Они окружили загон, в котором жались испуганные овцы, и старались проникнуть через ветхую, сложенную из камней загородку.
В углу загона, беспомощно тычась слепыми мордочками в брюхо матери, пищали шесть новорожденных щенков. Волки рвались в слабо защищенное помещение овчарни; их горячее дыхание уже долетало сквозь щели загородки… И Теба одна вышла защищать загон. Ее нападение было дерзким и неожиданным, но силы – слишком неравны, и, пока Ибрагим заряжал свое старинное кремневое ружье, волки успели оттащить Тебу и разорвать ее. Когда старый чабан разогнал их оглушительными выстрелами своего самопала, от Тебы уже ничего не осталось. Волки сожрали ее.
А тем временем испуганные овцы истоптали в загоне малышей Тебы. Каким-то чудом уцелел лишь один, самый маленький и слабый.
Ибрагим выходил щенка. Он выкормил его овечьим молоком и бараньим жиром. Через год слабый щенок превратился в огромную, могучую собаку.
От матери Топуш – так назвали щенка – унаследовал смелость и ненависть к серым разбойникам, в постоянной жестокой борьбе с которыми проходит вся жизнь пастушьих собак. В своре, охранявшей отару Ибрагима, он скоро сделался вожаком.
С волком Топуш любил встречаться один на один. И не сносить зверю головы, если случай свел его с Топушем. Полтора-два километра смертного пробега, во время которого неизменно проявлялось превосходство овчарки в скорости бега и выносливости, и волк падал задушенный крепкими челюстями собаки. К трем годам за Топушем числилось двадцать задушенных хищников.
Природа дала Топушу громадный рост и редкую силу, а его кости своей крепостью могли поспорить с железом.
Как-то раз, еще будучи полуторагодовалым щенком, он валялся среди дороги. Старик чеченец ехал с возом. Топуш поленился поднять голову, слыша знакомое поскрипывание арбы, а возница не рассмотрел, что на дороге лежит собака. И тяжелое колесо повозки проехало по брюху овчарки.
Только когда подскочил воз, старик увидел, что задавил собаку. Испуганно размахивая руками и бранясь, он соскочил на землю и бросился к овчарке. Но Топуш как ни в чем не бывало поднялся, отряхнулся от пыли, чихнул и лениво побрел в сторону.
Самое тяжелое время для пастухов начиналось весной, когда овцы приносят потомство. Почувствовав приближение родов, овца старается отбиться от отары, прячется за камни, чтобы там дать жизнь паре крохотных ягнят. Топуш хорошо знал эту повадку овец и всегда внимательно следил за ними.
Был обычный весенний день. Одна из овец тревожно заблеяла, отделилась от остальных и скрылась за пригорком. Топуш немедленно метнулся за нею. Овца припала к земле меж камней. Овчарка, как изваяние, застыла на камне в нескольких метрах от нее. Прошло немного времени – и робкий звук раздался в воздухе: новое существо заявляло о своем появлении нежным блеянием. Вскоре появилось и второе. Овца ласково вылизывала новорожденных. Пошатываясь, они поднялись на тоненькие, как прутики, ножки и принялись неумело тыкаться мордочками в брюхо матери.
А овчарка все сидела на камне. Время от времени озираясь по сторонам, она чутко настораживалась и ловила носом запахи, которые приносил ветер долины. Не донесется ли с этим ветром запах волка? Овчарка могла узнать о приближении врага задолго до его появления.
Подождав, пока ягнята обсохнут, овца тронулась обратно к отаре. Но детишки были еще так слабы, что еле передвигали ножками, часто спотыкались, падали на колени. Приходилось останавливаться и пережидать, пока они вновь соберутся с силенками.
Овчарка следовала позади. Изредка она поддевала заднего ягненка носом под брюхо и перебрасывала его на несколько шагов вперед. Вот наконец и отара. Чабан спешит встретить новорожденных и их мать.
Под вечер Топуш заметил исчезновение черного ягненка. Ягненок был лучший в отаре, а потому и самый бойкий, вечно он отбивался от матери. Так случилось и на этот раз. Овца-мать с тревожным блеянием бегала по отаре, жалобными воплями призывая озорника.
Поискав среди овец, Топуш помчался к речке, где паслась днем отара. Там, под обрывом, в глубокой скалистой лощине, по дну которой текла речка, стоял ягненок. Со всех сторон его окружала вода, он стоял на небольшом каменистом островке. Где-то в верховьях пролили дожди; еще днем речка была тиха и спокойна, а сейчас, как это часто бывает в горах, вздулась, разлилась и отрезала ягненку путь к берегу. Пенясь и шумно плеща на скалы, вода бешено мчалась. Беспомощно перебирая тоненькими ножками, черненький курчавый глупыш испуганно смотрел на внезапно возникшую перед ним преграду и жалобно блеял.
Топуш спустился по обрыву в лощину и понюхал: воду, потом, побегав вдоль берега и не найдя сухого пути, поднялся на несколько десятков метров вверх по течению; где был более удобный спуск к реке, и смело бросился в поток. Волны сразу подхватили его, накрыли с головой. Он вынырнул и, энергично перебирая лапами, поплыл наискось течению. Топуша быстро сносило к острову.
Наконец его выбросило прямо к ногам ягненка.
Малыш дрожал с перепугу. Ножки его тряслись и подгибались, курчавая шерстка взмокла, ушки беспомощно повисли. Однако он не проявил и признака страха, увидев овчарку так близко от себя; он привык к ней в отаре, со дня его рождения собака повсюду сопровождала его.
Не давая себе передышки, Топуш бережно взял ягненка за нежную шкурку на спине, легонько стиснул челюсти. Тот не противился, доверчиво отдавшись во власть собаки, и висел, не шевелясь, протянув вниз прутики-ножки.
Стараясь держать драгоценную ношу над водой, Топуш поплыл обратно. Плыть с ягненком было труднее, чем одному; голову тянуло вниз, волны захлестывали раскрытую пасть.
Резкий удар о подводный камень едва не заставил овчарку выпустить малыша из зубов. Пенистый водоворот закружил их между камнями. Отчаянным усилием Топушу удалось вырваться из него и снова направиться наперерез течению.
Тяжело дыша, Топуш выбрался на берег. Вода ручьями стекала с его боков, глинистая пена залепила глаза, морду. Опустив ягненка наземь, он только хотел отряхнуться, как вдруг застыл на месте, тревожно втягивая ноздрями воздух. Затем, схватив ягненка, бросился с ним вверх по откосу. Вот и вершина… Топуш оглянулся, и сдавленное рычание заклокотало у него в глотке.
Из-за утеса показались три волка. Пригнувшись земле, они бесшумно мчались по берегу реки, спеша догнать уходящую добычу.
Топуш бросился прочь от реки. Если бы он был один, он не побоялся бы принять бой, но с ним было существо, которое он обязан защищать.
Однако ему не удалось уйти от погони. Из-за пригорка навстречу ему выскочила еще пятерка волков. Путь к отаре был отрезан. Теперь гибель грозила не только ягненку – в опасности были оба. Восемь волков… Не слишком ли много для одной собаки?
Топуш на мгновение присел. Можно, конечно, бросить ягненка и, пока голодные хищники рвут его, положиться на быстроту своих ног. Но какая овчарка сделает это!
Круто повернувшись, Топуш кинулся обратно, не выпуская ягненка из зубов. Теперь он бежал по кромке высокого обрывистого берега. Внизу по дну лощины бежала тройка волков, высматривавшая место, по которому им удастся взобраться наверх; сзади нагоняла вторая стая. На краю отвесного обрыва Топуш остановился. Вот где он примет бой. Инстинкт миллионов поколений, выдержавших непримиримую борьбу с хищниками и закалившихся в ней; руководил им. Волки не смогут здесь окружить его, и он сразится с ними лицом к лицу.
Поставив ягненка на ножки, загородив его собой, он обернулся к приближающейся стае и приготовился к битве. Тело его напряглось, чуть осев назад, шерсть вздыбилась, глаза засверкали диким блеском. Оскалив смертоносные клыки, он издал громкий отрывистый не то лай, не то вой. Это был его боевой клич, предупреждение врагам, что схватка будет не на жизнь, а насмерть. Грозный голос его разнесся по ущелью и замер в отдалении.
Стая была уже близко. Два волка выдались вперед, приближаясь упругими легкими прыжками. Топуш попятился, мускулы его сократились, и вдруг, как ядро, выброшенное из пушки, он метнулся навстречу хищникам. В страшном ударе сшиблись волк и собака. Хряснули кости. Волк мешком взлетел на воздух и, перелетев через край обрыва, рухнул в пропасть.
Не давая опомниться, Топуш атаковал второго врага, и второй хищник с перебитой грудной клеткой покатился вниз. Но оставалось еще шестеро.
Три волка присели на мгновение, потом прыгнули разом все трое. Четыре тела сплелись в один рычащий клубок. Через секунду клубок распался. Два волка и овчарка отскочили в разные стороны, третий волк бился на земле. У Топуша была прокушена лапа.

Волки отступили, не осмеливаясь больше нападать. Один лизал разодранный бок, другой мотал головой. Об острые шипы ошейника овчарки он порвал себе пасть.
Топуш бросил быстрый взгляд вокруг себя, и торжествующий вой вырвался у него из горла. Острые маленькие глаза собаки различили на светло-зеленом фоне долины, глубоко внизу, быстро приближавшиеся желтые, бурые и серые комки. Они прыгали, словно мячики, и стремительно росли. Овчарки! Свора услышала зов вожака и спешила на выручку.
Волки тоже увидели их и бросились врассыпную, желая избежать встречи, которая не сулила им ничего хорошего, но свора преградила им путь к отступлению. Впереди мчался, будто летел на крыльях, легконогий Дормаш, достойный товарищ Топуша по играм и битвам. Он первый сшибся с волком, и хищник с воем покатился по земле. Немного поотстав, бежал широкогрудый молчаливый Рушай. Нагнав волка, он впился ему в шею, и тот, задушенный, упал наземь. Уцелевшие хищники пустились наутек, собаки погнались за ними, и через минуту все скрылись за гребнем ближней горы.
Топуш отряхнулся, взял ягненка в зубы и, припадая на раненую лапу и оставляя за собой кровавый след, не спеша потрусил к отаре.
УПРЯМЫЙ ДОГ
Мы остановились неподалеку от Москвы. Перед открытием выставки нам, участникам всесоюзного смотра, предстояло пройти учебный лагерный сбор.
Место нашего сбора было в летнем осоавиахимовском городке, состоявшем из легких деревянных строений и палаток. Чабаны расположились отдельно, разбив бивак под деревьями. Здесь, на большой поляне, обнесенной веревочной изгородью, сидели на приколах их спутники – пастушьи собаки, и здесь же, на траве, резвились, привлекая общее внимание, два крупных (им было по два месяца) щенка кавказской овчарки, толстых и мохнатых, как медвежата.
Кто-то из приезжих вздумал побаловаться с малышами и забрался за веревку. Потом его пришлось самым настоящим образом спасать от разъяренных щенят. Эти двухмесячные «детки» взяли его в такой оборот, что только вмешательство чабанов спасло беднягу. Столь необычайная для их возраста сила и злобность живо напомнили нам о Топуше – победителе волков. По словам чабанов, Топуш продолжал исправно нести службу в одном из животноводческих совхозов Грузии.
Случай со щенятами наделал немало шума И вызвал веселые пересуды в лагере. Но, пожалуй, еще больше разговоров вызвал мой Джери.
В первый же день, вернее, в первый же час после прибытия в лагерь, заботливый дежурный предложил нам сперва сходить в столовую позавтракать, а потом уже устраиваться на жительство. Собак (со мною был Джери, а с Сергеем Александровичем – Рекс-чепрачный) он посоветовал на время привязать в пустовавших палатках. Мы так и сделали.
Я прикрутил Джери на толстую цепь, которую предусмотрительно захватил из дома, и, кроме того, зная упрямый характер своего питомца и не очень доверяя даже цепи, пристегнул его на парфорс.
Мы отсутствовали с полчаса; вернувшись в палаточный городок, я застал неожиданную картину.
Вокруг палатки, где был привязан Джери, толпились красноармейцы, слышались возбужденные возгласы, крики «Фу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35