Много ли их было? Вероятно, меньше, чем здесь присутствующих. Это наводит на мысль: что, если каждый из нас сейчас в одну и ту же единицу времени пошлет Координатору один и тот же мысленный приказ? Возникнет информационный поток почти той же или даже большей энергетической силы, который, возможно, и заменит мысленную волну супермозга. Мы уже применили нечто подобное, вызывая вас. Своего рода эмоциональное эхо. Пусть им будет приказ Координатору: остановить разрушение! Переводите.
Фью просвистел несколько встревоженных трелей. Все смолкло.
– Настроиться, – сказал Библ.
Фью перевел.
– Приготовились.
Фью перевел.
– Начали!
Ни одного звука в ответ. Только головы всех синхронно, как в строю, повернулись в одном направлении. Никто никого не переспрашивал, никто никому не заглядывал в глаза. «Остановить разрушение!» – беззвучно приказал единый мысленный поток.
Несколько секунд, а может быть, и минут стояла почти космическая тишина. Только далекое, едва слышное жужжание «улиц»-дорожек возвращало к действительности.
И вдруг словно лопнула перенатянутая струна, хотя и струны не было, и звука не было, но спроси Капитана в эту минуту: лопнула ли струна, он не удивится и не спросит в ответ, какая струна, а скажет: да, лопнула, все слышали, правда? И Библ, и Малыш, и Алик не усомнятся – все слышали, и тут же заявят, что напитавшее, казалось, самый воздух нечеловеческое напряжение снято, все кругом расслабилось, и Фью, сняв шлем, совсем по-человечески вытер ладонью взмокший от пота лоб.
– Сигнал принят, – сказал он. – Разрушение приостановлено. Координатор подчинился, не отреагировав на подмену.
– Но ведь он знал о гибели Мозга, – встрепенулся Алик, – ведь по его сигналу сработало автоматическое устройство, выпустившее питательную жидкость из аквариума.
– Координатор – машина, – повторил Библ, – машина, запрограммированная на подчинение мысленному потоку определенной энергетической силы. Координатор не рассуждает, а действует. Как я и предполагал, эксперимент удался. Вы получили ответный сигнал? – вопрос был адресован уже Фью.
– Да, – подтвердил тот.
– Все слышали?
– Все.
– Кроме нас.
– Мы же мыслим быстрее, – сказал Фью. – Другие частоты, другие волны. Уничтожен весь материальный мир в лиловой и синей фазах и частично – в зеленой.
– Что уцелело?
– Только необитаемая лесистая часть. Но мы имеем возможность расширить и перестроить ее. Все лабораторные и автоматические системы управления в наших руках.
– Пока же весь ваш супермашинный парк должен будет работать вхолостую,
– заметил Капитан, – регулировать механизмы телекинеза и телепортации, которые уже не нужны за пределами города, а внутри его бесполезны, создавать праматерию для изготовления вещей, которыми вы сами не можете воспользоваться да и которые никто уже не востребует, мчаться на дорожках-"улицах" туда и сюда с ощущением бессмысленности поездок. Нельзя сразу сломать машинерию Координатора, да и ломать ее, конечно, не нужно: она вам самим в свое время понадобится. И все же я не советую во всем полагаться на Координатора. Присматривайтесь сами. Учитесь. Расставьте своих людей по всем точкам управления. Кстати, как вы сами отличаете их специальность?
– По цвету волос и глаз. Синтезаторы – брюнеты, связники – седые, натур-техники – рыжие. В подгруппах – по глазам: физики-пространственники
– черноглазые, у химиков-пищевиков глаза зеленые. Много примет.
– Скотский способ, – вздохнул Капитан. – В будущем научитесь различать людей иначе. Уважительней и умнее. Многому придется учиться. Ведь вы заново рождаетесь сейчас, как человеческое общество, как социальный организм, ячейка разумной жизни в Галактике. Избегайте ошибок и заблуждений: многие могут оказаться непоправимыми.
Он запнулся и подумал о парадоксальной ситуации, в которой оказалось это новорожденное общество. Все, чем оно обладает, ему не принадлежит. Надо и работать по-новому, растить и готовить смену, познавать и перестраивать мир, превратить труд в творчество и вернуть Координатор с Олимпа на службу людям, как мощную, но послушную им кибермашину. Нет, нельзя сейчас оставить это маленькое человечество без совета и помощи. Не кончена их миссия на Гедоне, она лишь приобретает новые масштабы и формы. Капитан оглядел поникшие фигурки в голубых курточках и в глазах ближайших прочел надежду и зов.
– Не тревожьтесь, – прибавил он, – главное сделано: создан супермозг, коллективный мозг здесь присутствующих, который и сумел подчинить себе Координатор. Пусть этот коллективный мозг и будет главой вашего нового общества, его верховным советом. Собираясь регулярно, он будет обмениваться информацией с Координатором и изменять программу и алгоритм его работы. А вы в совете изберите рабочий орган – комитет, который и займется насущными проблемами. С этим комитетом и будем встречаться мы. Вы быстрее мыслите и скорее справитесь с трудностями, но рекомендации наши только помогут вам в этом. В разбитой чаше вашей цивилизации сохранилось главное – ее содержимое, а уж сосуд вы сумеете вылепить, какой потребует жизнь.
По розовой дорожке спустились к вездеходу. Их не провожали.
– Открывайте первое заседание совета, – сказал Капитан, – вам не до проводов.
6. Акустическое поле. С чего начать?
О происшедшем не говорили до вечера. Капитан еще в машине, когда возвращались на станцию, заметил в присущей ему в критические минуты жесткой манере: ни вопросов, ни обсуждений, никакой болтовни, после обеда спать. И хотя все критические минуты давно прошли, замолчал строго и отрешенно. Поэтому и обедали молча, нехотя пережевывая разогретые наспех консервы. Только мороженое в охлажденных тюбиках внесло ленивое оживление.
– Не люблю в тюбиках. Пережиток прошлого века, – недовольно поморщился Алик.
– А мне в жару все равно, лишь бы побольше, – сказал Малыш. Рот его перекосило зевотой.
– Я говорил – спать! – напомнил Капитан. – Доедай и отправляйся.
Малыш ушел, и Алик, уже поднявшийся из-за стола, рискнул спросить:
– Может быть, радиограмму на Землю пошлем? Я подготовлю текст.
– Не надо, – отрезал Капитан. – Спать!
Алик спустился к себе возбужденный и злой. Капитан иногда ведет себя как фельдфебель. Алик никогда не видел фельдфебелей – армий уже давно не было, но образы из книг памятны и живучи. Шлепнулся на койку, а монотонный храп Малыша, доносившийся из полуоткрытой двери, так и не дал сосредоточиться. Нирвана. Петля. Серый комок на дне пустого аквариума. Эмоциональное эхо. Спать действительно хочется. Может быть. Капитан и не зря на этом настаивал. Алик зевнул широко, как Малыш, и заснул по-детски легко и беззвучно.
– Свистать всех наверх! – разбудил его Малыш.
– А что? – еще не проснулся Алик.
– Вечерний чай и очередная летучка.
Алик все вспомнил и рассердился. Какое право имеет Капитан вмешиваться в личную жизнь экипажа? Почему Алику с Малышом нельзя обсудить происшедшее или попросить разъяснении у Библа? Почему Капитан отсылает всех спать, как пятилетних детей? И ни одного протестующего голоса, ни одного возражения! Нет, он сейчас все это выскажет. Прямо в лицо.
Но он не высказал. Он выпил молча свою кружку индийского чая, даже не подымая глаз на Капитана. А тот заметил, конечно:
– Алик сердится. На кого, сынок? На меня?
– Вы угадали, Капитан, – Алик отважился наконец на открытую схватку, – на вас. Мы не на корабле и не на вахте. Поэтому я позволю себе высказать все, не считаясь с субординацией. Вы не интересуетесь мнением экипажа, Капитан. Отдавая приказ: «Никаких обсуждений происшедшего, никаких вопросов. Спать!», вы не объяснили, какие чрезвычайные обстоятельства вызвали в этом необходимость, почему средь бела дня нужно было разойтись по койкам и кому могли помешать дружеские разговоры о случившемся. Не объяснили вы и странный, с моей точки зрения, отказ послать на Землю радиограмму о событиях уже вполне ясных и определившихся. Вы скажете: приказы не обсуждаются, а выполняются. Но одного выполнения мало. Требуется и понимание того, что приказано, и уважение к приказу. В данном случае не было ни того, ни другого.
Тираду Алика выслушали, не перебивая: Библ – внимательно, но без интереса; Малыш – с равнодушной миной: «Мне бы ваши заботы», а Капитан – с улыбкой, скорее добродушной, чем строгой.
– Ну что ж, понятно, – сказал он, – лучше поздно, чем никогда. Каюсь, я был категоричен: не советовал, а приказывал. Объяснения вызвали бы ненужные протесты и возражения: вы их сейчас услышали. Спрошу только: вы сразу заснули, добравшись до коек?
– Немедленно, – ответил Библ.
– Я даже не помню, как добрался до койки, – присовокупил Малыш.
Алик молчал, потупив взор: думы его на койке едва ли продолжались дольше минуты.
Капитан усмехнулся:
– А ведь я это предвидел. Утренние события – гаснущие солнца, гибель Учителя, эмоциональное эхо и наша доля в мысленном вызове Координатору – не могли не вызвать перенапряжения всей нервной системы. Требовалась разрядка, и мы ее получили. Теперь об отказе послать радиограмму на Землю. Ведь это не радиограмма, а лазерограмма. Высверливать космические дали дорого стоит, а мы еще ограничены энергией и недостаточной мощностью аппаратуры. Алик это отлично знает, но он считает, что события на планете уже все прояснили и определили, и послал бы примерно такое сообщение: «Технократическая диктатура на Гедоне сломлена. Власть в руках свободных избранников народа. Дружеские контакты обеспечены. Ждем указаний». Ведь так, Алик?
Алик молчал: вероятно, именно такой текст он бы и представил Капитану.
– Едва ли такое сообщение было бы верным и тем более своевременным. Во-первых, не технократическая диктатура, а власть суперкомпьютера в Голубом городе еще не сломлена. И не ломать ее надо, а подчинить воле и разуму человека. Во-вторых, никаких указаний мы пока не ждем. Сами разберемся. А когда разберемся и появится необходимость в указаниях и требованиях, указывать и требовать будем мы, и в Космической службе на Земле это знают и понимают. Вот почему я и отказал Алику: время для сообщения на Землю еще не пришло.
Алик слушал, широко открыв глаза. Гнев и растерянность его уже сменились желанием задавать вопросы, запрещенные до вечернего чая.
– Я одного не понимаю, – начал он, как только умолк Капитан, – почему Учитель решил уничтожить все им созданное после одного, да и то не очень долгого разговора с вами. Ведь это не просто мозг, это супермозг. И никаких сомнений в истинности вашей оценки, никаких возражений, никакой попытки защитить свое детище. Ведь даже обыкновенный, не гениальный, а просто убежденный в своей правоте человек не сразу согласится с вами, если вы переубедили его, а подумает, много раз подумает, прежде чем признаться в своей ошибке.
Ответил вдумчивый, как всегда чуть-чуть апатичный Библ:
– Человек – да. Но Учитель – не человек. Это абстрагированный разум с таким высоким уровнем мышления, какой даже сопоставить нельзя с человеческим. Он мыслил в сотни тысяч раз быстрее, чем мы, и успел подумать, много раз подумать, как вы говорите, над тем, что услышал от нас. Почему он согласился с нами, хотя мы и не особенно горячо убеждали его, почему не защищал свое детище? Да просто потому, что понял, сразу понял, что правы мы, а не он. Человек, даже подсознательно убежденный, сознательно мог все же еще спорить, возражать, защищаться, протестовать. На него бы давил эмоциональный груз ложного самолюбия, самоуверенности, заносчивости, упрямства, эгоистического нежелания сознаться в своей ошибке. Но Учитель был лишен такого эмоционального аппарата, на него ничто не давило, кроме, может быть, подсознательной связи с породившей его инопланетной цивилизацией, эта обнаженная в своей чистоте мысль в ничтожные доли секунды все взвесила, оценила, сопоставила и согласилась с нами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40