– Ну как, есть там то, чего вы хотели? – осведомился Панцер.
– О, конечно! – сказал Квин, потирая руки. – Как я погляжу, Эллери еще нет. Может, пойдем пока к вам в кабинет и подождем его там?
Они сели в кабинете Панцера. Менеджер закурил длинную турецкую сигарету. Инспектор взялся за табакерку.
– Не хотелось бы показаться вам навязчивым, – инспектор, – сказал как бы невзначай Панцер, закидывая одну толстенькую ножку на другую и разглядывая облако дыма, выпущенное им самим, – но каково состояние дела на данный момент?
Квин грустно покачал головой.
– Плохо. Довольно плохо. Кажется, мы еще не нащупали ключевые моменты. Фактическое положение на данный момент таково – и я могу признать это перед вами совершенно откровенно, – что мы будем топтаться на месте до тех пор, пока не найдем одного важного предмета… Мне неловко признаваться в этом, но еще никогда в моей жизни не было дела более головоломного.
С озабоченным видом инспектор снова взялся за табакерку.
– Просто беда, инспектор, просто беда, – сказал Панцер с чересчур большим сочувствием, чтобы оно было искренним. – Но я все же надеюсь… Впрочем, видимо, нельзя ставить собственные интересы выше требований уголовного права. И все-таки скажите мне, инспектор, если не секрет, конечно, – что именно вы ищете? Я, конечно, человек со стороны…
Квин просиял.
– Нет, что вы! Ведь вы так много сделали для нас сегодня утром!.. Гром и молния! Как глупо с моей стороны, что я раньше не догадался сделать это!
Снедаемый любопытством Панцер так и подался вперед.
– Как давно вы уже работаете директором Римского театра, Панцер? – осведомился инспектор. Директор удивленно поднял брови.
– С того момента, как он был построен. До этого я руководил старым театром «Электра» на Сорок третьей улице. Он тоже принадлежал Гордону Дэвису.
– О! – Казалось, инспектор о чем-то напряженно раздумывает. – Тогда, значит, вы должны знать все закоулки здания от подвала до чердака. Наверное, не хуже архитектора, а?
– Я знаю театр довольно хорошо, – кивнул Панцер, откидываясь на спинку кресла.
– Так ведь это просто отлично! Я поставлю перед вами одну небольшую проблему, Панцер… Представьте себе, что вы хотите где-то в этом здании спрятать нечто – предположим, шляпу, – причем так, что даже основательный обыск не позволит его обнаружить. Куда бы вы ее спрятали?
Панцер задумчиво посмотрел на кончик своей сигареты.
– Весьма необычный вопрос, инспектор, – сказал он наконец. – И ответить на него не так-то легко. Я очень хорошо знаю проект этого здания. Прежде чем началось его строительство, меня приглашали на совещание с архитекторами. Я должен был высказать свои пожелания. Так вот, уверяю вас, что проект театра не предусматривал никаких таких средневековых затей, как потайные ходы или секретные комнаты. Я мог бы перечислить несколько мест, где можно было бы спрятать относительно небольшой предмет типа шляпы, но ни одно из них не осталось бы незамеченным при действительно основательном обыске.
– Понимаю. – Инспектор с явно разочарованным видом разглядывал свои ногти. – Значит, и это нам не поможет. Как вам известно, мы уже обыскали все здание и ничего не смогли найти…
Тут дверь открылась и вошел Эллери – правда, слегка испачканный, но с довольной улыбкой. Инспектор поглядел на него, распираемый любопытством. Панцер неуверенно поднялся, по-видимому, намереваясь оставить отца и сына одних. Инспектор и Эллери поняли друг друга с полувзгляда.
– Все в порядке… Можете спокойно оставаться здесь, – решительно сказал инспектор Панцеру. – У нас нет от вас никаких секретов. Садитесь!
Панцер сел.
– Не полагаешь ли ты, папа, – начал Эллери, усевшись на край письменного стола и взявшись за свое пенсне, – что сейчас самый подходящий момент, чтобы сообщить мистеру Панцеру о сегодняшнем открытии театра? Как ты помнишь, разумеется, в его отсутствие мы решили с сегодняшнего вечера снова разрешить доступ публики в театр и регулярные спектакли.
– Интересно, как бы я мог забыть? – отозвался инспектор, не моргнув и глазом, хотя в первый раз слышал об этом. – Думаю, Панцер, мы все-таки продвинулись в своих поисках так далеко, что можно отменить распоряжение о закрытии театра. Мы пришли к выводу, что большего мы здесь не добьемся. Значит, у нас больше нет оснований не допускать сюда публику. Можете назначать спектакль прямо на сегодняшний вечер. И нам даже было бы очень приятно, если бы он состоялся. Правда, Эллери?
– «Приятно» – не то слово, – сказал Эллери, закуривая сигарету. – Я бы даже сказал, что мы просто настаиваем на этом.
– Вот именно, – – строго сказал инспектор. – Мы просто настаиваем на этом, Панцер. Сияющий директор вскочил.
– Да ведь это просто прекрасно, джентльмены! – воскликнул он. – Я сейчас же позвоню мистеру Дэвису, чтобы сообщить ему такую хорошую новость. Конечно, уже чертовски поздно… – Тут его лицо вытянулось. – Аншлага сегодня не будет – публика не оповещена.
– Об этом можете не заботиться, Панцер, – ответил инспектор. – Я распорядился закрыть театр, значит, я должен позаботиться о смягчении ущерба. Я позвоню в газеты и очень попрошу, чтобы прямо в утреннем выпуске крупно было дано объявление об открытии театра. Публика будет оповещена, и такая бесплатная реклама в сочетании с естественным любопытством обеспечит вам полный зал.
– Это в высшей степени достойный поступок с вашей стороны, инспектор, – сказал Панцер и потер руки. – Есть ли еще что-нибудь, что бы я мог сейчас сделать для вас?
– Ты забыл сказать еще об одном, папа, – вставил Эллери, поворачиваясь к директору театра. – Не могли бы вы позаботиться, чтобы места ЛЛ 32 и ЛЛ 30 сегодня вечером были забронированы? Инспектор и я с удовольствием посмотрим спектакль. До сих пор мы были лишены этого удовольствия. Само собой разумеется, мы хотели бы, чтобы об этом никто не знал – ни сном, ни духом. Мы вовсе не хотим стать объектом всеобщего внимания. Сохраните все в тайне.
– Как скажете, мистер Квин. Я дам распоряжение кассиру, чтобы он отложил эти два билета, – радостно откликнулся Панцер. – И потом, инспектор: верно я понял, что вы сами дадите объявления в газеты?
– Да, конечно. – Квин снял трубку и строго побеседовал с редакторами нескольких городских газет. Едва он закончил, Панцер поспешил попрощаться и тут же принялся непрерывно звонить по телефону.
Инспектор Квин и Эллери не спеша вышли в зрительный зал. Там их ожидали Флинт и двое полицейских, которые закончили обыскивать ложи.
– Вы останетесь на посту перед театром, – распорядился инспектор. – Будьте особенно внимательны после полудня. Кто-нибудь из вас что-нибудь нашел?
Флинт хмуро взглянул на него.
– Лучше бы я пошел на берег искать ракушки с жемчугом, – сердито сказал он. – В понедельник я был неудачником, и сегодня тоже. Не нашел ровным счетом ничего. Там, наверху, все чисто – все подмели до последней пылинки. Наверное, надо бросать эту работу и снова заняться поднятием тяжестей.
Квин похлопал здоровяка-детектива по плечу.
– Что это вы так расклеились? Не будьте ребенком, Флинт. Интересно, как это вы могли там что-нибудь найти, если там этого не было? А вы нашли что-нибудь?
Двое полицейских покачали головами.
Некоторое время спустя инспектор и Эллери уже ехали в управление полиции, удобно расположившись на сиденье таксомотора. Инспектор поднял стекло, отделяющее водителя от пассажиров.
– А теперь, сын мой, – сурово сказал он Эллери, который с задумчивым видом полез в карман за сигаретами, – ты, быть может, скажешь своему отцу, что за представление ты устроил в кабинете у Панцера?
Эллери поджал губы. Он некоторое время смотрел в окно машины, прежде чем ответить.
– Я бы начал свои объяснения так, – сказал он. – Ты сегодня обыскал все и ничего не нашел. Твои люди – тоже. И даже я сам тоже не достиг успеха. Отсюда просто напрашивается вывод: цилиндр, который был на Монти Фильде в понедельник вечером, когда он пришел смотреть «Игры с оружием»; цилиндр, с которым его видели еще в начале второго акта; цилиндр, который убийца, предположительно, унес с места преступления, – так вот, этот самый цилиндр уже больше не находится в Римском театре и не находился там уже с вечера понедельника. Вот и все.
Инспектор Квин поглядел на него язвительно, но ничего не сказал.
– По всей вероятности, цилиндр Фильда вообще больше не существует, – продолжал Эллери. – Готов поставить своего Фальконе против твоей табакерки, что он прекратил свое бренное существование и возродился в качестве пепла на городской мусорной свалке. Таков пункт первый.
– Дальше, – потребовал инспектор.
– Пункт второй может угадать любой ребенок. Правда, я не смею тебя заставлять, дабы не нанести оскорбления твоим умственным способностям. Если шляпа Фильда в данный момент отсутствует в Римском театре и если ее не было там с вечера понедельника, значит, с необходимостью следует вывод: кто-то вынес ее из театра именно в этот вечер.
Эллери сделал паузу и стал задумчиво смотреть в окно машины, как на перекрестке Сорок второй улицы и Бродвея полицейский регулирует уличное движение.
– Итак, у нас есть фундамент для решения проблемы, – вновь заговорил он небрежно, – фундамент, созданный на основе фактов. Фундамент для решения проблемы, которая мучает нас уже три дня. Исчезла ли шляпа, которую мы ищем, из театра? По всем правилам риторики, должен последовать ответ: «Да, исчезла». Она пропала из театра поздним вечером после убийства. В таком случае перед нами встает еще большая проблема: как именно она могла исчезнуть и когда именно это произошло?
Он закурил сигарету и стал пристально смотреть на тлеющий ее конец.
– Мы знаем, что в понедельник вечером никто не покидал Римский театр с двумя шляпами или вообще без шляпы. Точно так же мы знаем, что в одежде лиц, его покидавших, не было никаких несообразностей. То есть никто не выходил из театра, скажем, во фраке и в фетровой шляпе. И наоборот, никто не выходил в цилиндре и обычном костюме. Заметим: ни у кого не было замечено странностей подобного рода, ни узкого! На мой извращенный взгляд, это неизбежно подводит нас к выводу номер три: цилиндр Монти Фильда покинул театр самым естественным образом. Естественней не бывает! Он покинул театр на голове человека, который был в подобающем этому цилиндру фраке!
Инспектор, кажется, все более заинтересовывался этими рассуждениями. Некоторое время он молча раздумывал над ними, а потом сказал:
– Это уже продвигает нас на шаг дальше, сын мой. Итак; ты говоришь, что некто, на ком была шляпа Фильда, покинул театр. Это очень важная и многое проясняющая констатация. Но ответь мне, пожалуйста, вот на какой вопрос. Куда этот некто дел свою собственную шляпу? Ведь никто не выходил с двумя?
Эллери улыбнулся.
– Ты уже вплотную приблизился к решению нашей маленькой загадки, папа. Но давай еще чуточку подпустим драматизма. Усложним ее. Введем дополнительные мыслимые варианты. Так, к примеру, констатируем, что тот, кто вышел с цилиндром Фильда на голове, мог быть либо убийцей, либо сообщником убийцы.
– Понимаю, куда ты клонишь, – пробормотал отец. – Продолжай.
– Если он был убийцей, то мы определенно знаем пол убийцы – мужской, а также то, что он был во фраке. Не очень ценная для нас информация, потому что во фраках были очень многие мужчины. Но если же он был просто сообщником убийцы, то остаются только две возможности: либо убийца был мужчиной в обычном костюме, и он привлек бы к себе подозрение, если бы выходил из театра с цилиндром, либо убийца – женщина, которая, естественно, не могла иметь при себе никакого цилиндра, не вызывая подозрений.
Инспектор с досадой откинулся на кожаную спинку автомобильного дивана.
– Опять ты со своей логикой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49