.. мужчина пожилого возраста...»
– Вот это верно, – сказала дама Летти. – Только я бы назвала его голос зловещим.
– Он шепелявил? – осведомился Годфри.
– На этот счет мистер Роуз как будто ничего... Шепелявости не заметили, мистер Роуз?
– Нет, нет. Очень четкий выговор. Жена моя говорит – военный, но, по-моему, скорее правительственный служащий.
Все заговорили разом.
– Ну что вы, – сказала Джанет Джопабоком, – он просто...
– Это банда, – сказала дама Летти. – Наверняка орудует целая банда.
Мисс Лоттинвиль сказала:
– Уверяю вас, главный инспектор, это, несомненно, какой-то азиат. – Генри подождал, пока шум улегся, и спросил мистера Роуза:
– Вас самого устраивают ваши зачитанные показания?
– На сто процентов, – отозвался мистер Роуз.
– В таком случае продолжим обсуждение после чая, – сказал Генри.
– Но вы не зачитали показания дамы слева от меня, – возразила мисс Лоттинвиль. Слева от нее сидела миссис Петтигру.
– Мне никто ни с чем подобным не звонил, – отрезала та. – И показаний я никаких не давала.
В тоне ее был такой накал, что Алек Уорнер подумал: а ведь, пожалуй, лжет.
Миссис Мортимер сидела во главе щедро накрытого стола, держа наготове серебряный чайник.
– Иди-ка садись возле меня, – мягко сказала она Гвен, – поможешь передавать чашки.
Гвен закурила сигарету и боком пристроилась на указанном месте.
– И тебя тоже донимают этими звонками? – спросила у нее Эммелина Мортимер.
– Меня-то? Да нет, просто не туда попадают.
Миссис Петтигру доверительно сообщила миссис Мортимер:
– Лично я даже в толк не возьму, какие такие звонки. Между нами говоря, по-моему, все это выдумки с первого до последнего слова. Хотят обратить на себя внимание, и только. Как дети малые.
– Что за дивный сад, – сказала Чармиан.
* * *
Потом они снова собрались в столовой, где в солнечном свете бледно поблескивал каминный огонь. Генри Мортимер сказал:
– Доведись мне жить сначала, я вменил бы себе в обычай ежевечерне сосредоточенно размышлять о смерти. Я бы, так сказать, сжился с памятью о ней. Такая память жизненно необходима. Смерть, когда она подкрадется, не должна заставать человека врасплох: ожидание ее – залог полноты жизни. Постоянная сопричастность смерти оживляет бытие. Иначе оно теряет вкус: жить без этого чувства – все равно что питаться одними яичными белками.
Дама Летти внезапно спросила в упор:
– Генри, кто этот человек?
– Друг мой Летти, на такой вопрос у меня ответа нет.
Под ее пристальным взглядом ему показалось, что она чуть ли не его и подозревает.
– Летти думает, что это вы, – ехидно сказал Алек.
– Вряд ли, – возразил Генри, – дама Летти заподозрит во мне столько энергии и предприимчивости, сколько выказывает наш незнакомец.
– Все дело в том, – сказал Годфри, – чтобы положить конец безобразию. А для этого нам нужно найти его виновника.
– Я полагаю, – заявила Джанет Джопабоком, – что соображения мистера Мортимера относительно примирения со смертью чрезвычайно вдохновляют и утешают. В наши дни, увы, так легко пренебречь советами религии – примите мою благодарность, мистер Мортимер.
– Спасибо, Джанет, спасибо. Правда, «примирение со смертью» – это не совсем то, что я имел в виду. И, конечно, я уж совсем не собирался давать религиозные советы. Соображения мои сводятся к тому...
– Я восприняла вас в религиозном ключе, – сказала Джанет.
– Спасибо, Джанет.
– Бедный молодой человек, – опечалилась Чармиан. – Может быть, ему одиноко, хочется с кем-нибудь поговорить, вот он и звонит.
– Что ж, Генри, на полицию явно плохи надежды. Видимо, придется все-таки сделать запрос в парламенте, – угрожающе сказала Летти.
– Учитывая вопиющие расхождения ваших показаний, – сказал Генри, – полиция на известной стадии расследования предположила, что хулиганит не один человек, а целая банда. Применены были все известные научной криминологии методы расследования – и пока что совершенно безуспешно. Имелся, однако, постоянный фактор во всех ваших показаниях, а именно слова: «Помните, что вас ждет смерть». Вы знаете, это очень не худо помнить, хотя бы потому, что это чистая правда. Словом, память о смерти – это, я бы сказал, образ жизни.
– Словом, ближе к делу, – сказал Годфри.
– Годфри, – сказала Чармиан, – я совершенно уверена, что всем очень интересно выслушать Генри.
– Чрезвычайно утешительно, – сказала Джанет Джопабоком. – Продолжайте же, мистер Мортимер, прошу вас, продолжайте.
– Да, да, – сказала мисс Лоттинвиль, которой тоже понравились рассуждения Генри.
И миссис Роуз, с видом отрешенным и долготерпеливым, склонила голову в знак скорбного мудрого старческого согласия.
– Принята ли во внимание, – спросил Алек Уорнер, – возможность массовой истерии?
– С телефонным приводом? – удивился мистер Роуз, широко разведя руками.
– Чепуха! – сказала дама Летти. – Массовую истерию мы можем сбросить со счетов.
– О нет, – сказал Мортимер. – Сбросить со счетов мы ничего не можем. В этом вся наша трудность.
– Скажите, пожалуйста, – обратился Алек Уорнер к главному инспектору, пристально разглядывая его, – если бы вас спросили о вашем мировоззрении, вы бы назвали себя мистиком?
– Затрудняюсь вам ответить, поскольку меня никогда не спрашивали о моем мировоззрении.
– И все-таки вопрос в том, – сказал мистер Роуз, – кто же это пытается вселить в нас страх божий?
– И каков его мотив? – сказал Годфри. – Вот что меня интересует.
– Исходя из фактов, вопрос о мотиве должен всякий раз становиться заново, – сказал Мортимер. – Полагаю, всем нам ясно, что виновник в каждом случае тот самый, кого мы таковым считаем.
– Ты им разъяснил свою теорию? – спросила Эммелина Мортимер, когда все разъехались.
– Нет, ну что ты, дорогая. Я, наоборот, читал им маленькие философские проповеди, чтобы как-нибудь скоротать время.
– И понравились им твои маленькие проповеди?
– Некоторым дамам понравились. И девушка вроде бы не так откровенно скучала. Летти воспротивилась.
– Еще бы нет.
– Она сказала, что незачем было и собираться.
– Фу, как невежливо. И я-то старалась, чаем их поила.
– И прекрасный был чай. Ее «незачем» целиком относится ко мне. Боюсь, что это было предрешено.
– Какая жалость, – сказала Эммелина, – что ты не заявил им напрямик: «Кроме смерти, виновных нет». Вот бы я посмотрела на их физиономии.
– Это мое личное мнение. За них решать нельзя.
– А сами они за себя что, не могут решить?
– Нет, не могут. Пойду-ка я опрыскаю груши.
– Знаешь, милый, – сказала миссис Мортимер, – по-моему, с тебя на сегодня хватит. Я и то с ног падаю.
– С ними та беда, – сказал он, – что они думают, будто уголовный розыск, подобно господу богу, вездесущ и всеведущ. А мы всего-то навсего полицейские.
И он отправился в столовую почитать у камина. Но прежде он выровнял стулья вокруг стола, отставив некоторые из них обратно к стене, вытряхнул пепельницы в камин и постоял у окна, глядя, как смеркается: эх, вот бы погожее лето! Он еще не говорил Эммелине, что собирается летом обновить свою яхту, ради которой, выходя в отставку, пожертвовал автомобилем. И свежий влажный ветер засвистел у него в ушах.
Он вышел в прихожую на телефонный звонок, снял трубку и через несколько секунд молча ее положил. Как странно, подумал он, что мне всегда звонит женщина. Всем прочим достались мужчины, а мне почему-то эта женщина, вежливая и уважительная.
Глава двенадцатая
– Я ему так прямо и сказала, – сообщила миссис Петтигру миссис Энтони. – Все это, говорю, инспектор, полнейшая чепуха. Даме Летти Колстон что-то такое примерещилось, Годфри подумал – а я чем хуже, и пошло-посыпалось, один за другим. Умирать буду – скажу, что все это – чистые выдумки. Но он – нет, он со мной не согласился. Почему? А понятно почему. Если он скажет, что у дамы Летти просто воображение разыгралось, она его из завещания вычеркнет.
На самом деле миссис Петтигру в один прекрасный тихий день был-таки анонимный звонок, но она предпочла тут же об этом начисто позабыть. У нее была великолепная способность попросту вычеркивать неприятности и неудобства, словно бы их и не было. Спроси ее, например, правда ли, что восемнадцать лет назад ее лицо «отремонтировали», – и она бы даже удивилась, причем неподдельно, более того, в простоте душевной и шутки ради она бы назвала кой-кого из тех, кто «действительно» подремонтировал лицо или обновил еще что-нибудь путем косметической хирургии.
Так что миссис Петтигру совершенно убедила себя, что никакого непонятного голоса по телефону она слыхом не слыхивала; она не просто предала этот случай забвению, нет – она даже не сохранила никаких следов его в памяти: положила трубку и вычеркнула его из жизни.
– Навыдумывают с три короба и сами себе верят, – сказала миссис Петтигру.
– Чего там, – сказала миссис Энтони, – и правда ведь от смерти никуда не денешься. Но мне бы тоже не понравилось, если бы этот малый стал меня допекать. Ну уж я бы всыпала ему по первое число.
– Да нет же никакого малого! – крикнула миссис Петтигру. – Вы что, не слышите меня?
– Аппарат у меня в ухе, и я вас очень даже слышу. Нечего голос-то повышать.
Миссис Петтигру горько укоряла себя, как и всякий раз, когда унижалась до перебранки с миссис Энтони, забывая о том, что это ей вовсе не на руку. Чтобы хоть как-то отыграться, она удалилась из кухни с надменным видом и пошла искать Годфри.
Он сидел у камина и, как назло, разговаривал с Чармиан.
– Пожалуйста, Годфри, ну не надо снова долбить одно и то же. А, вот и вы, миссис Петтигру, – сказала Чармиан.
– Это не Тэйлор, – сказал Годфри с привычным раздражением.
– Оно и видно, – сказала Чармиан.
Он уныло поглядел на миссис Петтигру. Нет человеку в своем же доме никакого покоя. Его все больше тревожило новообретенное самообладание Чармиан. Не то чтобы он желал худа собственной жене, но неизменно он увядал в той мере, в какой она расцветала. Взглянув на жену, он подумал: это же ненадолго, потом ей обязательно станет хуже. Как иной раз бывает трудно, подумал он, немолодому человеку. Миссис Петтигру снова назначила ему свидание с поверенным, а оно ему вовсе не нужно. Конечно, раньше или позже придется все-таки повидаться с поверенным, но после вчерашней бессмысленной поездки в Кингстон и обратно он устал до умопомрачения. Еще этот полоумный Мортимер танцевал вокруг Чармиан, да и все вокруг нее танцевали, словно она бог знает кто, а не просто жалкая старая развалина, – и от этого болезненно припоминались прежние обиды: с давних пор он ошибочно считал каждый успех Чармиан ущербом для себя, и ему, в силу привычки, не могло быть хорошо, если ей не было плохо.
– Мы же вчера вечером все сто раз обсудили, – повторяла Чармиан. – Хватит уж разговоров. Я, например, люблю Генри Мортимера, и проехались мы, по-моему, замечательно.
Миссис Петтигру тоже была встревожена тем, что Чармиан воспрянула духом – видимо, после переиздания ее незапамятных сочиненьиц. На самом деле Чармиан окрепла еще и потому, что ей приходилось изо дня в день противостоять хамству миссис Петтигру. Миссис Петтигру даже стала опасаться, как бы она, чего доброго, не пережила Годфри. Чармиан надо отправить в пансионат; и давно бы отправили, если в не малодушие Годфри, который удерживал жену при себе, спекулируя на ее супружеском сочувствии.
Годфри покосился на свою ненавистную союзницу Чармиан, сидевшую по другую сторону камина, потом – на Мейбл Петтигру между ними, которой он боялся без памяти, и решил сегодня опять удрать от миссис Петтигру и съездить к Олив.
Миссис Петтигру подумала: я читаю на его лице, как в открытой книге. Книги она ни одной не открывала уже больше сорока лет: не могла сосредоточиться на чтении, но подумала именно так – и решила сопровождать его к поверенному.
Чармиан пошла прилечь после обеда, и к ней явилась миссис Петтигру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Вот это верно, – сказала дама Летти. – Только я бы назвала его голос зловещим.
– Он шепелявил? – осведомился Годфри.
– На этот счет мистер Роуз как будто ничего... Шепелявости не заметили, мистер Роуз?
– Нет, нет. Очень четкий выговор. Жена моя говорит – военный, но, по-моему, скорее правительственный служащий.
Все заговорили разом.
– Ну что вы, – сказала Джанет Джопабоком, – он просто...
– Это банда, – сказала дама Летти. – Наверняка орудует целая банда.
Мисс Лоттинвиль сказала:
– Уверяю вас, главный инспектор, это, несомненно, какой-то азиат. – Генри подождал, пока шум улегся, и спросил мистера Роуза:
– Вас самого устраивают ваши зачитанные показания?
– На сто процентов, – отозвался мистер Роуз.
– В таком случае продолжим обсуждение после чая, – сказал Генри.
– Но вы не зачитали показания дамы слева от меня, – возразила мисс Лоттинвиль. Слева от нее сидела миссис Петтигру.
– Мне никто ни с чем подобным не звонил, – отрезала та. – И показаний я никаких не давала.
В тоне ее был такой накал, что Алек Уорнер подумал: а ведь, пожалуй, лжет.
Миссис Мортимер сидела во главе щедро накрытого стола, держа наготове серебряный чайник.
– Иди-ка садись возле меня, – мягко сказала она Гвен, – поможешь передавать чашки.
Гвен закурила сигарету и боком пристроилась на указанном месте.
– И тебя тоже донимают этими звонками? – спросила у нее Эммелина Мортимер.
– Меня-то? Да нет, просто не туда попадают.
Миссис Петтигру доверительно сообщила миссис Мортимер:
– Лично я даже в толк не возьму, какие такие звонки. Между нами говоря, по-моему, все это выдумки с первого до последнего слова. Хотят обратить на себя внимание, и только. Как дети малые.
– Что за дивный сад, – сказала Чармиан.
* * *
Потом они снова собрались в столовой, где в солнечном свете бледно поблескивал каминный огонь. Генри Мортимер сказал:
– Доведись мне жить сначала, я вменил бы себе в обычай ежевечерне сосредоточенно размышлять о смерти. Я бы, так сказать, сжился с памятью о ней. Такая память жизненно необходима. Смерть, когда она подкрадется, не должна заставать человека врасплох: ожидание ее – залог полноты жизни. Постоянная сопричастность смерти оживляет бытие. Иначе оно теряет вкус: жить без этого чувства – все равно что питаться одними яичными белками.
Дама Летти внезапно спросила в упор:
– Генри, кто этот человек?
– Друг мой Летти, на такой вопрос у меня ответа нет.
Под ее пристальным взглядом ему показалось, что она чуть ли не его и подозревает.
– Летти думает, что это вы, – ехидно сказал Алек.
– Вряд ли, – возразил Генри, – дама Летти заподозрит во мне столько энергии и предприимчивости, сколько выказывает наш незнакомец.
– Все дело в том, – сказал Годфри, – чтобы положить конец безобразию. А для этого нам нужно найти его виновника.
– Я полагаю, – заявила Джанет Джопабоком, – что соображения мистера Мортимера относительно примирения со смертью чрезвычайно вдохновляют и утешают. В наши дни, увы, так легко пренебречь советами религии – примите мою благодарность, мистер Мортимер.
– Спасибо, Джанет, спасибо. Правда, «примирение со смертью» – это не совсем то, что я имел в виду. И, конечно, я уж совсем не собирался давать религиозные советы. Соображения мои сводятся к тому...
– Я восприняла вас в религиозном ключе, – сказала Джанет.
– Спасибо, Джанет.
– Бедный молодой человек, – опечалилась Чармиан. – Может быть, ему одиноко, хочется с кем-нибудь поговорить, вот он и звонит.
– Что ж, Генри, на полицию явно плохи надежды. Видимо, придется все-таки сделать запрос в парламенте, – угрожающе сказала Летти.
– Учитывая вопиющие расхождения ваших показаний, – сказал Генри, – полиция на известной стадии расследования предположила, что хулиганит не один человек, а целая банда. Применены были все известные научной криминологии методы расследования – и пока что совершенно безуспешно. Имелся, однако, постоянный фактор во всех ваших показаниях, а именно слова: «Помните, что вас ждет смерть». Вы знаете, это очень не худо помнить, хотя бы потому, что это чистая правда. Словом, память о смерти – это, я бы сказал, образ жизни.
– Словом, ближе к делу, – сказал Годфри.
– Годфри, – сказала Чармиан, – я совершенно уверена, что всем очень интересно выслушать Генри.
– Чрезвычайно утешительно, – сказала Джанет Джопабоком. – Продолжайте же, мистер Мортимер, прошу вас, продолжайте.
– Да, да, – сказала мисс Лоттинвиль, которой тоже понравились рассуждения Генри.
И миссис Роуз, с видом отрешенным и долготерпеливым, склонила голову в знак скорбного мудрого старческого согласия.
– Принята ли во внимание, – спросил Алек Уорнер, – возможность массовой истерии?
– С телефонным приводом? – удивился мистер Роуз, широко разведя руками.
– Чепуха! – сказала дама Летти. – Массовую истерию мы можем сбросить со счетов.
– О нет, – сказал Мортимер. – Сбросить со счетов мы ничего не можем. В этом вся наша трудность.
– Скажите, пожалуйста, – обратился Алек Уорнер к главному инспектору, пристально разглядывая его, – если бы вас спросили о вашем мировоззрении, вы бы назвали себя мистиком?
– Затрудняюсь вам ответить, поскольку меня никогда не спрашивали о моем мировоззрении.
– И все-таки вопрос в том, – сказал мистер Роуз, – кто же это пытается вселить в нас страх божий?
– И каков его мотив? – сказал Годфри. – Вот что меня интересует.
– Исходя из фактов, вопрос о мотиве должен всякий раз становиться заново, – сказал Мортимер. – Полагаю, всем нам ясно, что виновник в каждом случае тот самый, кого мы таковым считаем.
– Ты им разъяснил свою теорию? – спросила Эммелина Мортимер, когда все разъехались.
– Нет, ну что ты, дорогая. Я, наоборот, читал им маленькие философские проповеди, чтобы как-нибудь скоротать время.
– И понравились им твои маленькие проповеди?
– Некоторым дамам понравились. И девушка вроде бы не так откровенно скучала. Летти воспротивилась.
– Еще бы нет.
– Она сказала, что незачем было и собираться.
– Фу, как невежливо. И я-то старалась, чаем их поила.
– И прекрасный был чай. Ее «незачем» целиком относится ко мне. Боюсь, что это было предрешено.
– Какая жалость, – сказала Эммелина, – что ты не заявил им напрямик: «Кроме смерти, виновных нет». Вот бы я посмотрела на их физиономии.
– Это мое личное мнение. За них решать нельзя.
– А сами они за себя что, не могут решить?
– Нет, не могут. Пойду-ка я опрыскаю груши.
– Знаешь, милый, – сказала миссис Мортимер, – по-моему, с тебя на сегодня хватит. Я и то с ног падаю.
– С ними та беда, – сказал он, – что они думают, будто уголовный розыск, подобно господу богу, вездесущ и всеведущ. А мы всего-то навсего полицейские.
И он отправился в столовую почитать у камина. Но прежде он выровнял стулья вокруг стола, отставив некоторые из них обратно к стене, вытряхнул пепельницы в камин и постоял у окна, глядя, как смеркается: эх, вот бы погожее лето! Он еще не говорил Эммелине, что собирается летом обновить свою яхту, ради которой, выходя в отставку, пожертвовал автомобилем. И свежий влажный ветер засвистел у него в ушах.
Он вышел в прихожую на телефонный звонок, снял трубку и через несколько секунд молча ее положил. Как странно, подумал он, что мне всегда звонит женщина. Всем прочим достались мужчины, а мне почему-то эта женщина, вежливая и уважительная.
Глава двенадцатая
– Я ему так прямо и сказала, – сообщила миссис Петтигру миссис Энтони. – Все это, говорю, инспектор, полнейшая чепуха. Даме Летти Колстон что-то такое примерещилось, Годфри подумал – а я чем хуже, и пошло-посыпалось, один за другим. Умирать буду – скажу, что все это – чистые выдумки. Но он – нет, он со мной не согласился. Почему? А понятно почему. Если он скажет, что у дамы Летти просто воображение разыгралось, она его из завещания вычеркнет.
На самом деле миссис Петтигру в один прекрасный тихий день был-таки анонимный звонок, но она предпочла тут же об этом начисто позабыть. У нее была великолепная способность попросту вычеркивать неприятности и неудобства, словно бы их и не было. Спроси ее, например, правда ли, что восемнадцать лет назад ее лицо «отремонтировали», – и она бы даже удивилась, причем неподдельно, более того, в простоте душевной и шутки ради она бы назвала кой-кого из тех, кто «действительно» подремонтировал лицо или обновил еще что-нибудь путем косметической хирургии.
Так что миссис Петтигру совершенно убедила себя, что никакого непонятного голоса по телефону она слыхом не слыхивала; она не просто предала этот случай забвению, нет – она даже не сохранила никаких следов его в памяти: положила трубку и вычеркнула его из жизни.
– Навыдумывают с три короба и сами себе верят, – сказала миссис Петтигру.
– Чего там, – сказала миссис Энтони, – и правда ведь от смерти никуда не денешься. Но мне бы тоже не понравилось, если бы этот малый стал меня допекать. Ну уж я бы всыпала ему по первое число.
– Да нет же никакого малого! – крикнула миссис Петтигру. – Вы что, не слышите меня?
– Аппарат у меня в ухе, и я вас очень даже слышу. Нечего голос-то повышать.
Миссис Петтигру горько укоряла себя, как и всякий раз, когда унижалась до перебранки с миссис Энтони, забывая о том, что это ей вовсе не на руку. Чтобы хоть как-то отыграться, она удалилась из кухни с надменным видом и пошла искать Годфри.
Он сидел у камина и, как назло, разговаривал с Чармиан.
– Пожалуйста, Годфри, ну не надо снова долбить одно и то же. А, вот и вы, миссис Петтигру, – сказала Чармиан.
– Это не Тэйлор, – сказал Годфри с привычным раздражением.
– Оно и видно, – сказала Чармиан.
Он уныло поглядел на миссис Петтигру. Нет человеку в своем же доме никакого покоя. Его все больше тревожило новообретенное самообладание Чармиан. Не то чтобы он желал худа собственной жене, но неизменно он увядал в той мере, в какой она расцветала. Взглянув на жену, он подумал: это же ненадолго, потом ей обязательно станет хуже. Как иной раз бывает трудно, подумал он, немолодому человеку. Миссис Петтигру снова назначила ему свидание с поверенным, а оно ему вовсе не нужно. Конечно, раньше или позже придется все-таки повидаться с поверенным, но после вчерашней бессмысленной поездки в Кингстон и обратно он устал до умопомрачения. Еще этот полоумный Мортимер танцевал вокруг Чармиан, да и все вокруг нее танцевали, словно она бог знает кто, а не просто жалкая старая развалина, – и от этого болезненно припоминались прежние обиды: с давних пор он ошибочно считал каждый успех Чармиан ущербом для себя, и ему, в силу привычки, не могло быть хорошо, если ей не было плохо.
– Мы же вчера вечером все сто раз обсудили, – повторяла Чармиан. – Хватит уж разговоров. Я, например, люблю Генри Мортимера, и проехались мы, по-моему, замечательно.
Миссис Петтигру тоже была встревожена тем, что Чармиан воспрянула духом – видимо, после переиздания ее незапамятных сочиненьиц. На самом деле Чармиан окрепла еще и потому, что ей приходилось изо дня в день противостоять хамству миссис Петтигру. Миссис Петтигру даже стала опасаться, как бы она, чего доброго, не пережила Годфри. Чармиан надо отправить в пансионат; и давно бы отправили, если в не малодушие Годфри, который удерживал жену при себе, спекулируя на ее супружеском сочувствии.
Годфри покосился на свою ненавистную союзницу Чармиан, сидевшую по другую сторону камина, потом – на Мейбл Петтигру между ними, которой он боялся без памяти, и решил сегодня опять удрать от миссис Петтигру и съездить к Олив.
Миссис Петтигру подумала: я читаю на его лице, как в открытой книге. Книги она ни одной не открывала уже больше сорока лет: не могла сосредоточиться на чтении, но подумала именно так – и решила сопровождать его к поверенному.
Чармиан пошла прилечь после обеда, и к ней явилась миссис Петтигру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30