Перед домом был запущенный сад, спускавшийся прямо к воде. Затерянная среди безлюдных болот, эта вилла представлялась мне местом заточения, где прощаются с надеждами, заточения, на которое обрекло моих друзей жестокое преступление, и откуда — по крайней мере для одного из нас — путь назад закрыт. Когда мы вошли в дом и увидели открывающийся из окна вид на сплошь заросшую тростником Хайгемскую протоку, уныние овладело нами с ещё большей силой. Даже Уильям, отнюдь не отличавшийся впечатлительностью, не выдержал и мрачно заметил:
— Ну и местечко! Только этого нам недоставало после утреннего шока. Нам остаётся или рехнуться, или руки на себя наложить.
Эвис обернулась ко мне, во взгляде её застыли тоска и отчаяние. Под глазами легли тёмные круги. Даже Филипп и Тони притихли. И лишь Финбоу, только что беседовавший с Кристофером о Малайе, как ни в чем не бывало подошёл к фортепьяно в гостиной и пропел куплеты аlа Морис Шевалье. Алоиз Беррелл, окажись он сейчас здесь, был бы шокирован. Но Финбоу добился своего — через десять минут мы уже оживлённо обсуждали, кому где спать и как питаться. Эвис загорелась желанием приготовить что-нибудь поесть на всю компанию и принялась горячо обсуждать эту идею с Тони.
В самый разгар дискуссии на пороге двери, соединяющей гостиную с кухней, появилась полная приземистая женщина. Она оглядела всех неодобрительным взглядом и решительно, с норфолкским выговором спросила:
— Кто здесь будет мистер Тэрент? Кристофер сказал, что это он.
— Гм, — буркнула она недовольно. — Мистер Уильямсон велел встретить вас. Я — миссис Тафтс, его экономка.
И она снова окинула нас каким-то странно неприязненным взглядом.
— Вот и прекрасно! — обрадовался Кристофер, но миссис Тафтс осталась холодна. Эвис, умильно заглядывая ей в глаза, произнесла:
— О, миссис Тафтс, не могли бы мы с мисс Гилмор приготовить что-нибудь поесть? Мы с удовольствием взялись бы за это. Правда, мы не большие специалисты, но…
— Я сама приготовлю, — отрубила миссис Тафтс.
— Да, нам не мешало бы позавтракать. А то у нас маковой росинки во рту не было со вчерашнего вечера, — вставила Тони.
Миссис Тафтс бросила на неё такой взгляд, что даже Тони спасовала.
— А почему это вы не завтракали до сих пор? — спросила миссис Тафтс.
Тони отвела глаза и пробормотала что-то невразумительное.
— Тут что-то не так, — заключила миссис Тафтс, складывая руки на животе. — В такую даль не едут ни с того ни с сего без предупреждения и даже не закусив перед дорогой. Это неспроста. Так вот, сегодня вы останетесь без завтрака. Уже двенадцатый час, и я не собираюсь стоять у плиты весь день.
Свирепая каракатица была хозяйкой положения. Никто больше не посмел и заикнуться о завтраке. Только Уильям сделал попытку осадить её:
— Мы тут распределили комнаты, — объявил он деловито, так, будто отдавал распоряжения дежурной сестре у себя в клинике.
Миссис Тафтс заняла позицию в центре комнаты.
— Я сама укажу, где кому спать, — заявила она безапелляционно. — Вы, молодые леди, незамужние? — Эвис и Тони покачали головами. — В таком случае вы обе будете спать вон в той комнате. — И она указала перстом на комнату, смежную с гостиной, и при этом посмотрела на нас так, будто заявляла о своей готовности дать отпор любому сопротивлению. Филипп, который долгое время безуспешно силился подавить смех, не выдержал и прыснул. Миссис Тафтс, не мигая, уставилась на него.
— Знаю я вас, нынешнюю молодёжь, — заявила она. А затем, покосившись в мою сторону, бросила несправедливое — бог тому свидетель! — обвинение: — Да и те, что постарше, тоже не лучше.
Тут на выручку пришёл Финбоу.
— Я убеждён, что вы устроите нас наилучшим образом, миссис Тафтс, — любезно сказал он. — Но нельзя ли мне и этому джентльмену, — он кивнул на меня, — занять вон ту спальню? — Он указал на комнату напротив спальни девушек. — Мы самые старшие в компании и любим иногда поболтать друг с другом.
Нечасто приходилось мне видеть, чтобы Финбоу в чем-либо отказывали, но миссис Тафтс, казалось, была очень близка к этому.
— Ладно, можете занять эту комнату, если уж вам так хочется, только в ваши годы больше пристало не языком трепать, а заниматься каким-нибудь полезным делом, — отбрила она. — А вы трое сами поделите оставшиеся две комнаты.
Разделавшись таким образом с Кристофером, Уильямом и Филиппом, она вышла из гостиной, бросив на ходу:
— Ленч будет в час. Я никогда никого не жду — учтите!
Финбоу глубокомысленно произнёс:
— Интересно все-таки, почему это англичане становятся беспомощными, словно дети, как только столкнутся с неприкрытым, беспардонным хамством? Более того, в нашем испорченном всяким вздором представлении оно выглядит даже признаком твёрдости характера. Так повелось с лёгкой руки доктора Джонсона, герцога Веллингтона, королевы Виктории, мистера Шоу и мистера Сноудена — для любой их выходки мы находим оправдание, а на самом деле просто пасуем перед их бесцеремонной грубостью. Вот и эта миссис Тафтс. В Англии невозможно быть великим и благовоспитанным одновременно. Я, например, никогда не стану великим.
Тень улыбки пробежала по лицу Эвис.
— Вы хотите поднять наш дух. Как это мило с вашей стороны, — сказала она.
— Боюсь, что мне это не очень удалось, раз вы это заметили, — ответил Финбоу. — Иен; я потерпел фиаско. Не ретироваться ли нам лучше в свои покои и не распаковать ли чемоданы?
Разложив вещи, мы с Финбоу взяли шезлонги и расположились на полянке, которая спускалась к реке. На противоположном берегу раскачивался на ветру тростник, а над ним голубело только бескрайнее небо. Вытянув длинные ноги, Финбоу изрёк:
— Не удивительно, что в таких краях к человеку приходит душевный покой. Вот обзаведусь на старости лет семьёй, поселюсь здесь и буду целыми днями слушать, как кричат чайки.
По опыту прошлого я знал: коль скоро Финбоу заговорил о душевном покое, это первый признак того, что его мозг усиленно работает. Я лежал молча, посасывая трубку; солнце било мне в глаза, лицо обдувал ветерок.
А Финбоу не сиделось — он вскочил, пошёл в дом и принёс оттуда чайник для заварки, кипяток и два стакана. Он налил в чайник кипятку, извлёк из кармана маленькую коробочку и, вынув оттуда щепотку листиков чая, бросил их в кипяток. Несколько мгновений он, затаив дыхание, смотрел на чайник, а затем разлил по стаканам жиденький, цвета соломы чай.
— Лучший в мире чай! — заметил он, отпивая глоток. Живя в Китае, он пристрастился к местным сортам этого напитка и, хотя это было дорогое удовольствие, не расставался с коробочкой китайского чая. Мне всегда казалось, что этот «лучший в мире чай» отдаёт веником, но я безропотно сносил чудачество друга.
— Если бы не ты, Иен, — продолжал он, попивая чай, я бы сегодня пошёл на матч «Беде» — «Бэкс». В наши дни истинный ценитель крикета может увидеть стоящую игру, только когда встречаются второразрядные провинциальные команды. С тех пор как большой крикет вошёл в моду, он ничего общего со спортом не имеет.
Я тоже отпил глоток чаю. Самое лучшее — дать Финбоу выговориться до конца. Тем же тоном, каким он только что говорил о крикете, он сказал:
— Чего только я не передумал об этом убийстве. От Беррелла я получил массу сведений, но здесь нужно отсеять многое, а для этого мне необходимо услышать твою версию. Я хочу, чтобы ты напряг память и рассказал мне все, что ты знаешь о каждом из участников прогулки. Постарайся не упустить ни одной мелочи. У тебя ведь всегда была завидная память. А потом расскажешь мне по порядку все, что произошло сегодня утром.
Обстоятельно и не спеша я выложил Финбоу все, что знал. В сущности, я пересказал то, что изложил в первых главах данного повествования, — это было все, чем я располагал. На бумаге я изложил последовательность событий более связно и логично, чем в беседе с Финбоу, но, по сути дела, между тем и другим никакой разницы нет.
Дважды он прерывал мой рассказ протяжным «та-ак» — это словечко Финбоу употреблял в таких различных обстоятельствах, что невозможно было догадаться, какой смысл он в него вкладывал. Первый раз он произнёс своё «та-ак» при упоминании, что в своё время Эвис отказалась выйти замуж за Роджера, а второй — когда я рассказывал о появлении в каюте Филиппа во время радиопередачи.
После того как я описал ему, при каких обстоятельствах мы с Эвис обнаружили тело Роджера, Финбоу откинулся на спинку шезлонга и закрыл глаза. Затем спросил:
— Что же было дальше?
Я рассказал ему вкратце о том, как Уильям взял инициативу в свои руки, а также о разговоре в кают-компании. Когда я дошёл до выводов, которые сделал Уильям по поводу обстоятельств смерти Роджера, Финбоу протянул своё «та-ак» с какой-то особой интонацией. Потом я вскользь упомянул о том, что призывал убийцу сделать добровольное признание. Я думал, это покажется Финбоу забавным, но он отнёсся к моему сообщению с глубокой заинтересованностью, хотя и не смог сдержать лёгкую усмешку, когда я рассказывал, как каждый по очереди давал клятву хранить молчание.
Под конец я описал ему нашу поездку в Горнинг, телефонный разговор с полицейским участком Нориджа и возвращение на яхту.
— Спасибо, Иен, — сказал Финбоу, допивая давно остывший чай. — Ты оказал мне неоценимую услугу. Сам бы я ни за что на свете не узнал и половины того, что ты мне сообщил. Из твоего рассказа я почерпнул гораздо больше, чем из заметок Беррелла. Кстати, не мешает ещё разок взглянуть на них и освежить в памяти, что он там написал.
Он извлёк из жилетного кармана несколько листков бумаги, испещрённых мелким почерком.
— Это копия заметок нашего друга Беррелла, которую я сделал для себя, — объяснил он. — Я опустил много лишнего, но тем не менее они очень близки к оригиналу. Может, ты хочешь ознакомиться с ними?
Бегло просмотрев листки, он один за другим передал их мне. Вот что там было написано:
Труп.
Смерть наступила в результате выстрела в упор в область сердца. К началу полицейского осмотра труп ещё не успел остыть. Обнаружен у румпеля яхты, и все свидетели утверждают, что не трогали его с места, за исключением того момента, когда освобождали румпель, чтобы получить возможность довести яхту до берега. Отпечатки пальцев найдены только на штурвальном колесе.
Мисс Э. Лоринг.
Показала, что приблизительно в 9.20, совершив утренний туалет в своей каюте, пошла в центральную каюту. Ничего не видела. Ничего не слышала. Около 9.30 вышла с мистером Кейплом на палубу и там увидела труп хозяина яхты. Утверждает, что румпель находился между локтем пострадавшего и его корпусом. Не высказала никаких догадок. Доктор Миллз приходился ей двоюродным братом. Она хорошо знала его с детства. Она считает, что у него не было особых неприятностей, не было врагов. Слышала, что у него есть пистолет, но точно утверждать не берётся. Прибыла на борт «Сирены» в августе вместе с остальными. Неделя на яхте прошла очень весело, без каких-либо недоразумений.
Мисс Т. Гилмор.
Поднялась около 8.55. Окликнула мистера Уэйда. Затем пошла в центральную каюту вместе с мистером Кейплом и оставалась там, пока мисс Лоринг не кончила одеваться. Слушала радиопередачу. Ничего не видела, ничего не слышала. Пошла в свою каюту одеваться и ни о чем не подозревала, пока не был обнаружен труп. О наличии пистолета понятия не имела. Предположений нет. С мистером Уэйдом встретилась три месяца назад в Париже. Обручилась с ним непосредственно перед прогулкой на яхте. С остальными гостями на яхте прежде знакома не была, но они произвели на неё очень благоприятное впечатление с первой же встречи. Весьма сожалеет о случившемся с доктором Миллзом.
Мистер Ф. Уэйд.
Разбужен мисс Гилмор. Встал с постели, так как мистеру Гарнету нужна была, ванная комната, находившаяся позади его койки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39