ничто не должно умалять их бдительности.
— Немного живительной влаги поднимет им настроение.
— Вот и наше первое разногласие, — заметил Моис. — Кто должен уступить?
— Ни один, ни другой; значение имеет лишь благополучие всего отряда.
— Ты пытаешься убежать от самого себя, замыкаясь исключительно на своих обязанностях, которые тебе навязывают извне.
— Неужели ты полагаешь, что я столь ничтожен?
Моис посмотрел Рамзесу прямо в глаза.
— Ты получишь вино, немного; однако тебе придется научиться любить горы Синая.
— Здесь — уже не земля Египта.
— Я не египтянин.
— Нет, египтянин.
— Ты ошибаешься.
— Ты родился в Египте, ты вырос и выучился там, и именно в Египте — твое будущее.
— Это слова египтянина, но не еврея; мои предки не те же самые, что у тебя. Может быть, они и жили здесь… Я чувствую, что они ступали по этой земле, они познали здесь надежду и неудачу.
— Можно подумать, Синай вскружил тебе голову.
— Тебе не понять.
— Неужели я лишился твоего доверия?
— Конечно, нет.
— Я люблю Египет больше, чем себя самого, Моис. Нет для меня ничего более ценного, чем родная земля. Если ты думаешь, что обрел свою, я могу понять твои чувства.
Еврей сел на уступ скалы.
— Родина… Нет, эта пустыня не может быть родиной. Я люблю Египет так же, как ты, я ценю ту радость, которую он мне дарит, но я чувствую, что меня зовет другая земля.
— И первая же земля, которую ты открыл, потрясла тебя.
— Ты в чем-то прав.
— Вместе мы пройдем тысячи пустынь, и ты вернешься в Египет, потому что только там сияет истинный свет.
— Как ты можешь быть столь уверенным в себе?
— Просто в арьергарде у меня совсем нет времени размышлять о будущем.
Темную ночь Синайской пустыни рассеяли два смеющихся голоса, поднявшись до самых звезд.
Ослы шагали своим привычным шагом, люди подстраивались под них; каждый нес ношу соответственно своим силам, всем хватало воды и пищи. Множество раз царь останавливал колонну, чтобы дать время Моису внести уточнения в карту местности. В сопровождении топографов еврей проходил по высохшим руслам прежних потоков, поднимался по склонам, выбирал новые ориентиры, облегчая тем самым работу специалистов.
Рамзеса не покидала смутная тревога, поэтому он в сопровождении трех опытных пехотинцев вел постоянное наблюдение, опасаясь, как бы на его друга не напали бедуины. Однако ничего не случилось. Моис прекрасно выполнил свою работу, и это должно было облегчить дальнейшие передвижения горняков и всех остальных, участвующих в переходах.
После ужина оба друга проводили долгие часы за разговорами у огня; привыкнув к крикам гиен и рычанию леопардов, они приноравливались к этим суровым условиям, совсем не похожим на роскошный дворец Мемфиса или гарем Мер-Ура. С неиссякаемым воодушевлением они ждали восхода солнца, надеясь, что оно приоткроет им тайну, от разгадки которой они не отказались бы ни за что в жизни. Часто они замолкали и просто слушали шумы ночи. А она нашептывала им, что их юность преодолеет все препятствия…
Змея колонны застыла.
Для самого начала дня это было необычно; Рамзес приказал своим людям положить ношу и приготовиться к бою.
— Спокойно, — посоветовал солдат, грудь которого рассекал надвое старый шрам. — Если позволите, командир, лучше бы приготовиться к мирной молитве.
— Отчего такая набожность?
— Оттого, что мы уже на месте.
Рамзес сделал несколько шагов в сторону; там, впереди, его взору открылась залитая солнцем отвесная скала, казавшаяся неприступной.
Это был Серабит эль-Хадим, край богини Хатхор, владычицы бирюзы.
25
Шенар был вне себя от гнева.
В десятый раз царица отказалась допустить его к непосредственному управлению делами государства под предлогом, что его отец не сделал никаких распоряжений на этот счет. Положение преемника фараона не давало ему права разбираться с делами, слишком сложными для него.
Старший сын царя покорился воле своей матери, скрывая недовольство, однако это позволило ему понять, что его сеть знакомых и осведомителей еще слишком слаба, чтобы серьезно противостоять Туйе. Шенар решил не ждать больше у моря погоды, а продолжать работать, чтобы упрочить свои связи.
Он стал постоянно приглашать к себе на ужины многочисленных вельмож, имеющих влияние при дворе, ценящих традиции, разыгрывая при этом саму простоту, скромника, с интересом и благодарностью принимающего советы; забыв про свое высокомерие, он показывал себя теперь как образцовый сын, единственным стремлением которого было идти по стопам отца. Это не могло не понравиться: Шенар, будущее которого было уже вполне определено, приобрел себе, таким образом, множество благосклонных сторонников.
Вместе с тем он отметил, что внешняя политика уплывает у него из рук, в то время как торговые связи с другими странами, пусть даже и не дружественными, были его главной целью; каким образом можно было быть в курсе положения дел в дипломатических отношениях, не имея в своем лагере человека сведущего и готового на услуги? Иметь свои уши среди купцов было недостаточно; они вели разговоры лишь о насущном и не имели представления об истинных намерениях своих правителей.
Убедить дипломата, близкого к Сети, работать на него… Идеальный выход, но почти неосуществимый. Тем не менее Шенару были необходимы сведения из первых рук, для того чтобы выработать свою собственную стратегию и в нужный момент быть готовым радикально изменить египетскую политику.
Ему как-то пришло на ум слово «предательство», однако это лишь позабавило его. Кого он предает, кроме прошлого и традиций?
С высоты скалистого выступа Серабит эль-Хадима вы могли видеть повсюду вокруг переплетение гор и долин, беспорядочное нагромождение которых вносило в душу смятение; в этом хаосе враждебность окружающего мира отступала лишь перед горой бирюзовых камней, островком мира и спокойствия.
Рамзес озадаченно смотрел себе под ноги: драгоценный голубой камень, которым была богата горная порода, почти выступал из земли! В других местах бирюза не выходила так близко на поверхность. Из поколения в поколение горняки рыли здесь подземные галереи и переходы, где они оставляли свое орудия на время между двумя экспедициями, так как добыча бирюзы не могла вестись в жаркое время года, иначе камень терял свой цвет и свойства.
Прежние рабочие объединились со вновь прибывшими и тут же приступили к работе, чтобы как можно меньше времени пробыть в этом заброшенном месте. Все разместились в каменных лачугах, которые кое-как могли защитить от ночных холодов, и тщательно утеплили свои жилища. Прежде чем открыть работы, фараон совершил ритуал в небольшом храме Хатхор, призывая помощь и покровительство богини неба. Египтяне пришли не для того, чтобы ранить гору, но чтобы собрать плоды ее щедрого чрева и подарить их храмам и сделать украшения, которые могли бы передать вечную возрождающуюся красоту властительницы звезд.
Скоро зазвенели резцы, долота и молотки, вторя песне горняков, распределившихся на небольшие отряды; Сети сам был среди них, подбадривая рабочих. Что до Рамзеса, то он отправился к стелам, установленным в этом месте, чтобы выразить почтение к таинственным силам неба и земли и вспомнить о подвигах тех, кто много веков тому назад открыл залежи драгоценных камней.
Моис весьма серьезно относился к выполнению своих обязанностей интенданта, беспокоясь о благополучии всех и каждого: ни один работник не испытывал ни голода, ни жажды, ладана также хватало всем. Люди возносили хвалу богам, а те дарили им чудеса, как, например, огромную бирюзу, сверкавшую во взметнувшейся руке удачливого искателя драгоценных камней.
Благодаря особому расположению этого места экспедиции не угрожало никакое неожиданное нападение; никто не мог бы вскарабкаться по крутым уступам, ведущим на плато, незаметно для часовых, поэтому задача Рамзеса была совсем нетрудной. В первые дни он поддерживал в своем отряде железную дисциплину, пока не понял, что это было излишне; соблюдая необходимые меры предосторожности, он позволил солдатам расслабиться и воспользоваться возможностью поспать подольше после обеда, чем все они не пренебрегали.
Не в силах проводить время в праздности, он хотел было напроситься в помощники Моису, однако его друг был неумолим, решив самостоятельно исполнять все свои обязанности. Среди искателей ему также не нашлось места; его вежливо попросили не задерживаться в шахтах, а потом и разгневанный Бакен приказал ему довольствоваться постом, на который он был назначен, и не нарушать порядок работы.
Рамзесу ничего не оставалось, как заняться своими подчиненными и только ими. Он стал интересоваться их службой, их семьями, выслушивал их сетования, отвергал некоторые замечания и соглашался с иными; им хотелось увеличения пенсии и выражения признательности государства, принимая во внимание их службу в тяжелых условиях и часто вдали от дома. Немногим из них довелось участвовать в настоящем бою; однако все не раз призывались то на карьеры, то на большие стройки, то в дальние походы, как этот. Несмотря на свою нелегкую долю, они, скорее, были горды своим положением; сколько можно было порассказать славных историй, особенно тем, кому посчастливилось путешествовать вместе с фараоном!
Рамзес наблюдал за всем, что происходит вокруг.
Он изучил ежедневный порядок работы, оценил необходимость правильного распределения обязанностей, основанного на опыте и разумении, а не на правах, отметил упорных и ленивых, настойчивых и легкомысленных, молчаливых и болтливых. Но чтобы он ни делал, взгляд его постоянно обращался к стелам, воздвигнутым его предками, к этой устремленности ввысь души человека, устраивавшего святилище в сердце пустыни.
— Волнительное зрелище, не так ли?
Отец застал его врасплох.
Даже в простой схенти, испокон веков традиционной для всех египтян, он все же оставался фараоном. От него исходила некая сила, которая завораживала Рамзеса при каждой встрече с отцом; Сети не нужны были никакие отличительные знаки, одного его присутствия было достаточно, чтобы заставить подчиняться. Никто другой не обладал такой удивительной способностью; все остальные пытались как-то выделиться — кто внешностью, кто поведением. Сети достаточно было появиться, и хаос уступал место порядку.
— Они почти завораживают меня, — признался Рамзес.
— Они — это живые слова; в отличие от людей, они не знают ни лжи, ни предательства. Памятники разрушителя разрушены, поступки лжеца никчемны; сила фараона в одном лишь законе Маат.
Рамзес был потрясен; неужели эти высказывания относились к нему, неужели это он разрушал, предавал, лгал? Ему захотелось подняться, убежать на край плато, спуститься по откосу и скрыться в пустыне. Но что же он такого сделал? Он хотел услышать, в чем его вина, но объяснения не последовало — царь лишь смотрел вдаль и молчал.
Шенар… Конечно, его отец говорил о Шенаре, не называя его! Он понял его вероломство и, таким образом, давал Рамзесу понять его истинное положение. Судьба снова менялась! Царевич был уверен, что Сети выскажется в его пользу, однако его разочарование оказалось столь же сильным, как и надежда.
— Какова цель этой экспедиции?
Рамзес задумался; за кажущейся простотой вопроса должна была скрываться ловушка.
— Добыть бирюзу для богов.
— Так ли они необходимы для процветания страны?
— Нет, но… разве можно обойтись без такой красоты?
— Главное, чтобы поиски выгоды не оказались в основе нашего богатства, так как это разрушит его изнутри. Во всяком существе, как и во всякой вещи, отдавай предпочтение тому, что утверждает их, выделяя из прочих, их качество, их сияние, их гений. Ищи то, что незаменимо.
Рамзесу показалось, что свет проник в его сердце и укрепил его;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50