Клубы табачного дыма явно щипали ему глаза, и Абэ невольно подумал, что редактор лишь напускает на себя довольную мину.
Тем вечером по пути с работы Абэ завернул в свой излюбленный бар.
— Послушай! — улыбаясь, подошел к нему один из коллег. — О чем ты говорил сегодня днем редактору?
Коллегу звали Хисаока. Он уже выпил немного, и глаза у него от этого стали маленькими, как у слона
— Хм-м... — Абэ не особенно хотелось обсуждать это. В вопросе Сутэкити Хисаоки прозвучало явное любопытство. Конечно, он видел, как Абэ с обескураженным видом поплелся на место после того, как его отфутболил редактор.
Хисаока был парень верткий и вечно что-то высматривающий. Он принадлежал к той породе людей, которые, скрывая в уголках рта кривую усмешку, постоянно шепчутся у других за спиной. Разумнее всего было отвязаться от него.
— Ну, что же ты, — настаивал Хисаока, хлопнув Абэ по плечу.
— Хм-м, — промямлил Абэ. Он не мог резко оборвать разговор, и не из-за настойчивости Хисаоки, а потому, что охватившая его после отказа тоска должна была как-то выплеснуться.
— Надо же! — воскликнул Хисаока, выслушав, что произошло.
— Тебе интересно? — спросил Абэ.
— Немножко. Не так, чтобы очень, но все-таки. — По физиономии Хисаоки было видно, насколько все это его занимает.
— Естественно, что Танимура отказал. Такой материал не в его вкусе. Да и я бы отказал на месте редактора.
— Почему?
— Сама по себе вся эта история не имеет особого смысла. Как ни пыжься, занимательной ее не сделаешь. Я бы тоже не пошел на такой риск: посылать тебя в дорогостоящую командировку на Кюсю. Зачем литературно-художественному журналу затевать расследование. Вздор!
Абэ пожалел, что рассказал эту историю Хисаоке. Но ему все же запали в душу такие слова: «Если уж ты так хочешь заняться этим, поезжай-ка на Кюсю на свои деньги!»
Расставшись с Хисаокой, Абэ стал размышлять о таком варианте. Почему бы и впрямь не поехать в город К. на свои деньги. Фантазия его разыгралась. Но где бы он набрал нужные десять, а то и двадцать тысяч иен? Да и времени тоже не было. Можно попытаться взять отпуск, сославшись на какие-нибудь другие причины, но проводить такое расследование без поддержки журнала не имело смысла. Ведь цель заключалась в том, чтобы затронуть эту проблему в публицистике.
Абэ каждый день заглядывал в свои записи и постепенно потерял прежнюю уверенность. Он начал понимать, что даже если сам отправится на место происшествия, опровергнуть версию вряд ли удастся.
Он осознал, что редактор Танимура был прав, когда отказал ему. Видимо, тогда Абэ был взволнован и не мог трезво оценить ситуацию. Если бы он очертя голову все-таки ринулся на Кюсю, это, конечно, обернулось бы серьезной неудачей. Видимо, охватившее Абэ волнение было вызвано тем особенным впечатлением, которое произвела на него эта девушка Кирико Янагида.
Единственное, что располагало Абэ к Масао Янагиде, — причина, по которой он занял деньги. Вероятно, дети отправились потом на экскурсию, так ни о чем и не подозревая. А Масао Янагида, глядя на их довольные лица, конечно же, облегченно вздыхал, хотя, наверное, в душе его уже пылало адское пламя и он думал о взятых им деньгах. И все же эта причина, прекрасная сама по себе, не оправдывала преступление.
Абэ решился и написал Кирико Янагиде письмо по адресу, указанному в газете.
«Пишет Вам человек, которого Вы встретили, когда приезжали в Токио. Поскольку я тогда вручил Вам свою визитную карточку, Вы, возможно, увидев на конверте фамилию, вспомните меня. Я случайно услышал, как Вы звонили по телефону-автомату адвокату Оцуке, а затем я решился пригласить Вас в кафе. Извините меня за нетактичность. В тот раз мне не удалось услышать Ваш рассказ, но позже представился случай прочитать местные газеты, откуда я узнал о трагической судьбе Вашего старшего брата. Я бы хотел разделить Вашу веру в невиновность брата. Поэтому мне надо узнать, как развивается дело в судебном процессе. Может быть, Вы не захотите отвечать, но я спрашиваю не из любопытства, а потому, что меня поразила тогда Ваша убежденность. Очень прощу Вас написать мне подробно».
Отправив это письмо, Абэ несколько дней ждал ответа. Но от Кирико не было ни звука.
Абэ еще четырежды писал ей. Но так ничего и не получил в ответ. Правда, судя по тому, что его письма назад не вернулись, он понял, что Кирико все-таки проживает по этому адресу.
Абэ снова вспомнилось, как эта девушка сидела в кафе и кусала губы, а затем, буркнув «извините», выскочила так быстро, что он успел только увидеть, как за нею захлопнулась дверь. Не отвечать на письма было тоже в ее манере.
Шли дни. Абэ крутился в редакции, заваленный работой. Время делало свое дело, и он стал понемногу забывать о Кирико.
Наступил декабрь. По утрам на улице было морозно. Киндзо Оцука вошел в контору.
Трое молодых адвокатов сидели за столами и работали. Увидев мэтра, они вскочили:
— Доброе утро!
— Доброе утро! — ответил на приветствие Оцука, пересек комнату и скрылся за перегородкой. Там горела жаровня.
Клерк Окумура вошел следом, принял пальто Оцуки и сказал мэтру, стоявшему к нему спиной:
— Похолодало.
— Сегодня еще морознее, — ответил Оцука.
— Пришла странная открытка, — перешел вдруг Окумура на другую тему.
— Странная открытка?
— Она лежит на столе.
— Хм.
Когда занимаешься адвокатурой, время от времени приходится получать письма с угрозами. Это не редкость. Странно, что Окумура акцентировал внимание на этом письме.
Оцука уселся перед большим столом, на котором лежала свежая корреспонденция, адресованная лично ему. Всю почту конторы Окумура уже забрал. Корреспонденция на столе была разложена на две пачки: в одной — книжные бандероли, в другой — письма. Поверх пачки писем лежала открытка.
«Она!» — подумал Оцука и взял открытку. На ней значилась отправительница: «Кирико Янагида, префектура Ф., город К.». Кто это такая, Оцука не помнил. Да и как ему было упомнить при таком потоке корреспонденции.
Он перевернул открытку и прочитал:
«Оцуко-сэнсэй,
Суд первой инстанции приговорил брата к смерти. Он подал апелляцию, но во время рассмотрения дела в суде второй инстанции, двад-
цать первого ноября, умер в тюрьме. Кроме того, назначенный судом адвокат не смог построить защиту на опротестование обвинения и лишь просил суд учесть сопутствующие обстоятельства. Брат/ так и умер с запятнанным именем, с репутацией убийцы».
Открытка была написана авторучкой, твердым почерком. И все-таки Оцука не понял смысла. До него не дошло, о чем писала корреспондентка.
— Окумура-кун, — позвал Оцука, и клерк тут же зашел к нему.
Адвокат поднял руку, в которой была зажата открытка.
— Что это?
— Ах, это. — Окумура подошел поближе к столу. — Посетительница приезжала к нам с Кюсю в этом году, кажется, в мае.
— С Кюсю?
— Да. Звали ее вроде Кирико Янагида. Вы, сэнсэй, тоже встречались с нею здесь. Молодая женщина, лет двадцати. Брата обвинили в убийстве, и она специально приехала с Кюсю, чтобы попросить вас о защите...
— А-а. — Оцука Киндзо открыл рот, но смог произнести лишь этот короткий звук. — Вот оно что...
Память — полезная штука. Вспомнил все-таки.
Эта посетительница еще сказала: «Пришла потому, что слышала — вы лучший в Японии адвокат. Если не вы, сэнсэй, то никто не спасет брата».
Он отказал ей. В числе причин была и занятость, но решающую роль сыграло то, что Окумура намекнул — денег тут не возьмешь. Прежде, бывало, Оцука брался за дело, оплачивая все из своего кармана, но то было в молодости, а теперь, когда он загружен ведением всевозможных крупных процессов, нет ни времени, ни желания вести себя подобным образом.
— Вот как... умер в тюрьме? — Оцука все еще сидел, уставившись на открытку.
Наибольшее впечатление произвела на него фраза, что назначенный судом адвокат не смог опротестовать обвинение, и брат умер, опозоренный. Это следовало истолковать так: вы отказались взять на себя защиту, и вот результат. Укор и обида сквозили между строк этого письма.
Мысль о том, что он отказал из-за денег, почему-то расстроила Оцуку.
— Скажи, — он поднял глаза на стоявшего рядом Окумуру, — а она еще звонила по телефону — потом, в мое отсутствие?
— Да. Когда вы были в Каване, — ответил Окумура. — «Может быть, сэнсэй все-таки возьмется за мое дело?» — спросила она, но я ответил, что это невозможно.
— Хм, — буркнул Оцука, нахмурившись. — Вот оно что...
Все вспомнилось. Когда пришла эта девочка, он волновался из-за того, что Митико уже ждала его в Каване, они собирались поиграть в гольф. Оттого он и не стал выслушивать посетительницу. Он почти выставил ее.
В другой ситуации он выслушал бы ее и, возможно, послал для проверки молодого адвоката. И не исключено, что Оцука в результате сам взялся бы за это дело, оплатив судебные издержки из своего кармана.
«Однако, даже если бы я взялся за дело, оправдать преступника, если он преступник, все равно не удалось бы», — подумал Оцука. Но на душе у него все-таки было неспокойно. Его грыз червь сомнения: а если все же... Сомнение это основывалось на многолетней практике. Он гордился двумя или тремя случаями, когда удалось добиться оправдания обвиняемых в убийстве, вина которых считалась неоспоримой. Именно участие в таких уголовных процессах принесло ему славу первого в Японии адвоката.
Если бы он, взявшись за дело, потерпел поражение, то, кажется, даже эта девочка с Кюсю примирилась бы с таким исходом. Но брат девушки умер в тюрьме. Умер, подав апелляцию, продолжая оставаться обвиняемым по делу об убийстве, в котором все, включая государственного защитника, считали его виновным. В глазах людей это было равносильно смертному приговору.
— Окумура-кун. — Оцука очнулся от размышлений и опустил руку, которой подпирал щеку. — А что, ведь Хорида-кун живет в городе К.? — он назвал имя своего младшего соученика по университету.
— Вроде да, — кивнул Окумура.
— Срочно пошли ему письмо. Попроси, пусть возьмет материалы процесса этого Янагиды у адвоката, который вел его дело, и пошлет мне.
— Как? — Окумура от удивления широко раскрыл глаза. — Но, сэнсэй, обвиняемый уже умер.
— Делай, как я сказал, — довольно резко оборвал его Оцука. — Я ознакомлюсь с материалами.
Глава 4
Адвокат с Кюсю прислал по просьбе Оцуки материалы по рассмотрению дела Янагиды Масао в суде первой инстанции. Дело вступило в стадию апелляционного разбирательства, но поскольку обвиняемый умер в камере предварительного заключения, государственный защитник смог одолжить на время все документы по процессу.
Оцука принялся знакомиться с 'материалами по делу. Он читал их и дома, и в конторе, всегда таская с собой в черном портфеле.
Среди материалов были: обвинительный акт прокурора, результаты обследования места происшествия, акт экспертизы, протокол вскрытия, протоколы расследования, перечень вещественных доказательств, протоколы допросов, показания свидетелей, приговор, прения защитников. Все это составило объемистую папку.
Всякий раз, когда клерк Окумура, тихо заходя в кабинет Оцу-ки, видел разложенные на столе материалы по делу Янагиды, он молча выходил обратно. Окумура ни разу не обмолвился об этой истории. А за спиной шефа он посмеивался над ней с молодыми адвокатами.
В конторе Оцука немного стеснялся Окумуры, так что по большей части читать приходилось дома, в кабинете. Жена приносила в кабинет чай и говорила: «Вы так заняты!»
Жена Оцуки — Есико — была дочерью его любимого учителя. Ее отец считался старейшиной клана юристов. Есико привыкла,наблюдать как работает отец, и у нее не было привычки расспрашивать о делах. Заметив, что муж поглощен работой, она молча выходила из кабинета. Вряд ли ей приходило в голову, что ее муж так прилежно и без всякого вознаграждения знакомится с делом, обвиняемый по которому уже скончался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Тем вечером по пути с работы Абэ завернул в свой излюбленный бар.
— Послушай! — улыбаясь, подошел к нему один из коллег. — О чем ты говорил сегодня днем редактору?
Коллегу звали Хисаока. Он уже выпил немного, и глаза у него от этого стали маленькими, как у слона
— Хм-м... — Абэ не особенно хотелось обсуждать это. В вопросе Сутэкити Хисаоки прозвучало явное любопытство. Конечно, он видел, как Абэ с обескураженным видом поплелся на место после того, как его отфутболил редактор.
Хисаока был парень верткий и вечно что-то высматривающий. Он принадлежал к той породе людей, которые, скрывая в уголках рта кривую усмешку, постоянно шепчутся у других за спиной. Разумнее всего было отвязаться от него.
— Ну, что же ты, — настаивал Хисаока, хлопнув Абэ по плечу.
— Хм-м, — промямлил Абэ. Он не мог резко оборвать разговор, и не из-за настойчивости Хисаоки, а потому, что охватившая его после отказа тоска должна была как-то выплеснуться.
— Надо же! — воскликнул Хисаока, выслушав, что произошло.
— Тебе интересно? — спросил Абэ.
— Немножко. Не так, чтобы очень, но все-таки. — По физиономии Хисаоки было видно, насколько все это его занимает.
— Естественно, что Танимура отказал. Такой материал не в его вкусе. Да и я бы отказал на месте редактора.
— Почему?
— Сама по себе вся эта история не имеет особого смысла. Как ни пыжься, занимательной ее не сделаешь. Я бы тоже не пошел на такой риск: посылать тебя в дорогостоящую командировку на Кюсю. Зачем литературно-художественному журналу затевать расследование. Вздор!
Абэ пожалел, что рассказал эту историю Хисаоке. Но ему все же запали в душу такие слова: «Если уж ты так хочешь заняться этим, поезжай-ка на Кюсю на свои деньги!»
Расставшись с Хисаокой, Абэ стал размышлять о таком варианте. Почему бы и впрямь не поехать в город К. на свои деньги. Фантазия его разыгралась. Но где бы он набрал нужные десять, а то и двадцать тысяч иен? Да и времени тоже не было. Можно попытаться взять отпуск, сославшись на какие-нибудь другие причины, но проводить такое расследование без поддержки журнала не имело смысла. Ведь цель заключалась в том, чтобы затронуть эту проблему в публицистике.
Абэ каждый день заглядывал в свои записи и постепенно потерял прежнюю уверенность. Он начал понимать, что даже если сам отправится на место происшествия, опровергнуть версию вряд ли удастся.
Он осознал, что редактор Танимура был прав, когда отказал ему. Видимо, тогда Абэ был взволнован и не мог трезво оценить ситуацию. Если бы он очертя голову все-таки ринулся на Кюсю, это, конечно, обернулось бы серьезной неудачей. Видимо, охватившее Абэ волнение было вызвано тем особенным впечатлением, которое произвела на него эта девушка Кирико Янагида.
Единственное, что располагало Абэ к Масао Янагиде, — причина, по которой он занял деньги. Вероятно, дети отправились потом на экскурсию, так ни о чем и не подозревая. А Масао Янагида, глядя на их довольные лица, конечно же, облегченно вздыхал, хотя, наверное, в душе его уже пылало адское пламя и он думал о взятых им деньгах. И все же эта причина, прекрасная сама по себе, не оправдывала преступление.
Абэ решился и написал Кирико Янагиде письмо по адресу, указанному в газете.
«Пишет Вам человек, которого Вы встретили, когда приезжали в Токио. Поскольку я тогда вручил Вам свою визитную карточку, Вы, возможно, увидев на конверте фамилию, вспомните меня. Я случайно услышал, как Вы звонили по телефону-автомату адвокату Оцуке, а затем я решился пригласить Вас в кафе. Извините меня за нетактичность. В тот раз мне не удалось услышать Ваш рассказ, но позже представился случай прочитать местные газеты, откуда я узнал о трагической судьбе Вашего старшего брата. Я бы хотел разделить Вашу веру в невиновность брата. Поэтому мне надо узнать, как развивается дело в судебном процессе. Может быть, Вы не захотите отвечать, но я спрашиваю не из любопытства, а потому, что меня поразила тогда Ваша убежденность. Очень прощу Вас написать мне подробно».
Отправив это письмо, Абэ несколько дней ждал ответа. Но от Кирико не было ни звука.
Абэ еще четырежды писал ей. Но так ничего и не получил в ответ. Правда, судя по тому, что его письма назад не вернулись, он понял, что Кирико все-таки проживает по этому адресу.
Абэ снова вспомнилось, как эта девушка сидела в кафе и кусала губы, а затем, буркнув «извините», выскочила так быстро, что он успел только увидеть, как за нею захлопнулась дверь. Не отвечать на письма было тоже в ее манере.
Шли дни. Абэ крутился в редакции, заваленный работой. Время делало свое дело, и он стал понемногу забывать о Кирико.
Наступил декабрь. По утрам на улице было морозно. Киндзо Оцука вошел в контору.
Трое молодых адвокатов сидели за столами и работали. Увидев мэтра, они вскочили:
— Доброе утро!
— Доброе утро! — ответил на приветствие Оцука, пересек комнату и скрылся за перегородкой. Там горела жаровня.
Клерк Окумура вошел следом, принял пальто Оцуки и сказал мэтру, стоявшему к нему спиной:
— Похолодало.
— Сегодня еще морознее, — ответил Оцука.
— Пришла странная открытка, — перешел вдруг Окумура на другую тему.
— Странная открытка?
— Она лежит на столе.
— Хм.
Когда занимаешься адвокатурой, время от времени приходится получать письма с угрозами. Это не редкость. Странно, что Окумура акцентировал внимание на этом письме.
Оцука уселся перед большим столом, на котором лежала свежая корреспонденция, адресованная лично ему. Всю почту конторы Окумура уже забрал. Корреспонденция на столе была разложена на две пачки: в одной — книжные бандероли, в другой — письма. Поверх пачки писем лежала открытка.
«Она!» — подумал Оцука и взял открытку. На ней значилась отправительница: «Кирико Янагида, префектура Ф., город К.». Кто это такая, Оцука не помнил. Да и как ему было упомнить при таком потоке корреспонденции.
Он перевернул открытку и прочитал:
«Оцуко-сэнсэй,
Суд первой инстанции приговорил брата к смерти. Он подал апелляцию, но во время рассмотрения дела в суде второй инстанции, двад-
цать первого ноября, умер в тюрьме. Кроме того, назначенный судом адвокат не смог построить защиту на опротестование обвинения и лишь просил суд учесть сопутствующие обстоятельства. Брат/ так и умер с запятнанным именем, с репутацией убийцы».
Открытка была написана авторучкой, твердым почерком. И все-таки Оцука не понял смысла. До него не дошло, о чем писала корреспондентка.
— Окумура-кун, — позвал Оцука, и клерк тут же зашел к нему.
Адвокат поднял руку, в которой была зажата открытка.
— Что это?
— Ах, это. — Окумура подошел поближе к столу. — Посетительница приезжала к нам с Кюсю в этом году, кажется, в мае.
— С Кюсю?
— Да. Звали ее вроде Кирико Янагида. Вы, сэнсэй, тоже встречались с нею здесь. Молодая женщина, лет двадцати. Брата обвинили в убийстве, и она специально приехала с Кюсю, чтобы попросить вас о защите...
— А-а. — Оцука Киндзо открыл рот, но смог произнести лишь этот короткий звук. — Вот оно что...
Память — полезная штука. Вспомнил все-таки.
Эта посетительница еще сказала: «Пришла потому, что слышала — вы лучший в Японии адвокат. Если не вы, сэнсэй, то никто не спасет брата».
Он отказал ей. В числе причин была и занятость, но решающую роль сыграло то, что Окумура намекнул — денег тут не возьмешь. Прежде, бывало, Оцука брался за дело, оплачивая все из своего кармана, но то было в молодости, а теперь, когда он загружен ведением всевозможных крупных процессов, нет ни времени, ни желания вести себя подобным образом.
— Вот как... умер в тюрьме? — Оцука все еще сидел, уставившись на открытку.
Наибольшее впечатление произвела на него фраза, что назначенный судом адвокат не смог опротестовать обвинение, и брат умер, опозоренный. Это следовало истолковать так: вы отказались взять на себя защиту, и вот результат. Укор и обида сквозили между строк этого письма.
Мысль о том, что он отказал из-за денег, почему-то расстроила Оцуку.
— Скажи, — он поднял глаза на стоявшего рядом Окумуру, — а она еще звонила по телефону — потом, в мое отсутствие?
— Да. Когда вы были в Каване, — ответил Окумура. — «Может быть, сэнсэй все-таки возьмется за мое дело?» — спросила она, но я ответил, что это невозможно.
— Хм, — буркнул Оцука, нахмурившись. — Вот оно что...
Все вспомнилось. Когда пришла эта девочка, он волновался из-за того, что Митико уже ждала его в Каване, они собирались поиграть в гольф. Оттого он и не стал выслушивать посетительницу. Он почти выставил ее.
В другой ситуации он выслушал бы ее и, возможно, послал для проверки молодого адвоката. И не исключено, что Оцука в результате сам взялся бы за это дело, оплатив судебные издержки из своего кармана.
«Однако, даже если бы я взялся за дело, оправдать преступника, если он преступник, все равно не удалось бы», — подумал Оцука. Но на душе у него все-таки было неспокойно. Его грыз червь сомнения: а если все же... Сомнение это основывалось на многолетней практике. Он гордился двумя или тремя случаями, когда удалось добиться оправдания обвиняемых в убийстве, вина которых считалась неоспоримой. Именно участие в таких уголовных процессах принесло ему славу первого в Японии адвоката.
Если бы он, взявшись за дело, потерпел поражение, то, кажется, даже эта девочка с Кюсю примирилась бы с таким исходом. Но брат девушки умер в тюрьме. Умер, подав апелляцию, продолжая оставаться обвиняемым по делу об убийстве, в котором все, включая государственного защитника, считали его виновным. В глазах людей это было равносильно смертному приговору.
— Окумура-кун. — Оцука очнулся от размышлений и опустил руку, которой подпирал щеку. — А что, ведь Хорида-кун живет в городе К.? — он назвал имя своего младшего соученика по университету.
— Вроде да, — кивнул Окумура.
— Срочно пошли ему письмо. Попроси, пусть возьмет материалы процесса этого Янагиды у адвоката, который вел его дело, и пошлет мне.
— Как? — Окумура от удивления широко раскрыл глаза. — Но, сэнсэй, обвиняемый уже умер.
— Делай, как я сказал, — довольно резко оборвал его Оцука. — Я ознакомлюсь с материалами.
Глава 4
Адвокат с Кюсю прислал по просьбе Оцуки материалы по рассмотрению дела Янагиды Масао в суде первой инстанции. Дело вступило в стадию апелляционного разбирательства, но поскольку обвиняемый умер в камере предварительного заключения, государственный защитник смог одолжить на время все документы по процессу.
Оцука принялся знакомиться с 'материалами по делу. Он читал их и дома, и в конторе, всегда таская с собой в черном портфеле.
Среди материалов были: обвинительный акт прокурора, результаты обследования места происшествия, акт экспертизы, протокол вскрытия, протоколы расследования, перечень вещественных доказательств, протоколы допросов, показания свидетелей, приговор, прения защитников. Все это составило объемистую папку.
Всякий раз, когда клерк Окумура, тихо заходя в кабинет Оцу-ки, видел разложенные на столе материалы по делу Янагиды, он молча выходил обратно. Окумура ни разу не обмолвился об этой истории. А за спиной шефа он посмеивался над ней с молодыми адвокатами.
В конторе Оцука немного стеснялся Окумуры, так что по большей части читать приходилось дома, в кабинете. Жена приносила в кабинет чай и говорила: «Вы так заняты!»
Жена Оцуки — Есико — была дочерью его любимого учителя. Ее отец считался старейшиной клана юристов. Есико привыкла,наблюдать как работает отец, и у нее не было привычки расспрашивать о делах. Заметив, что муж поглощен работой, она молча выходила из кабинета. Вряд ли ей приходило в голову, что ее муж так прилежно и без всякого вознаграждения знакомится с делом, обвиняемый по которому уже скончался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24