Амарджит расхохоталась.
— Есть и третья причина. Я никогда не соглашусь ехать туда с этим похотливым ублюдком Пратапом Ламбо!
Некоторое время они ели молча, затем Алан Праджер предложил:
— Пошли, выпьем стаканчик в «Тадже».
Когда они вышли, игроков в карты уже не было. Американец погладил себя по животу.
— Чувствую, что мне опять будет плохо. Чертова жратва...
* * *
В дискотеке ресторана «Тадж-Махал», в мигании разноцветных огней стробоскопа, какой-то высоченный сикх, в розовом тюрбане, джинсах и кроссовках, отплясывал дьявольский рок. В полутьме обнимались парочки. Здесь было шумно и довольно претенциозно. Девочки сменили свои сари на мини-юбки. Не иначе как чтобы подлечить свою «лихоманку», Алан Праджер принялся за французский коньяк, согревая рюмку в своих огромных, как лопаты, ладонях.
Малко спросил русской водки, но здесь ее не оказалось. Только индийская, от которой глаза могли на лоб вылезти. Воспользовавшись тем, что музыканты заиграли медленнее, он пригласил Амарджит танцевать.
— Вы живете с дядей? — спросил он.
— Да, — ответила она. — Так удобнее. Я пока не подыскала себе квартиру, а с каким-нибудь мужчиной жить не хочу. Здесь не любят сдавать квартиры одиноким женщинам. Еще очень сильны предрассудки. А я прожила в Соединенных Штатах три года...
Они танцевали, тесно прижавшись друг к другу. Амарджит, конечно, чувствовала, что происходит с Малко, но это ее ничуть не смущало. Хотя музыканты снова заиграли рок, они продолжали стоять, покачиваясь, на краю площадки.
Наконец, Амарджит отстранилась:
— Не очень-то красиво с нашей стороны бросить Алана одного.
— Боитесь, что он будет ревновать? — спросил, смеясь, Малко.
Она фыркнула:
— Мне плевать на Алана. К тому же, женщинам он предпочитает коньяк. Он не сердцеед. И вообще, мне уже нужно уходить.
— Почему?
— Мой дядя будет беспокоиться. А мы еще успеем узнать друг друга получше. В Амритсаре.
— Вы не боитесь отправляться в эту экспедицию?
Она улыбнулась:
— Немного. Но меня это очень привлекает. К тому же, мы отправляемся 21 числа. Если верить астрологам, это удачный день.
Алан Праджер взглянул на них заблестевшими глазами. Уровень в бутылке значительно понизился. Он поднял стакан:
— Это не то, что индийский коньяк. Тем только разве сикхов поджигать.
— Тихо! — сказала Амарджит.
К счастью, из-за громкой музыки их никто не слышал. Решительно, «лихоманка» и алкоголь доконали великана...
В холле толпились разряженные семейные пары, величественные индианки с красной «тикой» на лбу, знаком кастовой принадлежности.
— Когда-нибудь вы наденете для меня сари, — сказал Малко в порыве внезапной фантазии.
Амарджит с усмешкой посмотрела на него.
— Об этом просили все мои любовники-американцы. Один-ноль. Но все-таки он поцеловал ей руку под удивленным взглядом разнаряженного как английский адмирал швейцара. Провожал Амарджит Алан Праджер.
— Приходите ко мне завтра обедать, — предложила она. — Я пришлю за вами шофера. А потом займемся вашим журналистским удостоверением.
Малко поднялся в свою комнату, открыл кожаную сумку и, вынув из нее кольт 45, долго взвешивал его на ладони. Ему очень не нравилась эта прогулка в Амритсар. Дело пахло западней. Ему совсем не хотелось быть зажаренным. Единственное, что скрашивало поездку, это присутствие Амарджит.
Глава 4
На улице Ринг-роуд образовалась огромная пробка, и немудрено: прямо поперек проезжей части преспокойно разлеглась корова. Шофер сигналил и рулил как сумасшедший, чуть не разнес вдребезги мотороллер, на котором ухитрилось разместиться семейство из шести человек, и все же, когда они подъехали к дому Амарджит, было уже полвторого.
Крошечный садик перед домом почти полностью был занят палаткой цвета хаки; небрежно прислонившись к ограде, стоял солдат в красном берете с огромным ружьем на плече. Другой солдат расхаживал взад и вперед по узкой дорожке.
Малко успел заметить в палатке еще с полдюжины солдат, валявшихся на раскладушках.
Из дома вышла Амарджит и помахала Малко рукой:
— Я уж думала, что вы заблудились:
На ней были узенькие, в обтяжку, брючки из розового шелка и длинная сиреневая блузка, стянутая широким поясом.
В комнате, на диване в стиле «Галери Барбес» 1935 года, сидел пожилой мужчина, одетый в подобие белой пижамы, с газетой в руке.
— Моя дядя, Гурнам Азад.
Поздоровавшись со старым индийцем, Малко спросил:
— Почему у вас в саду столько солдат?
Гурнам Азад обреченно улыбнулся:
— Я значусь в «черном списке» у сикхов, и правительство меня охраняет. Но все это попусту. Все равно убьют.
Он говорил так, как будто речь шла о ком-то другом. Удивительная страна.
В комнату вошел слуга, босой и плохо выбритый, с подносом в руках. Все те же вечные кусочки баранины и курицы под обжигающим соусом. Амарджит протянула Малко стакан, наполненный какой-то беловатой жидкостью.
— Выпейте, это нейтрализует перец в желудке.
Его чуть не вырвало. Нечто совершенно отвратительное: что-то похожее на прокисший йогурт.
...Через пятнадцать минут с едой было покончено, и слуга подал чай с кардамоном.
Индийцы едят очень быстро и не делают из еды культа.
— Я могу пойти вместе с вами за журналистским удостоверением, — предложила Амарджит. — С помощью нескольких рупий и бутылки виски попытаемся пробить индийскую бюрократию.
— Сегодня воскресенье...
— Там есть дежурные.
— Наша поездка в Амритсар не из приятных, — заметил Малко. — Вы не передумали?
Журналистка пожала плечами.
— Мы здесь привыкли к насилию. Во время погромов мы прятали сикхов, а наши соседи пришли, чтобы их убить. Перед этим они уже расправились с одной семьей и носили повсюду труп маленького ребенка, насаженный на острие копья... Недавно на глазах у своих детей был зарублен топором отец семейства. Для нас смерть мало что значит. Просто переход из одной «кармы» в другую.
Дядя куда-то исчез, и они вышли из дома.
Опять долго ехали по бесконечным проспектам и наконец, очутились перед грязным, выкрашенным охрой зданием, которое охраняли часовые: Бюро печати и информации. Коридоры, уставленные растениями, вяло крутящиеся вентиляторы и вежливо улыбающиеся, но совершенно ни на что не годные чиновники. Казалось бы, получение журналистского удостоверения — дело простое и быстрое, но никто не мог им толком объяснить, к кому нужно обратиться... В результате, они оказались в огромном кабинете, где посетителей принимала, по всей видимости, какая-то важная персона. Над столом висел портрет бородатого сикха, президента республики Индия. Чиновник был знаком с Амарджит. Он приветствовал ее, и его вмиг повлажневшие глаза уже не отрывались от ее груди.
Через двадцать минут Малко вышел оттуда, имея в руках маленький кусок зеленого картона в пластиковом чехольчике: журналистское удостоверение, оформленное по всем правилам на его имя. Прикрытие для поездки в Амритсар было обеспечено.
— Мне нужно написать об одном индийском празднике, — сказала Амарджит. — Он проходит в северной части города. Хотите поехать со мной?
— С удовольствием, — сказал Малко.
До следующего утра делать ему было нечего. Амарджит перегнулась к шоферу:
— Чанди Чоук!
— Хорошо.
В старом Дели, на выезде с Матхура-роуд, они застряли в плотной массе рикш, пешеходов и дрянных автомобильчиков. Все это катило по мостовой, словно грязевой поток. Кругом царила глубокая нищета. Масса уличных торговцев предлагали прохожим лепешки, жареное мясо на вертелах и штучные сигареты.
Внезапно прямо перед собой они увидели красные стены гигантской крепости, точно сошедшей со страниц одного из романов Киплинга. Укрепления тянулись на целый километр.
— Красный Форт, — пояснила Амарджит.
Величественный и давно заброшенный обломок имперского могущества. У подножия стен был устроен парк, а во внутренних помещениях расположился какой-то коммерческий центр и то, что осталось от административной службы. Величие и упадок... Тротуары улицы, по которой с трудом пробирался их автомобиль, служили приютом множеству несчастных; они жили здесь под натянутыми кусками брезента, в старых, без колес, колясках рикш или просто на земле...
— Мне трудно снова привыкать к Индии, — сказала Амарджит. — Но это моя страна... Я не могу найти себе квартиру, потому что хочу жить одна. Рассорилась со своей семьей, отказавшись выйти замуж за предназначенного мне человека моей касты... Жизнь индийской женщины напоминает по-прежнему жизнь Ситы, богини унижения, которая беспрекословно подчиняется своему мужу, а затем сгорает вместе с ним на погребальном костре, боясь не угодить ему даже после его смерти...
От волнения грудь ее вздымалась и под тонким шелком облегающей кофточки выглядела крайне соблазнительной.
Амарджит перехватила взгляд Малко и слегка смутилась.
— Похоже, у всех индианок очень красивая грудь, — заметил он. — А у вас она просто великолепна.
Она смущенно засмеялась.
— Не знаю! Должно быть, все дело в генах. Все статуи эротических храмов изображают женщин с пышной грудью. У нас действительно редко увидишь плоскую женщину. В нашем народе всегда существовал культ эротики, но система «совместных семей» положила этому конец.
— Что это такое?
— Это ужасно. Две или три семьи живут вместе под надзором бабушек и дедушек. Никакой тайны интимных отношений. Бабушка решает, когда молодоженам заниматься любовью. И все это длится уже много поколений...
— Значит, в Индии больше нет эротики?
— Только в деревнях, где еще сохранился тантризм. Изредка они проводят свои сборища, которые правительство называет оргиями. Всю ночь они занимаются любовью, группами, растягивая удовольствие. И у них до сих пор сохранился культ фаллоса.
Малко вспомнились восхитительные губы Ведлы. У юной пенджабки культ фаллоса был, должно быть, врожденным.
Они свернули на улицу Махатмы Ганди, по обеим сторонам которой расположились ужасающие трущобы. В основном это были сколоченные из досок бараки, а одна семья устроилась в багажном контейнере, украденном у какой-то аэрокомпании. Наверху — дети, внизу — взрослые. В помещении, рассчитанном на два десятка чемоданов, ютилось пять-шесть человек...
— Посмотрите вон на ту улочку, — сказала Амарджит.
Разрушенные лачуги, обгоревшие стены, развороченные фасады. С другой стороны текла река Джамна.
— Здесь, — сказала молодая женщина, — с помощью полиции была проведена зверская расправа с сикхскими семьями. Насиловали женщин, забивали ногами детей. Людей наваливали кучами в машины и поджигали...
Малко смотрел на женщин, что сидели прямо на улице на своих лежанках, уставив глаза куда-то в пустоту. Прошел год, а здесь ничего не было восстановлено. Были видны даже пятна крови, которые не удалось смыть муссонным дождям. Мужчин здесь почти не было.
— Сикхи ничего не забыли. Видите эту надпись на стене? — спросила Амарджит.
На обрушившемся фасаде одного из домов Малко увидел яркую надпись санскритскими буквами. Амарджит наклонилась к нему.
— Там написано: «Пусть пролитая кровь породит ненависть!»
Они повернули направо и внезапно оказались буквально нос к носу со слоном. Потом увидели второго, третьего и, наконец, четвертого... За слонами двигались десятки грузовиков, переделанных в карнавальные повозки, между ними шли музыканты в потрепанных униформах, изо всех сил дуя в трубы. Шум стоял ужасный. На грузовиках ряженые индийцы изображали различных богов.
— Вот тот фестиваль, который я ищу! — сказала Амарджит.
Она принялась делать записи. Прошел час, прежде чем они, оглохшие от шума и все в пыли, отправились, наконец, обратно к центру.
— Завтра мы выезжаем очень рано, — сказала Амарджит. — Я прикажу шоферу заехать за вами в шесть часов.
Малко вспомнил надпись на санскрите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31