Старшина-помдеж, будучи дважды отцом, боевой пост все же не покинул и захрапел прямо на своем столе. Молодцы, пребывавшие в резерве, расположились кто где смог — не графья.
В то же самое время аспирант Титов решил, что пришла пора посчитаться кое с кем. За пинки в пах, за удары по почкам, за групповую летку-еньку на плавающих ребрах. Быстро добравшись до знакомого отдела милиции, он легко поднялся по выщербленным ступенькам, на мгновение прислушался и зашел внутрь.
В дежурной части раздавался дружный храп, пахло водкой и нестираными носками. «Орел». — Титов сразу же узнал в старшине, изволившем почивать на столе, одного из своих недавних обидчиков. Неслышно приблизившись, он воткнул ему палец чуть ниже кадыка, а когда булькающие звуки затихли, быстро раскроил черепа молодцам из резерва. Мгновение он вслушивался в ночную тишину, затем негромко хмыкнул и с мстительной улыбочкой кастрировал дежурного, мирно почивавшего у ружпарка. «Финита». — Аспирант вытер руки о замызганную занавеску и подошел к «тигрятнику». Задержанных было не много — двое спали, скрючившись на скамье, третий, небольшого роста, с разбитой мордой, восторженно воззрился на Титова, и в его глазах тот не заметил страха.
«Ишь ты, герой. — Аспирант нехорошо прищурился, придвинулся к железной двери вплотную. — Сейчас ты у меня…» Но тут в голове его внезапно проснулся бубен, и, заглушая звуки камлания, голос Рото-Абимо пророкотал: «Он достоин быть великим охотником. Загонять добычу легче вдвоем. Научи его волшебной песне».
— О да, повелитель, да! — Подчиняясь, аспирант положил ладони на холодный металл, зашел внутрь клетки и двумя ударами прервал жизни спящих. Затем протянул к лицу Леньки Синицына окровавленную руку:
— Пошли. Дорога легче, если идти вдвоем…
«Девятка» быстро, насколько позволяла нечищеная дорога, катилась по направлению к Питеру. Когда до города оставалось совсем немного, два притопа и три прихлопа по радио смолкли и началась передача новостей — последних и безрадостных. Известный репортер Трезоров, оказывается, попал в реанимацию. Известие это Сарычеву очень не понравилось. Прибыв в Питер, он первым делом разузнал какая больница нынче в статусе дежурной, и, мешкая, направился на улицу Гастелло.
Очень скоро выяснилось, что на радио все напутали. Да, Трезоров поступал, в состоянии средней тяжести — множественные ушибы, переломы носа и пары-тройки плавающих ребер, но от госпитализации отказался, о чем и запись в журнале имеется. Ушел домой на своих двоих.
Выругавшись по матери, Александр Степанович вернулся в машину и, отыскав в бардачке визитку репортера, позвонил ему домой. Трубку взяла какая-женщина.
— Плох он. А вы, собственно, кто будете?
— Сарычев моя фамилия, — ответил майор, и в разговор тут же вклинился сам, видно подслушивавший, Трезоров.
— Саша, уходить тебе надо. — Голос у него был испуганный, приглушенный, похоже, действительно ему досталось. — Эти сволочи тебя искали, и я тебя, Саша, сдал, иначе убили бы, телефон твой отдал. — Он на мгновение замолк. — Саша, прости, если можешь, яйца мне отрезать хотели, и я сказал…
— Сколько их? — Майору вдруг стало легко и спокойно и, не дослушав до конца лепет репортера о том, что бандитов было немерено, он пожелал: — Поправляйся, болезный.
Хорошо еще, что кинодеятелю был известен только телефон квартиры Сарычева. Представив, как там сейчас славно, Александр Степанович даже улыбнулся, а потом нахмурился и улыбаться перестал: «А чего гадать-то, вот мы сейчас прямо и посмотрим», — и принялся распускать ремни на свертке из овечьей шкуры.
Остановившись у помойки, где в свое время парковался покойный Стеклорез, он завернул меч в ватник и, зажав его под мышкой, направился к своей парадной. Машин вокруг было припарковано тьма, но Сарычев сразу же почувствовал, что пятисотый «мерс» и джип «тойота-раннер» стоят по его душу, и наверняка те, что наверху, уже держат стволы на «босоножке» note 171.
Он зашел в подъезд, глубоко вдохнул и ощутил себя Свалидором, праворучником дружины Святовито-вой, закаленным в боях воем, не ведающим ни страха, ни жалости, ни сомнений. «Хороший клинок, но для одной руки тяжеловат», — сразу сказал он и, перехватив меч двойным хватом, стал подниматься по лестнице. У своей двери он остановился и, почуяв дыхание врагов, презрительно скривил губы. В квартире находилось шесть человек — уважают, сволочи. «Круши запоры», — подсказал Свалидор, и майор с яростью пнул входную дверь. От страшного удара она сорвалась с петель и вместе с коробкой рухнула на пол. И началось… Сделав боевой разворот, Сарычев мгновенно перерезал горло затаившимся в прихожей бандитам, проколол насквозь сидевшего на горшке засранца и устремился в комнату. Там его уже ждали. Отрубив в локте руку со стволом у одного не в меру резвого стрелка, майор закрылся им же от выстрелов коллеги и уже из-за безжизненного тела мгновенно пронзил другому мозг.
На секунду воцарилась тишина, но Сарычев был начеку. Как только в квартиру осторожно зашли трое молодых людей со шпалерами наготове и, увидав мертвые тела, плавающие в луже крови, испуганно застыли, он с быстротою молнии зарубил их, причем одного — ударом «монашеского плаща» от левой ключицы до пояса. Верхняя часть тела супостата откинулась и обнажилась печень, которую при Желании можно было бы вырвать и съесть. Однако, как Александр Степанович ни был голоден, делать он этого не стал. Чай, не в Японииnote 172. Прислушавшись, он бросился вниз — предстояло еще поговорить с теми, кто затаился в машинах.
На площадке второго этажа его снова ждали — «пластом» note 173 увернувшись от пули, майор метнул клинок в горло противника и, кувыркнувшись, с ходу вырвал пах у второго стрелка. Вернув себе меч, он выскочил из подъезда и метнулся к джипу, водитель которого с дикими глазами пытался запустить двигатель. Не успел — меч прошел сквозь дверцу иномарки и глубоко вонзился ему в грудь. «Хватит, покатался. — Сарычев выкинул убитого из кресла, уселся сам и нехорошо посмотрел в сторону „мерседеса". — Ну, держитесь, ребята!»
Словно услышав его, водитель «пятисотого» дал по газам, да так, что только снег полетел из-под колес и шарахнулся в сторону встречный «жигуленок». «А, зассали! — Майор врубил скорость и погнал машину следом. — Так вас растак!» Тут в окнах многострадальной сарычевской квартиры полыхнуло ярким пламенем, и раздался сильный взрыв, чему сам Александр Степанович не удивился — рванули, чтобы никаких следов. Теперь на ремонт никаких денег не хватит. Впрочем, нет, хватит. Даже еще и останется…
Между тем мощный, удобный, на классной резине джип играючи перевалил через поребрик, разнес на досочки песочницу и стремительно срезал угол через детскую площадку. Достав «мерс», майор, не мудрствуя лукаво, шмякнул его с ходу массивным бампером в зад, так что понесло «пятисотого» на бетонный столб. Однако водила справился, с курса не сошел, а из заднего бокового окна какая-то сволочь высунула «шмайсер». Выстрелов Сарычев дожидаться не стал. Присев под руль, он услышал, как пули прошили подголовники, ладонью дал по тормозам и, дернувшись вправо, юзом ушел из-под обстрела. В следующее мгновение он прибавил газу, достал «мерседес» и крутанул руль влево. А дело-то происходило на мосту — неразведенном, согласно зимнему времени, открытом всем ветрам и тронутом изрядным гололедом.
Бандитская тачка начала елозить по трамвайным путям, крутанулась и, смяв узорчатую ограду, спикировала носом вниз, на покрытый торосами невский лед. Громыхнуло, «мерседес» вспыхнул, словно спичечный коробок, и начал медленно проваливаться в мутные воды. Зрелище было удивительно красивым, как в кино, однако любоваться майор не стал. Съехав с моста, он вырулил на набережную, сбросил скорость и степенно припарковался.
Дальше передвигаться на джипе было опасно. Да и вообще оставаться в Питере… Его теперь будут искать до победного конца, а найдут скорее всего по доверенности на «девятку» господина Каца. Это только вопрос времени. Так что вывод один: надо сматываться. И не конкретно сейчас, а с концами, глобально… Эх… С тяжелым сердцем Сарычев сорвал чехол с заднего сиденья, завернул в него клинок и, похлопав ласково по рулю, выбрался наружу. И почему этот мир так скверно устроен?
На мосту уже вовсю сверкали проблесковые огни — это прибывшие синхронно со «скорой помощью» менты в восхищении взирали с моста на огромную черную полынью. Такова уж служебная специфика — хлеба пайка, зато уж зрелищ… Александр Степанович не стал дожидаться, как будут развиваться дальше события. Когда впереди показался свет фар, он поднял руку и вскоре уже трясся в кабине старенького, видавшего виды ЗИЛа. Домой, домой!..
Признаки беды были заметны еще издалека — возле парадной крутились пожарные, неподалеку стояли поносно-желтые УАЗы, а также множество машин с красными крестами.
Приметив чуть в отдалении черную «тридцать первую», майор сразу понял, из какого она ведомства, и презрительно присвистнул — ну не иначе как ищут чеченский след…
Теперь-то уж точно придется сматываться куда подальше… А как не хочется! Сарычев вспомнил глубокие, как омуты, Машины глаза, хвостатых братьев Снежка и Лумумбу и вздохнул. Ко всему прочему, ему зверски хотелось есть…
Наничье
Тамара Петровна Остапчук, больше известная как Трясогузка, в жизни своей нелегкой много чего повидала. Начинала она карьеру как бановаяnote 174 бикса, работая с кондюкамиnote 175 стоящих на отстое составов. Затем даже путанила в «Прибалтийской», но, сведя знакомство с бандитом средней руки Васей Купцом, остепенилась и приобщилась к промыслу солидному и прибыльному, известному с древнейших времен — хипесу. А все потому, что из себя Тамара Петровна была дамой статной, с формами как у рубенсовских красавиц, и утомленным сыновьям демократических реформ нравилась чрезвычайно…
Вот и сейчас, едва первое отделение концерта, посвященного очередной депутатской сходке, закончилось и народные избранники потянулись в буфет, Трясогузка сразу поняла, что глаз на нее уже положен. И весьма плотно…
Высокий кавказец с влажными глазами навыкате, поблескивая всеми своими фиксами, этих самых глаз с нее не сводил, и Тамара, прикинув, что клиент уже дозрел, одарила его многообещающей улыбкой. Сигнал был принят и правильно понят — любвеобильный сын гор приблизился к ней и, представившись Асланбеком Цаллаговым — депутатом от какой-то там горной автономии, по-простому пригласил девушку в кабак. Все верно, кто ее ужинает, тот ее и танцует. Не сразу, конечно, но согласилась Тамара, застенчиво так, кивнула головой и, мимоходом обозвавшись генеральской дочкой, повлекла народного избранника в свою «семерку», а по пути в «Асторию» была грустна, нежна и все тихо убивалась по отъехавшему сегодня в Англию супругу.
В кабаке было славно — икорка под шампанское шла отлично, галантный кавалер все порывался сплясать, а Трясогузка его просила деньги зря не тратить и мило повторяла с улыбкой на лице:
— Ах, Асланбек, не надо «Сулико» note 176, прошу вас, не надо.
Наконец само собой вышло, что поехали к Тамаре. Поднимаясь по широкой мраморной лестнице на пятый этаж в заангажированную специально для подобных случаев квартиру, сын гор к своей даме прижимался страстно, алкал, а та хоть и улыбалась в ответ, но была наизготове и помнила, что самое главное впереди.
Обычно хорошо работал вариант с супругом-рогоносцем, когда клиент уже лежал под одеялом, но пока еще не на Тамаре, а та, услышав скрежетание замка, вдруг вскакивала с койки и, замотав свои девичьи прелести простынкой, шептала в ужасе: «О, это муж мой. Он этого не вынесет! Застрелит нас уж точно». При этом она крепко прижималась к партнеру, не давая тому надеть даже исподнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
В то же самое время аспирант Титов решил, что пришла пора посчитаться кое с кем. За пинки в пах, за удары по почкам, за групповую летку-еньку на плавающих ребрах. Быстро добравшись до знакомого отдела милиции, он легко поднялся по выщербленным ступенькам, на мгновение прислушался и зашел внутрь.
В дежурной части раздавался дружный храп, пахло водкой и нестираными носками. «Орел». — Титов сразу же узнал в старшине, изволившем почивать на столе, одного из своих недавних обидчиков. Неслышно приблизившись, он воткнул ему палец чуть ниже кадыка, а когда булькающие звуки затихли, быстро раскроил черепа молодцам из резерва. Мгновение он вслушивался в ночную тишину, затем негромко хмыкнул и с мстительной улыбочкой кастрировал дежурного, мирно почивавшего у ружпарка. «Финита». — Аспирант вытер руки о замызганную занавеску и подошел к «тигрятнику». Задержанных было не много — двое спали, скрючившись на скамье, третий, небольшого роста, с разбитой мордой, восторженно воззрился на Титова, и в его глазах тот не заметил страха.
«Ишь ты, герой. — Аспирант нехорошо прищурился, придвинулся к железной двери вплотную. — Сейчас ты у меня…» Но тут в голове его внезапно проснулся бубен, и, заглушая звуки камлания, голос Рото-Абимо пророкотал: «Он достоин быть великим охотником. Загонять добычу легче вдвоем. Научи его волшебной песне».
— О да, повелитель, да! — Подчиняясь, аспирант положил ладони на холодный металл, зашел внутрь клетки и двумя ударами прервал жизни спящих. Затем протянул к лицу Леньки Синицына окровавленную руку:
— Пошли. Дорога легче, если идти вдвоем…
«Девятка» быстро, насколько позволяла нечищеная дорога, катилась по направлению к Питеру. Когда до города оставалось совсем немного, два притопа и три прихлопа по радио смолкли и началась передача новостей — последних и безрадостных. Известный репортер Трезоров, оказывается, попал в реанимацию. Известие это Сарычеву очень не понравилось. Прибыв в Питер, он первым делом разузнал какая больница нынче в статусе дежурной, и, мешкая, направился на улицу Гастелло.
Очень скоро выяснилось, что на радио все напутали. Да, Трезоров поступал, в состоянии средней тяжести — множественные ушибы, переломы носа и пары-тройки плавающих ребер, но от госпитализации отказался, о чем и запись в журнале имеется. Ушел домой на своих двоих.
Выругавшись по матери, Александр Степанович вернулся в машину и, отыскав в бардачке визитку репортера, позвонил ему домой. Трубку взяла какая-женщина.
— Плох он. А вы, собственно, кто будете?
— Сарычев моя фамилия, — ответил майор, и в разговор тут же вклинился сам, видно подслушивавший, Трезоров.
— Саша, уходить тебе надо. — Голос у него был испуганный, приглушенный, похоже, действительно ему досталось. — Эти сволочи тебя искали, и я тебя, Саша, сдал, иначе убили бы, телефон твой отдал. — Он на мгновение замолк. — Саша, прости, если можешь, яйца мне отрезать хотели, и я сказал…
— Сколько их? — Майору вдруг стало легко и спокойно и, не дослушав до конца лепет репортера о том, что бандитов было немерено, он пожелал: — Поправляйся, болезный.
Хорошо еще, что кинодеятелю был известен только телефон квартиры Сарычева. Представив, как там сейчас славно, Александр Степанович даже улыбнулся, а потом нахмурился и улыбаться перестал: «А чего гадать-то, вот мы сейчас прямо и посмотрим», — и принялся распускать ремни на свертке из овечьей шкуры.
Остановившись у помойки, где в свое время парковался покойный Стеклорез, он завернул меч в ватник и, зажав его под мышкой, направился к своей парадной. Машин вокруг было припарковано тьма, но Сарычев сразу же почувствовал, что пятисотый «мерс» и джип «тойота-раннер» стоят по его душу, и наверняка те, что наверху, уже держат стволы на «босоножке» note 171.
Он зашел в подъезд, глубоко вдохнул и ощутил себя Свалидором, праворучником дружины Святовито-вой, закаленным в боях воем, не ведающим ни страха, ни жалости, ни сомнений. «Хороший клинок, но для одной руки тяжеловат», — сразу сказал он и, перехватив меч двойным хватом, стал подниматься по лестнице. У своей двери он остановился и, почуяв дыхание врагов, презрительно скривил губы. В квартире находилось шесть человек — уважают, сволочи. «Круши запоры», — подсказал Свалидор, и майор с яростью пнул входную дверь. От страшного удара она сорвалась с петель и вместе с коробкой рухнула на пол. И началось… Сделав боевой разворот, Сарычев мгновенно перерезал горло затаившимся в прихожей бандитам, проколол насквозь сидевшего на горшке засранца и устремился в комнату. Там его уже ждали. Отрубив в локте руку со стволом у одного не в меру резвого стрелка, майор закрылся им же от выстрелов коллеги и уже из-за безжизненного тела мгновенно пронзил другому мозг.
На секунду воцарилась тишина, но Сарычев был начеку. Как только в квартиру осторожно зашли трое молодых людей со шпалерами наготове и, увидав мертвые тела, плавающие в луже крови, испуганно застыли, он с быстротою молнии зарубил их, причем одного — ударом «монашеского плаща» от левой ключицы до пояса. Верхняя часть тела супостата откинулась и обнажилась печень, которую при Желании можно было бы вырвать и съесть. Однако, как Александр Степанович ни был голоден, делать он этого не стал. Чай, не в Японииnote 172. Прислушавшись, он бросился вниз — предстояло еще поговорить с теми, кто затаился в машинах.
На площадке второго этажа его снова ждали — «пластом» note 173 увернувшись от пули, майор метнул клинок в горло противника и, кувыркнувшись, с ходу вырвал пах у второго стрелка. Вернув себе меч, он выскочил из подъезда и метнулся к джипу, водитель которого с дикими глазами пытался запустить двигатель. Не успел — меч прошел сквозь дверцу иномарки и глубоко вонзился ему в грудь. «Хватит, покатался. — Сарычев выкинул убитого из кресла, уселся сам и нехорошо посмотрел в сторону „мерседеса". — Ну, держитесь, ребята!»
Словно услышав его, водитель «пятисотого» дал по газам, да так, что только снег полетел из-под колес и шарахнулся в сторону встречный «жигуленок». «А, зассали! — Майор врубил скорость и погнал машину следом. — Так вас растак!» Тут в окнах многострадальной сарычевской квартиры полыхнуло ярким пламенем, и раздался сильный взрыв, чему сам Александр Степанович не удивился — рванули, чтобы никаких следов. Теперь на ремонт никаких денег не хватит. Впрочем, нет, хватит. Даже еще и останется…
Между тем мощный, удобный, на классной резине джип играючи перевалил через поребрик, разнес на досочки песочницу и стремительно срезал угол через детскую площадку. Достав «мерс», майор, не мудрствуя лукаво, шмякнул его с ходу массивным бампером в зад, так что понесло «пятисотого» на бетонный столб. Однако водила справился, с курса не сошел, а из заднего бокового окна какая-то сволочь высунула «шмайсер». Выстрелов Сарычев дожидаться не стал. Присев под руль, он услышал, как пули прошили подголовники, ладонью дал по тормозам и, дернувшись вправо, юзом ушел из-под обстрела. В следующее мгновение он прибавил газу, достал «мерседес» и крутанул руль влево. А дело-то происходило на мосту — неразведенном, согласно зимнему времени, открытом всем ветрам и тронутом изрядным гололедом.
Бандитская тачка начала елозить по трамвайным путям, крутанулась и, смяв узорчатую ограду, спикировала носом вниз, на покрытый торосами невский лед. Громыхнуло, «мерседес» вспыхнул, словно спичечный коробок, и начал медленно проваливаться в мутные воды. Зрелище было удивительно красивым, как в кино, однако любоваться майор не стал. Съехав с моста, он вырулил на набережную, сбросил скорость и степенно припарковался.
Дальше передвигаться на джипе было опасно. Да и вообще оставаться в Питере… Его теперь будут искать до победного конца, а найдут скорее всего по доверенности на «девятку» господина Каца. Это только вопрос времени. Так что вывод один: надо сматываться. И не конкретно сейчас, а с концами, глобально… Эх… С тяжелым сердцем Сарычев сорвал чехол с заднего сиденья, завернул в него клинок и, похлопав ласково по рулю, выбрался наружу. И почему этот мир так скверно устроен?
На мосту уже вовсю сверкали проблесковые огни — это прибывшие синхронно со «скорой помощью» менты в восхищении взирали с моста на огромную черную полынью. Такова уж служебная специфика — хлеба пайка, зато уж зрелищ… Александр Степанович не стал дожидаться, как будут развиваться дальше события. Когда впереди показался свет фар, он поднял руку и вскоре уже трясся в кабине старенького, видавшего виды ЗИЛа. Домой, домой!..
Признаки беды были заметны еще издалека — возле парадной крутились пожарные, неподалеку стояли поносно-желтые УАЗы, а также множество машин с красными крестами.
Приметив чуть в отдалении черную «тридцать первую», майор сразу понял, из какого она ведомства, и презрительно присвистнул — ну не иначе как ищут чеченский след…
Теперь-то уж точно придется сматываться куда подальше… А как не хочется! Сарычев вспомнил глубокие, как омуты, Машины глаза, хвостатых братьев Снежка и Лумумбу и вздохнул. Ко всему прочему, ему зверски хотелось есть…
Наничье
Тамара Петровна Остапчук, больше известная как Трясогузка, в жизни своей нелегкой много чего повидала. Начинала она карьеру как бановаяnote 174 бикса, работая с кондюкамиnote 175 стоящих на отстое составов. Затем даже путанила в «Прибалтийской», но, сведя знакомство с бандитом средней руки Васей Купцом, остепенилась и приобщилась к промыслу солидному и прибыльному, известному с древнейших времен — хипесу. А все потому, что из себя Тамара Петровна была дамой статной, с формами как у рубенсовских красавиц, и утомленным сыновьям демократических реформ нравилась чрезвычайно…
Вот и сейчас, едва первое отделение концерта, посвященного очередной депутатской сходке, закончилось и народные избранники потянулись в буфет, Трясогузка сразу поняла, что глаз на нее уже положен. И весьма плотно…
Высокий кавказец с влажными глазами навыкате, поблескивая всеми своими фиксами, этих самых глаз с нее не сводил, и Тамара, прикинув, что клиент уже дозрел, одарила его многообещающей улыбкой. Сигнал был принят и правильно понят — любвеобильный сын гор приблизился к ней и, представившись Асланбеком Цаллаговым — депутатом от какой-то там горной автономии, по-простому пригласил девушку в кабак. Все верно, кто ее ужинает, тот ее и танцует. Не сразу, конечно, но согласилась Тамара, застенчиво так, кивнула головой и, мимоходом обозвавшись генеральской дочкой, повлекла народного избранника в свою «семерку», а по пути в «Асторию» была грустна, нежна и все тихо убивалась по отъехавшему сегодня в Англию супругу.
В кабаке было славно — икорка под шампанское шла отлично, галантный кавалер все порывался сплясать, а Трясогузка его просила деньги зря не тратить и мило повторяла с улыбкой на лице:
— Ах, Асланбек, не надо «Сулико» note 176, прошу вас, не надо.
Наконец само собой вышло, что поехали к Тамаре. Поднимаясь по широкой мраморной лестнице на пятый этаж в заангажированную специально для подобных случаев квартиру, сын гор к своей даме прижимался страстно, алкал, а та хоть и улыбалась в ответ, но была наизготове и помнила, что самое главное впереди.
Обычно хорошо работал вариант с супругом-рогоносцем, когда клиент уже лежал под одеялом, но пока еще не на Тамаре, а та, услышав скрежетание замка, вдруг вскакивала с койки и, замотав свои девичьи прелести простынкой, шептала в ужасе: «О, это муж мой. Он этого не вынесет! Застрелит нас уж точно». При этом она крепко прижималась к партнеру, не давая тому надеть даже исподнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52