— Но что вы на это скажете? — вдруг воскликнул Прюитт с завистью. — Как они прихлопнули этого типа?!
Поттс поднял голову, на его лице можно было прочитать осуждение.
— Убивать арестантов, меня это не приводит в восторг. По правде говоря, это был хотя бы работник!
— А, дерьмо! — плюнул Прюитт. — Он и так уже пожил лишнее. От нас требовалось его прикончить.
Поттс задумчиво смотрел на летающих насекомых.
— А ты жесток, не так ли?
— Кто-то должен делать грязную работу. Вы это сами говорите.
— Но тебе это нравится, да? — сказал Поттс.
Прюитт взглянул на него и слегка ухмыльнулся:
— Может быть.
И поскольку Поттс не улыбнулся в ответ, надсмотрщик продолжил с вызовом:
— Знаете, мы с вами не муж и жена. Вы хотели что-то сказать…
— Единственное, что меня интересует, — это арифметика. Мне пришлось десять лет пресмыкаться; прежде чем я смог начать это дело. Тебе не стоит этого забывать.
— Вы могли бы и раньше нанять каторжных, — подсказал Прюитт.
— Ну да, я мог бы с таким же успехом стать президентом Соединенных Штатов, — ответил Поттс и усмехнулся. — Но что-то не стал. И должен тебе сказать, эти каторжники стоят денег. Без денег никуда, а они мне очень нелегко достались. А теперь проваливай отсюда, понял? На сегодня урок закончен.
Прюитт еще секунду постоял, затем вышел. Поттс продолжал давить мух над керосиновой лампой…
Один из каторжников тихо вошел в кабинет. Он был в наручниках. Подойдя к столу Поттса, он словно застыл на месте.
— Ты что-то хочешь сказать? — спросил Поттс.
— Меня зовут Грин.
— Ну?
— Поттс, вы любите деньги?
— Месье Поттс! Так что ты говоришь?
— Вы любите деньги? — спокойно повторил Грин.
— А ты знаешь кого-то, кто бы их не любил? — ухмыльнулся Поттс.
Грин улыбнулся, но глаза его не улыбались.
— У меня есть для вас предложение.
Поттс, изображая, что с трудом оторвался от журнала, со скучающим видом уставился на Грина.
— Сынок, я уже говорил, что я всего лишь обычный, уважающий законы гражданин, который нанял вас исключительно в коммерческих целях. И потом, как ты сюда вошел?
— Я смог так устроить, — сказал Грин.
— Устроить? Скажи пожалуйста…
— Поттс, — продолжал Грин, — у вас есть возможность кое-что сделать для меня.
— У меня есть возможность? И в чем же она состоит?
Поттс раздвинул губы в улыбке. У него не хватало зубов, а те, что оставались, были грязные и желтые.
— Возможность дать мне смыться, — заявил Грин.
Улыбка Поттса перешла в конвульсивный смех. Шестидесятилетний человек стонал и трясся. Он даже слегка поперхнулся. Грин оставался невозмутимым. Поттс наконец перестал смеяться.
— Ты ненормальный.
— У меня есть золото.
— А я — незаконный сын Авраама Линкольна. Слушай, парень…
— Вы помните ограбление Фловердаля? — живо прервал его Грин.
Поттс посмотрел на него с подозрением:
— Ты был в том деле? Как, ты сказал, тебя зовут?
— Грин.
Поттс перелистал кипу официальных бумаг, громоздившихся на столе и на полу. Он не нашел того, что искал, и отбросил бумаги.
— Черт побери, в конце концов! — выругался он. — Я же говорил Прюитту, чтобы мне поступали все дела в порядке, но…
— Я забрал около трех тысяч долларов, — вмешался Грин.
— Ах, вот как? — сказал Поттс, продолжая листать бумаги.
— Когда я говорю — около трех тысяч, — настаивал Грин, — это значит, так оно и есть.
Поттс с раздражением отбросил дела. Сунув сигару в желтые зубы, он перегнулся через стол к Грину:
— Ты зря пришел мне все это рассказывать. Потому как, я думаю, ты врешь.
Грин не смутился.
— У меня есть золото, — подтвердил он. — Надо быть идиотом, чтобы пытаться вас надуть.
— Ты воображаешь, что можешь внушать мне доверие? — задумчиво спросил Поттс.
— В такой же мере, в какой внушаете вы мне, — сказал Грин.
Хозяин и каторжник долго смотрели друг на друга. У Поттса созрел план наказать его.
5
Итак, Грина приковали к позорному столбу, который быстро и ловко соорудили. Голова его была зажата в деревянной раме, а кисти рук (причем сами руки оставались неподвижными) растянуты самым мучительным образом. Пот струился по его глазам, вокруг кружились насекомые. Он совершенно не мог двигаться. Солнце жгло ему глаза, и он сильно сжал веки.
Прямо под боком у Грина два каторжника водружали позорные столбы для тех, кто надумает бедокурить.
Поодаль арестанты ставили палатки. Стражники били хлыстом по спинам тех, кто плохо пошевеливался.
6
Вторая ночь на плантации. Грин все еще был подвешен за голову и за руки на деревянной раме. Покрытое пылью, его лицо с пересохшими губами приобрело в полутьме белый оттенок, эту маску пересекали струйки пота. Спутанные волосы слиплись от грязи и висели темными прядями.
Прюитт верхом на лошади подъехал к наказанному и наклонился к нему. От волнения у него подрагивал уголок тонкого рта. Тяжело дыша, он тихо спросил:
— У тебя на самом деле есть золото?
— Я тебе уже сказал, — пробормотал Грин.
— Поттс в это не верит.
— Ты приехал, чтобы мне об этом сообщить? — спросил Грин.
Прюитт колебался. Он огляделся, потом чуть пришпорил лошадь и совсем приблизился к Грину:
— Сколько, ты сказал, у тебя есть?
— Три тысячи. — Маска на его лице дрогнула, как будто он улыбнулся. — Президент банка обливался слезами.
— Над этим стоит подумать, — пробормотал Прюитт. — В любом случае, если этот тип решил выбраться отсюда, у него должны быть на то свои причины.
— Три тысячи причин, — презрительно сказал Грин.
Прюитт не ответил и опять пришпорил лошадь. Грин видел, как он удаляется, но не стал подзывать его. Грин знал, что он скоро вернется.
7
Должен был идти второй день пребывания Грина под палящим солнцем. Однако молодой человек сидел, развалясь в повозке, удалявшейся от плантации. И вот она уже довольно далеко.
Прюитт держал поводья. Он явно нервничал, кусал губы.
— Ты вполне уверен? — спросил он, беспокойно оглядывая краснеющую долину.
— Абсолютно, — холодно ответил Грин. — Я уже приехал, не так ли?
Прюитт скорчил гримасу, взъерошил волосы. Повозка продолжала катиться по равнине. Грин старался найти удобную позу, так как кисти его рук были прикованы к железной раме сиденья. Шапка, надвинутая на глаза, защищала их от солнца, но не от пыли.
Равнина была однообразной, казалось, на ней почти невозможно ориентироваться. Однако Грину это, видимо, удавалось. Он четко определял направление, говорил Прюитту, где свернуть. Они ехали уже несколько часов.
Прюитту стало невмоготу. Остановив повозку на пригорке, он стал осматривать унылый пейзаж. Затем повернулся к Грину, лица которого под шляпой не было видно. Прюитт был в ярости, пот выступил на его лице.
— Ты знаешь, куда мы едем, похоже, не лучше моего! — раздраженно бросил он, в душе надеясь, что ошибается.
Грин приподнял шляпу и оглядел равнину.
— Я никогда не грабил банка, — спокойно заявил он.
Прюитт не мог поверить. Он вытаращил глаза, каждый мускул на его лице дергался.
— Ты обманом заставил меня переться в такую даль!
От крика он побагровел. Ему не хотелось, чтобы Грин отвечал. С тремя тысячами долларов человек сам себе хозяин, можно вылезти из дерьма. Прюитту представился такой случай, и он не хотел проиграть. Но Грин, очевидно, забавлялся.
— Да, примерно так, — пробормотал каторжник.
Прюитт в ярости схватился за голову. Он с удовольствием убил бы Грина на месте.
— Ты мне скажешь, как отсюда выбираться! — закричал он.
— Конечно, — сказал Грин, — но только нам в разные стороны, тебе и мне.
— Ты веселишься! — зарычал Прюитт.
Ему хотелось плакать. Он вытащил заряженный револьвер и направил его в лицо Грину.
— Подожди чуток, — бесился он, — подожди чуток…
Ударом большого пальца он взвел курок. Но он находился слишком близко от Грина, и тот бросился на него. Револьвер выскользнул из глубоко оцарапанной руки Прюитта. Он попытался схватить его, но оружие упало на дно повозки. От удара хорошо смазанная пружина выпрямилась, собачка опустилась. Мощный выстрел разнесся по равнине. Прюитт издал изумленный рев, свалился с сиденья, не выпуская поводьев, и кувырнулся в пыль. Лошади дернули, обезумев от выстрела, и заржали. Прюитт судорожно натягивал поводья, чувствуя, что не может удержаться на ногах. Боль пришла почти сразу же, охватывая ногу и поднимаясь до горла. Прюитт корчился в пыли, закрыв глаза и кусая губы. Его лицо исказила гримаса.
Грин тем временем суетился в повозке. Ему удалось ногой пододвинуть к себе револьвер и схватить его. Его глаза сузились от ненависти. Он смотрел на корчившегося надсмотрщика, который держал ключ от наручников.
Прюитт действовал быстро. Он вытянул нож из кармана, разрезал кожу сапога, со звериным криком стащил его с ноги. От страха он икал. Пуля раздробила ему подъем ноги, мелкие кости и клочья мяса образовали кровавое месиво.
— Плохи дела, а?
Морщась от боли, Прюитт бросил яростный взгляд на Грина.
— Ну что ж. Но поводья-то держу я. Твоя пушка тебе не поможет.
— Ты изойдешь кровью до смерти, — заметил Грин.
— От одной-то раны в ногу? — усмехнулся Прюитт.
Грин вновь выпрямился на сиденье, удобно оперся, поместив заряженный «ремингтон» на бедре.
— Как угодно, — сказал он. — Это не моя нога…
Стиснув зубы, Прюитт оторвал полотнище от сомнительной чистоты рубахи и обмотал им раздробленную ногу. Кровь тут же пропитала полотно.
— Если ты снимешь мне наручники, — мягко сказал Грин, — будет лучше для нас обоих.
Прюитт не отвечал. Похожий на взбешенного ребенка, он пытался оторвать еще кусок от своей рубашки. Со стонами сменил повязку. Кровь продолжала течь, пунцовая, липкая.
— Ядро к щиколоткам, вот что тебе приделают, — бормотал Прюитт. — Красное ядро, слышишь? Ядро на ногу!
Он плакал. Грин всадил ему вторую пулю в ногу. Берцовая кость была раздроблена до колена и даже выше. Прюитт свалился в пыль. Грин ждал, сдвинув брови.
— Ты псих! — воскликнул Прюитт.
— Никто не прикует меня к ядру, жалкий ублюдок, — заявил Грин. — А сейчас ты откроешь наручники, или я займусь тобой как следует.
Прюитт не двигался. Грин снова зарядил «ремингтон» и спустил курок. Пуля подняла между ляжками надсмотрщика фонтанчик песка, хлестнувший его в пах. Он застонал.
— Как я могу знать, что ты не убьешь меня потом?
— Никак, — усмехнулся Грин.
Прюитт опустил голову и стиснул зубы. Он подполз к повозке и, поднявшись с помощью рук на здоровой ноге к Грину, открыл наручники. Отбросив их подальше, Грин поднялся и положил револьвер в карман своих штанов. Прюитт тяжело дышал, цепляясь за повозку, кровь из его ноги продолжала капать на землю.
Грин спустился с повозки, быстро выпряг одну из лошадей и сел верхом. Жестом показал надсмотрщику дорогу, по которой тот сможет вернуться. Прюитт покачал головой, давая понять, что вряд ли останется живым.
— А ты меня не обманываешь в очередной раз?
Грин пожал плечами:
— Зачем мне это?
Покуда Прюитт, испытывая неимоверные муки, устраивался на сиденье, его лошадь с каторжником уже неслась галопом. Прюитт смотрел им вслед, пытаясь разгадать, за какое преступление был осужден Грин. Должно быть, что-то серьезное.
8
У крутого склона, в который упиралось ущелье, примостилась бревенчатая хижина. Деревья и кустарник скрывали ее со всех сторон. В густой листве щебетали птицы.
Возле хижины отдохнувшая лошадь Грина щипала траву. Над деревьями поднималась струйка дыма от небольшого костерка. Возле него лежала полотняная сумка, а над огнем висел привязанный к ветке кролик. Его жир с шипением капал в огонь.
Из чащи с топором на плече вышел Грин, таща за собой только что срубленное длинное деревце. Выражение его лица говорило о душевном покое. Грин был чистым, кожа была гладкой и загорелой, волосы вились, а не свисали грязными лохмами. Судя по всему, неподалеку была вода, об этом говорила и сочная зелень пышной растительности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14