Наступает момент, когда спящий просыпается, выбирается из постели и решает посмотреть на себя в зеркало. Роль этого зеркала и призван сыграть клуб кинолюбителей. Тем не менее я решил не повторять ошибок Полы и не снимать порнофильмов. Набирая членов в свой клуб, я должен буду убедиться, что они искренние энтузиасты кинокамеры и горят желанием внести свой вклад в рост самосознания нашего маленького общества. Порнофильмы Кроуфорда таили в себе слишком большую опасность раздоров. То, что начиналось как озорная проделка в спальне, превращалось в омерзительное насилие над несколькими несчастными женщинами, в том числе и Полой. Теперь я скучал по ней, но она еще не преодолела своей враждебности к Кроуфорду. Ее почему-то раздражали его энергия и оптимизм, сознательное стремление не упустить ни одной возможности, даруемой судьбой. Въезжая в ворота, я уже обдумывал первый фильм, который сниму, а возможно, даже сам напишу сценарий и займусь режиссурой. У меня постепенно появлялись кое-какие идеи, порождаемые белыми очертаниями комплекса Костасоль. Мне виделось что-то похожее на «Прошлым летом в Мариенбаде» , с действием, перенесенным в девяностые годы, фильм о том, как таинственный пришелец пробуждает к жизни общество, с аллюзиями на «Теорему» Пазолини…
Мне не терпелось обосноваться на собственной вилле, попробовать воду в бассейне и помериться силами с теннисной машиной; я, не сбавляя скорости, прошел последний поворот дороги и тут едва не сбил стоявшего возле моих ворот худого седовласого мужчину. Резко нажав на тормоза, я как-то сумел развернуть машину на дороге, чуть было не уткнувшись в толстый ствол эвкалипта, возвышавшегося над подъездной дорожкой.
– Доктор Сэнджер… Я вас едва не сбил.– Я выключил двигатель, пытаясь успокоиться: у меня дрожали руки.– Доктор, у вас совершенно измученный вид… С вами все в порядке?
– Думаю, да. Мистер Прентис, извините меня. Он оперся на крыло машины, потом отступил от нее, прикрывая одной рукой глаза от солнечного света. Доктор был явно расстроен, а не просто испугался. Я предположил, что он потерял очки или ключи. Он посмотрел налево, потом направо, а потом стал пристально всматриваться в заднее сиденье «ситроена». Его губы шевелились, беззвучно произнося какое-то имя.
– Могу я вам помочь? – Испугавшись за него, я вышел из машины.– Доктор Сэнджер?…
– Я ищу одну из своих пациенток. Она могла заблудиться. Вы никого не встретили по дороге?
– Молодую женщину? Нет.
– Вы не видели ее? – Сэнджер посмотрел мне в лицо, сомневаясь, можно ли мне доверять.– Худая, с очень короткими волосами, в нижней губе золотое колечко, одета в мужской халат. Ее зовут Лори Фокс. Она проходит курс лечения и живет у меня. Я за нее отвечаю.
– Не сомневаюсь, – Я окинул взглядом пустую улицу.– Боюсь, я ее не видел, но уверен, что ваша пациентка вернется.
– Возможно. Она сидела возле бассейна, а я готовил ланч, – и вдруг она пропала. У вас, в вашем доме, был ваш друг мистер Кроуфорд. Как я понимаю, мы теперь соседи.– Сэнджер посмотрел на виллу, его лицо было почти таким же белым, как его серебристые волосы.– Может быть, Кроуфорд предложил ее подвезти.
Я улыбнулся бедняге самой ободряющей улыбкой, на какую только был способен, впервые понимая, насколько привлекателен ранимый психиатр для женщин.
– Подвезти? – переспросил я.– Да, может быть.
– Я так и думал. Если увидите Кроуфорда, если он позвонит вам, попросите его вернуть ее. Я обещал ее отцу помочь ей. Важно, чтобы она принимала лекарства, которые я ей прописал.
Сэнджер потер щеки одной рукой, чтобы кровь снова прилила к лицу.
– У Кроуфорда такие странные взгляды, – сказал он.– С его точки зрения молодая женщина должна…
– …сама выбирать, быть ей несчастной или нет?
– Так он считает. Но Лори Фокс ощущение собственного несчастья не излечит. Мне трудно объяснить это Кроуфорду.
– Ему, кажется, не нравятся психиатры.
– Мы упустили его. Ему нужна была психиатрическая помощь, мистер Прентис. И до сих пор нужна…
Бормоча себе под нос, Сэнджер отвернулся от меня и медленно двинулся прочь, похлопывая рукой по стволам безмолвных деревьев.
Сэнджер все еще бродил взад-вперед по дороге, а я уже шел с чемоданами мимо сверкающего бассейна. Как и обещала Элизабет Шенд, прибыла первая партия мебели – черная кожаная софа и легкий офисный стул, гигантский телевизор и двуспальная кровать, матрац и льняное постельное белье. Однако меня радовало, что на вилле по-прежнему пусто, а комнаты кажутся белыми пространствами, в которых могут реализоваться любые возможности, – именно такой она понравилась мне в первый приход.
Оставив чемоданы в спальне, я стал бродить по верхнему этажу и ненадолго забрел в комнату служанки. Из окна я увидел Сэнджера, стоявшего на своем холме. Он уныло смотрел на спокойный бассейн, держа в руках женскую ночную сорочку. Больше не отражаясь от гладкой, ничем не нарушаемой поверхности воды, свет потускнел, словно сам дух этого печального места ускользнул над крышами бунгало.
Окно было открыто, а на подоконнике лежал пепел и окурок неплотно свернутой самокрутки. Я легко вообразил, как Кроуфорд подзывал Лори Фокс, запахом горящей марихуаны маня эту молодую женщину, прикованную к шезлонгу дозами психотропных препаратов. Но меня больше не интересовали унылый психиатр и его юная любовница. Скорее всего, Кроуфорд сейчас мчался вместе с ней в «порше» в одно из своих тайных, укрытых от людских глаз убежищ на северном участке внешней дороги, чтобы познакомить ее с людьми вроде Раисы Ливингстон.
Я распаковал вещи и принял душ, затем достал из холодильника испанские закуски и любезно присланную сестрами Кесуик бутылку шампанского. Сидя на террасе у бассейна, я просмотрел коллекцию рекламных проспектов, за день набравшихся в почтовом ящике. Свои услуги предлагали агентства по найму такси и брокеры, торгующие яхтами, маклеры недвижимости и консультанты по инвестициям. Только что отпечатанная, еще пахнущая краской карточка расхваливала местный массажный кабинет, в котором работали мать и дочь: «Прочувствуйте бездну новых ощущений, записавшись на массаж к Дон и Дафне. Опыт, индивидуальный подход к каждому клиенту, конфиденциальность. Посетите нас с 5 вечера до 5 утра».
Итак, тайный мир Костасоль выбирался на свет. Рядом на столе лежал мобильный телефон, еще один полезный подарок Бетти Шенд. Я догадался, что карточку с предложением массажных услуг оставил Кроуфорд, зная, что это меня заинтригует. Сексиндустрия требует, чтобы клиент обладал особыми навыками в не меньшей степени, чем те, кто предлагает эти секс-услуги. Тандемы мнимых матери и дочери всегда меня смущали, особенно в Тайбэе или Сеуле, где среди них было слишком много настоящих матерей и дочерей. Приятно, когда «мать» сдерживает чрезмерное рвение «дочери», но у меня часто возникало ощущение, что я участвую в акте кровосмешения.
Я оттолкнул телефон, потом взял его и набрал номер. Женский голос с мягким ланкаширским акцентом на автоответчике сообщил, что можно записаться на сегодняшний вечер, и предложил оставить свой номер. Как мне было известно, Бобби Кроуфорд все сделал возможным, заранее избавив от ощущения любой вины, и уже сорвал легкое покрывало, прятавшее наши жизни и мечты.
25
Карнавал
Костасоль веселился от души, празднуя счастливое возвращение к жизни. С балкона своего кабинета на втором этаже спортклуба я наблюдал, как по площади медленно тянется вереница карнавальных платформ, украшенных цветами, флажками и стягами, – под приветственное улюлюканье цветистой толпы, вопли и крики которой почти заглушали транслировавшуюся из громкоговорителей музыку Гилберта и Салливана . В воздухе над головами гуляющих, не рассеиваясь, висели облака лепестков живых цветов и конфетти, словно поднимаемые дыханием туристов, съехавшихся в Костасоль из Эстрелья-де-Мар и других курортов побережья. На три дня все забыли думать о безопасности. Привлеченные первыми пробами фейерверка, заезжие туристы припарковали свои машины вдоль пляжа и быстро уломали охранников в сторожке у ворот. Мартин Линдсей, отставной полковник лейб-гвардейского конного полка, выборный мэр жилого комплекса Костасоль, тут же проконсультировался со своими штатными советниками и приказал выключить на время карнавала все компьютеры системы безопасности. Костасольская художественная выставка, которая, по замыслу организаторов, должна была закрыться вчера вечером, продолжалась уже вторые сутки и явно обещала не закончиться и к ночи.
Одна из платформ, буксируемая «рейнджровером» самого Линдсея, миновала спортклуб и начала объезжать площадь. Черный шелковый стяг с надписью «Симфонический оркестр Костасоль» трепетал над головами десятков исполнителей, сидевших за пюпитрами, водя смычками по струнам скрипок и виолончелей, пока пианист ударял по клавишам белого кабинетного рояля, а грациозная арфистка в вечернем платье цвета слоновой кости перебирала струны арфы, украшенной желтыми розами. Попурри из музыки Вивальди и Моцарта храбро пыталось заглушить голоса ликующих туристов, которые с поднятыми стаканами вывалили на улицу из переполненных кафе торгового пассажа.
Две красивые женщины – члены клуба, еще не сменившие свои белые теннисные костюмы на праздничные наряды, – прошли через мой кабинет на балкон и, остановившись у перил, стали размахивать ракетками второй проплывавшей мимо нас платформе.
– Батюшки! Это же Фиона Тейлор!
– Она совершенно голая, вот чудеса!
Эта платформа, задуманная и построенная Костасольским клубом искусств, была декорирована под мастерскую художника. На одном конце сиены, занятой этой живой картиной, стояли шесть мольбертов; художники в блузах викторианской эпохи делали наброски углем и цветными мелками. Скульптор Тедди Тейлор, бывший отоларинголог из Перли, работал за столиком, лепя из глины свою чинную белокурую жену. Одетая в облегающий костюм телесного цвета, она изображала леди Годиву верхом на чучеле лошади и широко улыбалась туристам, которые приветствовали ее восхищенным свистом.
– Смотрите, Бобби Кроуфорд приехал! – пронзительно закричала одна из теннисисток, едва не сбив с перил мой бокал водки с тоником.– Давай, Бобби, покажись, изобрази нам что-нибудь!
Вровень с платформой искусств двигался фургон кинохроники одного из каналов испанского телевидения, его оператор снимал пленительную натурщицу крупным планом. Позади оператора стоял Бобби Кроуфорд, поддерживая его камеру, когда праздничная колонна двинулась вокруг площади. Его светлые волосы и черную рубашку-батик усеивали лепестки роз, серебристые конфетти прилипли к потным щекам и лбу, но он был слишком счастлив, чтобы заметить их и стряхнуть. Широко улыбаясь, он помахал туристам и выпил за их здоровье из бокала, протянутого кем-то из толпы. Когда телевизионный фургон почти вплотную подъехал к платформе, он перепрыгнул через борт, едва не упав на мольберты, но устоял на ногах и обнял сияющую Фиону Тейлор.
– Бобби, сукин сын, а ну раздевайся! Снимай с себя все!
– Снимай, снимай, снимай! Чарльз, прикажите ему раздеться!
Красавицы рядом со мной скакали в своих теннисных туфлях, словно заводилы болельщиков на стадионе, и вращали ракетками над моей головой; Кроуфорд добродушно расстегнул пуговицы на рубашке, обнажил безволосый торс и встал перед скульптором в позе романтического героя. Рядом с платформой бежал фотограф агентства новостей, запечатлевший, как Кроуфорд сорвал с себя рубашку и швырнул ее в толпу. Когда платформа доехала до торгового пассажа, он спрыгнул с нее и, полуголый, кинулся мимо столиков кафе, преследуемый целой толпой визжавших девочек-подростков в карнавальных шляпах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Мне не терпелось обосноваться на собственной вилле, попробовать воду в бассейне и помериться силами с теннисной машиной; я, не сбавляя скорости, прошел последний поворот дороги и тут едва не сбил стоявшего возле моих ворот худого седовласого мужчину. Резко нажав на тормоза, я как-то сумел развернуть машину на дороге, чуть было не уткнувшись в толстый ствол эвкалипта, возвышавшегося над подъездной дорожкой.
– Доктор Сэнджер… Я вас едва не сбил.– Я выключил двигатель, пытаясь успокоиться: у меня дрожали руки.– Доктор, у вас совершенно измученный вид… С вами все в порядке?
– Думаю, да. Мистер Прентис, извините меня. Он оперся на крыло машины, потом отступил от нее, прикрывая одной рукой глаза от солнечного света. Доктор был явно расстроен, а не просто испугался. Я предположил, что он потерял очки или ключи. Он посмотрел налево, потом направо, а потом стал пристально всматриваться в заднее сиденье «ситроена». Его губы шевелились, беззвучно произнося какое-то имя.
– Могу я вам помочь? – Испугавшись за него, я вышел из машины.– Доктор Сэнджер?…
– Я ищу одну из своих пациенток. Она могла заблудиться. Вы никого не встретили по дороге?
– Молодую женщину? Нет.
– Вы не видели ее? – Сэнджер посмотрел мне в лицо, сомневаясь, можно ли мне доверять.– Худая, с очень короткими волосами, в нижней губе золотое колечко, одета в мужской халат. Ее зовут Лори Фокс. Она проходит курс лечения и живет у меня. Я за нее отвечаю.
– Не сомневаюсь, – Я окинул взглядом пустую улицу.– Боюсь, я ее не видел, но уверен, что ваша пациентка вернется.
– Возможно. Она сидела возле бассейна, а я готовил ланч, – и вдруг она пропала. У вас, в вашем доме, был ваш друг мистер Кроуфорд. Как я понимаю, мы теперь соседи.– Сэнджер посмотрел на виллу, его лицо было почти таким же белым, как его серебристые волосы.– Может быть, Кроуфорд предложил ее подвезти.
Я улыбнулся бедняге самой ободряющей улыбкой, на какую только был способен, впервые понимая, насколько привлекателен ранимый психиатр для женщин.
– Подвезти? – переспросил я.– Да, может быть.
– Я так и думал. Если увидите Кроуфорда, если он позвонит вам, попросите его вернуть ее. Я обещал ее отцу помочь ей. Важно, чтобы она принимала лекарства, которые я ей прописал.
Сэнджер потер щеки одной рукой, чтобы кровь снова прилила к лицу.
– У Кроуфорда такие странные взгляды, – сказал он.– С его точки зрения молодая женщина должна…
– …сама выбирать, быть ей несчастной или нет?
– Так он считает. Но Лори Фокс ощущение собственного несчастья не излечит. Мне трудно объяснить это Кроуфорду.
– Ему, кажется, не нравятся психиатры.
– Мы упустили его. Ему нужна была психиатрическая помощь, мистер Прентис. И до сих пор нужна…
Бормоча себе под нос, Сэнджер отвернулся от меня и медленно двинулся прочь, похлопывая рукой по стволам безмолвных деревьев.
Сэнджер все еще бродил взад-вперед по дороге, а я уже шел с чемоданами мимо сверкающего бассейна. Как и обещала Элизабет Шенд, прибыла первая партия мебели – черная кожаная софа и легкий офисный стул, гигантский телевизор и двуспальная кровать, матрац и льняное постельное белье. Однако меня радовало, что на вилле по-прежнему пусто, а комнаты кажутся белыми пространствами, в которых могут реализоваться любые возможности, – именно такой она понравилась мне в первый приход.
Оставив чемоданы в спальне, я стал бродить по верхнему этажу и ненадолго забрел в комнату служанки. Из окна я увидел Сэнджера, стоявшего на своем холме. Он уныло смотрел на спокойный бассейн, держа в руках женскую ночную сорочку. Больше не отражаясь от гладкой, ничем не нарушаемой поверхности воды, свет потускнел, словно сам дух этого печального места ускользнул над крышами бунгало.
Окно было открыто, а на подоконнике лежал пепел и окурок неплотно свернутой самокрутки. Я легко вообразил, как Кроуфорд подзывал Лори Фокс, запахом горящей марихуаны маня эту молодую женщину, прикованную к шезлонгу дозами психотропных препаратов. Но меня больше не интересовали унылый психиатр и его юная любовница. Скорее всего, Кроуфорд сейчас мчался вместе с ней в «порше» в одно из своих тайных, укрытых от людских глаз убежищ на северном участке внешней дороги, чтобы познакомить ее с людьми вроде Раисы Ливингстон.
Я распаковал вещи и принял душ, затем достал из холодильника испанские закуски и любезно присланную сестрами Кесуик бутылку шампанского. Сидя на террасе у бассейна, я просмотрел коллекцию рекламных проспектов, за день набравшихся в почтовом ящике. Свои услуги предлагали агентства по найму такси и брокеры, торгующие яхтами, маклеры недвижимости и консультанты по инвестициям. Только что отпечатанная, еще пахнущая краской карточка расхваливала местный массажный кабинет, в котором работали мать и дочь: «Прочувствуйте бездну новых ощущений, записавшись на массаж к Дон и Дафне. Опыт, индивидуальный подход к каждому клиенту, конфиденциальность. Посетите нас с 5 вечера до 5 утра».
Итак, тайный мир Костасоль выбирался на свет. Рядом на столе лежал мобильный телефон, еще один полезный подарок Бетти Шенд. Я догадался, что карточку с предложением массажных услуг оставил Кроуфорд, зная, что это меня заинтригует. Сексиндустрия требует, чтобы клиент обладал особыми навыками в не меньшей степени, чем те, кто предлагает эти секс-услуги. Тандемы мнимых матери и дочери всегда меня смущали, особенно в Тайбэе или Сеуле, где среди них было слишком много настоящих матерей и дочерей. Приятно, когда «мать» сдерживает чрезмерное рвение «дочери», но у меня часто возникало ощущение, что я участвую в акте кровосмешения.
Я оттолкнул телефон, потом взял его и набрал номер. Женский голос с мягким ланкаширским акцентом на автоответчике сообщил, что можно записаться на сегодняшний вечер, и предложил оставить свой номер. Как мне было известно, Бобби Кроуфорд все сделал возможным, заранее избавив от ощущения любой вины, и уже сорвал легкое покрывало, прятавшее наши жизни и мечты.
25
Карнавал
Костасоль веселился от души, празднуя счастливое возвращение к жизни. С балкона своего кабинета на втором этаже спортклуба я наблюдал, как по площади медленно тянется вереница карнавальных платформ, украшенных цветами, флажками и стягами, – под приветственное улюлюканье цветистой толпы, вопли и крики которой почти заглушали транслировавшуюся из громкоговорителей музыку Гилберта и Салливана . В воздухе над головами гуляющих, не рассеиваясь, висели облака лепестков живых цветов и конфетти, словно поднимаемые дыханием туристов, съехавшихся в Костасоль из Эстрелья-де-Мар и других курортов побережья. На три дня все забыли думать о безопасности. Привлеченные первыми пробами фейерверка, заезжие туристы припарковали свои машины вдоль пляжа и быстро уломали охранников в сторожке у ворот. Мартин Линдсей, отставной полковник лейб-гвардейского конного полка, выборный мэр жилого комплекса Костасоль, тут же проконсультировался со своими штатными советниками и приказал выключить на время карнавала все компьютеры системы безопасности. Костасольская художественная выставка, которая, по замыслу организаторов, должна была закрыться вчера вечером, продолжалась уже вторые сутки и явно обещала не закончиться и к ночи.
Одна из платформ, буксируемая «рейнджровером» самого Линдсея, миновала спортклуб и начала объезжать площадь. Черный шелковый стяг с надписью «Симфонический оркестр Костасоль» трепетал над головами десятков исполнителей, сидевших за пюпитрами, водя смычками по струнам скрипок и виолончелей, пока пианист ударял по клавишам белого кабинетного рояля, а грациозная арфистка в вечернем платье цвета слоновой кости перебирала струны арфы, украшенной желтыми розами. Попурри из музыки Вивальди и Моцарта храбро пыталось заглушить голоса ликующих туристов, которые с поднятыми стаканами вывалили на улицу из переполненных кафе торгового пассажа.
Две красивые женщины – члены клуба, еще не сменившие свои белые теннисные костюмы на праздничные наряды, – прошли через мой кабинет на балкон и, остановившись у перил, стали размахивать ракетками второй проплывавшей мимо нас платформе.
– Батюшки! Это же Фиона Тейлор!
– Она совершенно голая, вот чудеса!
Эта платформа, задуманная и построенная Костасольским клубом искусств, была декорирована под мастерскую художника. На одном конце сиены, занятой этой живой картиной, стояли шесть мольбертов; художники в блузах викторианской эпохи делали наброски углем и цветными мелками. Скульптор Тедди Тейлор, бывший отоларинголог из Перли, работал за столиком, лепя из глины свою чинную белокурую жену. Одетая в облегающий костюм телесного цвета, она изображала леди Годиву верхом на чучеле лошади и широко улыбалась туристам, которые приветствовали ее восхищенным свистом.
– Смотрите, Бобби Кроуфорд приехал! – пронзительно закричала одна из теннисисток, едва не сбив с перил мой бокал водки с тоником.– Давай, Бобби, покажись, изобрази нам что-нибудь!
Вровень с платформой искусств двигался фургон кинохроники одного из каналов испанского телевидения, его оператор снимал пленительную натурщицу крупным планом. Позади оператора стоял Бобби Кроуфорд, поддерживая его камеру, когда праздничная колонна двинулась вокруг площади. Его светлые волосы и черную рубашку-батик усеивали лепестки роз, серебристые конфетти прилипли к потным щекам и лбу, но он был слишком счастлив, чтобы заметить их и стряхнуть. Широко улыбаясь, он помахал туристам и выпил за их здоровье из бокала, протянутого кем-то из толпы. Когда телевизионный фургон почти вплотную подъехал к платформе, он перепрыгнул через борт, едва не упав на мольберты, но устоял на ногах и обнял сияющую Фиону Тейлор.
– Бобби, сукин сын, а ну раздевайся! Снимай с себя все!
– Снимай, снимай, снимай! Чарльз, прикажите ему раздеться!
Красавицы рядом со мной скакали в своих теннисных туфлях, словно заводилы болельщиков на стадионе, и вращали ракетками над моей головой; Кроуфорд добродушно расстегнул пуговицы на рубашке, обнажил безволосый торс и встал перед скульптором в позе романтического героя. Рядом с платформой бежал фотограф агентства новостей, запечатлевший, как Кроуфорд сорвал с себя рубашку и швырнул ее в толпу. Когда платформа доехала до торгового пассажа, он спрыгнул с нее и, полуголый, кинулся мимо столиков кафе, преследуемый целой толпой визжавших девочек-подростков в карнавальных шляпах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52