Пер Бьорн отодвинул назад стул, закинул ногу на ногу и прикурил сигарету. Почти совсем так, как и прежде. Его адвокат, массивный человек с властными, но вежливыми манерами, говорил повелительным тоном, от которого Кнут с каждой минутой все сильнее и сильнее нервничал. Но брат Эрика выдержал, не согнулся и хотя отвечал дружелюбно, будто извиняясь, но беседа закончилась, когда он сказал: «Нет».
Это «нет» рассердило адвоката больше, чем клиента. Он встал, нависая над Кнутом своей массой, и, видимо, чем-то угрожал. Кнут тоже встал с озабоченным видом и покачал головой. После этого молодого полицейского послали с поручением, он вернулся с сержантом и конвоем.
— Мистер Сэндвик, — сказал Кнут и молча ждал, пока Пер Бьорн не спеша встал, потушил сигарету, бесстрастно взглянул на конвой и спокойно направился к дверям.
Поравнявшись на пороге со мной, он остановился, повернулся и несколько секунд смотрел мне в лицо.
Но в его глазах ничего не отразилось, и он не сказал ни слова.
Кнут поехал домой, а я остался в его кабинете и спал на полу на одеялах и подушках, собранных в камерах, и держу пари, что в менее комфортабельных условиях, чем подозреваемый, помещенный внизу — А почему вы не хотите в «Гранд-отель»? — удивился Кнут, когда я попросил у него разрешения переночевать в полицейском участке.
— Желтые Глаза где-то затерялись. И кто знает, какие инструкции дал ему Пер Бьорн, — ответил я.
— Вы думаете, случится что-то еще? — Кнут задумчиво посмотрел на меня.
— Пер Бьорн продолжает борьбу.
— Ja. — Он вздохнул. — Я тоже так думаю. Кнут послал полицейского, чтобы тот принес мне горячий ужин из ближайшего ресторана, а в восемь утра пришел с бритвой. Сам он, будто кожу, сбросил вчерашнюю усталость и явился в наглаженной форме, со сверкающими глазами, готовый встретить новый день. Я брезгливо поморщился на свой мятый костюм и почувствовал себя бродягой, выгнанным утром из ночлежного дома.
В восемь сорок пять зазвонил телефон. Кнут выслушал сообщение с довольным видом.
— Ja. Ja. Takk, — приговаривал он.
— Что случилось? — не вытерпел я.
— Мы получили сообщение из Гола. Кассир, который работал в воскресенье, помнит, что мальчик из колледжа покупал билет в Финсе.
— Финсе? — Я посмотрел в свое расписание поездов. — Это на Бергенской линии.
— Ja. Финсе на этой линии — самая высокая точка. Высоко-высоко в горах. Я узнаю, помнит ли его кто-нибудь на станции в Финсе. Я узнаю, видели ли его на улицах и где он остановился.
— Сколько это займет времени?
— Кто же знает.
— Нет, — решил я. — Насколько я помню, поезд в Берген уходит в десять. Я поеду на нем. Если вы узнаете, что Миккель в Финсе или его там нет, то пошлете мне сообщение на одну из станций. Это возможно?
— Вы забыли про Желтые Глаза?
— К сожалению, не забыл.
— Договорились. — Кнут улыбнулся. — Я отвезу вас на вокзал в полицейской машине. Хотите, чтобы с вами поехал констебль?
— Вероятно, мне будет легче найти общий язык с Миккелем, если я буду один, — взвесив все «за» и «против», решил я.
В поезде я сел рядом с совершенно незнакомым цветущим молодым человеком и всю дорогу смотрел в окно на мирные поля и яркие, будто кукольные, домики, разбросанные по склонам холмов.
До Гола я доехал без приключений, а там меня ждало письменное сообщение: «Молодой человек в воскресенье вышел из поезда в Финсе. Пока никто не знает, куда он пошел. Расспросы продолжаются».
Поезд медленно взбирался к верхней границе распространения лесов, теперь в окружавшем дорогу ландшафте преобладали серо-голубые скалы и серо-зеленая вода. На земле лежал снег, сначала редкими пятнами, но чем выше мы поднимались, тем пятен становилось больше, и под конец толстый белый ковер покрывал все склоны, только острые скалы, будто топоры, торчали из-под снега.
— Мало снега, — посетовал мой цветущий сосед. — Зимой в Финсе снег два метра глубиной.
— Два метра глубиной? — не поверил я.
— Ja. Для лыж хорошо.
Теперь железная дорога шла мимо пугающе холодного на вид озера с серо-зеленой рябью волн, поднятых ветром, потом озеро кончилось, и состав со вздохом облегчения остановился в Финсе.
— Жаркое лето, — сказал мой цветущий сосед, удивленно оглядываясь. — Снег ушел. — Его английский оставлял желать лучшего.
Жаркое лето или нет, но снег действительно тонким слоем покрывал землю, и с каждой крыши, словно грозящие пальцы, свисали длинные сверкающие сосульки. Едва я вышел из натопленного вагона, как холод, несмотря на шапку, закрывавшую уши, и на пальто с теплой подкладкой, тут же забрался в каждую клеточку тела. Я обхватил руками грудь в тщетной попытке спрятаться от пронизывающего ветра.
Меня встретила сильнейшая часть полицейских сил Финсе в лице широко улыбавшегося громадного офицера, своей фигурой загородившего весь перрон.
— Мистер Кливленд. — Он пожал мне руку и, строя фразы, как в школе, отрапортовал:
— Мы не знаем, где этот мальчик, Миккель Сэндвик. Мы не видели его в деревне. Сейчас здесь мало приезжих. Летом и зимой очень много приезжих. У нас большой отель. Для лыжников. Но сейчас мало. Мы искали старую женщину, которую зовут Берит. Их две. Одна не подходит, потому что она в постели в доме своего сына, и она, — м-м-м... она очень-очень старая.
— А другая Берит?
— Она живет в доме у озера. Полтора километра от Финсе. Она оттуда уезжает зимой. Скоро. Теперь. Она сильная старая женщина. Летом она пускает на квартиру людей, которые приезжают ловить рыбу. Но сейчас они все уехали. Обычно по средам она приходит за едой, поэтому мы не пошли к ней. Но она сегодня опаздывает. Она приходит утром.
— Я пойду к ней, — сказал я и выслушал долгое объяснение, как найти дом. Но путь к дому Берит оказался просто тропинкой, которая шла между железной дорогой и берегом озера, она угадывалась по мелкой гальке, потому что кругом лежали огромные валуны. Скользя по шершавой поверхности, уже покрытой свежим ледком, я легко представил, как тропинка совсем потеряется, когда выпадет снег.
Глава 18
Я оглянулся.
Посмотрел вперед.
Полное безлюдье, лишь чуть заметная тропинка, терявшаяся среди запорошенных снегом камней, да видневшаяся справа железная дорога свидетельствовали, что эта земля обитаема. И больше ничего и никого, только скалы впереди и позади. Потом берег повернул налево, и я остался игрушечной фигуркой на окоченевшем беспощадном ландшафте, фигуркой, которая, нарушая вечный покой, холодным неприветливым утром билась в одиночку с ветром, валившим ее с ног.
Тропинка обогнула две маленькие бухточки и два маленьких мыса, и чем дальше я шел, тем круче поднимались справа скалы, и потом совершенно неожиданно я увидел впереди дом, стоявший в одиночестве на плоской каменистой площадке, будто фартук, плававшей в озере.
Дом был красный. Почти малиновый. Крыша, стены, двери — очень яркие. Красный дом резко выделялся на фоне серо-белого берега и темной серо-зеленой воды, он будто замыкал озеро вместе с темными скалами и упирался крышей в северное низкое небо.
Наверное, это был величественный, необычный, вызывающий благоговейный трепет пейзаж. Наверное, мне следовало затаить дыхание и воспарить душой. Но на самом деле он не вызвал во мне ничего более благородного, чем непобедимое желание бежать.
Я остановился.
Вряд ли Сэндвик послал своего сына в такое богом забытое место, даже если очень хотел его спрятать. Наверняка Миккель где-то в другом конце мира с Арне в роли пастуха, сломя голову кинувшимся за ним по пятам, чтобы не упустить ягненка.
Господи, что за идиотизм построить дом в таком месте, подумал я. Всю жизнь ползать по скалам, которые начинаются прямо у порога.
Я подошел ближе. Возле дома был маленький причал с моторной лодкой, привязанной на берегу, как на американском Западе привязывают лошадь. На окнах тюлевые занавески и горшки с геранью. Красной геранью. Естественно. Я взглянул на крышу, из трубы не вился дым, а из окон никто не рассматривал меня. На веревке возле двери висел деревянный молоток. Я ударил несколько раз. Дверь тотчас же открылась, и на пороге стояла прямая, как палка, старая женщина пяти футов ростом, с живыми глазами, спокойная и совсем-совсем не умирающая.
— Ja? — сказала она.
— Я бы хотел поговорить с Миккелем. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы переменить язык, и потом на чистом английском, с легким шотландским акцентом, она спросила:
— Кто вы?
— Я ищу Миккеля.
— Все ищут Миккеля. — Она осмотрела меня с головы до ног. — Заходите. Холодно.
Она пригласила меня в гостиную, где явно шла подготовка к переезду, все лежало в ящиках и коробках. Женщина обвела вокруг узкокостной рукой:
— Я на зиму уезжаю отсюда. Здесь очень красиво летом, но не зимой.
— У меня сообщение от отца Миккеля.
— Еще одно?
— Что вы имеете в виду?
— Один уже приходил сегодня утром. За ним второй. И оба говорили, что у них сообщение от отца. Теперь вот вы. — Она прямо посмотрела мне в глаза. — Так много сообщений.
— Да. Мне надо найти Миккеля. Она склонила набок голову.
— Я сказала тем двоим. Мне трудно судить, кому из вас не надо бы говорить. Поэтому скажу вам тоже. Он здесь. На горе.
Я посмотрел в окно на скалу, отвесно поднимавшуюся над озером.
— Там?
— Ja. Там маленький коттедж, который я сдаю приезжим летом. Но зимой все покрывает снег. Миккель пошел в коттедж, чтобы взять вещи, которые я не хочу оставлять там. Он добрый мальчик.
— А кто те двое, что приходили до меня?
— Не знаю. Первый сказал, что его фамилия Кристиансен. И они оба говорили, что поднимутся на гору, чтобы помочь Миккелю спуститься вниз с вещами. Хотя я и объясняла, что в этом нет нужды, потому что там не так много вещей и он взял с собой санки.
— Санки?
— Ja. Очень легкие. Их можно тянуть за веревку.
— Наверно, мне тоже лучше подняться на гору.
— У вас неподходящие ботинки.
Я посмотрел на свои ноги. Легкомыслие горожанина. Ботинки и вправду не подходили для снежных гор, и носы уже намокли и потемнели.
— Что же делать, — вздохнул я. Она пожала плечами.
— Я покажу вам тропинку. Это лучше, чем идти вокруг озера. — Она чуть улыбнулась. — Я не хожу в Финсе пешком, я езжу на лодке.
— А второй? — спросил я. — Вы не заметили, что у него странные желтые глаза?
— Нет. — Она решительно покачала головой. — Он самый обыкновенный. Очень вежливый. Вроде вас. — Она улыбнулась и показала в окно. — Тропинка начинается прямо за той большой скалой. Ее не занесло снегом, потому что ветер дует с озера, а возле скалы заворачивает. Вы легко ее заметите.
Поблагодарив старую няню Сэндвика, я вышел и вскоре почувствовал справедливость ее слов насчет ботинок. Мне без труда удалось найти тропинку, потому что это была утоптанная дорога в снегу, своего рода главное шоссе со следами лыж по обочинам. Я скользил, то и дело скатываясь вниз, воюя с пронизывающим ветром, потом догадался подниматься по снегу на склоне, потому что гора спускалась вниз в форме латинского U, и тропинка шла посередине. Но коттедж оказался не так далеко, как я боялся. Гораздо раньше, чем я ожидал, он начал постепенно вырастать передо мной, и вот уже до него осталось всего несколько ярдов. Крепкий маленький бревенчатый дом, построенный в традиционном норвежском стиле, он походил на коробку с высокой крышкой, поставленную на маленький постамент.
Было уже поздно прятаться, чтобы незаметно подойти, я стоял в полный рост, прекрасно видимый из маленького окна. Ничего не оставалось, как заглянуть в него. Внутри в коттедже было темно, и сначала мне показалось, что там никого нет. Но потом я увидел его: человек сидел на полу в углу, свесив голову между колен, и раскачивался из стороны в сторону, будто от боли.
В доме была только одна маленькая комната и одна дверь. Я потянул за щеколду, и дверь открылась.
Это движение привело фигуру в углу в немедленное действие, будто включили ток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32