Когда он вступит на трон, Шенар покончит с насилием. Он ненавидел армию, генералов и солдат, ограниченный ум военных всех мастей, господство грубой силы; не так следовало управлять, чтобы продлить свое правление. Рано или поздно побежденный народ становится победителем, восстав против завоевателя. Зато, поймав его в сети экономических законов, которые понимала и коими могла управлять лишь ограниченная каста, можно было быстро устранить всякую попытку сопротивления.
Шенар благодарил судьбу за то, что она подарила ему положение старшего сына правителя и назначенного преемника царской власти; и уж, конечно, не Рамзесу, беспокойному и мало в чем разбирающемуся, мешать воплощению его грандиозных планов. Торговая сеть, охватывающая весь цивилизованный мир, единственным и полноправным хозяином которой будет он, союзы, заключаемые в соответствии с его интересами, единственная нация, которая откажется от условных разделений и пережитков традиций… Можно ли представить себе нечто более захватывающее?
Что там Египет… Он, конечно, должен быть отправной точкой, но вскоре его уже будет недостаточно; у Юга, увязшего в традициях отцов, не было никакого будущего. Когда Шенар получит власть, он обустроит свою столицу где-нибудь в более удобной стране, откуда будет править своей империей.
Обычно заграничных купцов не принимали при дворе; почти признанный преемник Сети стремился подчеркнуть свою заинтересованность в них. Уже сейчас он подготавливал будущее, которое было не за горами. Убедить Сети изменить позицию было делом не из легких; однако монарх, даже если он чтил Маат, должен был подчиняться требованиям настоящего момента. Шенар старался найти наиболее убедительные доводы.
Прием, нельзя не признать, имел большой успех. Купцы пообещали Шенару подарить самые красивые вазы, которые только способны были изготовить их мастера; так он пополнит свою коллекцию, прославленную по всему Ближнему Востоку, до самого Крита. Чего бы он ни отдал, чтобы заполучить предмет безупречной формы, с изящными изгибами, завораживающих цветов! Удовольствие обладания удваивалось от возможности лицезреть неподдельную ценность; наедине со своими сокровищами Шенар преисполнялся наслаждения, которого никто не мог его лишить. Один из осведомителей подошел к нему, после того как он закончил разговор с азиатским торговцем.
— Небольшая неприятность, — шепнул осведомитель.
— Какого рода?
— Ваша мать не удовлетворена результатами официального расследования.
Шенар поморщился.
— Простой каприз?
— Намного больше.
— Она хочет расследовать сама?
— Она назначила начальника охраны дворца.
— Никчемный.
— И все же он может помешать.
— Пусть действует.
— А если он что-нибудь разузнает?
— Маловероятно.
— Не лучше ли заранее его обезвредить?
— Неизвестно, чем это обернется; действия идиотов не поддаются разумному осмыслению. К тому же он не найдет ничего существенного.
— Какие у вас будут распоряжения?
— Наблюдать и держать меня в курсе.
Осведомитель исчез, и Шенар возвратился к своим гостям. Несмотря на раздражение, он улыбался, стараясь быть приветливым.
17
Вход в северный порт Мемфиса находился под постоянным наблюдением речного патруля; движения судов были тщательно расписаны, чтобы не допустить аварии. Каждая единица определялась и, в случае скопления других судов, должна была ждать, прежде чем занять свое место.
Смотритель главного канала следил за всем этим почти рассеянно; в обеденный час движение, как правило, замедлялось. С вершины белой башни, раскаленной палящими лучами солнца, охранник не без гордости наблюдал за просторами Нила, каналами и зелеными полями, широта которых свидетельствовала о приближении к Дельте. Меньше чем через час, когда солнце сдвинется с точки зенита и начнет клониться к закату, он вернется к себе, в маленький домик в пригороде, и отдохнет после обеда, а потом сможет поиграть с детьми.
Желудок настойчиво требовал пищи; охранник принялся за сухой хлебец с салатом, собранным этим же утром. Его работа была сложнее, чем казалось на первый взгляд, ведь она требовала большой сосредоточенности.
Вдруг — странное зрелище.
Сначала он подумал, что это обман зрения, вызванный полуденной жарой; затем, забыв про свою нехитрую закуску, он уставился на странное суденышко, которое протискивалось между двумя шаландами, груженными амфорами и мешками с зерном.
Это была лодка из папируса… На борту — юный атлет, работавший веслом, как одержимый!
Обычно подобные лодки не покидали водного лабиринта Дельты… К тому же она не числилась в списке кораблей, имевших разрешение появляться сегодня в порту! Воспользовавшись зеркалом, охранник послал оптический сигнал группе экстренного вмешательства.
Три быстрые лодки, управляемые хорошо обученными гребцами, окружили незваного гостя, вынудив его остановиться. Царевич Рамзес сошел на землю в сопровождении двух охранников.
Красавица Исет не стала сдерживать своего гнева:
— Почему Рамзес отказывается меня видеть?
— Не знаю, — ответил Амени, у которого все еще шумело в голове.
— У него неприятности?
— Надеюсь, что нет.
— Он говорил с тобой обо мне?
— Нет.
— Тебе следовало бы быть несколько разговорчивее, Амени!
— Это не обязательно для личного секретаря.
— Я приду завтра.
— Как изволите.
— Постарайся быть немного сговорчивее; если ты откроешь мне его дверь, ты будешь вознагражден.
— Моей зарплаты мне вполне хватает.
Красавица пожала плечами и удалилась.
Амени был озадачен. С самого своего возвращения из Дельты Рамзес заперся у себя и не произнес ни слова. Он едва прикасался к пище, приносимой ему его другом, и все перечитывал высказывания мудреца Птах-Хотепа или сидел на террасе, глядя на город и высящиеся вдали пирамиды Гизеха и Саккары.
Не вызывая у царевича особого интереса, Амени все же рассказал ему о результатах своих поисков. Вне всякого сомнения, по обрывкам документов, подозрительная мастерская принадлежала важному лицу, на которого работало множество мастеров, однако Амени всегда наталкивался на стену молчания, не в силах сломить ее.
Сам не свой от радости, Неспящий ликуя встретил своего хозяина и не отходил теперь от него ни на шаг, боясь опять потерять его; ластясь или разлегшись у ног царевича, пес золотисто-желтого окраса, с висячими ушами и хвостом закорючкой, оставался при нем бессменным стражем. Один он удостаивался разговоров с царевичем.
Накануне нового года и праздника половодья красавица Исет окончательно потеряла терпение и, несмотря на запрет своего любовника, пришла к нему на террасу, где он размышлял в обществе своего пса. Неспящий оскалился, зарычал и навострил уши.
— Успокой своего зверя!
Ледяной взгляд Рамзеса заставил строптивую остановиться.
— Что происходит? Скажи мне, прошу тебя!
Рамзес отвернулся, полный безразличия.
— Ты не имеешь права так со мной обращаться… Я переживала за тебя, я люблю тебя, а ты даже не хочешь взглянуть на меня!
— Оставь меня одного.
Она упала на колени, умоляя:
— Одно слово!
Неспящий немного успокоился.
— Чего ты хочешь?
— Посмотри на Нил, Исет.
— Могу я приблизиться?
Он не ответил. Она подошла, пес не стал ей препятствовать.
— Звезда Сотхи скоро выйдет из мрака, — указал Рамзес, — завтра она поднимется на востоке вместе с солнцем и провозгласит рождение новой воды.
— Разве так не происходит каждый год?
— Ты не понимаешь, что этот год будет непохож на все другие?
Серьезность царевича удивила красавицу Исет; она не могла ему лгать.
— Нет, я не понимаю.
— Посмотри на Нил.
С большой нежностью она взяла его под руку.
— Не говори со мной загадками; я тебе не враг. Что с тобой произошло в Дельте?
— Мой отец открыл мне меня самого.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я не имею права на побег; скрываться было бы бесполезно.
— Я верю в тебя, Рамзес, какова бы ни была твоя судьба.
Он тихо погладил ее по волосам. Она смотрела на него, не отрываясь: там, в землях Севера, он перенес испытание, полностью изменившее его.
Подросток вернулся мужчиной.
Мужчиной завораживающей красоты, мужчиной, в которого она была безнадежно влюблена.
Специалисты, следящие за разливами Нила, не ошиблись, объявив день, когда вода пойдет на приступ берегов Мемфиса.
Сразу же начались приготовления к празднику; повсюду провозглашали, что богиня Исида, в конце долгого поиска обрела и вернула к жизни Озириса. Сразу за восходом солнца плотина, закрывавшая главный канал, проходящий через город, была открыта, и поток прибывающей воды с ревом ринулся в русло канала; чтобы вода прибывала, не разрушая, в канал бросали множество статуэток. Они символизировали Хапи, плодородную силу Нила, и представляли собой двуполое божество в виде мужчины с набухшими грудями, ворохом папируса на голове и подносами, полными яств, в руках. В каждой семье хранился фаянсовый кувшин, наполненный водой прилива, наличие которой должно было обеспечить процветание.
Во дворце было оживленно. Меньше чем за час образовалась процессия, которая должна была спускаться к Нилу, с фараоном во главе, для отправления ритуала принесения даров. Каждый с нетерпением ожидал, какое место будет ему отведено в этом ряду, представлявшем придворную иерархию, готовую предстать перед народом.
Шенар не находил себе места. В десятый раз он обращался с вопросом к камергеру.
— Отец уже подтвердил мое назначение?
— Нет еще.
— Неслыханно! Спросите у ответственного за ритуал.
— Правитель, возглавив шествие, сам раскроет порядок построения.
— Все и так его знают.
— Извините, я ничего не могу сказать заранее.
Шенар стал нервно поправлять складки своего длинного льняного одеяния, проверяя пальцами колье из трех рядов бусин халцедона. Ему бы хотелось выглядеть более ослепительно, но он не должен был затмевать собственного отца. Слухи подтверждали: Сети намеревался внести некоторые изменения в протокол, посоветовавшись с супругой. Но отчего же его не допустили на этот совет? Если царственная чета держала его на расстоянии, это означало, что на горизонте появилась немилость. И кто иной мог быть виновником этого, как не заносчивый Рамзес?
Шенар, конечно, ошибся, недооценивая своего младшего брата. Эта змея исподтишка плела бесконечные интриги против него и собиралась нанести решающий удар, оклеветав его. Туйа слушала его ложь и оказывала влияние на мужа.
Да, таков и был план Рамзеса: занять первое место, сразу после царственной четы, в праздничной процессии во время всенародной церемонии и доказать, что он опередил своего старшего брата.
Шенар попросил аудиенции у своей матери.
Две жрицы завершали ритуал одевания величественной супруги правителя, прическа которой и корона, увенчанная двумя высокими перьями, говорила о том, что она воплощает собой дыхание жизни, оплодотворяющей всю страну. Благодаря ее присутствию засуха отступит и вернется плодородие.
Шенар склонился перед матерью.
— Отчего эта неопределенность на мой счет?
— На что ты жалуешься?
— Разве я не должен был занять место подле отца во время ритуала принесения даров Нилу?
— Это ему решать.
— Разве вы не знаете о его решении?
— Неужели ты потерял доверие к своему отцу? Обычно ты первый воздаешь хвалы мудрости его решений.
Шенар умолк, пожалев о своем нетерпении. Перед матерью он чувствовал себя неуверенно; действуя без напора, но с поражающей точностью, она пронзала его защитный панцирь, попадая в самую точку.
— Нет, я ценю их по-прежнему, будьте уверены.
— В таком случае почему ты беспокоишься? Сети поступит так, как нужно на благо Египта. Ведь это главное?
Чтобы занять чем-то руки и голову, Рамзес переписывал на папирусе высказывание мудрого Птах-Хотепа:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50