— Но ты можешь объяснить, почему так думаешь?
Она покачала головой:
— Боюсь, что нет. Просто прими это как факт.
Флавия отчаянно блефовала, но Боттандо сумел вдолбить ей золотое правило полицейской работы — всегда демонстрировать абсолютную уверенность в фактах. Кроме того, она рассудила, что чем сильнее напугает Андерсона, тем лучше он разговорится. С сочувственным видом она приготовилась слушать.
— Я сейчас закажу тебе что-нибудь поесть. Лично я проголодалась.
Аргайл тоже хотел есть. Он понял, что Флавия надеется вызвать Андерсона на откровенность, предложив ему бесплатную кормежку. Он принадлежал к тому типу людей, которые не в силах устоять перед бесплатным угощением и у которых к тому же плохие новости вызывают зверский аппетит. В течение следующего часа Андерсон последовательно поглощал заказанные блюда: большую тарелку королевских креветок, внушительный кусок рыбного пирога, две тарелки овощей, десерт, заявленный в меню как пирог с орехами пекан, но в действительности мало на него походивший, две чашки кофе и несправедливо большую порцию вина из бутылки. Флавия от него почти не отставала. Аргайл еще в первую встречу с ней удивлялся, как в таком изящном теле может помещаться столько еды.
Чтобы направить разговор в нужное русло, Флавия начала рассказывать Андерсону о результатах исследования картины. Реставратор замахал руками:
— Знаю, знаю! Я же отвечал за проведение экспертизы.
— Я полагала, это был Манцони?
— Манцони? Да он к ней на пушечный выстрел не приближался. Только прочитал потом отчет, сказал, что не сомневается в наших выводах, и поставил свою подпись. Он и пальцем не пошевелил.
Флавию покоробила столь откровенная клевета, возводимая на ее соотечественника. Андерсон даже не пытался скрыть презрительного отношения к итальянцам. Но гораздо хуже было то, что его слова полностью разрушили ее лучшую версию. Если Манцони не руководил исследованиями, то не мог и подделать результаты. Флавия снова сосредоточилась на Андерсоне, который продолжал разглагольствовать, не замечая, что собеседница отвлеклась.
— … Вот почему я хочу, чтобы ты привела доказательства. Я считаю, что картину невозможно было подделать. Она прошла абсолютно все тесты. Ты должна привести сверхубедительные доказательства, чтобы заставить меня переменить свое мнение, — заключил он.
Флавия снова уклонилась от прямого ответа.
— Интересно, а каким образом можно в принципе подделать такую картину?
— В принципе это легко. А вот сделать намного сложнее. Насколько я помню из отчета, мошеннику прежде всего потребовалось бы обзавестись холстом конца пятнадцатого — начала шестнадцатого века. Размером холст должен в точности совпадать с будущей картиной, чтобы не осталось следов от перетяжки. Дальше нужно очистить картину от краски — не полностью — и поверх написать другую картину, используя те же краски и ту же технику, что и настоящий художник.
Флавия кивнула. То, что говорил Андерсон, полностью совпадало с тем, о чем она прочитала в записях Морнэ.
— Написав картину, он должен был искусственно высушить ее и затем состарить. Старые полотна сохли долго, иногда по полвека, поэтому на картине, написанной в период Ренессанса, краски не могут быть липкими. Кстати, именно на этом попался Уокер — художник, работавший под Ван Гога. Высушить краски можно разными способами, — продолжал Андерсон. — Традиционный метод — печная сушка. Температура сушки может быть разной, каждый мошенник пользуется своим рецептом. После сушки холст скатывают в рулон, чтобы поверхность краски потрескалась, затем опускают в раствор с чернилами, чтобы трещинки заполнились краской и казались забитыми грязью. Этим методом, к примеру, пользовался Ван Меегерей, один из лучших специалистов по подделке. Не хотел писать за гроши и стал великим мистификатором.
Конечно, есть способы проверить подделку. «Елизавету» проверили всеми возможными способами — и на то, как она сушилась, и на то, как образовались трещинки. Ее скребли и терли, грязь из трещинок кипятили и исследовали ее химический состав. Как я уже сказал, все тесты подтверждали заявленный возраст картины.
— Вы рассказали, как подделать картину, если хочешь быть пойманным. А теперь расскажите, как сделать так, чтобы этого не произошло, — попросил Аргайл.
— Тут тоже есть разные способы, — неохотно ответил Андерсон. — Например, можно использовать для сушки микроволновую печь. Она дает эффект неопределенности — то есть нельзя сказать, что картина современная, но нельзя также утверждать и то, что она была написана столетия назад. Подделать трещинки так, чтобы они располагались случайным образом, тоже возможно. Невероятно трудно, поскольку при этом нужно сохранить часть оригинального изображения, но все-таки реально.
В случае с нашим Рафаэлем можно было извлечь грязь из трещинок оригинального изображения, растворить ее в спирте и затем нанести на всю поверхность. Тогда эксперты определили бы эту грязь как смесь различных субстанций, чем она в действительности и является. Алкоголь тоже обнаружат, но могут отнести его к растворам, которые использовались при очистке картины.
Труднее всего подделать краски, а их мы исследовали бесконечно. Просвечивали спектроскопом, рассматривали через электронный микроскоп, применили десятки различных методов проверки. У нас не осталось ни малейших сомнений, что картина была написана в Италии в шестнадцатом веке, и это, безусловно, манера Рафаэля. Изображение выполнено настоящими старыми красками. Не путать с современными, созданными по старым рецептам. Повторяю — это настоящие старые краски. Поэтому я и не верю в возможность подделки.
— Я знаю, как ее подделали, — вдруг тихо произнес Аргайл. Флавия и Андерсон дружно повернулись к нему. — Я только что это понял. Флавия, помнишь, ты говорила, что образцы краски брали только с узкой тонкой полосы с левой стороны картины?
Она кивнула.
— Автор подделки мог нарисовать в центре картины свой портрет, а фон оставить оригинальным. Понятно, что эксперты не будут трогать изображение в центре картины, а постараются брать образцы для проб ближе к краям.
— Такой вариант возможен? — спросила Флавия у Андерсона.
— Наверное, технически это возможно. Конечно, просветка рентгеновскими лучами выявляет стыки двух изображений, но рентген тоже можно обмануть, если хорошо растушевать места стыков, добавив в краску немного металлической соли. Насколько я помню, в случае с Рафаэлем мы обнаружили металлическую соль, но все очень торопились, к тому же еще не привыкли к новому оборудованию, поэтому решили, что это ошибка. Ваша версия имеет один недостаток: как художник мог быть уверен, что эксперты будут исследовать только определенную часть картины?
— С этим как раз все просто. Ведь вам рекомендовали исследовать именно эту часть, верно? И кто это был?
— Распоряжение пришло из музея.
— А вы говорили с представителем музея лично? Или распоряжение пришло в письменном виде?
— Нет, нам передал его сэр Эдвард. Он сказал, что в музее опасаются, как бы мы не повредили изображение…
— Так… — Аргайл откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и кивнул Флавии. — Ну вот вам и решение проблемы. Теперь не жалеете, что взяли меня собой?
На следующий день Аргайл был в отличном настроении. Он бродил по магазинам и библиотекам, собирая недостающие факты. Минувшим вечером Аргайл испытал настоящий триумф. Мало того, что он поставил на место этого невыносимого реставратора и элегантно доказал вину Бирнеса, но по дороге в отель еще и рассказал Флавии о своем потрясающем открытии. Аргайл сказал ей, что нашел картину.
Это произвело на нее впечатление. Без сомнения. Конечно, Флавия начала задавать каверзные вопросы вроде того, где она, как ему удалось ее найти и тому подобное. Но он с загадочным видом просил ее подождать. Она обиделась, но Аргайл твердо стоял на своем. Тем более что в действительности он не был так уверен, как говорил.
Весело насвистывая, Аргайл ходил по художественным салонам и покупал принадлежности для живописи; потом посетил Лондонскую библиотеку, где его интересовали секции литературных мемуаров, путешествий и истории. К концу дня у него набрался большой пластиковый пакет различных приобретений.
Аргайл взглянул на часы. Одиннадцать. Теперь — короткий визит к Бирнесу, о котором он договорился по телефону, и двухчасовым самолетом можно будет вернуться в Рим. Отлично. Он был страшно доволен собой.
В галерее Бирнеса он сообщил свое имя секретарше, упомянув о договоренности, и в ожидании встречи начал рассматривать картины. Через пять минут его пригласили в рабочий кабинет Бирнеса. От предложенной чашки кофе Аргайл отказался.
— Джонатан, я не ожидал, что вы так быстро вернетесь в Лондон. Чем могу служить?
Бирнес мягко улыбался из-за очков в форме полумесяца, которые использовал для чтения. Аргайлу ужасно не понравились эти очки: они позволяли владельцу рассматривать собеседника как некий анатомический объект.
— Да, наверное, ничем, — ответил он. — Вот, проходил мимо и решил зайти поздороваться. Просто чтобы вы знали, что я уже здесь. — Аргайл улыбнулся дурацкой улыбкой. Ему часто говорили, что он злоупотребляет дурацким видом, но сейчас это было как нельзя кстати.
— А зачем вы здесь? Я полагал, вы работаете над своей диссертацией в Риме. Или вас втянули в это дело с Рафаэлем?
Аргайл покачал головой, изображая отчаяние.
— Да, кошмарная история. Я проклинаю день, когда впервые услышал о нем. Полиция, конечно же, подозревает меня, да и вас тоже, и вообще почти всех. Поэтому я приехал сюда, чтобы порыться в книгах и найти настоящую картину. — Он произнес это легко, как бы невзначай, но затем сделал многозначительную паузу, уставившись по своему обыкновению в потолок.
Бирнес изогнул левую бровь в наигранном удивлении. У него это хорошо получилось. Аргайл пришел в восхищение.
— Настоящую? О чем вы говорите?
— А полиция вас еще не известила? — поразился Аргайл. — Картина оказалась подделкой. Сработал ее Жан-Люк Морнэ, да упокоится он с миром. Если правда выплывет наружу, будет страшный скандал.
Они смотрели друг на друга, и в глазах обоих светилось понимание.
— Вы сказали «если»?
— Ну доказательств-то нет. За исключением настоящей картины, которая еще не найдена. Манцони мог что-то знать…
— Но кто-то его зарезал, — договорил за него Бирнес. Он оставил расслабленный тон, которым встретил Аргайла, и сейчас навалился на стол, пристально вглядываясь в собеседника.
— Поэтому сейчас все зависит от меня, — продолжил Аргайл. — Меня попросили — или, вернее, мне велели — найти оригинал. Он и послужит доказательством того, что «Елизавета» была подделкой, а кроме того, поможет выйти на преступника и убийцу Манцони. Вот так просто все решается.
— Если у вас это получится, — поправил Бирнес.
— Уже получилось, — хвастливо улыбнулся Аргайл.
— И где же она?
Аргайл снова выдержал паузу. Это был ключевой вопрос, и он не собирался на него отвечать. Если бы Флавия узнала, даже заподозрила, что он может выдать эту тайну Бирнесу, она немедленно упекла бы его за решетку. Достаточно и того, что он назвал «Елизавету» подделкой. Но Аргайл должен был позаботиться о спасении собственной шкуры. И то, что ему удалось достигнуть с Бирнесом взаимопонимания, казалось ему хорошим знаком. Он сделал глубокий вдох и ступил на самый край.
— В Сиене, — ответил он, — но мне не разрешили разглашать подробности.
— Конечно, конечно, — заверил его Бирнес. — Это правильно.
По его лицу Аргайл видел, что никакие подробности больше и не нужны. Бирнес все понял.
Они побеседовали еще несколько минут для приличия, после чего Аргайл сослался на неотложные дела и распрощался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30