Я наклонился, чтобы помочь ей выпутаться из веревки, за которую она зацепилась ногами, и при этом, конечно, отвлекся от румпеля, в результате судно зарылось носом в воду, и нас всех, меня в том числе, окатило с ног до головы.
– Ничего страшного! Соленая вода никому еще не повредила! – прокричал я, но мальчики, прижавшиеся к лееру с наветренной стороны, похоже, не очень были в этом уверены и вместе с матерью нырнули в укрытие – маленькую каюту с низким потолком, где им пришлось примоститься на небольшом рундуке, и там то и дело подпрыгивать и падать вниз вместе с нашим резвым суденышком.
– Хорош ветерок! – улыбаясь во весь рот, сказал шкипер Том. – Доберемся до Меваджисси в два счета!
Я тоже осклабился, демонстрируя, что полностью разделяю его уверенность, но три белых, как полотно, лица, смотрящих на меня снизу из каюты, совсем не горели энтузиазмом, и у меня создалось впечатление, что никто из них не разделяет мнения шкипера насчет ветерка.
Он предложил мне сигарету, но после трех затяжек я понял, что мне лучше не курить, и, когда он отвернулся, тут же выбросил ее, в то время как он продолжал попыхивать своей трубкой, набитой невероятно ядовитым табаком, дым от которой относило прямо в каюту, где вскоре повисли густые клубы.
– Скажите им, пусть залезут в кокпит – там не так качает, – посоветовал Том.
Я посмотрел на мальчиков. Лодка сейчас шла довольно устойчиво, но, сидя в тесной, темной каюте, они ощущали малейшие толчки, и Микки уже начал подозрительно зевать. Вита сидела, уставившись в одну точку, как бы загипнотизированная штормовкой Тома, которая висела на крючке в каюте и раскачивалась из стороны в сторону, словно повешенный, при каждом наклоне судна.
Мы с Томом переглянулись, поняв друг друга без слов. Он сменил меня у румпеля и стал выбивать трубку, а я быстро перетащил свою семью в кокпит, где Виту и младшего сразу вытошнило. Тедди оказался более стойким, возможно потому что смотрел в сторону.
– Мы скоро подойдем к Черному мысу, – сказал Том. – И там уже не будет никакой качки.
Едва он сел к румпелю, как произошло чудо. А может, это было простое совпадение. Качка сменилась мерным, едва ощутимым покачиванием, белые лица начали оживать, зубы перестали стучать, а из корзинки были извлечены разные выпечные вкусности, приготовленные миссис Коллинз. Развернув салфетки, все мы, и даже Вита, с большим аппетитом набросились на них. Мы прошли Меваджисси и у западного побережья Церковного мыса бросили якорь. Ни в море, ни на небе не было никакого движения, солнце палило вовсю.
– Просто удивительно, – заметила Вита, сняв свитер и положив его себе под голову вместо подушки, – как только судном начал управлять Том, оно пошло как по маслу, и даже ветер сразу стих.
– Да нет же, – сказал я, – мы подошли ближе к берегу, вот и все.
– Как бы там ни было, – сказала она, – назад судно поведет он.
Том помог мальчикам пересесть в маленькую шлюпку. На них были уже плавки для купания, а под мышками полотенца. Том взял удочки с заранее насаженными червями.
– Сэр, если вы с женой хотите остаться на борту, пожалуйста, – сказал он. – За ребятами я присмотрю. Тут хороший пляж, опасности никакой.
Я не хотел оставаться с женой на борту. Я хотел взобраться наверх, пересечь поле и найти Бодруган.
Вита подняла голову, села и, сняв очки от солнца, посмотрела вокруг. Был прилив, и пляж выглядел очень соблазнительно, но тут к своему восторгу я увидел, что территория уже занята: по нему лениво разгуливали штук шесть коров, оставляя по всему пляжу неизбежные следы своего пребывания.
– Я остаюсь на борту, – решительно сказала Вита. – А если мне захочется выкупаться, я и здесь могу это сделать.
Я зевнул – почему-то всегда, когда я чувствую себя виноватым, на меня нападает зевота.
– А я на берег, разомну ноги, – сказал я. – После такого количества пирогов плавать все равно невозможно.
– Делай что хочешь, – сказала она. – Здесь замечательно. Эти белые домики на мысу – просто заглядение. Как в Италии.
Италия так Италия. Я забрался в лодку вместе с остальными.
– Высадите меня вон там, слева, – попросил я Тома.
– А что ты будешь делать? – спросил Тедди.
– Гулять, – ответил я коротко.
– А можно мы останемся в лодке и будем ловить сайду?
– Конечно, можно. Отличная мысль, – сказал я.
Я выпрыгнул на берег прямо к коровам: наконец я был абсолютно свободен. Мальчики тоже были счастливы, что избавились от моего общества. Я немного постоял, наблюдая, как они удаляются. Вита лениво помахала мне рукой с яхты. Повернувшись, я пошел наверх.
Тропа, бесконечно петляя, вилась параллельно ручью. Я миновал небольшой дом справа, и море скрылось из вида, а я, поднимаясь все время в гору, вскоре оказался перед воротами в старой стене; слева виднелись развалины мельницы. Я прошел в ворота и оказался на ферме Бодруган: налево был большой пруд, вероятно, из него и брал начало ручей, на котором когда-то стояла мельница, а направо – красивый, крытый шифером фермерский дом, построенный приблизительно в начале восемнадцатого века, удивительно похожий на дом Магнуса в Килмарте; рядом с ним и за ним стояли амбар и хлев, сложенные из камня, явно очень старые: наверняка они стоят на том месте, где когда-то был дом Отто. Под окнами фермерского дома играли двое детей, но они не видели меня, и я, осмелев, прошел дальше, пересек большую поляну, где паслись коровы, и вошел в дальний амбар с высокой крышей.
Сейчас тут хранилось зерно, и, скорей всего, именно в этом качестве он использовался на протяжении многих веков, но шесть столетий назад здесь, возможно, находились столовая и другие жилые комнаты, а длинный, низкий амбар напротив, наверное, возник на месте часовни. Само имение, вероятно, было огромным: его площадь значительно превышала ту, которую занимали ямы и бугры недалеко от Граттена, где когда-то стоял дом Шампернунов. И я вдруг понял, что Джоанна, которая родилась и выросла в Бодругане, в этом обширном поместье, выйдя замуж за Генри Шампернуна, конечно же, считала себя обделенной, променяв эту богатую усадьбу на скромный дом у Тризмиллского ручья.
Я вышел из амбара и пошел вдоль низкой каменной стены, окружавшей всю ферму, затем направился к противоположному склону холма: перед моим взором вновь открылось море. Здесь в верхней части поля был насыпной холм – видимо, когда-то в этом месте стояла сторожевая башня или аванпост, охраняющий подступы к заливу. Интересно, часто ли Отто приезжал сюда и смотрел с этой башни на Черный мыс, на отлогие скалы вдалеке, спускавшиеся к Тайуордретскому заливу и извивающемуся морскому рукаву с его узкими щупальцами, один из которых бежал через долину Лампетоу, второй – к стенам монастыря, третий – к Тризмиллу и поместью Шампернунов. Он мог все это видеть в ясный день, а, возможно, даже и горбатый домик в Килмарте, и небольшую рощицу позади него.
Как было бы здорово, если бы именно сейчас фляжка оказалась в моем кармане, и можно было бы увидеть Отто, стоящего, чуть подавшись вперед, на круглой башне, а внизу, в той закрытой со всех сторон бухте, где сейчас мальчики ловят рыбу, – его корабль на рейде, готовый поднять паруса. Или перенестись в еще более отдаленные времена, увидеть, как он, молодой и бесшабашный, уезжал из родных мест, чтобы принять участие в мятеже против Эдуарда II в 1322 году, за что позднее, когда мятеж, провалился, его оштрафовали на тысячу марок. Сторонник обреченного дела, любитель запретного плода – интересно, как часто он тайком пересекал залив, оставляя свою бесцветную жену Маргарет, сестру Генри Шампернуна, в уютном и надежном бодругановском доме или в их другом поместье, Трилаун, на которое Шампернуны, по-видимому, тоже имели какие-то права.
Я спустился обратно к пляжу, изнывая от жары и непонятной усталости. Странно, но сейчас мне было особенно тяжело общаться со своей семьей – даже тяжелее, чем после возвращения из путешествия в другой мир. Я чувствовал мучительное неудовлетворение, опустошенность, но самым странным было предчувствие надвигающейся опасности. Мне мало было просто воображать. Я жаждал живых впечатлений, которые у меня отняли и которые я мог бы получить, имей я при себе заветную фляжку, надежно запертую в бывшей прачечной в Килмарте. Я мог бы увидеть, что же произошло там, в уже знакомом доме на берегу, или здесь, в усадьбе, а теперь мне никогда этого не узнать, и я был в полном отчаянии.
Коров на пляже уже не было. Мальчики вернулись на судно, и, сидя в кокпите, пили чай; их плавки сушились на мачте. Вита стояла на носу и фотографировала. Все прекрасно, все счастливы, и только я был здесь лишним.
Под брюками на мне были плавки, и, сбросив одежду, я вошел в море. После прогулки вода обдала меня холодом, на ее поверхности плавали водоросли, похожие на волосы утопившейся Офелии. Я лег на спину и стал смотреть в небо, меня все еще переполняло невероятное чувство тоски, почти обреченности. Мне нужно было собраться с силами, чтобы суметь отвечать на приветствия семьи, участвовать в общей беседе, улыбаться и шутить.
Том увидел меня и отправился на лодке к берегу, чтобы забрать мою одежду. Я подплыл к судну и даже умудрился с помощью каната и заботливых рук Виты забраться на борт.
– Посмотри, три сайды! – закричал Микки. – Мама говорит, что приготовит их на ужин. И еще мы нашли много ракушек.
Вита подошла ко мне и протянула кружку с остатками чая из термоса.
– Ну, наконец-то, вернулся, – сказала она. – Далеко ходил?
– Нет, – ответил я. – Только прошел через поле. Там раньше было что-то вроде замка, но ничего не сохранилось.
– Зря ты не остался на борту, – сказала она. – Здесь купаться – одно удовольствие. Держи полотенце, вытрись хорошенько – ты весь дрожишь. Еще простудишься! Разве можно бросаться в холодную воду, после того как вспотел?
Микки сунул мне в руку влажный пирожок, на вкус напоминавший вату, и я запил его чуть теплым чаем. Затем на борт влез Том с моей одеждой в руках, и вскоре, подняв якорь, мы отправились в обратный путь, причем шкипер Том, конечно, занял место у румпеля. Я надел шерстяной джемпер и пошел на нос парусника, где ко мне вскоре присоединилась Вита.
Небольшое волнение на середине залива быстро прогнало ее в кокпит, где она устроилась, завернувшись в штормовку Тома, а я стоял и смотрел вперед на видневшийся вдали Килмарт, обрамленный зеленой кроной деревьев. В те далекие времена, приближаясь к берегу, Бодруган, вероятно, видел все это гораздо лучше, поскольку входил на корабле прямо в морской рукав, который тогда покрывал своими водами пески Пара, а Роджер, если он наблюдал за ним со своего поля, мог дать ему сигнал, что все в порядке. Интересно, кто больше проявлял нетерпения – Бодруган, когда огибал на судне высокий мыс при входе в морской рукав, зная, что возлюбленная ждет его одна в пустом доме за низкой каменной стеной, или Изольда, когда видела мачту и потом темный парус, раздуваемый ветром. Солнце уже светило в корму, и мы, пройдя буек Канниса, взяли курс на Фауи. К великому восторгу мальчиков в гавань мы вошли как раз в тот момент, когда большой сухогруз, с белоснежными горами каолина на борту, в сопровождении двух буксиров покидал ее, направляясь в открытое море.
– А завтра мы поедем туда опять? – закричали они, когда я расплачивался с Томом и благодарил его за прогулку.
– Посмотрим, – произнес я неизменную фразу взрослых, которая должна приводить детей просто в ярость. На что посмотрим? – могли бы спросить они. Посмотрим, будет ли у взрослых хорошее настроение, будет ли царить гармония в их взрослом мире? Удачный или неудачный ждет мальчиков день, всецело зависело от того, насколько долго продержится перемирие между их матерью и мною.
Моей главной задачей, когда мы вернулись в Килмарт, было опередить Магнуса и позвонить ему первым, прежде чем он успеет это сделать сам, а он должен был это сделать, чтобы узнать, как я провел воскресенье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
– Ничего страшного! Соленая вода никому еще не повредила! – прокричал я, но мальчики, прижавшиеся к лееру с наветренной стороны, похоже, не очень были в этом уверены и вместе с матерью нырнули в укрытие – маленькую каюту с низким потолком, где им пришлось примоститься на небольшом рундуке, и там то и дело подпрыгивать и падать вниз вместе с нашим резвым суденышком.
– Хорош ветерок! – улыбаясь во весь рот, сказал шкипер Том. – Доберемся до Меваджисси в два счета!
Я тоже осклабился, демонстрируя, что полностью разделяю его уверенность, но три белых, как полотно, лица, смотрящих на меня снизу из каюты, совсем не горели энтузиазмом, и у меня создалось впечатление, что никто из них не разделяет мнения шкипера насчет ветерка.
Он предложил мне сигарету, но после трех затяжек я понял, что мне лучше не курить, и, когда он отвернулся, тут же выбросил ее, в то время как он продолжал попыхивать своей трубкой, набитой невероятно ядовитым табаком, дым от которой относило прямо в каюту, где вскоре повисли густые клубы.
– Скажите им, пусть залезут в кокпит – там не так качает, – посоветовал Том.
Я посмотрел на мальчиков. Лодка сейчас шла довольно устойчиво, но, сидя в тесной, темной каюте, они ощущали малейшие толчки, и Микки уже начал подозрительно зевать. Вита сидела, уставившись в одну точку, как бы загипнотизированная штормовкой Тома, которая висела на крючке в каюте и раскачивалась из стороны в сторону, словно повешенный, при каждом наклоне судна.
Мы с Томом переглянулись, поняв друг друга без слов. Он сменил меня у румпеля и стал выбивать трубку, а я быстро перетащил свою семью в кокпит, где Виту и младшего сразу вытошнило. Тедди оказался более стойким, возможно потому что смотрел в сторону.
– Мы скоро подойдем к Черному мысу, – сказал Том. – И там уже не будет никакой качки.
Едва он сел к румпелю, как произошло чудо. А может, это было простое совпадение. Качка сменилась мерным, едва ощутимым покачиванием, белые лица начали оживать, зубы перестали стучать, а из корзинки были извлечены разные выпечные вкусности, приготовленные миссис Коллинз. Развернув салфетки, все мы, и даже Вита, с большим аппетитом набросились на них. Мы прошли Меваджисси и у западного побережья Церковного мыса бросили якорь. Ни в море, ни на небе не было никакого движения, солнце палило вовсю.
– Просто удивительно, – заметила Вита, сняв свитер и положив его себе под голову вместо подушки, – как только судном начал управлять Том, оно пошло как по маслу, и даже ветер сразу стих.
– Да нет же, – сказал я, – мы подошли ближе к берегу, вот и все.
– Как бы там ни было, – сказала она, – назад судно поведет он.
Том помог мальчикам пересесть в маленькую шлюпку. На них были уже плавки для купания, а под мышками полотенца. Том взял удочки с заранее насаженными червями.
– Сэр, если вы с женой хотите остаться на борту, пожалуйста, – сказал он. – За ребятами я присмотрю. Тут хороший пляж, опасности никакой.
Я не хотел оставаться с женой на борту. Я хотел взобраться наверх, пересечь поле и найти Бодруган.
Вита подняла голову, села и, сняв очки от солнца, посмотрела вокруг. Был прилив, и пляж выглядел очень соблазнительно, но тут к своему восторгу я увидел, что территория уже занята: по нему лениво разгуливали штук шесть коров, оставляя по всему пляжу неизбежные следы своего пребывания.
– Я остаюсь на борту, – решительно сказала Вита. – А если мне захочется выкупаться, я и здесь могу это сделать.
Я зевнул – почему-то всегда, когда я чувствую себя виноватым, на меня нападает зевота.
– А я на берег, разомну ноги, – сказал я. – После такого количества пирогов плавать все равно невозможно.
– Делай что хочешь, – сказала она. – Здесь замечательно. Эти белые домики на мысу – просто заглядение. Как в Италии.
Италия так Италия. Я забрался в лодку вместе с остальными.
– Высадите меня вон там, слева, – попросил я Тома.
– А что ты будешь делать? – спросил Тедди.
– Гулять, – ответил я коротко.
– А можно мы останемся в лодке и будем ловить сайду?
– Конечно, можно. Отличная мысль, – сказал я.
Я выпрыгнул на берег прямо к коровам: наконец я был абсолютно свободен. Мальчики тоже были счастливы, что избавились от моего общества. Я немного постоял, наблюдая, как они удаляются. Вита лениво помахала мне рукой с яхты. Повернувшись, я пошел наверх.
Тропа, бесконечно петляя, вилась параллельно ручью. Я миновал небольшой дом справа, и море скрылось из вида, а я, поднимаясь все время в гору, вскоре оказался перед воротами в старой стене; слева виднелись развалины мельницы. Я прошел в ворота и оказался на ферме Бодруган: налево был большой пруд, вероятно, из него и брал начало ручей, на котором когда-то стояла мельница, а направо – красивый, крытый шифером фермерский дом, построенный приблизительно в начале восемнадцатого века, удивительно похожий на дом Магнуса в Килмарте; рядом с ним и за ним стояли амбар и хлев, сложенные из камня, явно очень старые: наверняка они стоят на том месте, где когда-то был дом Отто. Под окнами фермерского дома играли двое детей, но они не видели меня, и я, осмелев, прошел дальше, пересек большую поляну, где паслись коровы, и вошел в дальний амбар с высокой крышей.
Сейчас тут хранилось зерно, и, скорей всего, именно в этом качестве он использовался на протяжении многих веков, но шесть столетий назад здесь, возможно, находились столовая и другие жилые комнаты, а длинный, низкий амбар напротив, наверное, возник на месте часовни. Само имение, вероятно, было огромным: его площадь значительно превышала ту, которую занимали ямы и бугры недалеко от Граттена, где когда-то стоял дом Шампернунов. И я вдруг понял, что Джоанна, которая родилась и выросла в Бодругане, в этом обширном поместье, выйдя замуж за Генри Шампернуна, конечно же, считала себя обделенной, променяв эту богатую усадьбу на скромный дом у Тризмиллского ручья.
Я вышел из амбара и пошел вдоль низкой каменной стены, окружавшей всю ферму, затем направился к противоположному склону холма: перед моим взором вновь открылось море. Здесь в верхней части поля был насыпной холм – видимо, когда-то в этом месте стояла сторожевая башня или аванпост, охраняющий подступы к заливу. Интересно, часто ли Отто приезжал сюда и смотрел с этой башни на Черный мыс, на отлогие скалы вдалеке, спускавшиеся к Тайуордретскому заливу и извивающемуся морскому рукаву с его узкими щупальцами, один из которых бежал через долину Лампетоу, второй – к стенам монастыря, третий – к Тризмиллу и поместью Шампернунов. Он мог все это видеть в ясный день, а, возможно, даже и горбатый домик в Килмарте, и небольшую рощицу позади него.
Как было бы здорово, если бы именно сейчас фляжка оказалась в моем кармане, и можно было бы увидеть Отто, стоящего, чуть подавшись вперед, на круглой башне, а внизу, в той закрытой со всех сторон бухте, где сейчас мальчики ловят рыбу, – его корабль на рейде, готовый поднять паруса. Или перенестись в еще более отдаленные времена, увидеть, как он, молодой и бесшабашный, уезжал из родных мест, чтобы принять участие в мятеже против Эдуарда II в 1322 году, за что позднее, когда мятеж, провалился, его оштрафовали на тысячу марок. Сторонник обреченного дела, любитель запретного плода – интересно, как часто он тайком пересекал залив, оставляя свою бесцветную жену Маргарет, сестру Генри Шампернуна, в уютном и надежном бодругановском доме или в их другом поместье, Трилаун, на которое Шампернуны, по-видимому, тоже имели какие-то права.
Я спустился обратно к пляжу, изнывая от жары и непонятной усталости. Странно, но сейчас мне было особенно тяжело общаться со своей семьей – даже тяжелее, чем после возвращения из путешествия в другой мир. Я чувствовал мучительное неудовлетворение, опустошенность, но самым странным было предчувствие надвигающейся опасности. Мне мало было просто воображать. Я жаждал живых впечатлений, которые у меня отняли и которые я мог бы получить, имей я при себе заветную фляжку, надежно запертую в бывшей прачечной в Килмарте. Я мог бы увидеть, что же произошло там, в уже знакомом доме на берегу, или здесь, в усадьбе, а теперь мне никогда этого не узнать, и я был в полном отчаянии.
Коров на пляже уже не было. Мальчики вернулись на судно, и, сидя в кокпите, пили чай; их плавки сушились на мачте. Вита стояла на носу и фотографировала. Все прекрасно, все счастливы, и только я был здесь лишним.
Под брюками на мне были плавки, и, сбросив одежду, я вошел в море. После прогулки вода обдала меня холодом, на ее поверхности плавали водоросли, похожие на волосы утопившейся Офелии. Я лег на спину и стал смотреть в небо, меня все еще переполняло невероятное чувство тоски, почти обреченности. Мне нужно было собраться с силами, чтобы суметь отвечать на приветствия семьи, участвовать в общей беседе, улыбаться и шутить.
Том увидел меня и отправился на лодке к берегу, чтобы забрать мою одежду. Я подплыл к судну и даже умудрился с помощью каната и заботливых рук Виты забраться на борт.
– Посмотри, три сайды! – закричал Микки. – Мама говорит, что приготовит их на ужин. И еще мы нашли много ракушек.
Вита подошла ко мне и протянула кружку с остатками чая из термоса.
– Ну, наконец-то, вернулся, – сказала она. – Далеко ходил?
– Нет, – ответил я. – Только прошел через поле. Там раньше было что-то вроде замка, но ничего не сохранилось.
– Зря ты не остался на борту, – сказала она. – Здесь купаться – одно удовольствие. Держи полотенце, вытрись хорошенько – ты весь дрожишь. Еще простудишься! Разве можно бросаться в холодную воду, после того как вспотел?
Микки сунул мне в руку влажный пирожок, на вкус напоминавший вату, и я запил его чуть теплым чаем. Затем на борт влез Том с моей одеждой в руках, и вскоре, подняв якорь, мы отправились в обратный путь, причем шкипер Том, конечно, занял место у румпеля. Я надел шерстяной джемпер и пошел на нос парусника, где ко мне вскоре присоединилась Вита.
Небольшое волнение на середине залива быстро прогнало ее в кокпит, где она устроилась, завернувшись в штормовку Тома, а я стоял и смотрел вперед на видневшийся вдали Килмарт, обрамленный зеленой кроной деревьев. В те далекие времена, приближаясь к берегу, Бодруган, вероятно, видел все это гораздо лучше, поскольку входил на корабле прямо в морской рукав, который тогда покрывал своими водами пески Пара, а Роджер, если он наблюдал за ним со своего поля, мог дать ему сигнал, что все в порядке. Интересно, кто больше проявлял нетерпения – Бодруган, когда огибал на судне высокий мыс при входе в морской рукав, зная, что возлюбленная ждет его одна в пустом доме за низкой каменной стеной, или Изольда, когда видела мачту и потом темный парус, раздуваемый ветром. Солнце уже светило в корму, и мы, пройдя буек Канниса, взяли курс на Фауи. К великому восторгу мальчиков в гавань мы вошли как раз в тот момент, когда большой сухогруз, с белоснежными горами каолина на борту, в сопровождении двух буксиров покидал ее, направляясь в открытое море.
– А завтра мы поедем туда опять? – закричали они, когда я расплачивался с Томом и благодарил его за прогулку.
– Посмотрим, – произнес я неизменную фразу взрослых, которая должна приводить детей просто в ярость. На что посмотрим? – могли бы спросить они. Посмотрим, будет ли у взрослых хорошее настроение, будет ли царить гармония в их взрослом мире? Удачный или неудачный ждет мальчиков день, всецело зависело от того, насколько долго продержится перемирие между их матерью и мною.
Моей главной задачей, когда мы вернулись в Килмарт, было опередить Магнуса и позвонить ему первым, прежде чем он успеет это сделать сам, а он должен был это сделать, чтобы узнать, как я провел воскресенье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56