Темные струи хлестали по голове, и рваная одежда успела намокнуть, пока Мейтланд вытаскивал ногу и возился с костылем, дважды уронив его на землю. Когда он ковылял к автомобильному кладбищу, капли дождя шрапнелью вонзались в тонкую ткань пиджака и брюк, пробивая ее насквозь. Мейтланд крутил головой и на ходу ловил воду открытым ртом.
Он споткнулся о какую-то лысую покрышку и упал на колени, но, схватившись за примеченный ранее капот, снова встал на ноги. Не обращая внимания ни на дождь, обжигающий холодную кожу, ни на промокшую повязку на руке, он подтащил железяку к «ягуару», взгромоздил ее на капот и просунул узкой частью в разбитое лобовое окно.
Когда по грязному металлу на приборный щиток «ягуара» заструилась первая вода, Мейтланд отступил назад. Опершись на костыль, он зашелся беззвучным ликующим криком — как псих, пляшущий под проливным дождем. Намокшая одежда липла к телу, словно какое-то мертвое животное. Мейтланд забрался в машину и с канистрой в руках скорчился на переднем сиденье, направляя в горлышко ручеек, стекающий с перевернутого капота. Когда в канистре набралось чуть больше полпинты пузыри-46 стой воды, дождь поутих, но через пять минут снова припустил сплошным потоком, зарядив на полчаса.
К концу дождя канистра наполнилась доверху. Все то время, что Мейтланд провозился с канистрой, шаркая ободранными руками по переднему сиденью, он вслух разговаривал сам с собой, не замечая, как вводит в свои монологи Кэтрин и Элен Ферфакс. Иногда, подражая их голосам, он позволял им пожурить себя за неумелость, а чтобы не заснуть, до боли сдавливал покалеченную ногу, время от времени отождествляя эту боль с мысленным образом двух женщин.
«Хорошо… Почти полная, не порезать бы рот об этот чертов пластик. Неплохо — две пинты воды, на пару дней хватит. Впрочем, на Кэтрин это не произвело бы особого впечатления… Она восприняла бы все это как слишком затянувшуюся шутку. „Милый, но ведь ты же всегда ездишь чересчур быстро…“. Хотел бы я на нее посмотреть в этой ситуации: сколько бы она, интересно, продержалась?.. Любопытный эксперимент. Минутку, Мейтланд: уж ради нее-то они бы точно остановились. Тридцать секунд на этой автостраде — и машины бампер в бампер выстроились бы в очередь до самого Вествея. Черт, да что это я вдруг? Зачем их упрекать, Мейтланд? Дождь утихает… надо выбираться с этого острова, пока силы не иссякли. Голова болит-наверное, сотрясение… Холодно… Чертова нога…»
К тому времени, когда снова выглянуло солнце и его лучи, словно зубья невидимой расчески, пробежали по нестриженой траве, Мейтланд совсем продрог в мокрой одежде. Он бережливо отпил из канистры. Дождевая вода была насыщена воздухом, но безвкусна, и Мейтланд подумал, уж не заработал ли он себе легкое повреждение мозга, притупившее вкусовые ощущения. Он почувствовал, что физические силы убывают с заметным ускорением, и, потеряв интерес к воде, которую ему с таким трудом удалось набрать, вылез из машины и открыл багажник.
Мейтланд снял пиджак и рубашку. Мокрые тряпки выпали из рук в грязную лужу. С момента аварии прошло чуть больше суток, но кожа на руках и груди расцвела, как клумба: фиолетовые синяки, багровые рубцы, лиловые кровоподтеки. Мейтланд надел сменную рубашку, застегнул смокинг и поднял воротник. Бросив бумажник в багажник, он захлопнул крышку.
Даже на солнце было холодно. Чтобы как-то согреться, Мейтланд продавил пробку в горлышко бутылки и отпил бургундского. После чего он в течение часа курсировал между автомобильным кладбищем и откосом, перетаскивая к его подножию покрышки и крылья, которые ему удалось найти. Пространство вокруг машин вскоре превратилось в трясину, по которой он шастал, как пугало в заляпанном грязью смокинге.
Последние лучи заходящего солнца проникали в самую глубь травы. Поникшие стебли, подсыхая, поднимались все выше и выше. Мейтланду даже показалось, что эта пышная растительность чуть ли не сознательно пытается укрыть его от посторонних глаз. Он установил покрышки на склоне откоса и • старательно разгреб костылем землю. Омытая дождем, она лавиной стекала вниз. Крылья проваливались в мягкий грунт. Когда вечерний час пик возвестил о себе первыми звуками, Мейтланд был уже на полпути к вершине. Он полз, подтаскивая за собой больную ногу, как альпинист — умирающего напарника на отвесном горном склоне.
Над головой шумели машины — не более чем в двадцати футах от него: нескончаемое «попурри» из гудков клаксонов и рева двигателей. Иногда показывалась вытянутая морда проносившегося мимо двухэтажного аэропортовского автобуса с виднеющимися за окнами пассажирами. Сидя в оползающей грязи, Мейтланд приветственно махал им рукой.
До вершины оставалось футов десять, но он слишком обессилел, чтобы двигаться дальше. И тут он заметил, что ограждение из деревянных щитов поправили и укрепили. В нескольких шагах над его головой, на самом «берегу» острова, был отчетливо виден отпечаток подкованного рабочего сапога, и даже в угасающем свете можно было различить следы от гвоздей в подошве. Мейтланд насчитал пять отпечатков. Когда это дорожники успели восстановить поврежденные щиты? Наверное, пока он бродил по дальнему краю острова, рабочие спускались с откоса в поисках раненого водителя или пешехода.
Солнце скрылось за жилыми кварталами Уайт-сити. Временно сдавшись, Мейтланд пополз назад к машине. Как только он забрался на заднее сиденье, ему стало ясно, что у него появились первые признаки лихорадки. Сгорбившись в заляпанном грязью смокинге, он потянулся к бутылке, стараясь согреться. Машины проносились сквозь тьму, вспыхивая фарами под указателями. Вой полицейской сирены прорезал густой сумрак. Мейтланд ждал, что машина остановится и по откосу спустятся полицейские с носилками. В его больной голове бетонный виадук и сеть дорог, отрезавшие его от всего мира, стали принимать угрожающие размеры. Светящиеся стрелки указателей кружились в вышине, ослепляя бессмысленными надписями, именами Кэтрин, его матери и сына.
К девяти часам лихорадка спала. Когда час пик миновал и шум машин утих, Мейтланд несколькими глотками вина вернул себя к жизни. Перегнувшись через переднее сиденье, он уставился на залитый дождем приборный щиток, прикидывая, сколько соображения и сил у него еще осталось. Так или иначе, пока что он в состоянии придумать способ выбраться с этого острова. На западе всего в полумиле от него сверкали огни жилых домов, где сотни семей заканчивали ужин. Оттуда любой может увидеть костер или вспышку.
Глядя на огненную дугу от окурка, выброшенного из проезжавшей машины, Мейтланд вдруг понял, что он буквально сидит на сигнальных средствах, которых хватило бы на то, чтобы осветить весь остров.
ГЛАВА 7
горящая машина
Сдерживая волнение, Мейтланд бросил взгляд на покатую поверхность бензобака. Он отодвинул кожаную сумку и планшет с инструментами и принялся колотить по бензобаку раздвинутыми зубьями разводного ключа. Когда по рукам ударили отлетевшие кусочки эмали, под слоем краски в темноте начал проблескивать металл. Толстая сталь под противоударной рамой оказалась слишком прочной. Не в силах ее пробить. Мейтланд швырнул ключ в грязь. Из туннеля под виадуком выехала машина, и свет ее фар взметнулся в двадцати футах над головой Мейтланда. Он опустился на землю и, засунув голову под заднее крыло, стал искать сливное отверстие с нижней стороны бензобака.
Как же поджечь машину, спрашивал он себя. Привычное клише из телефильмов и телеспектаклей. Сидя в сумерках у бензобака, он пытался вспомнить подробно хотя бы один эпизод. Если открыть сливное отверстие, горючее вытечет на мокрую от дождя землю и через несколько минут испарится. Кроме того, не было спичек.
Необходима какая-то искра. Мейтланд посмотрел через плечо на темный корпус автомобиля. Он шаг за шагом восстановил в уме всю его электрическую систему: высоковольтная катушка, новый аккумулятор, распределитель с прерывателем… Хотя фары и тормозные фонари разбились, с точки зрения электричества машина была жива.
Прикуриватель! Кое-как поднявшись на ноги, Мейтланд заполз на место водителя. Включив зажигание, он проверил приборы на щитке и увидел, как они засветились в темноте. Он нажал на прикуриватель. Через десять секунд тот выскочил прямо в ладони. Красное свечение согрело изодранные руки, как кусочек солнца. Когда огонек погас, Мейтланд откинулся на спину и провалился в секундное забытье.
— Кэтрин… Кэтрин…— Повторяя вслух имя жены, он нарочно не давал себе заснуть, играя на всех чувствах — вины, враждебности или привязанности, какие только он мог в себе вызвать. Зажав в руке гаечный ключ, он вылез из машины, отбросил в сторону водосборник, поднял капот и заглянул в двигатель.
— Топливный насос… так…
Он постучал ключом по стеклянному конусу насоса. На пятом ударе, когда Мейтланд уже был готов сдаться, стекло треснуло. Он сбил осколки, и бензин тут же залил двигатель и закапал на землю. Опьяненный его парами, Мейтланд склонился над двигателем, устало, но с облегчением покачивая головой. Он постарался успокоиться. Через несколько минут он будет спасен, вероятно, даже будет на пути в больницу…
Мейтланд снова залез на место водителя и включил зажигание. Огни приборного щитка, слабо осветив кабину, заиграли на лацканах его заляпанного грязью смокинга. Он достал из бардачка карту Лондона, свернул ее в двухфутовый жгут и, удовлетворенный, повернул ключ зажигания, запуская стартер. Механизм загудел, проворачивая двигатель, и автомобиль затрясся. Получив подпитку из резервуара в поплавковых камерах карбюратора, двигатель натужно кашлянул, подавая признаки жизни. Отпустив стартер, Мейтланд сразу учуял запах бензина, выкачиваемого насосом из бензобака и вытекающего сквозь разбитый стеклянный колпачок. Было слышно, как бензин плещется о землю под машиной. Мейтланд запускал стартер секунд тридцать, пока кабина не заполнилась бензиновыми парами.
— Теперь осторожно… Тут кругом электричество… Можно зажариться в шкварку…
Высунув ноги в открытую дверь, он включил зажигание и нажал на прикуриватель. Когда тот щелкнул, Мейтланд вытащил его из щитка, повернулся к двери и поджег бумажный жгут, потом выбросил прикуриватель и вылез из машины, опираясь левой рукой на костыль и держа над головой горящий жгут.
Оказавшись в шести футах от «ягуара», он улегся на мокрую траву. Из двигателя мерно тек бензин, между колесами уже образовалась лужа. Прикрыв лицо рукой, Мейтланд метнул горящую карту под машину.
Жаркий огненный шар разорвал темноту, на мгновение осветив полукруг машин на автомобильном кладбище. Двигатель ярко вспыхнул, разбрызгивая во все стороны горящее топливо. Лужицы бензина возле машины воспламенялись сами собой. Огонь освещал траву, плотной стеной окружавшую площадку, и Мейтланд заметил, что высокие стебли клонятся вперед, словно зрители, с жадным любопытством наблюдающие за развитием событий.
Из-под капота «ягуара» валил густой темный дым. Уже затормозили первые машины, выехавшие из туннеля виадука. Два водителя прохаживались по автостраде, глядя на яркое пламя. Мейтланд, опираясь на костыль, заковылял к ним. По пути он дважды падал и снова поднимался на ноги. — Стойте!.. Остановитесь!.. Подождите!.. Над его головой пронесся самолет, в затянутом дождливыми тучами небе пульсировали навигационные огни. Пилот заходил на посадку в лондонский аэропорт, и шум четырех мощных турбовинтовых двигателей заглушал слабые крики Мейтланда. Скачками, будто ожившее пугало, продвигаясь вперед, он смотрел, как отъезжают машины. Уже опадали последние языки пламени — топливо выгорело без остатка. До настоящего пожара, на который рассчитывал Мейтланд, дело не дошло:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Он споткнулся о какую-то лысую покрышку и упал на колени, но, схватившись за примеченный ранее капот, снова встал на ноги. Не обращая внимания ни на дождь, обжигающий холодную кожу, ни на промокшую повязку на руке, он подтащил железяку к «ягуару», взгромоздил ее на капот и просунул узкой частью в разбитое лобовое окно.
Когда по грязному металлу на приборный щиток «ягуара» заструилась первая вода, Мейтланд отступил назад. Опершись на костыль, он зашелся беззвучным ликующим криком — как псих, пляшущий под проливным дождем. Намокшая одежда липла к телу, словно какое-то мертвое животное. Мейтланд забрался в машину и с канистрой в руках скорчился на переднем сиденье, направляя в горлышко ручеек, стекающий с перевернутого капота. Когда в канистре набралось чуть больше полпинты пузыри-46 стой воды, дождь поутих, но через пять минут снова припустил сплошным потоком, зарядив на полчаса.
К концу дождя канистра наполнилась доверху. Все то время, что Мейтланд провозился с канистрой, шаркая ободранными руками по переднему сиденью, он вслух разговаривал сам с собой, не замечая, как вводит в свои монологи Кэтрин и Элен Ферфакс. Иногда, подражая их голосам, он позволял им пожурить себя за неумелость, а чтобы не заснуть, до боли сдавливал покалеченную ногу, время от времени отождествляя эту боль с мысленным образом двух женщин.
«Хорошо… Почти полная, не порезать бы рот об этот чертов пластик. Неплохо — две пинты воды, на пару дней хватит. Впрочем, на Кэтрин это не произвело бы особого впечатления… Она восприняла бы все это как слишком затянувшуюся шутку. „Милый, но ведь ты же всегда ездишь чересчур быстро…“. Хотел бы я на нее посмотреть в этой ситуации: сколько бы она, интересно, продержалась?.. Любопытный эксперимент. Минутку, Мейтланд: уж ради нее-то они бы точно остановились. Тридцать секунд на этой автостраде — и машины бампер в бампер выстроились бы в очередь до самого Вествея. Черт, да что это я вдруг? Зачем их упрекать, Мейтланд? Дождь утихает… надо выбираться с этого острова, пока силы не иссякли. Голова болит-наверное, сотрясение… Холодно… Чертова нога…»
К тому времени, когда снова выглянуло солнце и его лучи, словно зубья невидимой расчески, пробежали по нестриженой траве, Мейтланд совсем продрог в мокрой одежде. Он бережливо отпил из канистры. Дождевая вода была насыщена воздухом, но безвкусна, и Мейтланд подумал, уж не заработал ли он себе легкое повреждение мозга, притупившее вкусовые ощущения. Он почувствовал, что физические силы убывают с заметным ускорением, и, потеряв интерес к воде, которую ему с таким трудом удалось набрать, вылез из машины и открыл багажник.
Мейтланд снял пиджак и рубашку. Мокрые тряпки выпали из рук в грязную лужу. С момента аварии прошло чуть больше суток, но кожа на руках и груди расцвела, как клумба: фиолетовые синяки, багровые рубцы, лиловые кровоподтеки. Мейтланд надел сменную рубашку, застегнул смокинг и поднял воротник. Бросив бумажник в багажник, он захлопнул крышку.
Даже на солнце было холодно. Чтобы как-то согреться, Мейтланд продавил пробку в горлышко бутылки и отпил бургундского. После чего он в течение часа курсировал между автомобильным кладбищем и откосом, перетаскивая к его подножию покрышки и крылья, которые ему удалось найти. Пространство вокруг машин вскоре превратилось в трясину, по которой он шастал, как пугало в заляпанном грязью смокинге.
Последние лучи заходящего солнца проникали в самую глубь травы. Поникшие стебли, подсыхая, поднимались все выше и выше. Мейтланду даже показалось, что эта пышная растительность чуть ли не сознательно пытается укрыть его от посторонних глаз. Он установил покрышки на склоне откоса и • старательно разгреб костылем землю. Омытая дождем, она лавиной стекала вниз. Крылья проваливались в мягкий грунт. Когда вечерний час пик возвестил о себе первыми звуками, Мейтланд был уже на полпути к вершине. Он полз, подтаскивая за собой больную ногу, как альпинист — умирающего напарника на отвесном горном склоне.
Над головой шумели машины — не более чем в двадцати футах от него: нескончаемое «попурри» из гудков клаксонов и рева двигателей. Иногда показывалась вытянутая морда проносившегося мимо двухэтажного аэропортовского автобуса с виднеющимися за окнами пассажирами. Сидя в оползающей грязи, Мейтланд приветственно махал им рукой.
До вершины оставалось футов десять, но он слишком обессилел, чтобы двигаться дальше. И тут он заметил, что ограждение из деревянных щитов поправили и укрепили. В нескольких шагах над его головой, на самом «берегу» острова, был отчетливо виден отпечаток подкованного рабочего сапога, и даже в угасающем свете можно было различить следы от гвоздей в подошве. Мейтланд насчитал пять отпечатков. Когда это дорожники успели восстановить поврежденные щиты? Наверное, пока он бродил по дальнему краю острова, рабочие спускались с откоса в поисках раненого водителя или пешехода.
Солнце скрылось за жилыми кварталами Уайт-сити. Временно сдавшись, Мейтланд пополз назад к машине. Как только он забрался на заднее сиденье, ему стало ясно, что у него появились первые признаки лихорадки. Сгорбившись в заляпанном грязью смокинге, он потянулся к бутылке, стараясь согреться. Машины проносились сквозь тьму, вспыхивая фарами под указателями. Вой полицейской сирены прорезал густой сумрак. Мейтланд ждал, что машина остановится и по откосу спустятся полицейские с носилками. В его больной голове бетонный виадук и сеть дорог, отрезавшие его от всего мира, стали принимать угрожающие размеры. Светящиеся стрелки указателей кружились в вышине, ослепляя бессмысленными надписями, именами Кэтрин, его матери и сына.
К девяти часам лихорадка спала. Когда час пик миновал и шум машин утих, Мейтланд несколькими глотками вина вернул себя к жизни. Перегнувшись через переднее сиденье, он уставился на залитый дождем приборный щиток, прикидывая, сколько соображения и сил у него еще осталось. Так или иначе, пока что он в состоянии придумать способ выбраться с этого острова. На западе всего в полумиле от него сверкали огни жилых домов, где сотни семей заканчивали ужин. Оттуда любой может увидеть костер или вспышку.
Глядя на огненную дугу от окурка, выброшенного из проезжавшей машины, Мейтланд вдруг понял, что он буквально сидит на сигнальных средствах, которых хватило бы на то, чтобы осветить весь остров.
ГЛАВА 7
горящая машина
Сдерживая волнение, Мейтланд бросил взгляд на покатую поверхность бензобака. Он отодвинул кожаную сумку и планшет с инструментами и принялся колотить по бензобаку раздвинутыми зубьями разводного ключа. Когда по рукам ударили отлетевшие кусочки эмали, под слоем краски в темноте начал проблескивать металл. Толстая сталь под противоударной рамой оказалась слишком прочной. Не в силах ее пробить. Мейтланд швырнул ключ в грязь. Из туннеля под виадуком выехала машина, и свет ее фар взметнулся в двадцати футах над головой Мейтланда. Он опустился на землю и, засунув голову под заднее крыло, стал искать сливное отверстие с нижней стороны бензобака.
Как же поджечь машину, спрашивал он себя. Привычное клише из телефильмов и телеспектаклей. Сидя в сумерках у бензобака, он пытался вспомнить подробно хотя бы один эпизод. Если открыть сливное отверстие, горючее вытечет на мокрую от дождя землю и через несколько минут испарится. Кроме того, не было спичек.
Необходима какая-то искра. Мейтланд посмотрел через плечо на темный корпус автомобиля. Он шаг за шагом восстановил в уме всю его электрическую систему: высоковольтная катушка, новый аккумулятор, распределитель с прерывателем… Хотя фары и тормозные фонари разбились, с точки зрения электричества машина была жива.
Прикуриватель! Кое-как поднявшись на ноги, Мейтланд заполз на место водителя. Включив зажигание, он проверил приборы на щитке и увидел, как они засветились в темноте. Он нажал на прикуриватель. Через десять секунд тот выскочил прямо в ладони. Красное свечение согрело изодранные руки, как кусочек солнца. Когда огонек погас, Мейтланд откинулся на спину и провалился в секундное забытье.
— Кэтрин… Кэтрин…— Повторяя вслух имя жены, он нарочно не давал себе заснуть, играя на всех чувствах — вины, враждебности или привязанности, какие только он мог в себе вызвать. Зажав в руке гаечный ключ, он вылез из машины, отбросил в сторону водосборник, поднял капот и заглянул в двигатель.
— Топливный насос… так…
Он постучал ключом по стеклянному конусу насоса. На пятом ударе, когда Мейтланд уже был готов сдаться, стекло треснуло. Он сбил осколки, и бензин тут же залил двигатель и закапал на землю. Опьяненный его парами, Мейтланд склонился над двигателем, устало, но с облегчением покачивая головой. Он постарался успокоиться. Через несколько минут он будет спасен, вероятно, даже будет на пути в больницу…
Мейтланд снова залез на место водителя и включил зажигание. Огни приборного щитка, слабо осветив кабину, заиграли на лацканах его заляпанного грязью смокинга. Он достал из бардачка карту Лондона, свернул ее в двухфутовый жгут и, удовлетворенный, повернул ключ зажигания, запуская стартер. Механизм загудел, проворачивая двигатель, и автомобиль затрясся. Получив подпитку из резервуара в поплавковых камерах карбюратора, двигатель натужно кашлянул, подавая признаки жизни. Отпустив стартер, Мейтланд сразу учуял запах бензина, выкачиваемого насосом из бензобака и вытекающего сквозь разбитый стеклянный колпачок. Было слышно, как бензин плещется о землю под машиной. Мейтланд запускал стартер секунд тридцать, пока кабина не заполнилась бензиновыми парами.
— Теперь осторожно… Тут кругом электричество… Можно зажариться в шкварку…
Высунув ноги в открытую дверь, он включил зажигание и нажал на прикуриватель. Когда тот щелкнул, Мейтланд вытащил его из щитка, повернулся к двери и поджег бумажный жгут, потом выбросил прикуриватель и вылез из машины, опираясь левой рукой на костыль и держа над головой горящий жгут.
Оказавшись в шести футах от «ягуара», он улегся на мокрую траву. Из двигателя мерно тек бензин, между колесами уже образовалась лужа. Прикрыв лицо рукой, Мейтланд метнул горящую карту под машину.
Жаркий огненный шар разорвал темноту, на мгновение осветив полукруг машин на автомобильном кладбище. Двигатель ярко вспыхнул, разбрызгивая во все стороны горящее топливо. Лужицы бензина возле машины воспламенялись сами собой. Огонь освещал траву, плотной стеной окружавшую площадку, и Мейтланд заметил, что высокие стебли клонятся вперед, словно зрители, с жадным любопытством наблюдающие за развитием событий.
Из-под капота «ягуара» валил густой темный дым. Уже затормозили первые машины, выехавшие из туннеля виадука. Два водителя прохаживались по автостраде, глядя на яркое пламя. Мейтланд, опираясь на костыль, заковылял к ним. По пути он дважды падал и снова поднимался на ноги. — Стойте!.. Остановитесь!.. Подождите!.. Над его головой пронесся самолет, в затянутом дождливыми тучами небе пульсировали навигационные огни. Пилот заходил на посадку в лондонский аэропорт, и шум четырех мощных турбовинтовых двигателей заглушал слабые крики Мейтланда. Скачками, будто ожившее пугало, продвигаясь вперед, он смотрел, как отъезжают машины. Уже опадали последние языки пламени — топливо выгорело без остатка. До настоящего пожара, на который рассчитывал Мейтланд, дело не дошло:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20