«Я должен закричать, заорать во все горло, — подумал он. — Но кто услышит? И даже если услышит, пройдет немало времени, прежде чем он догадается, откуда доносятся крики». К тому же в легких у Аргайла саднило, голос осип, и он подозревал, что сумеет издать лишь слабое карканье.
Дверь скрипнула, и на площадке бесшумно появился человек. Аргайл почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Когда он увидел раненую Флавию, его толкнул вперед всплеск ярости; затем, когда незнакомец бросился на него с ножом, инстинкт самосохранения подсказал ему бежать; но сейчас у него уже не осталось сил ни на что. Ему было просто страшно.
«Ну столкни меня вниз, ударь ножом», — думал Аргайл. Скорее, столкнет вниз, решил он — тогда это будет расценено как несчастный случай.
Незнакомец обхватил его рукой за шею и прижал к стене. Аргайл увидел, как блеснула сталь в лунном свете. Он закашлялся, потом сильно сжал запястье руки, державшей нож, — не потому, что надеялся одолеть противника, а просто так, из чувства самосохранения. Учитывая плачевное состояние Аргайла, незнакомец не ожидал от него сопротивления и на миг растерялся; тогда Аргайл согнул колено и резко ударил его в пах. Он был потрясен, когда враг вдруг ослабил хватку и согнулся пополам, схватившись за ушибленное место. Мало того — он издал совершенно искренний, громкий крик боли.
Передышка оказалась короткой. Противник снова надвигался на него, стальное лезвие ножа тускло блестело в его руке. Аргайл сжал пальцы в кулак и нанёс мощный удар в челюсть. Ему еще никогда в жизни не приходилось этого делать; в детстве его окружали сверстники, родители которых не одобряли столь низменного проявления неприязненных чувств. А зря — нужно учиться драться, пока маленький. От удара по челюсти противника у Аргайла заломило костяшки пальцев. Он отступил на несколько шагов, его противник все еще не пришел в себя после удара коленом. Оба тяжело дышали и не сводили друг с друга глаз. В слабом лунном свете Аргайл впервые ясно увидел его лицо и в шоке отпрянул.
В тот же миг противник занес руку с ножом и двинулся вперед. Аргайл сунул руку в карман и достал свое единственное оружие. Как жаль, что он не вспомнил о нем раньше. Он направил баллончик в лицо противнику и надавил кнопку.
Раздался яростный вскрик, нож со звоном упал на каменный пол. Аргайл отступил на несколько шагов и молча наблюдал за страданиями своего врага.
Продолжая одной рукой тереть глаза, другой рукой человек начал что-то нашаривать в кармане своей объемной синей куртки.
О Господи, неужели у него еще пистолет?! Этот человек — настоящий склад смертоносного оружия. Аргайл понимал, что бороться с ним и пытаться разоружить бесполезно, поэтому он приблизился и из последних сил столкнул его вниз.
Не издав ни звука, Антонио Ферраро, заместитель директора Национального итальянского музея, исчез из поля его зрения и, пролетев триста футов, встретился с землей.
ГЛАВА 14
Аргайл просидел на полу, прислонившись спиной к стене, минут двадцать, может быть, больше. От боли и усталости он не мог шевелиться. Адреналиновый всплеск отнял у него всю жизненную энергию, оставив лишь едва функционирующую оболочку. Было очень тихо. Молодой человек поднял голову и посмотрел наверх — там, над колоколами, сияли мерцающим светом звезды. Он подумал: что, если Флавия лежит с перерезанным горлом? Ведь он совершенно не в состоянии ей помочь. Потом Аргайл вспомнил, что только что убил человека, который, учитывая его хроническое невезение, наверняка окажется ни в чем не виновным. И все из-за этой дурацкой картины. Он предпочел бы никогда в своей жизни не слышать о Мантини.
Великолепный вечер. «Ну почему я никогда ничего не могу сделать по-человечески? — с горечью спрашивал он себя. — Вот что бывает, когда считаешь себя самым умным. А теперь попробуй все объяснить полицейским, которые появятся с минуты на минуту».
Они действительно не заставили себя ждать. Аргайл услышал вой сирен на площади Кампо, кто-то громко отдавал приказания. На лестнице раздался топот ног. «Ну вот за мной и пришли», — равнодушно подумал Аргайл.
Дальнейшее мало его волновало; он почти ничего не чувствовал, кроме боли. Когда полицейские выбежали на смотровую площадку, Аргайл продолжал смотреть в небо.
В лицо ему посветили фонариком. Он закрыл глаза и услышал голос генерала Боттандо:
— Это Аргайл. Еще жив.
Остаток ночи прошел словно в тумане. Как только Аргайл осознал, что его не собираются везти в кутузку, он закатил истерику, отказываясь от помощи врача до тех пор, пока ему не скажут, что с Флавией. Его убеждали, что с ней все в порядке, но Аргайл не верил и хотел увидеть ее.
В конце концов двое полицейских подхватили его с обеих сторон и, проклиная все на свете, помогли ему спуститься. Флавия сидела у стенки, закутанная в одеяло, ее голова была забинтована. На виске выделялось небольшое красное пятно. Флавия осознавала происходящее — она жаловалась на головную боль и просила есть. Аргайл так обрадовался, увидев ее в относительно добром здравии, что от избытка чувств мог только держать ее за руку и восторженно смотреть на нее. Боттандо стоял над ними, скрестив руки на груди, и неодобрительно качал головой.
— Генерал, а что с картиной? — сонным голосом спросила Флавия. Ей дали снотворное, и оно начинало действовать.
— С ней все в порядке, — ответил он. — Холст вырезали из рамы, но он не поврежден.
Флавия удовлетворенно кивнула и провалилась в сон. Генерал собирался задать несколько вопросов Аргайлу, но врач воспротивился, заявив, что придется подождать до завтра.
— Молодой человек, она заснула. Если вы отпустите ее ладонь и перестанете таращиться на нее влюбленными глазами, врач сможет перебинтовать вам руку.
Рука действительно сильно саднила; должно быть, Аргайл ободрал ее о каменную стену, когда бежал по лестнице. Он протянул руку врачу, тот обтер ее влажной тканью и начал бинтовать.
— Что там случилось у вас наверху? Как он упал? — спросил Боттандо.
— Это я столкнул его. Но я не виноват.
— Да-да, это нам известно! — нетерпеливо перебил его Боттандо. — Но зачем вы его столкнули?
— Он ударил Флавию и потом бросился на меня. Он полез за пистолетом в карман. Мне ничего не оставалось.
— Понятно. И что же: он стоял и спокойно ждал, когда вы его столкнете?
Аргайлу не понравился тон генерала.
— Он не видел, как я подошел. — Аргайл достал из кармана баллончик с растворителем. — Я направил струю ему в лицо, когда мы боролись. Это растворитель для чистки картин.
— А-а, ну тогда ясно. Наверное, он хотел протереть глаза. Видите ли, он не собирался доставать пистолет. — Боттандо смотрел на молодого человека с легкой улыбкой. — У него его просто не было. Боюсь, вы сбросили его с высоты трехсот футов всего лишь из-за носового платка.
Аргайл огорчился, услышав эту новость, но ненадолго. Ему тоже дали снотворное, и он погрузился в сон с мыслью, какая Флавия замечательная, что было весьма великодушно с его стороны, учитывая, как плохо она с ним обращалась. Впрочем, как и все остальные. Какой жестокий и несправедливый мир, ведь он всего лишь хотел им помочь!
Герои дня — вернее, ночи — спали без задних ног и даже не почувствовали, как их погрузили в полицейский автомобиль и доставили в Рим. Они не проснулись, даже когда их выгрузили из машины и потащили, как кули с мукой, в квартиру Флавии.
Боттандо следил за транспортировкой своих подопечных и кудахтал над ними как наседка. Поскольку в доме Флавии нашлась только одна кровать, Боттандо, поборов предубеждение против англичанина, элегантно уложил его рядом с хозяйкой. Он от всей души надеялся, что она простит ему эту вынужденную меру, учитывая форсмажорные обстоятельства. Генерал велел полицейскому, расположившемуся в кресле Флавии, дождаться их пробуждения и немедленно доставить к нему в офис.
Флавия проснулась первой. Аргайл лежал, свернувшись калачиком, положив на нее руку. Она рассеянно погладила его по голове, вспоминая, куда убрала аспирин.
Вспомнив, она вдруг осознала, что этому молодому человеку не место в ее кровати, и решительно дернула его за руку.
— Что вы здесь делаете?
— Господи, осторожнее. — Аргайл проснулся мгновенно, но тут же закрыл глаза, потом снова открыл и огляделся. — Кажется, это ваша кровать?
— Да. Я пойду приготовлю кофе. А потом будем выяснять, как вы здесь очутились.
Флавия слезла с кровати и вышла в кухню, но тут же вернулась и набросила халат.
— Там сидит полицейский, — сообщила она Аргайлу.
Она снова направилась в кухню, и на этот раз кивнула полицейскому в знак приветствия и замахала на него рукой, когда он попытался объяснить свое присутствие.
— Потом. Я пока не готова.
Флавия тяжело навалилась на кухонный стол, ожидая, когда кофеварка приготовит целительный напиток. Она плохо помнила прошедшую ночь, но знала главное: Аргайл нашел картину и оградил себя от подозрений. Только потом он зачем-то столкнул преступника со смотровой площадки. Конечно, спасибо ему, но лучше бы он этого не делал.
Аргайл вышел на кухню тоже далеко не в радужном настроении. Все болело — рука, живот, легкие, ноги. Он был очень недоволен собой: весь этот риск, смертельная опасность — и ради чего? Флавия могла уже лежать в пластиковом пакете с биркой на пальце ноги. Да и он тоже. И никакой художник, даже гениальный Рафаэль, не стоит такого риска. А все из-за проклятой спешки. Ему хотелось сделать все быстро, быстро, быстро. Это его вечная проблема — он никогда не продумывает детали.
Они посидели, каждый думая о своем; потом вошел полицейский — совсем еще юноша, он только недавно поступил в полицию и еще не знал, как вести себя в подобных обстоятельствах. Флавия отправила его в офис одного, вручив записку, что через час они прибудут.
За этот час они успели принять душ, позавтракать и обсудить события прошедшей ночи. Потом просто молча смотрели в окно. Флавия попыталась отбросить невеселые мысли, но безрезультатно. Наконец она встала, составила грязную посуду в раковину и повернулась к Аргайлу:
— Полагаю, медлить больше нельзя. В любом случае нам придется пройти через это.
Медленным шагом они направились в офис Боттандо.
— Как же не хочется туда идти, — признался Аргайл.
— Чего вы боитесь? Самое большее, что он может сделать, — это накричать на вас. А меня скорее всего уволит. — У нее были основания так полагать.
— А я потеряю свою стипендию, — вспомнил он. У него тоже было достаточно оснований так думать.
Однако Боттандо, против всех ожиданий, встретил их радушно.
— Входите, входите! — воскликнул он, когда они нерешительно постучали в дверь его кабинета. — Как хорошо, что вы пришли пораньше. — День уже завершался, но в голосе Боттандо вроде бы не прозвучало сарказма. — Я пережил ужасную ночь. Ты больше не должна меня так волновать. Ты представляешь, что со мной было бы, если бы тебя убили? А как бы я объяснялся с министром? Кого бы поставил тебе на замену?
— Послушайте, генерал, мне очень жаль…
Он отмахнулся:
— Не извиняйся, мне и без того плохо. Что творится… Конечно, жаль, что вы так поступили с этим человеком, Аргайл. Но я верю: у вас не было выбора. Вы попали в ужасную переделку. Я вообще удивляюсь, что на площади Кампо нашли его, а не вас. Он выглядел значительно мощнее.
Аргайл признался, что удивлен не менее.
— Ну хорошо. Теперь это уже не имеет значения. Как вы себя чувствуете? Получше?
Флавия успокоила его. Похоже, Боттандо был в прекрасном настроении. Значит, он еще не знает всего.
— Хорошо, — продолжил он, не замечая подавленного настроения своей помощницы. — Рад это слышать. Тогда мы вместе пойдем с докладом к директору. Я передал в музей краткий отчет, но он желает знать подробности. Боюсь, его не слишком обрадовала гибель Ферраро — смертность музейных работников подскочила до небывалого уровня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Дверь скрипнула, и на площадке бесшумно появился человек. Аргайл почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Когда он увидел раненую Флавию, его толкнул вперед всплеск ярости; затем, когда незнакомец бросился на него с ножом, инстинкт самосохранения подсказал ему бежать; но сейчас у него уже не осталось сил ни на что. Ему было просто страшно.
«Ну столкни меня вниз, ударь ножом», — думал Аргайл. Скорее, столкнет вниз, решил он — тогда это будет расценено как несчастный случай.
Незнакомец обхватил его рукой за шею и прижал к стене. Аргайл увидел, как блеснула сталь в лунном свете. Он закашлялся, потом сильно сжал запястье руки, державшей нож, — не потому, что надеялся одолеть противника, а просто так, из чувства самосохранения. Учитывая плачевное состояние Аргайла, незнакомец не ожидал от него сопротивления и на миг растерялся; тогда Аргайл согнул колено и резко ударил его в пах. Он был потрясен, когда враг вдруг ослабил хватку и согнулся пополам, схватившись за ушибленное место. Мало того — он издал совершенно искренний, громкий крик боли.
Передышка оказалась короткой. Противник снова надвигался на него, стальное лезвие ножа тускло блестело в его руке. Аргайл сжал пальцы в кулак и нанёс мощный удар в челюсть. Ему еще никогда в жизни не приходилось этого делать; в детстве его окружали сверстники, родители которых не одобряли столь низменного проявления неприязненных чувств. А зря — нужно учиться драться, пока маленький. От удара по челюсти противника у Аргайла заломило костяшки пальцев. Он отступил на несколько шагов, его противник все еще не пришел в себя после удара коленом. Оба тяжело дышали и не сводили друг с друга глаз. В слабом лунном свете Аргайл впервые ясно увидел его лицо и в шоке отпрянул.
В тот же миг противник занес руку с ножом и двинулся вперед. Аргайл сунул руку в карман и достал свое единственное оружие. Как жаль, что он не вспомнил о нем раньше. Он направил баллончик в лицо противнику и надавил кнопку.
Раздался яростный вскрик, нож со звоном упал на каменный пол. Аргайл отступил на несколько шагов и молча наблюдал за страданиями своего врага.
Продолжая одной рукой тереть глаза, другой рукой человек начал что-то нашаривать в кармане своей объемной синей куртки.
О Господи, неужели у него еще пистолет?! Этот человек — настоящий склад смертоносного оружия. Аргайл понимал, что бороться с ним и пытаться разоружить бесполезно, поэтому он приблизился и из последних сил столкнул его вниз.
Не издав ни звука, Антонио Ферраро, заместитель директора Национального итальянского музея, исчез из поля его зрения и, пролетев триста футов, встретился с землей.
ГЛАВА 14
Аргайл просидел на полу, прислонившись спиной к стене, минут двадцать, может быть, больше. От боли и усталости он не мог шевелиться. Адреналиновый всплеск отнял у него всю жизненную энергию, оставив лишь едва функционирующую оболочку. Было очень тихо. Молодой человек поднял голову и посмотрел наверх — там, над колоколами, сияли мерцающим светом звезды. Он подумал: что, если Флавия лежит с перерезанным горлом? Ведь он совершенно не в состоянии ей помочь. Потом Аргайл вспомнил, что только что убил человека, который, учитывая его хроническое невезение, наверняка окажется ни в чем не виновным. И все из-за этой дурацкой картины. Он предпочел бы никогда в своей жизни не слышать о Мантини.
Великолепный вечер. «Ну почему я никогда ничего не могу сделать по-человечески? — с горечью спрашивал он себя. — Вот что бывает, когда считаешь себя самым умным. А теперь попробуй все объяснить полицейским, которые появятся с минуты на минуту».
Они действительно не заставили себя ждать. Аргайл услышал вой сирен на площади Кампо, кто-то громко отдавал приказания. На лестнице раздался топот ног. «Ну вот за мной и пришли», — равнодушно подумал Аргайл.
Дальнейшее мало его волновало; он почти ничего не чувствовал, кроме боли. Когда полицейские выбежали на смотровую площадку, Аргайл продолжал смотреть в небо.
В лицо ему посветили фонариком. Он закрыл глаза и услышал голос генерала Боттандо:
— Это Аргайл. Еще жив.
Остаток ночи прошел словно в тумане. Как только Аргайл осознал, что его не собираются везти в кутузку, он закатил истерику, отказываясь от помощи врача до тех пор, пока ему не скажут, что с Флавией. Его убеждали, что с ней все в порядке, но Аргайл не верил и хотел увидеть ее.
В конце концов двое полицейских подхватили его с обеих сторон и, проклиная все на свете, помогли ему спуститься. Флавия сидела у стенки, закутанная в одеяло, ее голова была забинтована. На виске выделялось небольшое красное пятно. Флавия осознавала происходящее — она жаловалась на головную боль и просила есть. Аргайл так обрадовался, увидев ее в относительно добром здравии, что от избытка чувств мог только держать ее за руку и восторженно смотреть на нее. Боттандо стоял над ними, скрестив руки на груди, и неодобрительно качал головой.
— Генерал, а что с картиной? — сонным голосом спросила Флавия. Ей дали снотворное, и оно начинало действовать.
— С ней все в порядке, — ответил он. — Холст вырезали из рамы, но он не поврежден.
Флавия удовлетворенно кивнула и провалилась в сон. Генерал собирался задать несколько вопросов Аргайлу, но врач воспротивился, заявив, что придется подождать до завтра.
— Молодой человек, она заснула. Если вы отпустите ее ладонь и перестанете таращиться на нее влюбленными глазами, врач сможет перебинтовать вам руку.
Рука действительно сильно саднила; должно быть, Аргайл ободрал ее о каменную стену, когда бежал по лестнице. Он протянул руку врачу, тот обтер ее влажной тканью и начал бинтовать.
— Что там случилось у вас наверху? Как он упал? — спросил Боттандо.
— Это я столкнул его. Но я не виноват.
— Да-да, это нам известно! — нетерпеливо перебил его Боттандо. — Но зачем вы его столкнули?
— Он ударил Флавию и потом бросился на меня. Он полез за пистолетом в карман. Мне ничего не оставалось.
— Понятно. И что же: он стоял и спокойно ждал, когда вы его столкнете?
Аргайлу не понравился тон генерала.
— Он не видел, как я подошел. — Аргайл достал из кармана баллончик с растворителем. — Я направил струю ему в лицо, когда мы боролись. Это растворитель для чистки картин.
— А-а, ну тогда ясно. Наверное, он хотел протереть глаза. Видите ли, он не собирался доставать пистолет. — Боттандо смотрел на молодого человека с легкой улыбкой. — У него его просто не было. Боюсь, вы сбросили его с высоты трехсот футов всего лишь из-за носового платка.
Аргайл огорчился, услышав эту новость, но ненадолго. Ему тоже дали снотворное, и он погрузился в сон с мыслью, какая Флавия замечательная, что было весьма великодушно с его стороны, учитывая, как плохо она с ним обращалась. Впрочем, как и все остальные. Какой жестокий и несправедливый мир, ведь он всего лишь хотел им помочь!
Герои дня — вернее, ночи — спали без задних ног и даже не почувствовали, как их погрузили в полицейский автомобиль и доставили в Рим. Они не проснулись, даже когда их выгрузили из машины и потащили, как кули с мукой, в квартиру Флавии.
Боттандо следил за транспортировкой своих подопечных и кудахтал над ними как наседка. Поскольку в доме Флавии нашлась только одна кровать, Боттандо, поборов предубеждение против англичанина, элегантно уложил его рядом с хозяйкой. Он от всей души надеялся, что она простит ему эту вынужденную меру, учитывая форсмажорные обстоятельства. Генерал велел полицейскому, расположившемуся в кресле Флавии, дождаться их пробуждения и немедленно доставить к нему в офис.
Флавия проснулась первой. Аргайл лежал, свернувшись калачиком, положив на нее руку. Она рассеянно погладила его по голове, вспоминая, куда убрала аспирин.
Вспомнив, она вдруг осознала, что этому молодому человеку не место в ее кровати, и решительно дернула его за руку.
— Что вы здесь делаете?
— Господи, осторожнее. — Аргайл проснулся мгновенно, но тут же закрыл глаза, потом снова открыл и огляделся. — Кажется, это ваша кровать?
— Да. Я пойду приготовлю кофе. А потом будем выяснять, как вы здесь очутились.
Флавия слезла с кровати и вышла в кухню, но тут же вернулась и набросила халат.
— Там сидит полицейский, — сообщила она Аргайлу.
Она снова направилась в кухню, и на этот раз кивнула полицейскому в знак приветствия и замахала на него рукой, когда он попытался объяснить свое присутствие.
— Потом. Я пока не готова.
Флавия тяжело навалилась на кухонный стол, ожидая, когда кофеварка приготовит целительный напиток. Она плохо помнила прошедшую ночь, но знала главное: Аргайл нашел картину и оградил себя от подозрений. Только потом он зачем-то столкнул преступника со смотровой площадки. Конечно, спасибо ему, но лучше бы он этого не делал.
Аргайл вышел на кухню тоже далеко не в радужном настроении. Все болело — рука, живот, легкие, ноги. Он был очень недоволен собой: весь этот риск, смертельная опасность — и ради чего? Флавия могла уже лежать в пластиковом пакете с биркой на пальце ноги. Да и он тоже. И никакой художник, даже гениальный Рафаэль, не стоит такого риска. А все из-за проклятой спешки. Ему хотелось сделать все быстро, быстро, быстро. Это его вечная проблема — он никогда не продумывает детали.
Они посидели, каждый думая о своем; потом вошел полицейский — совсем еще юноша, он только недавно поступил в полицию и еще не знал, как вести себя в подобных обстоятельствах. Флавия отправила его в офис одного, вручив записку, что через час они прибудут.
За этот час они успели принять душ, позавтракать и обсудить события прошедшей ночи. Потом просто молча смотрели в окно. Флавия попыталась отбросить невеселые мысли, но безрезультатно. Наконец она встала, составила грязную посуду в раковину и повернулась к Аргайлу:
— Полагаю, медлить больше нельзя. В любом случае нам придется пройти через это.
Медленным шагом они направились в офис Боттандо.
— Как же не хочется туда идти, — признался Аргайл.
— Чего вы боитесь? Самое большее, что он может сделать, — это накричать на вас. А меня скорее всего уволит. — У нее были основания так полагать.
— А я потеряю свою стипендию, — вспомнил он. У него тоже было достаточно оснований так думать.
Однако Боттандо, против всех ожиданий, встретил их радушно.
— Входите, входите! — воскликнул он, когда они нерешительно постучали в дверь его кабинета. — Как хорошо, что вы пришли пораньше. — День уже завершался, но в голосе Боттандо вроде бы не прозвучало сарказма. — Я пережил ужасную ночь. Ты больше не должна меня так волновать. Ты представляешь, что со мной было бы, если бы тебя убили? А как бы я объяснялся с министром? Кого бы поставил тебе на замену?
— Послушайте, генерал, мне очень жаль…
Он отмахнулся:
— Не извиняйся, мне и без того плохо. Что творится… Конечно, жаль, что вы так поступили с этим человеком, Аргайл. Но я верю: у вас не было выбора. Вы попали в ужасную переделку. Я вообще удивляюсь, что на площади Кампо нашли его, а не вас. Он выглядел значительно мощнее.
Аргайл признался, что удивлен не менее.
— Ну хорошо. Теперь это уже не имеет значения. Как вы себя чувствуете? Получше?
Флавия успокоила его. Похоже, Боттандо был в прекрасном настроении. Значит, он еще не знает всего.
— Хорошо, — продолжил он, не замечая подавленного настроения своей помощницы. — Рад это слышать. Тогда мы вместе пойдем с докладом к директору. Я передал в музей краткий отчет, но он желает знать подробности. Боюсь, его не слишком обрадовала гибель Ферраро — смертность музейных работников подскочила до небывалого уровня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30