Вероятно, полиция Флориды заинтересуется его местонахождением. Экстрадиция ?"
Я позвонил Эллиоту Трелони домой, туда, где он проводил выходные, рассказал о найденных записях и прочел их, после чего он невольно присвистнул и тяжело вздохнул.
— Но Ваккаро не убивал Гревила, — сказал я.
— Нет, — ответил он с очередным вздохом. — Как прошли похороны?
— Все хорошо. Благодарю вас за цветы.
— Я только сожалею, что не смог сам выбраться: рабочий день, да и ехать неблизко...
— Все прошло хорошо, — вновь повторил я, и это соответствовало истине, поскольку в целом я был рад своему одиночеству.
— Вы не возражаете, — неуверенно начал он, — если я устрою богослужение в память Гревила? Как-нибудь в течение ближайшего месяца?
— Конечно, нет, — тепло отозвался я. — Это было бы замечательно.
Он рассчитывал, что я пришлю записи о Ваккаро с посыльным в полицейский суд в понедельник, и поинтересовался, играю ли я в гольф.
* * *
Утром, после проведенной в черно-белой кровати Гревила ночи, полной сновидений, я, взяв такси, отправился в гостиницу к Остермайерам. Мы встретились в вестибюле, как и договаривались накануне вечером.
Они были в отличной форме. Марта выглядела неотразимо в сшитом на заказ красном шерстяном платье и норковом манто; Харли был в новой английского стиля шляпе, с непринужденной улыбкой, биноклем и программой скачек. Они уже предвкушали приятные события дня, и на лице Харли не было даже тени иногда возникавшего у него неудовольствия.
Шофер, уже не тот, что был в среду, подал к дверям огромный роскошный «Даймлер» в точно указанное время и со всеми атрибутами, подчеркивавшими их благосостояние, чета Остермайеров расположилась на заднем сиденье, а я — на переднем, возле шофера.
Шофер, представившийся Симзом, любезно сложил мои костыли в багажник, заверив, что это не составило ему труда, когда я стал его благодарить. Похоже, костыли были единственной деталькой, слегка омрачавшей безоблачное настроение Марты.
— Нога вас все еще беспокоит? Майло говорил, что ничего серьезного.
— Нет, ничего, мне уже гораздо лучше, — честно сказал я.
— О, слава Богу! Это не помешает вам выступать на Дейтпаме?
— Конечно, нет, — заверил я ее.
— Мы так рады, что теперь он принадлежит нам. Он просто очарование.
Я без труда нашел что сказать в подтверждение достоинств Дейтпама, пока мы, лавируя среди потока машин, выезжали на магистраль M1, ведущую на север.
— Майло говорил, что Дейтпам мог бы участвовать в состязаниях «Каризма Чез» в следующую субботу в Кемптоне. Что вы думаете по этому поводу? — поинтересовался Харли.
— Это для него было бы неплохо, — спокойно ответил я, мысленно проклиная Майло. Я уже рискнул проскакать галопом, но ни один врач на свете не допустит меня по состоянию здоровья через неделю к соревнованиям, потому что скакать на лошади в полтонны весом со скоростью тридцать с лишним миль в час было делом далеко не шуточным.
— Не исключено, что Майло предпочтет, чтобы он выступил в следующем месяце в Челтнеме, — рассудительно заметил я, подкидывая идею. — Или на соревнованиях «Золотого кубка Хеннесси» двумя неделями позже.
«Через шесть недель я уже наверняка буду в форме, а через четыре — к Челтнему — сомнительно».
— Потом еще будут скачки сразу после Рождества! — с радостным вздохом воскликнула Марта. — Все это так увлекательно. Харли обещал, что мы сможем приехать, чтобы посмотреть на его выступления.
Они еще с полчаса болтали о лошадях, а потом поинтересовались, знал ли я что-нибудь о некоем Дике Тэрпине.
— Да, конечно.
— Кто-то говорил, что он скакал в Йорк. Я абсолютно ничего не поняла. Я рассмеялся.
— Это было пару веков назад. Дик Тэрпин был разбойником, настоящим злодеем и, стремясь скрыться от правосудия, хотел ускакать на своей лошади Блэк Бесс на север. Его схватили в Йорке и бросили в тюрьму, где потом он в течение двух недель устраивал нечто вроде пышных приемов — пил и развлекался с городской знатью, которая приходила посмотреть на знаменитого грабителя в кандалах. Затем его повесили в местечке под названием Нейвзмайр, где теперь ипподром.
— О Боже мой! — воскликнула Марта. Эта история совсем не развеселила ее. — Как это мрачно.
Между тем мы, свернув с автострады M1, направлялись на северо-восток к старой и весьма оживленной магистрали А1, и я подумал, что ни один здравомыслящий человек не поехал бы из Лондона в Йорк на машине, когда этот путь можно проделать на поезде. Но ведь Остермайерам не надо было самим вести машину.
— Нас с вами ждут на обед, Дерек, — сказал Харли, когда мы подъезжали к городу.
«Ждут» на языке Остермайера означало приглашение. Я пытался слабо протестовать, выражая некоторые сомнения.
— Нет-нет, серьезно. Вчера вечером я разговаривал с лордом Найтвудом, сказал ему, что мы приедем с вами. И он тут же предложил пригласить вас на обед. Обед дается по случаю того, что их именем собираются назвать соревнования.
— Какие соревнования? — поинтересовался я. Имя Найтвуд было мне незнакомо.
— Вот, пожалуйста. — Харли зашелестел газетой с программой скаковых состязаний. — Соревнования на приз Йоркского университета. Лорд Найтвуд возглавляет университет, является президентом или директором, словом, первым человеком. Он известный человек в Йоркшире. В общем, вас ждут.
Я поблагодарил его. Выбора у меня практически не было, хотя, если я буду несдержан, званый обед в сочетании с отсутствием тренировок может привести к тому, что у меня возникнут проблемы с весом. Но я словно слышал взволнованный голос Майло:
«Ради Бога, сделай все, о чем бы ни попросили Остермайеры».
— Кроме этого, здесь еще будут проводиться соревнования за «Йоркминстерский кубок», — продолжал Харли, просматривая программу, — и «Сивик Прайд Чэленж». Ваш Дазн Роузез принимает участие в скачках на приз Йоркского замка.
— Это лошадь моего брата, — поправил я.
— Мы помним, — усмехнулся Харли.
Симз подвез нас прямо к входу в клуб. «Иметь личного шофера так удобно, что это легко может стать вредной привычкой, — думал я, принимая протянутые мне с важным видом костыли. — Не возникает проблем с парковкой машины. Есть кому отвезти тебя домой, когда ты на костылях. Но постоянное ощущение присутствия кого-то постороннего, ни о чем толком не поговоришь... Нет уж, спасибо — обойдусь даже без верного Брэда».
Говорят, нужно ставить на первую попавшуюся лошадь. Или на первого жокея. Или на первого тренера.
Первым, кого мы заметили, был Николас Лоудер. Как я с удивлением отметил, он был сильно встревожен, увидев меня, после того как мы у него на глазах появились из «Даймлера».
— А вы-то здесь как оказались? — бесцеремонно спросил он. — Вам здесь делать нечего.
— Вы знакомы с мистером и миссис Остермайер? — вежливо поинтересовался я, представляя их. — Они только недавно купили Дейтпама. Сегодня я их гость.
Он свирепо сверкнул глазами, но сказать здесь было нечего. Лоудер кого-то ждал — видимо, одного из владельцев лошадей, пока тот брал из специально отведенного окошка эмблему клуба, и, как только дело было закончено, они вместе отправились на ипподром, не сказав больше ни слова.
— Ну и ну! — с негодованием воскликнула Марта. — Если бы Майло так вел себя, мы бы забрали у него своих лошадей, прежде чем он успел опомниться.
— Это еще не моя лошадь, — заметил я. — Пока.
— А что вы намерены делать, когда она станет вашей?
— То же, что и вы, наверное, хотя это и не входило в мои планы.
— Правильно, — решительно одобрила Марта.
Я никак не мог понять ни поведения Лоудера, ни его реакции. Если он хотел, чтобы я сделал ему одолжение, то есть позволил продать Дазн Роузез и Джемстоунз кому-нибудь из тех, кто держал у него своих лошадей, чтобы оставить их у себя в конюшне, его отношение ко мне хотя бы отдаленно должно было напоминать отношение Майло к Остермайерам.
Если же Дазн Роузез был допущен к соревнованиям официально, то почему Лоудер боялся, что я буду среди зрителей?
«Чертовщина какая-то», — думал я. Понял я лишь одно — для одного из ведущих тренеров, каким он считался, Лоудер явно недостаточно владел искусством скрывать свои чувства.
Харли Остермайер сказал, что обед, организованный Йоркским университетом, должен состояться в банкетном зале для членов клуба, расположенном в трибуне. Я показал, как туда пройти, внутренне радуясь, что сегодня вместо обычного свитера решил надеть приличный костюм. «Хотя бы по моему внешнему виду не будет заметно, что я оказался в числе приглашенных на торжество волею случая», — с облегчением думал я.
Там уже собралось некоторое количество людей. Держа в руках бокалы, они увлеченно беседовали возле длинной буфетной стойки, рядом с которой были расставлены столы и стулья. Всю эту часть зала временно отгородили белым решетчатым заборчиком.
— А вот и Найтвуды, — сказал Остермайер. Радостно кудахча, они представили меня высокому седовласому, приятному на вид человеку лет семидесяти, каждая морщинка которого, казалось, источала доброжелательность. Лорд тепло пожал мне руку как другу Остермайеров, с которыми он, похоже, обедал во время своего визита в «альма-матер» Харли — Пенсильванский университет. Харли был спонсором одной из его кафедр и весьма известным человеком в Питтсбурге, Пенсильвания.
Показывая всем своим видом интерес к разговору, я слушал, что творится в мире, и отметил про себя заслуги города Йорка в стремлении поддержать «скаковую индустрию».
— Вы еще не знакомы с моей женой? — рассеянно спросил лорд Найтвуд. — Дорогая, — он коснулся локтя стоявшей к нам спиной женщины, — ты помнишь Харли и Марту Остермайер? А это их друг, Дерек Фрэнклин, о котором я тебе говорил.
С улыбкой повернувшись к Остермайерам, она с готовностью их поприветствовала, а затем протянула мне руку со словами:
— Очень приятно. Я рада, что вы смогли прийти.
— Здравствуйте, леди Найтвуд, — вежливо ответил я.
Она едва заметно улыбнулась мне, демонстрируя свое умение владеть собой.
Женой лорда Найтвуда была Кларисса Уильяме.
Глава 10
Кларисса знала, что увидит меня, — в этом не было сомнений, и если бы она хотела скрыть от меня, кто она такая, то могла бы заблаговременно придумать себе какое-нибудь недомогание.
— Мне кажется, я видела вас по телевизору, когда вы стали победителем «Золотого кубка», — любезно говорила она.
Я вспомнил, как она молниеносно взмахнула этой жуткой кийогой, и ее смятение чувств во вторник, четыре дня назад. Похоже, она не боялась, что я выдам ее. Да и в самом деле, что я мог такого сказать? Лорд Найтвуд, мой брат был любовником вашей жены? Самое подходящее начало для веселого торжества.
Тем временем лорд представлял Остермайеров профессору физики, который, поблескивая глазами, сказал, что, поскольку он единственный, кто по-настоящему увлекается скачками среди профессорско-преподавательского состава, его привлекли к церемонии внесения флага, несмотря на то что на ипподроме оказалось человек пятьдесят студентов, готовых принять участие в этом мероприятии любой ценой.
— Дерек закончил университет, — тут же сказала Марта для поддержания разговора.
Профессорский взор скосился в мою сторону.
— Какой университет?
— Ланкастерский, — коротко ответил я, вызывая тем самым смех. Все сразу же вспомнили длившиеся долгие годы войны Алой и Белой розы между Йорками и Ланкастерами.
— И какое же отделение?
— Независимые исследования. Его внимание резко возросло.
— Что такое независимые исследования? — спросил Харли, видя его заинтересованность.
— Студент сам составляет себе программу и придумывает основную тему, — объяснил профессор. — Такое отделение существует только в Ланкастерском университете, и на него принимают лишь по восемь студентов в год. Слабовольным или слабохарактерным это не под силу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Я позвонил Эллиоту Трелони домой, туда, где он проводил выходные, рассказал о найденных записях и прочел их, после чего он невольно присвистнул и тяжело вздохнул.
— Но Ваккаро не убивал Гревила, — сказал я.
— Нет, — ответил он с очередным вздохом. — Как прошли похороны?
— Все хорошо. Благодарю вас за цветы.
— Я только сожалею, что не смог сам выбраться: рабочий день, да и ехать неблизко...
— Все прошло хорошо, — вновь повторил я, и это соответствовало истине, поскольку в целом я был рад своему одиночеству.
— Вы не возражаете, — неуверенно начал он, — если я устрою богослужение в память Гревила? Как-нибудь в течение ближайшего месяца?
— Конечно, нет, — тепло отозвался я. — Это было бы замечательно.
Он рассчитывал, что я пришлю записи о Ваккаро с посыльным в полицейский суд в понедельник, и поинтересовался, играю ли я в гольф.
* * *
Утром, после проведенной в черно-белой кровати Гревила ночи, полной сновидений, я, взяв такси, отправился в гостиницу к Остермайерам. Мы встретились в вестибюле, как и договаривались накануне вечером.
Они были в отличной форме. Марта выглядела неотразимо в сшитом на заказ красном шерстяном платье и норковом манто; Харли был в новой английского стиля шляпе, с непринужденной улыбкой, биноклем и программой скачек. Они уже предвкушали приятные события дня, и на лице Харли не было даже тени иногда возникавшего у него неудовольствия.
Шофер, уже не тот, что был в среду, подал к дверям огромный роскошный «Даймлер» в точно указанное время и со всеми атрибутами, подчеркивавшими их благосостояние, чета Остермайеров расположилась на заднем сиденье, а я — на переднем, возле шофера.
Шофер, представившийся Симзом, любезно сложил мои костыли в багажник, заверив, что это не составило ему труда, когда я стал его благодарить. Похоже, костыли были единственной деталькой, слегка омрачавшей безоблачное настроение Марты.
— Нога вас все еще беспокоит? Майло говорил, что ничего серьезного.
— Нет, ничего, мне уже гораздо лучше, — честно сказал я.
— О, слава Богу! Это не помешает вам выступать на Дейтпаме?
— Конечно, нет, — заверил я ее.
— Мы так рады, что теперь он принадлежит нам. Он просто очарование.
Я без труда нашел что сказать в подтверждение достоинств Дейтпама, пока мы, лавируя среди потока машин, выезжали на магистраль M1, ведущую на север.
— Майло говорил, что Дейтпам мог бы участвовать в состязаниях «Каризма Чез» в следующую субботу в Кемптоне. Что вы думаете по этому поводу? — поинтересовался Харли.
— Это для него было бы неплохо, — спокойно ответил я, мысленно проклиная Майло. Я уже рискнул проскакать галопом, но ни один врач на свете не допустит меня по состоянию здоровья через неделю к соревнованиям, потому что скакать на лошади в полтонны весом со скоростью тридцать с лишним миль в час было делом далеко не шуточным.
— Не исключено, что Майло предпочтет, чтобы он выступил в следующем месяце в Челтнеме, — рассудительно заметил я, подкидывая идею. — Или на соревнованиях «Золотого кубка Хеннесси» двумя неделями позже.
«Через шесть недель я уже наверняка буду в форме, а через четыре — к Челтнему — сомнительно».
— Потом еще будут скачки сразу после Рождества! — с радостным вздохом воскликнула Марта. — Все это так увлекательно. Харли обещал, что мы сможем приехать, чтобы посмотреть на его выступления.
Они еще с полчаса болтали о лошадях, а потом поинтересовались, знал ли я что-нибудь о некоем Дике Тэрпине.
— Да, конечно.
— Кто-то говорил, что он скакал в Йорк. Я абсолютно ничего не поняла. Я рассмеялся.
— Это было пару веков назад. Дик Тэрпин был разбойником, настоящим злодеем и, стремясь скрыться от правосудия, хотел ускакать на своей лошади Блэк Бесс на север. Его схватили в Йорке и бросили в тюрьму, где потом он в течение двух недель устраивал нечто вроде пышных приемов — пил и развлекался с городской знатью, которая приходила посмотреть на знаменитого грабителя в кандалах. Затем его повесили в местечке под названием Нейвзмайр, где теперь ипподром.
— О Боже мой! — воскликнула Марта. Эта история совсем не развеселила ее. — Как это мрачно.
Между тем мы, свернув с автострады M1, направлялись на северо-восток к старой и весьма оживленной магистрали А1, и я подумал, что ни один здравомыслящий человек не поехал бы из Лондона в Йорк на машине, когда этот путь можно проделать на поезде. Но ведь Остермайерам не надо было самим вести машину.
— Нас с вами ждут на обед, Дерек, — сказал Харли, когда мы подъезжали к городу.
«Ждут» на языке Остермайера означало приглашение. Я пытался слабо протестовать, выражая некоторые сомнения.
— Нет-нет, серьезно. Вчера вечером я разговаривал с лордом Найтвудом, сказал ему, что мы приедем с вами. И он тут же предложил пригласить вас на обед. Обед дается по случаю того, что их именем собираются назвать соревнования.
— Какие соревнования? — поинтересовался я. Имя Найтвуд было мне незнакомо.
— Вот, пожалуйста. — Харли зашелестел газетой с программой скаковых состязаний. — Соревнования на приз Йоркского университета. Лорд Найтвуд возглавляет университет, является президентом или директором, словом, первым человеком. Он известный человек в Йоркшире. В общем, вас ждут.
Я поблагодарил его. Выбора у меня практически не было, хотя, если я буду несдержан, званый обед в сочетании с отсутствием тренировок может привести к тому, что у меня возникнут проблемы с весом. Но я словно слышал взволнованный голос Майло:
«Ради Бога, сделай все, о чем бы ни попросили Остермайеры».
— Кроме этого, здесь еще будут проводиться соревнования за «Йоркминстерский кубок», — продолжал Харли, просматривая программу, — и «Сивик Прайд Чэленж». Ваш Дазн Роузез принимает участие в скачках на приз Йоркского замка.
— Это лошадь моего брата, — поправил я.
— Мы помним, — усмехнулся Харли.
Симз подвез нас прямо к входу в клуб. «Иметь личного шофера так удобно, что это легко может стать вредной привычкой, — думал я, принимая протянутые мне с важным видом костыли. — Не возникает проблем с парковкой машины. Есть кому отвезти тебя домой, когда ты на костылях. Но постоянное ощущение присутствия кого-то постороннего, ни о чем толком не поговоришь... Нет уж, спасибо — обойдусь даже без верного Брэда».
Говорят, нужно ставить на первую попавшуюся лошадь. Или на первого жокея. Или на первого тренера.
Первым, кого мы заметили, был Николас Лоудер. Как я с удивлением отметил, он был сильно встревожен, увидев меня, после того как мы у него на глазах появились из «Даймлера».
— А вы-то здесь как оказались? — бесцеремонно спросил он. — Вам здесь делать нечего.
— Вы знакомы с мистером и миссис Остермайер? — вежливо поинтересовался я, представляя их. — Они только недавно купили Дейтпама. Сегодня я их гость.
Он свирепо сверкнул глазами, но сказать здесь было нечего. Лоудер кого-то ждал — видимо, одного из владельцев лошадей, пока тот брал из специально отведенного окошка эмблему клуба, и, как только дело было закончено, они вместе отправились на ипподром, не сказав больше ни слова.
— Ну и ну! — с негодованием воскликнула Марта. — Если бы Майло так вел себя, мы бы забрали у него своих лошадей, прежде чем он успел опомниться.
— Это еще не моя лошадь, — заметил я. — Пока.
— А что вы намерены делать, когда она станет вашей?
— То же, что и вы, наверное, хотя это и не входило в мои планы.
— Правильно, — решительно одобрила Марта.
Я никак не мог понять ни поведения Лоудера, ни его реакции. Если он хотел, чтобы я сделал ему одолжение, то есть позволил продать Дазн Роузез и Джемстоунз кому-нибудь из тех, кто держал у него своих лошадей, чтобы оставить их у себя в конюшне, его отношение ко мне хотя бы отдаленно должно было напоминать отношение Майло к Остермайерам.
Если же Дазн Роузез был допущен к соревнованиям официально, то почему Лоудер боялся, что я буду среди зрителей?
«Чертовщина какая-то», — думал я. Понял я лишь одно — для одного из ведущих тренеров, каким он считался, Лоудер явно недостаточно владел искусством скрывать свои чувства.
Харли Остермайер сказал, что обед, организованный Йоркским университетом, должен состояться в банкетном зале для членов клуба, расположенном в трибуне. Я показал, как туда пройти, внутренне радуясь, что сегодня вместо обычного свитера решил надеть приличный костюм. «Хотя бы по моему внешнему виду не будет заметно, что я оказался в числе приглашенных на торжество волею случая», — с облегчением думал я.
Там уже собралось некоторое количество людей. Держа в руках бокалы, они увлеченно беседовали возле длинной буфетной стойки, рядом с которой были расставлены столы и стулья. Всю эту часть зала временно отгородили белым решетчатым заборчиком.
— А вот и Найтвуды, — сказал Остермайер. Радостно кудахча, они представили меня высокому седовласому, приятному на вид человеку лет семидесяти, каждая морщинка которого, казалось, источала доброжелательность. Лорд тепло пожал мне руку как другу Остермайеров, с которыми он, похоже, обедал во время своего визита в «альма-матер» Харли — Пенсильванский университет. Харли был спонсором одной из его кафедр и весьма известным человеком в Питтсбурге, Пенсильвания.
Показывая всем своим видом интерес к разговору, я слушал, что творится в мире, и отметил про себя заслуги города Йорка в стремлении поддержать «скаковую индустрию».
— Вы еще не знакомы с моей женой? — рассеянно спросил лорд Найтвуд. — Дорогая, — он коснулся локтя стоявшей к нам спиной женщины, — ты помнишь Харли и Марту Остермайер? А это их друг, Дерек Фрэнклин, о котором я тебе говорил.
С улыбкой повернувшись к Остермайерам, она с готовностью их поприветствовала, а затем протянула мне руку со словами:
— Очень приятно. Я рада, что вы смогли прийти.
— Здравствуйте, леди Найтвуд, — вежливо ответил я.
Она едва заметно улыбнулась мне, демонстрируя свое умение владеть собой.
Женой лорда Найтвуда была Кларисса Уильяме.
Глава 10
Кларисса знала, что увидит меня, — в этом не было сомнений, и если бы она хотела скрыть от меня, кто она такая, то могла бы заблаговременно придумать себе какое-нибудь недомогание.
— Мне кажется, я видела вас по телевизору, когда вы стали победителем «Золотого кубка», — любезно говорила она.
Я вспомнил, как она молниеносно взмахнула этой жуткой кийогой, и ее смятение чувств во вторник, четыре дня назад. Похоже, она не боялась, что я выдам ее. Да и в самом деле, что я мог такого сказать? Лорд Найтвуд, мой брат был любовником вашей жены? Самое подходящее начало для веселого торжества.
Тем временем лорд представлял Остермайеров профессору физики, который, поблескивая глазами, сказал, что, поскольку он единственный, кто по-настоящему увлекается скачками среди профессорско-преподавательского состава, его привлекли к церемонии внесения флага, несмотря на то что на ипподроме оказалось человек пятьдесят студентов, готовых принять участие в этом мероприятии любой ценой.
— Дерек закончил университет, — тут же сказала Марта для поддержания разговора.
Профессорский взор скосился в мою сторону.
— Какой университет?
— Ланкастерский, — коротко ответил я, вызывая тем самым смех. Все сразу же вспомнили длившиеся долгие годы войны Алой и Белой розы между Йорками и Ланкастерами.
— И какое же отделение?
— Независимые исследования. Его внимание резко возросло.
— Что такое независимые исследования? — спросил Харли, видя его заинтересованность.
— Студент сам составляет себе программу и придумывает основную тему, — объяснил профессор. — Такое отделение существует только в Ланкастерском университете, и на него принимают лишь по восемь студентов в год. Слабовольным или слабохарактерным это не под силу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50