидой не светит, и отступила подальше.
Впрочем, парочка меня и не заметила. Подполковник взял Ираиду за руку и долго и проникновенно что-то говорил вполголоса. Ираида засмеялась грудным смехом, потом чмокнула его в щеку и побежала по ступенькам подъезда легко, как девочка, а подполковник сел в машину и уехал, чем немало, надо сказать, меня удивил.
Я догнала резвушку Ираиду только на втором этаже.
— Ну ты и скачешь! Прямо как стрекоза!
— Сашка! — обрадовалась Ираида. — А ты что тут делаешь?
— Зашла вот, — вздохнула я, — да хотела уж уходить, чтобы не мешать. Чего же он не остался?
— Простите, говорит, служба! — рассмеялась Ираида. — Ну в следующий раз останется, куда он денется…
— Он что — разведенный? — подозрительно спросила я.
— А как же! — подтвердила Ираида. — Ты мои правила знаешь…
— Что, он так сразу и сообщил про свое семейное положение? — поддразнила я.
— Ну зачем же, я у секретарши все выяснила…
Действительно, Ираида обладает потрясающей способностью находить общий язык с секретаршами, продавщицами продуктовых магазинов и гостиничными администраторами, такой уж у нее характер.
— Ничего не желай мне, чтобы не сглазить, — попросила Ираида.
— Тебя и захочешь — не сглазишь!
— Слушай, что мы все обо мне. Ты зачем пришла? Случилось что-нибудь с матерью?
— Почему ты думаешь, что с ней случилось? Может, это со мной? — надулась я.
Хотелось капризничать, и чтобы все вокруг бегали на цыпочках и приносили горячий чай с лимоном и булочки.., но я тут же вспомнила несчастного Мишку Котенкина и чуть не прикусила язык от стыда.
— А что с тобой случилось? — Ираида внимательно на меня посмотрела и определила:
— Вижу, что дело тут не амурное, а служебное.
— Ираида, тебе бы в милиции работать, людей насквозь видишь!
— Вот и Валентин Васильевич то же самое говорит! — подобрела Ираида. — Кстати, ты знаешь, что случилось-то? У Алевтины покойной при обыске нашли тайник в подоконнике, а в нем долларов — видимо-невидимо!
— Да что ты! — ахнула я. — Действительно так много?
— Ну наш Потапыч, что понятым при обыске был, утверждает, что долларов там было — миллион сто тысяч! А Валентин Васильич сказал, что примерно девяносто пять тысяч, ребята считать замучились.
— Но ведь это значит.., это значит, что все то, на что я намекала в своей статье.., все оказалось правдой! Действительно, откуда у скромной государственной служащей сто тысяч долларов в подоконнике? Да ей же честным трудом за всю жизнь столько не заработать! Это значит, что она действительно участвовала в махинациях с недвижимостью, и за это ее убили!
— Сто тысяч… — вздохнула Ираида. — А если бы ты знала, в каком пальто она ходила… Это просто ужас какой-то!
— Ну, Ираида, хотела я у тебя спокойно посидеть, а ты сразу огорошила! Не знаю теперь, что и думать.
— А ты поделись со мной, авось помогу, — предложила Ираида. — С чего все началось-то?
Я только собралась было рассказать ей все порядку, как Петр Ильич с мамулей уговорили меня создать сенсацию, но в это время зазвонил телефон. Ираида долго говорила, потом как раз вскипел чайник, потом мы немного поболтали о тряпках, перекинулись на мужчин, и я вдруг попросила Ираиду замолвить за меня словечко перед ее подполковником, не согласится ли он дать мне полное и эксклюзивное интервью на тему расследования убийства Антонова.
Ираида подумала и обещала поспособствовать ради нашей старой дружбы, на том мы и расстались.
* * *
Что началось в редакции на следующее утро после того, как вышла наша газета, — не рассказать. Главный пожалел меня, а вернее, сообразил, что в состоянии ужасного беспокойства за Мишку от меня будет мало проку, он просто опубликовал документы, что дала мне неизвестная Светлана, и сам написал краткий сопроводительный комментарий.
После этого хитрый Главный уехал на дачу.
Секретарша получила строжайший приказ никому не давать номер его дачного телефона, даже если в редакции будет пожар, а в городе — наводнение.
С самого утра звонков было мало, видно, чиновники и начальство КУГИ так рано газет не читали. А уж потом, когда референты принесли им газетные материалы с отмеченными красным местами, где нужно читать, те схватились за голову.
Сначала на звонки отвечал заместитель Главного, потом ему это надоело, и он уехал в типографию. Начальник отдела новостей тоже куда-то смылся, и секретарша стала переключать звонки на нашу Гюрзу.
Вот когда на нашей улице настал праздник! Дверь в кабинет была открыта, и мы с Кап Капычем имели удовольствие слышать, как Гюрза оправдывалась по телефону. Голос у нее напоминал шипение полузадушенной кобры, правда, я никогда не слышала, какие звуки издает кобра перед смертью.
Перехватив мой злорадный взгляд, Гюрза тут же отомстила: сдала меня неизвестному абоненту с потрохами, то есть сообщила, что Александр Кречетов — это псевдоним молодой журналистки Александры Петуховой.
— Слушай, за что она меня так ненавидит? — задала я Кап Капычу риторический вопрос.
Но ответ, как ни странно, получила:
— За то, что тебя все любят, а ее ненавидят, за то, что ты можешь отлично писать, а она — нет!
Действительно, в последнее время Гюрза все больше правила чужие статьи, оттого верно и выбилась в начальство, чтобы самой у компьютера не корпеть, не больно хорошо она умела излагать свои мысли, да и мыслей тех было немного…
День прошел в какой-то бессмысленной суете, я не могла заниматься ничем серьезным и в благодарность Кап Капычу за моральную поддержку сочинила аж три эротических рассказа. Петя благодарил меня со слезами на глазах, сказал, что у него гора свалилась с плеч и что три недели он сможет теперь спать спокойно.
* * *
Алексей Игоревич Березкин прошел мимо вахтерши, высокомерно подняв левую бровь.
Гнусная старуха как-то странно встрепенулась, и ему показалось, что она хотела потребовать у него пропуск. У него, у заместителя председателя Комитета! Уж его-то вся эта мелюзга обязана знать в лицо! Конечно, она не посмела, но хотела — он почувствовал это ее желание.
В чем, в чем, а в психологии мелких пресмыкающихся Алексей Игоревич очень хорошо разбирался.
Он шел по длинному коридору монастырского флигеля, в котором размещался Комитет, все так же высокомерно подняв бровь, и отмечал творящиеся вокруг странности. Встреченные в коридоре сотрудники здоровались с обычным подобострастием, пожалуй, оно выглядело даже преувеличенным, но стоило ему пройти мимо — они начинали шушукаться.
Он не видел этого, конечно, не хватало еще оборачиваться, но чувствовал спиной, зрячей спиной настоящего психолога.
Войдя в свою приемную, бросил взгляд на секретаршу. Так и есть — вид испуганный и заискивающий, при его появлении бросила телефонную трубку. Сплетничала, сплетничала о нем!
— Сам не звонил? — осведомился, по традиции указав пальцем наверх, хотя председатель комитета сидел здесь же, на первом этаже.
Ольга издала отрицательный писк и еще больше побледнела.
Алексей Игоревич вошел в кабинет, расслабил лицо, сел за стол, углубился в бумаги, стараясь не думать о перешептываниях в коридоре, об испуганном Ольгином лице, о заразе-вахтерше… Он старался не думать и о том, что телефон у него на столе не звонит.
Обычно этот чертов телефон трезвонит, не умолкая, хрипнет от непрерывных звонков, раскаляется, не оставляя ему времени на все остальные дела, — и это при том, что Ольга переводит на его аппарат только самые важные звонки, остальные пресекая в зародыше.
А теперь этот паразит молчал!
«Ну и хорошо, — думал Алексей Игоревич, — зато я переделаю столько дел!»
Он перевернул страницу и понял, что совершенно не воспринимает лежащий перед ним документ, смотрит на него так, будто он написан на португальском или голландском языке. Черт! Он никак не мог собраться с мыслями, перед глазами стояла наглая физиономия вахтерши.
* * *
Алексей Игоревич Березкин начал свой трудовой путь в комитете комсомола института. Ему было трудно: не было за спиной сильной родительской поддержки, не было никаких связей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35