Кстати, если вам нужны дополнительные свидетельства того, что она в самом дело была одной из дам сэра Юстаса, могу прибавить, что видел у нее дома его фотографию. По широкому краю фотографии шла надпись: «Твой…», а остальное отрезано, из приличия. Заметьте – не «Ваш», а «Твой». Это вполне резонно свидетельствует, что надпись имела весьма интимный смысл.
– Он мне сам говорил, что меняет женщин, как шляпы, – подхватила мисс Дэммерс. – Наверное, не у нее одной есть основания для ревности?
– Правильно, но при этом вовсе не обязательно держать у себя на полке Тэйлора, чтобы справляться о ядах, – упорствовал мистер Брэдли.
– Кажется, осведомленность в криминалистике выходит наконец на первый план, оттесняя использование нитробензола, – высказал вслух свои соображения мистер Читтервик. – Или я не прав?
– Вполне правы, – ласково поощрил его мистер Брэдли. – По-моему, это очень существенно. Помнить об этом надо все время. Мы рассматриваем дело в двух разных плоскостях, в плоскости использования нитробензола в качестве яда и в плоскости аналогий с другими известными делами, имеющими общие черты с нашим делом. И в том и в другом случае перед нами факт осведомленности в криминалистике.
– Так, так, – пробормотал мистер Читтервик с видом человека, который досадует на себя за свою недогадливость.
Воцарилось молчание, которое мистер Читтервик расценил (несправедливо, конечно) как реакцию на свою неуместную реплику.
– Возвращаясь к перечню условий, – заговорила мисс Дэммерс, чтобы укрепить свою точку зрения, – вы сказали, что не смогли проверить, насколько ваша подозреваемая подходила под все ваши пункты. Которым же из них она соответствовала, а какие вы не смогли проверить?
Мистер Брэдли ответил с готовностью:
– Пункт первый: я не знаю, разбирается ли она в химии. Пункт второй: не знаю, насколько глубоки ее познаний в криминалистике. Пункт третий: с определенностью могу утверждать, что она получила неплохое образование (насколько она его усвоила, установить трудно), но думаю, что курса наук в частной школе она не проходила. Пункт четвертый: я не смог установить, есть ли у нее доступ к бланкам фирмы «Мейсон и сыновья», помимо того, что она имеет постоянный счет в фирме, но, по версии сэра Чарльза, счет в фирме равнозначен доступу к бланкам, следовательно, согласимся с сэром Чарльзом. Пункт пятый: мне не удалось выяснить, есть ли у нее возможность печатать на «гамильтоне», но это узнать нетрудно, во всяком случае, машинка может быть у кого-то из ее друзей. Пункт шестой: она могла быть недалеко от Саутгемптон-стрит, но все перепутала, устраивая алиби, и оно получилось неполным: она не сумела приехать к началу спектакля, а появилась в театре только в десятом часу вечера. Пункт седьмой: на ее бюро я видел ониксовскую самопишущую ручку. Пункт восьмой: я заметил бутылочку хартфилдских чернил в одном из ящичков бюро. Пункт девятый: я не могу назвать ее человеком с творческим складом ума, затрудняюсь сказать, есть ли у нее ум вообще, но, по-видимому, она намеренно вводит всех в заблуждение. Пункт десятый: судя по ее лицу, я бы сказал, что у нее необыкновенно искусные руки. Пункт одиннадцатый: если она человек дотошно аккуратный, то очень тщательно это скрывает как серьезный инкриминирующий момент. Пункт двенадцатый: тут, видимо, надо внести уточнение: «…отравительница, способная убить человека по недомыслию». Вот такой расклад.
– Понятно, – сказала мисс Дэммерс. – Но есть пробелы.
– Полагаю, что есть, – кротко согласился мистер Брэдли. – По правде говоря, я считаю, что эта женщина была бы способна совершить убийство, поскольку другого выхода у нее не было. Но мне как-то не верится.
– А! – произнесла миссис Филдер-Флемминг, заменив междометием мысль, которая чуть было у нее не вырвалась.
– Между прочим, Шерингэм, – заметил мистер Брэдли, – эта скверная дамочка вам известна.
– Мне? Неужели? – спросил Роджер, выходя из транса. – Возможно, что так. Вы не будете возражать, если я напишу ее имя, а вы мне скажете, она это или не она?
– Нисколько, – мистер Брэдли оставался невозмутим. – Я сам хотел это вам предложить. Полагаю, как президенту вам следует знать, кого я имею в виду, на случай, если окажется, что я ошибся.
Роджер сложил бумажку вдвое и попросил передать ее мистеру Брэдли.
– Думаю, что она, – сказал он.
– Вы абсолютно правы, – сказал Брэдли.
– Вы основываете свою версию на той причине, которая пробудила в этой даме интерес к криминалистике? Я вас правильно понял?
– Можно сформулировать это так, – согласился мистер Брэдли.
Неожиданно для себя Роджер слегка покраснел. Ему было лучше знать, по какой причине миссис Веррекер-ле-Межерер проявляла такой страстный интерес к криминалистике. Не вдаваясь в подробности, скажем, что по той же причине он всякий раз еле уносил от нее ноги.
– В таком случае вы абсолютно ошибаетесь, Брэдли, – ни секунды не колеблясь, произнес Роджер. – Абсолютно.
– Вам точно известно?
Роджер еле сдержал гримасу отвращения.
– Совершенно.
– Да мне и самому не очень-то верилось, – философски заметил мистер Брэдли.
Глава 12
Роджер был занят по горло. Он метался по городу в такси, не замечая времени. К вечеру надо было закончить все, что касалось расследования.
Такому горе-криминалисту, как миссис Веррекер-ле-Межерер, его действия могли показаться сумбурными и лишенными смысла.
Например, накануне днем он взял такси и отправился в Холборнскую публичную библиотеку и там, порывшись в справочниках, получил данные, которые его совсем не обнадежили. После этого он поехал в контору Уилла и Уилсона, хорошо известную фирму, в обязанности которой входила защита коммерческих интересов отдельных граждан, а также предоставление своим клиентам совершенно секретной информации относительно стабильности предприятия, в которое клиент намеревался вложить деньги.
Роджер бойко отрекомендовался как вероятный крупный вкладчик, внес свое имя в список клиентов, заполнил несколько анкет с грифом «Совершенно секретно» и не уходил до тех пор, пока господа Уилл и Уилсон не пообещали ему, разумеется, если он заплатит еще, что через двадцать семь часов требуемая информация будет у него руках.
Затем он купил газету и отправился в Скотленд-Ярд. Там он и нашел Морсби.
– Я хочу, – он сразу перешел к делу, – чтобы вы помогли мне в одном очень серьезном деле. Вы не можете разыскать таксиста, который взял пассажира на Пиккадилли-серкус или где-то поблизости, это было минут десять десятого вечера в канун того дня, когда было совершено убийство, и высадил его в районе Стрэнда в конце Саутгемптон-стрит? Этот же таксист (а возможно, не он, а другой) взял пассажира в районе Стрэнда около Саутгемптон-стрит приблизительно в четверть десятого и высадил его недалеко от Пиккадилли-серкус. Во втором такси, скорее всего, ехали двое; по поводу первого я не уверен. Или один таксист сделал двойную ездку, в чем я сомневаюсь. Это можно выяснить? Мне это необходимо.
– Трудность в том, что прошло много времени, не так-то просто будет это узнать, – засомневался Морсби. – А что, это действительно так важно?
– Крайне важно.
– Хорошо, попытаюсь, тем более что это нужно вам, а не кому-то еще. И раз вы говорите, что это важно, я вам верю.
– Ну и прекрасно, – Роджер был очень признателен Морсби. – Только побыстрей, ладно? И позвоните мне завтра домой, в Олбани, приблизительно в пять, если вам удастся выйти на этого таксиста.
– Что вы задумали, мистер Шерингэм?
– Я хочу разбить одно любопытное алиби, – ответил Роджер.
К обеду он вернулся домой.
После обеда у него так гудело в голове, что он решил пройтись, – все равно толку от себя он не ждал. В смутной тревоге он прошелся по Олбани и очутился на Пикадилли. В глубокой задумчивости бродил он по Пиккадилли-серкус, пока его внимание не привлекли фотоснимки из нового ревю, помещенные на рекламных щитах «Павильона». Он пришел в себя, лишь когда, свернув к Хеймаркет и описав большой круг, попал на Джермин-стрит. Он стоял перед театром «Империал» на живописной, оживленной улице и равнодушно взирал, как кучка запоздавших зрителей исчезала в дверях театра.
Из афиши он узнал, что в тот вечер давали «Скрипящий череп» и эта ужасная пьеса начиналась в половине девятого. На его часах было двадцать девять минут девятого.
Надо было как-то скоротать вечер. И он пошел на спектакль.
Прошла ночь.
На другой день рано утром (то есть рано, с точки зрения Роджера; была половина одиннадцатого) он очутился в захолустном районе, на окраине цивилизации, короче говоря – в Эктоне. Там он занимался не чем иным, как пытался вступить в разговор с девицей из конторы парфюмерной компании «Британия – Восток». Девица помещалась за перегородкой у главного входа в здание компании, куда посторонних не пускали. Связь с внешним миром девица осуществляла через крохотное матовое окошко. Стучать надо было громко и долго, лишь тогда окошко приоткрывалось; односложно ответив навязчивому посетителю, девица опять закрывала окошко, давая понять, что интервью окончено.
– Доброе утро, – вежливо произнес Роджер, когда наконец ему удалось с третьей попытки достучаться до этой девицы: окошко приоткрылось, она выглянула из своей крепости. – Я бы хотел обратиться.
– Приезжие – по вторникам и пятницам, утром, с Десяти до одиннадцати, – отчеканила девица удивленному Роджеру, и опять окошко очень внушительно захлопнулось. Будет знать, невежа, как иметь дело с солидной британской фирмой, да еще в четверг с утра, – сказала она этим жестом.
Ничего не понимая, Роджер уставился в матовое стекло. Тут ему пришло в голову, что она приняла его за кого-то другого. Он постучал снова, потом еще и еще…
– Я же сказала, – рявкнула девица вне себя от справедливого негодования. – Мы принимаем только…
– Я не приезжий, – поспешил успокоить ее Роджер. – Во всяком случае, – он замялся, вспомнив, какие пустынные пространства ему пришлось пересечь, пока он добрался до этого негостеприимного оазиса. – Во всяком случае, не с коммерческими целями.
– Вы ничего не продаете? – подозрительно спросила девица. Являя собой лицо передового британского бизнеса, она, естественно, относилась с величайшим недоверием ко всякому, кто дерзал обратиться с подобным предложением к ее фирме.
– Нет, ничего не продаю, – заверил ее Роджер совершенно искренне, задетый, однако, ее грубостью.
Он надеялся, что теперь девица смягчится. Конечно она не кинется к нему в объятия, но хотя бы уделит ему несколько минут.
– Ладно, что вам надо? – У нее был вид человека, с благородным терпением несущего свой крест. Из ее тона следовало, что мало кому удавалось проникнуть сквозь охраняемую ею дверь из тех, кто пытался навязать ее фирме сотрудничество.
– Я адвокат, – на этот раз Роджер слукавил, – и веду дело некоего мистера Джозефа Ли Хардвика, который работал в вашей фирме. К сожалению, должен сказать…
– Прошу извинить, про такого не слышала, – сказала девица и снова захлопнула окошко, давая понять, что интервью слишком затянулось.
Роджеру опять пришлось пустить в ход трость. После седьмого удара по матовому стеклу его старания увенчались успехом, и в окошке возник прежний образ оскорбленной британской девицы.
– Я же сказала…
Но Роджеру все это уже порядком надоело.
– Если вы, милая девушка, откажетесь отвечать на мои вопросы, предупреждаю, вас ждут крупные неприятности. Вы когда-нибудь слышали, что означает неуважение к суду?
Для пользы дела допускается известная фальсификация фактов. Дозволяется даже не слишком сильно треснуть дубинкой по голове. Одну из этих возможностей Роджер и пустил в ход. И хотя барышня была не из пугливых, слова Роджера впечатление произвели.
– Хорошо, что вы хотите узнать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Он мне сам говорил, что меняет женщин, как шляпы, – подхватила мисс Дэммерс. – Наверное, не у нее одной есть основания для ревности?
– Правильно, но при этом вовсе не обязательно держать у себя на полке Тэйлора, чтобы справляться о ядах, – упорствовал мистер Брэдли.
– Кажется, осведомленность в криминалистике выходит наконец на первый план, оттесняя использование нитробензола, – высказал вслух свои соображения мистер Читтервик. – Или я не прав?
– Вполне правы, – ласково поощрил его мистер Брэдли. – По-моему, это очень существенно. Помнить об этом надо все время. Мы рассматриваем дело в двух разных плоскостях, в плоскости использования нитробензола в качестве яда и в плоскости аналогий с другими известными делами, имеющими общие черты с нашим делом. И в том и в другом случае перед нами факт осведомленности в криминалистике.
– Так, так, – пробормотал мистер Читтервик с видом человека, который досадует на себя за свою недогадливость.
Воцарилось молчание, которое мистер Читтервик расценил (несправедливо, конечно) как реакцию на свою неуместную реплику.
– Возвращаясь к перечню условий, – заговорила мисс Дэммерс, чтобы укрепить свою точку зрения, – вы сказали, что не смогли проверить, насколько ваша подозреваемая подходила под все ваши пункты. Которым же из них она соответствовала, а какие вы не смогли проверить?
Мистер Брэдли ответил с готовностью:
– Пункт первый: я не знаю, разбирается ли она в химии. Пункт второй: не знаю, насколько глубоки ее познаний в криминалистике. Пункт третий: с определенностью могу утверждать, что она получила неплохое образование (насколько она его усвоила, установить трудно), но думаю, что курса наук в частной школе она не проходила. Пункт четвертый: я не смог установить, есть ли у нее доступ к бланкам фирмы «Мейсон и сыновья», помимо того, что она имеет постоянный счет в фирме, но, по версии сэра Чарльза, счет в фирме равнозначен доступу к бланкам, следовательно, согласимся с сэром Чарльзом. Пункт пятый: мне не удалось выяснить, есть ли у нее возможность печатать на «гамильтоне», но это узнать нетрудно, во всяком случае, машинка может быть у кого-то из ее друзей. Пункт шестой: она могла быть недалеко от Саутгемптон-стрит, но все перепутала, устраивая алиби, и оно получилось неполным: она не сумела приехать к началу спектакля, а появилась в театре только в десятом часу вечера. Пункт седьмой: на ее бюро я видел ониксовскую самопишущую ручку. Пункт восьмой: я заметил бутылочку хартфилдских чернил в одном из ящичков бюро. Пункт девятый: я не могу назвать ее человеком с творческим складом ума, затрудняюсь сказать, есть ли у нее ум вообще, но, по-видимому, она намеренно вводит всех в заблуждение. Пункт десятый: судя по ее лицу, я бы сказал, что у нее необыкновенно искусные руки. Пункт одиннадцатый: если она человек дотошно аккуратный, то очень тщательно это скрывает как серьезный инкриминирующий момент. Пункт двенадцатый: тут, видимо, надо внести уточнение: «…отравительница, способная убить человека по недомыслию». Вот такой расклад.
– Понятно, – сказала мисс Дэммерс. – Но есть пробелы.
– Полагаю, что есть, – кротко согласился мистер Брэдли. – По правде говоря, я считаю, что эта женщина была бы способна совершить убийство, поскольку другого выхода у нее не было. Но мне как-то не верится.
– А! – произнесла миссис Филдер-Флемминг, заменив междометием мысль, которая чуть было у нее не вырвалась.
– Между прочим, Шерингэм, – заметил мистер Брэдли, – эта скверная дамочка вам известна.
– Мне? Неужели? – спросил Роджер, выходя из транса. – Возможно, что так. Вы не будете возражать, если я напишу ее имя, а вы мне скажете, она это или не она?
– Нисколько, – мистер Брэдли оставался невозмутим. – Я сам хотел это вам предложить. Полагаю, как президенту вам следует знать, кого я имею в виду, на случай, если окажется, что я ошибся.
Роджер сложил бумажку вдвое и попросил передать ее мистеру Брэдли.
– Думаю, что она, – сказал он.
– Вы абсолютно правы, – сказал Брэдли.
– Вы основываете свою версию на той причине, которая пробудила в этой даме интерес к криминалистике? Я вас правильно понял?
– Можно сформулировать это так, – согласился мистер Брэдли.
Неожиданно для себя Роджер слегка покраснел. Ему было лучше знать, по какой причине миссис Веррекер-ле-Межерер проявляла такой страстный интерес к криминалистике. Не вдаваясь в подробности, скажем, что по той же причине он всякий раз еле уносил от нее ноги.
– В таком случае вы абсолютно ошибаетесь, Брэдли, – ни секунды не колеблясь, произнес Роджер. – Абсолютно.
– Вам точно известно?
Роджер еле сдержал гримасу отвращения.
– Совершенно.
– Да мне и самому не очень-то верилось, – философски заметил мистер Брэдли.
Глава 12
Роджер был занят по горло. Он метался по городу в такси, не замечая времени. К вечеру надо было закончить все, что касалось расследования.
Такому горе-криминалисту, как миссис Веррекер-ле-Межерер, его действия могли показаться сумбурными и лишенными смысла.
Например, накануне днем он взял такси и отправился в Холборнскую публичную библиотеку и там, порывшись в справочниках, получил данные, которые его совсем не обнадежили. После этого он поехал в контору Уилла и Уилсона, хорошо известную фирму, в обязанности которой входила защита коммерческих интересов отдельных граждан, а также предоставление своим клиентам совершенно секретной информации относительно стабильности предприятия, в которое клиент намеревался вложить деньги.
Роджер бойко отрекомендовался как вероятный крупный вкладчик, внес свое имя в список клиентов, заполнил несколько анкет с грифом «Совершенно секретно» и не уходил до тех пор, пока господа Уилл и Уилсон не пообещали ему, разумеется, если он заплатит еще, что через двадцать семь часов требуемая информация будет у него руках.
Затем он купил газету и отправился в Скотленд-Ярд. Там он и нашел Морсби.
– Я хочу, – он сразу перешел к делу, – чтобы вы помогли мне в одном очень серьезном деле. Вы не можете разыскать таксиста, который взял пассажира на Пиккадилли-серкус или где-то поблизости, это было минут десять десятого вечера в канун того дня, когда было совершено убийство, и высадил его в районе Стрэнда в конце Саутгемптон-стрит? Этот же таксист (а возможно, не он, а другой) взял пассажира в районе Стрэнда около Саутгемптон-стрит приблизительно в четверть десятого и высадил его недалеко от Пиккадилли-серкус. Во втором такси, скорее всего, ехали двое; по поводу первого я не уверен. Или один таксист сделал двойную ездку, в чем я сомневаюсь. Это можно выяснить? Мне это необходимо.
– Трудность в том, что прошло много времени, не так-то просто будет это узнать, – засомневался Морсби. – А что, это действительно так важно?
– Крайне важно.
– Хорошо, попытаюсь, тем более что это нужно вам, а не кому-то еще. И раз вы говорите, что это важно, я вам верю.
– Ну и прекрасно, – Роджер был очень признателен Морсби. – Только побыстрей, ладно? И позвоните мне завтра домой, в Олбани, приблизительно в пять, если вам удастся выйти на этого таксиста.
– Что вы задумали, мистер Шерингэм?
– Я хочу разбить одно любопытное алиби, – ответил Роджер.
К обеду он вернулся домой.
После обеда у него так гудело в голове, что он решил пройтись, – все равно толку от себя он не ждал. В смутной тревоге он прошелся по Олбани и очутился на Пикадилли. В глубокой задумчивости бродил он по Пиккадилли-серкус, пока его внимание не привлекли фотоснимки из нового ревю, помещенные на рекламных щитах «Павильона». Он пришел в себя, лишь когда, свернув к Хеймаркет и описав большой круг, попал на Джермин-стрит. Он стоял перед театром «Империал» на живописной, оживленной улице и равнодушно взирал, как кучка запоздавших зрителей исчезала в дверях театра.
Из афиши он узнал, что в тот вечер давали «Скрипящий череп» и эта ужасная пьеса начиналась в половине девятого. На его часах было двадцать девять минут девятого.
Надо было как-то скоротать вечер. И он пошел на спектакль.
Прошла ночь.
На другой день рано утром (то есть рано, с точки зрения Роджера; была половина одиннадцатого) он очутился в захолустном районе, на окраине цивилизации, короче говоря – в Эктоне. Там он занимался не чем иным, как пытался вступить в разговор с девицей из конторы парфюмерной компании «Британия – Восток». Девица помещалась за перегородкой у главного входа в здание компании, куда посторонних не пускали. Связь с внешним миром девица осуществляла через крохотное матовое окошко. Стучать надо было громко и долго, лишь тогда окошко приоткрывалось; односложно ответив навязчивому посетителю, девица опять закрывала окошко, давая понять, что интервью окончено.
– Доброе утро, – вежливо произнес Роджер, когда наконец ему удалось с третьей попытки достучаться до этой девицы: окошко приоткрылось, она выглянула из своей крепости. – Я бы хотел обратиться.
– Приезжие – по вторникам и пятницам, утром, с Десяти до одиннадцати, – отчеканила девица удивленному Роджеру, и опять окошко очень внушительно захлопнулось. Будет знать, невежа, как иметь дело с солидной британской фирмой, да еще в четверг с утра, – сказала она этим жестом.
Ничего не понимая, Роджер уставился в матовое стекло. Тут ему пришло в голову, что она приняла его за кого-то другого. Он постучал снова, потом еще и еще…
– Я же сказала, – рявкнула девица вне себя от справедливого негодования. – Мы принимаем только…
– Я не приезжий, – поспешил успокоить ее Роджер. – Во всяком случае, – он замялся, вспомнив, какие пустынные пространства ему пришлось пересечь, пока он добрался до этого негостеприимного оазиса. – Во всяком случае, не с коммерческими целями.
– Вы ничего не продаете? – подозрительно спросила девица. Являя собой лицо передового британского бизнеса, она, естественно, относилась с величайшим недоверием ко всякому, кто дерзал обратиться с подобным предложением к ее фирме.
– Нет, ничего не продаю, – заверил ее Роджер совершенно искренне, задетый, однако, ее грубостью.
Он надеялся, что теперь девица смягчится. Конечно она не кинется к нему в объятия, но хотя бы уделит ему несколько минут.
– Ладно, что вам надо? – У нее был вид человека, с благородным терпением несущего свой крест. Из ее тона следовало, что мало кому удавалось проникнуть сквозь охраняемую ею дверь из тех, кто пытался навязать ее фирме сотрудничество.
– Я адвокат, – на этот раз Роджер слукавил, – и веду дело некоего мистера Джозефа Ли Хардвика, который работал в вашей фирме. К сожалению, должен сказать…
– Прошу извинить, про такого не слышала, – сказала девица и снова захлопнула окошко, давая понять, что интервью слишком затянулось.
Роджеру опять пришлось пустить в ход трость. После седьмого удара по матовому стеклу его старания увенчались успехом, и в окошке возник прежний образ оскорбленной британской девицы.
– Я же сказала…
Но Роджеру все это уже порядком надоело.
– Если вы, милая девушка, откажетесь отвечать на мои вопросы, предупреждаю, вас ждут крупные неприятности. Вы когда-нибудь слышали, что означает неуважение к суду?
Для пользы дела допускается известная фальсификация фактов. Дозволяется даже не слишком сильно треснуть дубинкой по голове. Одну из этих возможностей Роджер и пустил в ход. И хотя барышня была не из пугливых, слова Роджера впечатление произвели.
– Хорошо, что вы хотите узнать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35