Начните с Аоры – синего солнца, закончите Нирваной – лиловым. А потом снова встретимся, если нужно.
Я не ответил, словно кто-то сомкнул мне губы, да не губы – мысли, запер их, остановил движение, их привычный бег. Вероятно, именно так действовал бы сомнамбул: решительно, но бессознательно встал бы с прозрачного, тотчас же пропавшего под ним кресла, уверенно шагнул вперед и исчез в снежной туманности купола. Это и произошло со мной на пороге Вечного хранилища, неизвестно где находившегося. Только я сразу же очутился в захламленном коридоре станции. Передо мной завивалась лестница наверх, и из открытой двери доносились ваши голоса, спорившие об увиденном и пережитом. Я постоял, послушал и усмехнулся. Как еще далеки мы от понимания того, что происходит на этой планете. Можно построить десятки гипотез, и любая из них будет ложной. Я узнал больше вас, ну и что? Только большой объем информации, как любят здесь говорить, а все-таки не разгадка!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Синее Солнце
1. Смотреть и анализировать. Шаг в Аору
Капитану было жарко. Он вытер вспотевший лоб и, прищурившись, посмотрел на солнце. Оно неподвижно висело в зените – ровный оранжевый блин на подсиненной простыне неба.
Одно солнце.
«Пока одно», – машинально отметил Капитан.
Через час, через полтора – кто знает точно – из-за горизонта вынырнет второе, синее или зеленое, и пойдут по черной пустыне плясать миражи, а в каждом – дверь в другой мир или, если быть точным, в другую фазу пространства – времени.
Открывать дверь мы научились, думал Капитан, но и только. А за дверью – на ощупь, вслепую. Методом проб и ошибок. Сколько проб, столько ошибок. Как говорится, погрешность опыта близка к единице. Библ сказал: это естественно, мы только начинаем ходить. Робкое начало.
Великое качество экспериментатора – умение ждать. Капитана не всегда отличало это умение. Нужно смотреть и анализировать – пока, сказал Библ. Капитан и смотрел во все глаза, а вот анализ получался неточным и робким. Даже короткий, в полунамеках разговор с Учителем не приблизил к разгадке странностей гедонийской цивилизации. Впрочем, они еще и не все видели. Оставался город – Аора или Аэра, как его там называют.
Что ж, будем смотреть дальше, вздохнул Капитан, или, точнее, подсматривать. Что у них на сегодня? Увлекательная экскурсия по городу! Быт и нравы гедонийцев из окна вездехода! Спешите увидеть!
Он вышел из комнаты и отправился в мастерскую, где Малыш с Аликом готовили вездеход к поездке.
Малыш сидел верхом на табурете и швырял гайками в вездеход. Гайки ударялись о силовую защиту в метре от кузова и со звоном падали на металлический пол. Заметив в дверях Капитана, Малыш вытянулся во весь свой почти двухметровый рост – руки по швам, широченная грудь колесом, – этакий гвардеец ее величества.
– Разрешите доложить: полным ходом идет проверка силовой защиты машины. Дырок и брешей не обнаружено.
– Не паясничай, – оборвал его Капитан. – Где Алик?
Малыш кивнул в сторону вездехода:
– Рыдания и стенания. Хочет в Аору.
– Возьмешь его завтра, если понадобится.
Алик вылез из люка, отключил защиту и спрыгнул вниз.
– Можете ехать, – мрачно сказал он. – Все приборы в порядке.
– Не грусти, друг, – засмеялся Малыш. – Придет и твоя очередь. Если понадобится, – добавил он ехидно и полез в кабину. – Поехали, Кэп.
Капитан глядел на небо сквозь прозрачную стену ангара. Из-за линии горизонта, словно прочерченной рейсфедером с тушью, темной кляксой на голубом листе выплывало синее солнце. На него было совсем не больно смотреть.
– Смотреть и анализировать, – подумал вслух Капитан. – Время миражей – смутное время. Пожалуй, пора! – Он забрался по пояс в люк и помахал Алику на прощанье.
Вездеход качнулся, кошкой прыгнул вперед и поплыл по воздуху – без мистики, без мистики!" – на воздушной подушке в раздвинувшиеся створки ворот станционного ангара.
– Где будем искать этот чертов мираж? – спросил Малыш.
– Он сам нас найдет. Держи по солнцу.
– Опять туман или смерч: у этой планетки фантазий до черта. Только зачем такие сложности? Почему не просто дырка в пространстве: раз – и в яблочко!
– Ты в детстве мыльные пузыри пускал? – вопросом на вопрос ответил Капитан.
– Приходилось, а что?
– Когда два пузыря слипаются в воздухе, какова поверхность касания?
Малыш помолчал, вспоминая.
– Пятно какое-нибудь, не помню.
– Зря. Образуется линза, разлагающая световые лучи на составные части спектра. Цветовая клякса, как и здесь.
– Здесь тебе не мыльный пузырь.
Капитан пожал плечами.
– Правильность гипотезы не отстаиваю. Просто возможная аналогия, в порядке бреда.
– А вот и явь. – Малыш кивнул на ветровое стекло.
Впереди, как огромный колючий еж перекати-поля, плыл синий шар. Внутри него вспыхивали и гасли серебряные частые искры, словно кто-то невидимый снаружи зажигал бенгальские огни.
– Елочное украшение, – зло пробормотал Малыш, направляя вездеход к шару.
Шар быстро увеличивался в размерах, светлея и растекаясь по краям, а в середине, как на фотобумаге в ванночке с проявителем, выплывал нерезкий еще силуэт странных геометрических конструкций: лабиринт из золотой проволоки, подсвеченный изнутри.
– Давай в середку, – сказал Капитан.
– Знаю, – буркнул Малыш и бросил машину прямо в хитрые переплетения лабиринта.
Секунду, а может быть, лишь доли секунды продолжался шок, безболезненный и неощутимый. Малыш нажал белую клавишу на пульте управления машиной, и вездеход остановился, сразу же выдвинув колпачок силовой защиты.
– Добро пожаловать в Аору, – сказал Малыш. – Каков городишко, а?
Городишко и впрямь был необычен. Вездеход стоял на неширокой площади, со всех сторон окруженной домами. Впрочем, чисто земное слово «дом» едва ли подходило к странным сооружениям на площади. Представьте себе коробку без крышки и дна, стенки которой приподняты над землей, огромную коробку метров пятьдесят – шестьдесят в поперечнике, повисшую в воздухе назло закону тяготения. Ни колонн, ни подпорок. Обыкновенное колдовство, как сказал бы Алик.
Малыш откинул люк, отключил защиту и спрыгнул на блестящее, словно отполированное, голубое покрытие площади. Не то стекло, не то пластик.
– Как паркет в Эрмитаже, – пошутил он, – только без рисунка. И натирать не надо.
Стараясь удержать равновесие на скользкой поверхности, он прошел по ней, задирая голову и осматриваясь.
– Антигравитация, – уверенно произнес он. – А стенки вовсе не стенки, а туннели какие-то. Ширина… – он прошел под «стеной», – метров десять, пожалуй. – Потом нажал кнопку на поясе и взлетел в воздух, повиснув над площадью.
Капитан, сидя на крыше вездехода, с тревогой наблюдал за ним.
– Осторожней! – крикнул он. – Спускайся скорее.
Малыш медленно, явно бравируя своим умением передвигаться в воздухе, опустился возле машины.
– Наверно, это и есть Аора, – сказал он. – Только мы попали, должно быть, на окраину. На севере голубая плешь – ни домов, ни людей, а на юге и на западе – соты.
– Какие соты? – не понял Капитан.
– Такие же. – Малыш показал на мелочно-матовые стены коробок. Они тянутся до горизонта, конца-края нет. И все ячейки, ячейки… Есть поменьше, есть побольше. Я и говорю – соты; словно из улья вынули и подвесили в воздухе.
– А люди?
– Людей много. На крышах. А что делают, не разглядел: далеко.
Интересно, что скрывается в этих туннелях, подумал Капитан и обомлел: белесая матовость стен медленно таяла, и за прозрачной, едва различимой пленкой обнаружилось длинное светлое помещение, до потолка уставленное большими черными ящиками. Они стояли в три яруса, один над другим – шкафы или полки? – а перед ними, глядя куда-то мимо космонавтов, сидел на корточках русоволосый гедониец в ярко-синем облегающем трико. Он развел руками – этаким факирским жестом, – и ящики позади него неожиданно изменили форму. Теперь это были шары, и внутри каждого разгорался огонь все сильнее и ярче, словно кто-то неторопливо передвигал рычажок по обмотке реостата.
Вдруг гедониец заметил, что за ним наблюдают. Он встал, взмахнул рукой, и шары исчезли. Вместо них в туннеле снова стояли черные ящики. Гедониец внимательно оглядел космонавтов. По возрасту, сложению и складу лица он был похож на тех школьников, которых Капитан видел в мире зеленого солнца, – атлет с холодным колючим взглядом. Только васильковое трико отличало его от них.
Тонкие губы его сложились в некое подобие улыбки. Он скрестил руки на груди и… пропал. Просто исчез, растворился в воздухе.
– Мистика, – сказал Малыш.
– Скорее физика, – возразил Капитан. – Думаю, он сейчас где-нибудь в центре города.
– Нуль-переход?
– Что-то вроде. Мы с Библом уже попробовали такой способ передвижения. Смена кадров, как в кино.
– А как это делается?
– Не знаю. Объяснение соответствовало пословице; по щучьему велению, по моему хотению. Попробуем?
– Придется. Не пешком же идти по такой жаре.
Он повернул браслет на запястье. Колпачок силовой защиты на крыше вездехода мигнул и загорелся ровным красным светом.
– Порядок, – сказал Малыш. – Можно топать.
– Куда?
– Сначала разберемся в обстановке, определим направление. Подымемся в ближайший воздушный туннель и посмотрим, куда он ведет.
С этими словами Малыш, нажав кнопку на поясе, взлетел и опустился на плоскости туннеля, который, как автострада, убегал к горизонту, многократно пересекаясь с такими же ровными и широкими дорогами города.
– Действительно, соты, – заметил Капитан, повторивший маневр Малыша и стоявший теперь подле него. – Только ячейки не шестиугольные, а квадратные. А вон и пчелы…
Далеко впереди, видимо в центре города, виднелись люди. Отсюда было трудно разглядеть, что они делают: черные точки-муравьи на синем фоне неба, которое словно лезвием бритвы было надрезано тонкой стрелой – антенной или флагштоком? – высоко вздымающейся над туннелями-сотами.
– Вот и ориентир, – сказал Малыш. – Держим курс на нее: не потеряемся. Говоришь, по моему хотению?
Капитан кивнул согласно.
Собственно, никакого особенного «хотения» не понадобилось. Он просто шагнул вперед, как в затемнение, и из затемнения тотчас же вышел, очутившись возле стрелы, серебристо-белой – титановой, что ли? – колонны, пропадающей высоко в небе, такой тонкой и легкой, что казалось невольно: подуй ветерок посильнее, и она упадет. Но ветра не было. Тишина, сонная, тугая, неразрывная, повисла над городом. Бесшумно, будто в немом кинематографе, двигались люди по крышам-дорогам, все в зеленых или синих трико, как у гедонийца в туннеле, в пестрых хитонах или накидках, в шортах и сетках-шнуровках, как у школьников последнего цикла обучения, а то и просто полуобнаженные – сильные и загорелые, с тирсами тренированных циркачей.
Как и там, на окраине, Малыш и Капитан стояли внизу на такой же пустынной голубой плоскости, окруженной туннелями-сотами, волшебно повисшими в голубом нагретом воздухе. Только стены у них были цветными, радужными, и комбинации цветов все время менялись: на синюю плоскость вдруг наплывал красный клин, с размаха шлепалось на него неровное желтое пятно, съеживалось и вновь вырастало, искрясь и переливаясь. Как телетайпные ленты, ползли по стене белые полосы с золотыми точками-искрами. Точки меняли положение, перемещались и снова пропадали, а потом возникали из ничего, размазывались и сползали на стены, а на смену им, откуда-то из глубины этого цветного хаоса, показывались огненные колеса и вертелись, разбрасывая искры всех цветов спектра. Потом этот буйный хоровод красок тускнел, темнел, будто недовольный художник смывал его, выплескивая на холст ведро грязной воды, и все начиналось сначала: опьяняющая цветная какофония и смывающий ее дождь.
Капитану почудилось, что он слышит музыку, то тихую и плавную, то бравурную, нарастающую, то заунывно-тягучую, то расслабляюще-липкую, как жара над городом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40