во-первых, убить Роджера; во-вторых, связать вместе пистолет, вымпел и судовой журнал и выкинуть их за борт, предварительно оставив на поручнях след от шнура; в-третьих, закрепить румпель, чтобы яхта шла более или менее прямым курсом. К этому времени на груди у Роджера должна была уже выступить кровь из раны…
Кристофер во время возни с румпелем не мог не испачкать руки в крови, он заметил это сразу, как только вернулся в каюту, — тогда все его, казалось бы, непоследовательные поступки стали вполне объяснимы. Он не мог допустить, чтобы Тони видела его руки на близком расстоянии. Он не хотел дотрагиваться до весел из опасения, что от трения и тепла на них останутся следы крови. А когда он оказался в безвыходном положении и ему пришлось все-таки грести, он не хотел, чтобы кто-либо увидел весла, пока они не будут вымыты. И вот на обратном пути из Горнинга он должен был изловчиться и во что бы то ни стало отмыть весла… и, что ещё важнее, свои руки. Он не дал Уильяму сесть на весла. Таким образом, ни одна живая душа не могла увидеть испачканные кровью весла и, кроме того, сидя на вёслах, легче перевернуть лодку и искупаться самому. Он уже тогда решил перевернуть её при первой же возможности, а тут очень кстати подвернулся Беррелл, и Кристофер легко осуществил свой замысел.
Когда я нарисовал себе картину преступления, мне даже стало лестно, что такой человек, как Кристофер — умный и, бесспорно, талантливый в своём деле, — мыслит и поступает именно так, как я себе и представлял. Итак, первый шаг был мной сделан. Это было равносильно тому, как если бы я сам себе сказал: если допустить, что Кристофер убийца, то все его поступки после совершения им преступления вполне логичны и легко поддаются объяснению.
Гораздо труднее оказалось разобраться, почему он убил Роджера. После разговора с Эвис я исключил его как возможного убийцу потому, что он был единственным, у кого, казалось, не было никакого резона убивать Роджера. Впрочем, я уже говорил Иену, что самое примечательное в данном деле — это то, что у Роджера было больше причин желать смерти любому из своих приятелей, чем наоборот. Было бы, например, странно, если бы Роджер не хотел убрать с дороги Кристофера, ведь тот был его счастливым соперником. А судя по тому, что я узнал о Роджере, он бы ни перед чем не остановился, чтобы разделаться с соперником. Исходя из этой посылки, я не исключал, что Кристофер мог убить Роджера и с целью самозащиты. Словом, я стал размышлять над возможностью и такого варианта.
Анализируя поведение Кристофера шаг за шагом, я вспомнил, что утром, собираясь на медицинское обследование, он был удивительно безмятежно настроен. Меня это удивило, но я тут же решил, что глупо в каждом поступке усматривать какую-то связь с преступлением. Он обязан был пройти медицинское обследование, и сделать это нужно было у ведомственного врача. По-видимому, он не сомневался, что обследование пройдёт благополучно, И оно действительно прошло хорошо, здоровье Кристофера признали первоклассным. И все-таки меня насторожила такая его безмятежность. Он говорил, что никогда прежде не обследовался. Может ли здравомыслящий человек чувствовать себя абсолютно спокойно и уверенно, собираясь идти на своё первое в жизни обследование? Я ещё не встречал человека, который в подобных обстоятельствах не испытывал бы некоторого трепета. А правда ли, что он никогда прежде не обращался к врачам, заинтересовался я, а если обращался, то почему он это скрывает? Если он был у врача незадолго до этого и убедился, что со здоровьем у него все благополучно, то естественно, что он не испытывает беспокойства перед предстоящим визитом. Но в таком случае зачем же делать из этого тайну?
И тогда я начал усматривать в этой таинственности некую связь с Роджером. А что, если у Кристофера есть тайна и о ней случайно знал Роджер? И не касается ли эта тайна состояния здоровья Кристофера? Располагая какими-то данными, Роджер мог свободно использовать этот козырь против Кристофера при первом удобном случае. И я понял, что этот случай, очевидно, и представился, когда Кристоферу предложили должность в Малайе.
Эвис сдавленно вскрикнула и посмотрела на Финбоу широко открытыми, потемневшими глазами. Финбоу продолжал:
— И тут у меня возникло одно предположение. Если когда-то в прошлом, когда Роджер и Кристофер были в дружеских отношениях и между ними ещё не стояла Эвис, Кристофер обращался к Роджеру по поводу какой-то своей болезни — достаточно серьёзной, чтобы из-за неё могли возникнуть осложнения, — тогда в этом деле нет загадок. Позднее здоровье Кристофера могло поправиться настолько, что лишь посвящённый в тайну его недуга врач знал истинное положение вещей… возможно, это было что-нибудь вроде диабета, при котором любой медик признает пациента практически здоровым, если в момент осмотра нет обострения. Но лечащий врач знает о существовании болезни.
Любая такого рода болезнь, даже и залеченная, могла быть причиной для отказа в должности: ведь Кристоферу предстояло работать в Малайе. Возможно, это и несправедливо, но ничего не поделаешь. Аргументов для отказа нашлось бы немало: отсутствие медицинской помощи, возможный рецидив болезни и прочее и прочее. Нетрудно представить себе Роджера, у которого внезапно «проснулось чувство гражданского долга» и он счёл своей святой обязанностью поставить правление компании в известность, что Кристофер болен и не может взяться за такую работу. Разве трудно представить Роджера, этого самодовольного краснощёкого здоровяка, который уговаривает себя, что сообщить о Кристофере — его святая обязанность?! Он ещё наверняка и упивался своей высокой нравственностью!
Эвис так закусила губу, что она у неё побелела.
— В уме вам не откажешь, мистер Финбоу, — сказала она.
— Я просто постарался составить себе ясное представление о каждом участнике драмы, — ответил он, — вот и вся моя заслуга. Итак, все говорило за то, что версия, о которой идёт речь, вполне приемлема. Второй вопрос — почему убийца не воспользовался предложением Иена сохранить все в тайне — объясняется просто, если считать, что убийцей был Кристофер. Он боялся признаться из страха потерять Эвис. Он был очень умен и прекрасно сознавал, что его счастье висит на волоске. Эвис достаточно малейшего повода, чтобы разорвать их помолвку. И я хорошо представляю себе, как он с присущей ему горькой иронией думал, что убийство — весьма серьёзный повод в глазах Эвис.
Однако без ответа оставался ещё первый вопрос: почему не было сделано попытки бросить тень ни на одного из присутствовавших? Но как только Беррелл на следующий день извлёк со дна реки пистолет, и этот вопрос перестал быть вопросом. В эту же ночь, подъезжая на лодке к дому, я сказал Иену, что картина преступления становится для меня ясна. Я имел в виду, что, если подтвердится, что Роджеру было известно о болезни Кристофера, которую последний хотел скрыть, тогда почти все звенья цепи налицо.
— Почему же ты не объяснил мне это тогда? — сказал я с укором.
— Потому что я сам увлёкся талантливым спектаклем Кристофера и хотел досмотреть его до конца. А кроме того, в интересах дела нужно было, чтобы ты продолжал опекать Эвис и смотреть на неё преданными, страдальческими глазами, — ответил он. — Если бы Кристофер заподозрил, что кто-то напал на его след, боюсь, здесь разыгралась бы ещё одна трагедия. Сегодня утром я звонил из деревни Аллену — это мой друг из Скотланд-Ярда — и просил просмотреть регистрационную книгу пациентов Роджера и переслать её мне. Он нашёл имя Кристофера в записях за апрель 1928 года, но не смог в них как следует разобраться. Книга пришла сегодня, но я ещё не заглядывал в неё.
— Я могу просветить вас на этот счёт, — печально произнесла Эвис. — Кристофер страдал каким-то малоизвестным заболеванием крови. Некоторое время, правда недолго, Роджер даже считал эту болезнь смертельной. Он давал Кристоферу какой-то экстракт, и, пока тот принимал его регулярно, формула крови была нормальной. Финбоу пристально посмотрел на неё:
— Я догадывался, что вы в курсе дела. Это многое объясняет. Хорошо, что я не поделился своими догадками с Иеном.
— Почему? — изумился я. — Как мог характер болезни Кристофера оказать влияние на твой план действий?!
— У человека, который знает, что он неизлечимо болен, совершенно меняется психология, — объяснил Финбоу. Он ни во что не ставит человеческую жизнь, и это в какой-то степени объяснимо. Даже потом, когда он выздоравливает, как было с Кристофером, этот психологический перелом ещё долго продолжает ощущаться.
Именно эта лёгкость отношения к жизни и смерти и сделала Кристофера таким хладнокровным и расчётливым убийцей. И если бы на его пути возник кто-либо, он бы не остановился ещё перед одним убийством — это моё твёрдое убеждение. В общем, трагедия Кристофера стала мне окончательно ясна вчера ночью. Сведения, которые сообщил мне Аллен, лишь подтвердили мою теорию, они, собственно, были уже не столь и важны, ибо у меня не оставалось и тени сомнения, что нечто подобное должно было иметь место в биографии Кристофера. Но я все ещё не мог объяснить себе поведение Эвис.
— Моё? — в недоумении спросила Эвис.
— Да, Эвис, ваше. В письме, которое я получил сегодня утром от Аллена, содержатся некоторые сведения о жизни Тони, которые лишний раз подтвердили то представление, которое создалось у меня о ней. Кроме того, в письме говорится об условиях завещания, по которому Эвис становится наследницей капитала дяди, а также о размере доходов, на которые она живёт. — Он закурил сигарету и продолжал: — Теперь мы подошли к этапу расследования, который, пожалуй, все же делает мне честь. Мне нужно было провести строгую грань между тем, что я знаю наверняка, и тем, о чем я только догадываюсь. Уильям, Филипп и Тони по тем или иным причинам выпадали из круга подозреваемых. Найденный пистолет окончательно вывел Тони из игры, хотя я, собственно, в этом доказательстве и не нуждался. Под подозрением оставались только Кристофер и Эвис. Могла ли Эвис быть убийцей?
Я узнал, что её доход составляет всего двести пятьдесят фунтов стерлингов в год и ей, вероятно, приходится с трудом сводить концы с концами. Однако это обстоятельство не могло существенно повлиять на ход моих рассуждений. Мало ли девушек при весьма ограниченных возможностях ухитряются производить впечатление, будто они купаются в роскоши — в основном за счёт того, что все необходимое им обеспечивают другие. Эвис жалко улыбнулась и пробормотала:
— Вот уже около года я питаюсь за чужой счёт — трачусь лишь на завтраки.
Тони возмущённо воскликнула:
— Господи, и как только таких земля носит! Брать, ничего взамен не давая, да ещё святошу из себя корчить!
Финбоу продолжал:
— С другой стороны, девяносто тысяч фунтов на дороге не валяются — это целое состояние. Однако если Эвис была убийцей, то её поведение после совершённого преступления не укладывалось ни в какие рамки. Если бы она убила Роджера из корыстных побуждений, то она стала бы проливать крокодиловы слезы, разыгрывать безутешное горе и прочее, и вместе с тем её не покидал бы страх за содеянное. Но она вела себя так странно, что я никак не мог уяснить, почему эту девушку обуревают такие противоречивые эмоции: страх, ожесточение, укоры совести и торжество — и все это совершенно искренне!
Одно время у меня родилась мысль, что она могла убить Роджера из-за Кристофера, зная, что Роджер собирается испортить карьеру её жениху. Но я отверг эту гипотезу.
— А почему? — спросил Филипп.
— Потому что Эвис не была влюблена в Кристофера. Если хотите знать, я лишь совсем недавно перестал рассматривать Эвис как возможную убийцу — когда я убедился, что она точно знает, кто совершил преступление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Кристофер во время возни с румпелем не мог не испачкать руки в крови, он заметил это сразу, как только вернулся в каюту, — тогда все его, казалось бы, непоследовательные поступки стали вполне объяснимы. Он не мог допустить, чтобы Тони видела его руки на близком расстоянии. Он не хотел дотрагиваться до весел из опасения, что от трения и тепла на них останутся следы крови. А когда он оказался в безвыходном положении и ему пришлось все-таки грести, он не хотел, чтобы кто-либо увидел весла, пока они не будут вымыты. И вот на обратном пути из Горнинга он должен был изловчиться и во что бы то ни стало отмыть весла… и, что ещё важнее, свои руки. Он не дал Уильяму сесть на весла. Таким образом, ни одна живая душа не могла увидеть испачканные кровью весла и, кроме того, сидя на вёслах, легче перевернуть лодку и искупаться самому. Он уже тогда решил перевернуть её при первой же возможности, а тут очень кстати подвернулся Беррелл, и Кристофер легко осуществил свой замысел.
Когда я нарисовал себе картину преступления, мне даже стало лестно, что такой человек, как Кристофер — умный и, бесспорно, талантливый в своём деле, — мыслит и поступает именно так, как я себе и представлял. Итак, первый шаг был мной сделан. Это было равносильно тому, как если бы я сам себе сказал: если допустить, что Кристофер убийца, то все его поступки после совершения им преступления вполне логичны и легко поддаются объяснению.
Гораздо труднее оказалось разобраться, почему он убил Роджера. После разговора с Эвис я исключил его как возможного убийцу потому, что он был единственным, у кого, казалось, не было никакого резона убивать Роджера. Впрочем, я уже говорил Иену, что самое примечательное в данном деле — это то, что у Роджера было больше причин желать смерти любому из своих приятелей, чем наоборот. Было бы, например, странно, если бы Роджер не хотел убрать с дороги Кристофера, ведь тот был его счастливым соперником. А судя по тому, что я узнал о Роджере, он бы ни перед чем не остановился, чтобы разделаться с соперником. Исходя из этой посылки, я не исключал, что Кристофер мог убить Роджера и с целью самозащиты. Словом, я стал размышлять над возможностью и такого варианта.
Анализируя поведение Кристофера шаг за шагом, я вспомнил, что утром, собираясь на медицинское обследование, он был удивительно безмятежно настроен. Меня это удивило, но я тут же решил, что глупо в каждом поступке усматривать какую-то связь с преступлением. Он обязан был пройти медицинское обследование, и сделать это нужно было у ведомственного врача. По-видимому, он не сомневался, что обследование пройдёт благополучно, И оно действительно прошло хорошо, здоровье Кристофера признали первоклассным. И все-таки меня насторожила такая его безмятежность. Он говорил, что никогда прежде не обследовался. Может ли здравомыслящий человек чувствовать себя абсолютно спокойно и уверенно, собираясь идти на своё первое в жизни обследование? Я ещё не встречал человека, который в подобных обстоятельствах не испытывал бы некоторого трепета. А правда ли, что он никогда прежде не обращался к врачам, заинтересовался я, а если обращался, то почему он это скрывает? Если он был у врача незадолго до этого и убедился, что со здоровьем у него все благополучно, то естественно, что он не испытывает беспокойства перед предстоящим визитом. Но в таком случае зачем же делать из этого тайну?
И тогда я начал усматривать в этой таинственности некую связь с Роджером. А что, если у Кристофера есть тайна и о ней случайно знал Роджер? И не касается ли эта тайна состояния здоровья Кристофера? Располагая какими-то данными, Роджер мог свободно использовать этот козырь против Кристофера при первом удобном случае. И я понял, что этот случай, очевидно, и представился, когда Кристоферу предложили должность в Малайе.
Эвис сдавленно вскрикнула и посмотрела на Финбоу широко открытыми, потемневшими глазами. Финбоу продолжал:
— И тут у меня возникло одно предположение. Если когда-то в прошлом, когда Роджер и Кристофер были в дружеских отношениях и между ними ещё не стояла Эвис, Кристофер обращался к Роджеру по поводу какой-то своей болезни — достаточно серьёзной, чтобы из-за неё могли возникнуть осложнения, — тогда в этом деле нет загадок. Позднее здоровье Кристофера могло поправиться настолько, что лишь посвящённый в тайну его недуга врач знал истинное положение вещей… возможно, это было что-нибудь вроде диабета, при котором любой медик признает пациента практически здоровым, если в момент осмотра нет обострения. Но лечащий врач знает о существовании болезни.
Любая такого рода болезнь, даже и залеченная, могла быть причиной для отказа в должности: ведь Кристоферу предстояло работать в Малайе. Возможно, это и несправедливо, но ничего не поделаешь. Аргументов для отказа нашлось бы немало: отсутствие медицинской помощи, возможный рецидив болезни и прочее и прочее. Нетрудно представить себе Роджера, у которого внезапно «проснулось чувство гражданского долга» и он счёл своей святой обязанностью поставить правление компании в известность, что Кристофер болен и не может взяться за такую работу. Разве трудно представить Роджера, этого самодовольного краснощёкого здоровяка, который уговаривает себя, что сообщить о Кристофере — его святая обязанность?! Он ещё наверняка и упивался своей высокой нравственностью!
Эвис так закусила губу, что она у неё побелела.
— В уме вам не откажешь, мистер Финбоу, — сказала она.
— Я просто постарался составить себе ясное представление о каждом участнике драмы, — ответил он, — вот и вся моя заслуга. Итак, все говорило за то, что версия, о которой идёт речь, вполне приемлема. Второй вопрос — почему убийца не воспользовался предложением Иена сохранить все в тайне — объясняется просто, если считать, что убийцей был Кристофер. Он боялся признаться из страха потерять Эвис. Он был очень умен и прекрасно сознавал, что его счастье висит на волоске. Эвис достаточно малейшего повода, чтобы разорвать их помолвку. И я хорошо представляю себе, как он с присущей ему горькой иронией думал, что убийство — весьма серьёзный повод в глазах Эвис.
Однако без ответа оставался ещё первый вопрос: почему не было сделано попытки бросить тень ни на одного из присутствовавших? Но как только Беррелл на следующий день извлёк со дна реки пистолет, и этот вопрос перестал быть вопросом. В эту же ночь, подъезжая на лодке к дому, я сказал Иену, что картина преступления становится для меня ясна. Я имел в виду, что, если подтвердится, что Роджеру было известно о болезни Кристофера, которую последний хотел скрыть, тогда почти все звенья цепи налицо.
— Почему же ты не объяснил мне это тогда? — сказал я с укором.
— Потому что я сам увлёкся талантливым спектаклем Кристофера и хотел досмотреть его до конца. А кроме того, в интересах дела нужно было, чтобы ты продолжал опекать Эвис и смотреть на неё преданными, страдальческими глазами, — ответил он. — Если бы Кристофер заподозрил, что кто-то напал на его след, боюсь, здесь разыгралась бы ещё одна трагедия. Сегодня утром я звонил из деревни Аллену — это мой друг из Скотланд-Ярда — и просил просмотреть регистрационную книгу пациентов Роджера и переслать её мне. Он нашёл имя Кристофера в записях за апрель 1928 года, но не смог в них как следует разобраться. Книга пришла сегодня, но я ещё не заглядывал в неё.
— Я могу просветить вас на этот счёт, — печально произнесла Эвис. — Кристофер страдал каким-то малоизвестным заболеванием крови. Некоторое время, правда недолго, Роджер даже считал эту болезнь смертельной. Он давал Кристоферу какой-то экстракт, и, пока тот принимал его регулярно, формула крови была нормальной. Финбоу пристально посмотрел на неё:
— Я догадывался, что вы в курсе дела. Это многое объясняет. Хорошо, что я не поделился своими догадками с Иеном.
— Почему? — изумился я. — Как мог характер болезни Кристофера оказать влияние на твой план действий?!
— У человека, который знает, что он неизлечимо болен, совершенно меняется психология, — объяснил Финбоу. Он ни во что не ставит человеческую жизнь, и это в какой-то степени объяснимо. Даже потом, когда он выздоравливает, как было с Кристофером, этот психологический перелом ещё долго продолжает ощущаться.
Именно эта лёгкость отношения к жизни и смерти и сделала Кристофера таким хладнокровным и расчётливым убийцей. И если бы на его пути возник кто-либо, он бы не остановился ещё перед одним убийством — это моё твёрдое убеждение. В общем, трагедия Кристофера стала мне окончательно ясна вчера ночью. Сведения, которые сообщил мне Аллен, лишь подтвердили мою теорию, они, собственно, были уже не столь и важны, ибо у меня не оставалось и тени сомнения, что нечто подобное должно было иметь место в биографии Кристофера. Но я все ещё не мог объяснить себе поведение Эвис.
— Моё? — в недоумении спросила Эвис.
— Да, Эвис, ваше. В письме, которое я получил сегодня утром от Аллена, содержатся некоторые сведения о жизни Тони, которые лишний раз подтвердили то представление, которое создалось у меня о ней. Кроме того, в письме говорится об условиях завещания, по которому Эвис становится наследницей капитала дяди, а также о размере доходов, на которые она живёт. — Он закурил сигарету и продолжал: — Теперь мы подошли к этапу расследования, который, пожалуй, все же делает мне честь. Мне нужно было провести строгую грань между тем, что я знаю наверняка, и тем, о чем я только догадываюсь. Уильям, Филипп и Тони по тем или иным причинам выпадали из круга подозреваемых. Найденный пистолет окончательно вывел Тони из игры, хотя я, собственно, в этом доказательстве и не нуждался. Под подозрением оставались только Кристофер и Эвис. Могла ли Эвис быть убийцей?
Я узнал, что её доход составляет всего двести пятьдесят фунтов стерлингов в год и ей, вероятно, приходится с трудом сводить концы с концами. Однако это обстоятельство не могло существенно повлиять на ход моих рассуждений. Мало ли девушек при весьма ограниченных возможностях ухитряются производить впечатление, будто они купаются в роскоши — в основном за счёт того, что все необходимое им обеспечивают другие. Эвис жалко улыбнулась и пробормотала:
— Вот уже около года я питаюсь за чужой счёт — трачусь лишь на завтраки.
Тони возмущённо воскликнула:
— Господи, и как только таких земля носит! Брать, ничего взамен не давая, да ещё святошу из себя корчить!
Финбоу продолжал:
— С другой стороны, девяносто тысяч фунтов на дороге не валяются — это целое состояние. Однако если Эвис была убийцей, то её поведение после совершённого преступления не укладывалось ни в какие рамки. Если бы она убила Роджера из корыстных побуждений, то она стала бы проливать крокодиловы слезы, разыгрывать безутешное горе и прочее, и вместе с тем её не покидал бы страх за содеянное. Но она вела себя так странно, что я никак не мог уяснить, почему эту девушку обуревают такие противоречивые эмоции: страх, ожесточение, укоры совести и торжество — и все это совершенно искренне!
Одно время у меня родилась мысль, что она могла убить Роджера из-за Кристофера, зная, что Роджер собирается испортить карьеру её жениху. Но я отверг эту гипотезу.
— А почему? — спросил Филипп.
— Потому что Эвис не была влюблена в Кристофера. Если хотите знать, я лишь совсем недавно перестал рассматривать Эвис как возможную убийцу — когда я убедился, что она точно знает, кто совершил преступление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39