Я должен был сказать, что ей нельзя инкриминировать убийство, так как это психологически с ней несовместимо. Конечно факты неопровержимы, а психологическая несовместимость вещь недоказуемая. Мистер Брэдли и по сию пору имеет право предполагать, что эта дама преступница. Во всяком случае, она определенно остается в списке подозреваемых.
– Я согласен с вами насчет этой, как ее, психологической несовместимости, Шерингэм, – заметил мистер Брэдли. – Я так вчера и сказал. Но беда-то в том, что обвинение против нее я доказал.
– Но вы доказали обвинение и против себя, – упрекнула его миссис Филдер-Флемминг нежнейшим голосом.
– О да, но в моем случае несостоятельность обвинения меня совсем не смущает. Тут никакой речи быть не может о психологической несовместимости. Вы меня понимаете.
– Не понимаю, – сказала миссис Филдер-Флемминг. – Думаю, что не понимаю.
– Психологическая несовместимость! – мощным басом зарокотал сэр Чарльз. – Эх вы, писатели! Вы теперь так заморочены Фрейдом, что совсем забыли про человеческую природу. Когда я был молодым, никто не говорил о психологической несовместимости. А почему? Потому что точно знали, что такой штуки не существует вообще.
– Иными словами, человек, которого даже трудно вообразить в этом качестве, в определенных обстоятельствах может совершить самый неожиданный поступок, – уточнила миссис Филдер-Флемминг. – Возможно, я немножко старомодна, но вполне с этим согласна.
– Констанс Кент, – начал сэр Чарльз.
– Лиззи Борден, – метнула свою карту миссис Филдер-Флемминг.
– Дело Аделаид Бартлетт, – достал козырного туза сэр Чарльз.
Миссис Филдер-Флемминг смешала карты и аккуратненько собрала их в колоду.
– По-моему, – сказала она, – люди, которые рассуждают о психологической несовместимости, рассматривают других людей в той же плоскости, что и персонажей своих романов, наделяя их в значительной мере собственной ментальностью, и вследствие этого никогда не могут представить себе, что то, что невозможно для них самих, может оказаться вполне возможным (при всей кажущейся невероятности) для кого-то другого.
– Тут, кстати, следует вспомнить аксиому о самой неподходящей кандидатуре в убийцы, ставшую уже избитым приемом в произведениях детективного жанра, – пробормотал мистер Брэдли. – Так что согласен.
– Может быть, послушаем версию мистера Шерингэма? – предложила мисс Дэммерс. Роджер понял намек.
– Далее я намеревался отметить, что наш эксперимент принял весьма интересный оборот и в том отношении, что каждый из трех ораторов, выступавших со своей версией, назвал своего преступника. Итого мы имеем трех подозреваемых. Я же хочу предложить еще одного, и если мнения мисс Дэммерс и мистера Читтервика в дальнейшем совпадут с кем-нибудь из нас, то у нас будет выбор из четырех возможных. Признаюсь, я ожидал чего-то похожего, но не такого блестящего завершения. И все же, как заметил Брэдли в своем рассуждении о закрытых и открытых убийствах, в нашем деле можно искать решений до бесконечности, отчего оно становится для нас еще интересней, еще таинственней. Сам я начал свое расследование с изучения обстоятельств частной жизни сэра Юстаса. Я был убежден, что именно там следует искать ключ к отгадке тайны убийства. В этом я повторил путь Брэдли. И так же, как он, исходил из посылки, что ключ надо искать в истории с оставленной им возлюбленной я считал, что основной движущей силой данного преступления был мотив ревности и отмщения. И наконец, так же, как он, с самого первого взгляда на дело в целом, я был уверен, что преступление – дело рук женщины. Исходя из этого, я начал с женщин сэра Юстаса и был полностью поглощен соответствующими выяснениями. Я провел много не слишком благочестивых дней в той среде, прежде чем убедился, что у меня полный джентльменский список его связей за последние пять лет. Составить такой список было нетрудно. Сэр Юстас, как я уже говорил, человек не скрытною характера. И все-таки, мне кажется, список не полон, потому что в него не вошло имя женщины, о которой вчера говорили, не называя ее имени. И если оно пропущено в списке, то мы можем предположить, что не только ее имени не хватает в списке, там нет кое-кого еще. Во всяком случае, мне представляется, что у сэра Юстаса, надо отдать ему должное, были проблески порядочности. Но теперь все это не имеет значения. А имеет значение лишь то, что поначалу я был убежден в том, что преступление было совершено женщиной, и притом сравнительно недавней возлюбленной сэра Юстаса. Короче, я полностью изменил свою точку зрения.
– Неужели? – простонал мистер Брэдли. – Нет, вы не станете говорить, что все это время я пребывал в заблуждении.
– Боюсь, что это так, – произнес Роджер, делая усилие, чтобы в его голосе не проскользнули победные нотки. Обычно очень трудно сохранять безучастный вид, когда знаешь, что не кто иной, как ты, разрешил задачу, над которой безуспешно билось столько блестящих умов. С прискорбием должен сказать, – продолжал он с печалью в голосе, чтобы не выдать переполнявших его чувств, – да, с прискорбием отмечу, что возникновением новой версии я обязан вовсе не своей проницательности. Честно говоря, мне помог счастливый случай. На днях встретив на Бонд-стрит одну весьма недалекую даму, свою знакомую, я получил от нее такие сведения, которые при всей своей кажущейся тривиальности мгновенно изменили мой взгляд на дело (сама она ни секунды не подозревала, насколько важно то, что она сообщила). В какой-то момент я понял, что шел по неправильному пути, исходя из неверных посылок. Фактически я с самого начала совершил главную и принципиальную ошибку – пошел по следу, по которому убийца намеренно направил и полицию, и всех остальных. Вообще любопытно проследить за ролью счастливой случайности, везения в разгадке криминальной тайны, – пустился в рассуждения Роджер. – Мы как-то разговорились об этом с Морсби в связи с нашим делом. Я обратил его внимание на то, какое количество запутанных дел в Скотленд-Ярде распутывается по воле счастливого случая: вдруг сама собой подворачивается улика, которая все решает, или прибегает разъяренная женщина и выводит на чистую воду своего мужа, который, оказывается, до того, как совершить преступление, дал ей повод для ревности. И такие вещи случаются на каждом шагу. Я даже предложил Морсби, если вдруг ему вздумается снять фильм, основанный на какой-нибудь из подобных историй, назвать его «Кара судьбы». Итак, кара судьбы сработала и на этот раз! Нечаянная встреча на Бонд-стрит и последовавшая затем вспышка озарения даровали мне способность понять, – кто был тот, кто послал шоколад сэру Юстасу.
– Так-так-так… – произнес мистер Брэдли, очевидно выражая общее смятение Клуба.
– И кто это был? – нетерпеливо полюбопытствовала мисс Дэммерс, которая была начисто лишена способности ощущать драматический накал интриги. Она скорее даже бравировала тем, что у нее слаба композиция и ее книги всегда бессюжетны. Новеллисты, которые в своих работах употребляют такие понятия, как «ценность», «рефлексы», «эдипов комплекс», пишут не ради сюжета.
– Ну, и кто же перед вами явился в этом внезапном откровении? – повторила она свой вопрос.
– Потерпите, дайте мне довести историю до конца, – попросил Роджер.
Мисс Дэммерс вздохнула. Роджер, будучи ее собратом по перу, должен бы не хуже ее знать, что истории нынче не в моде. Но Роджер был автором бестселлеров, а от таких всего можно ожидать.
Роджер тем временем слегка расслабился, откинувшись на спинку кресла, и пребывал какое-то время в приятной задумчивости. Дальше он говорил уже в свободной манере беседы.
– Видите ли, у нашего дела есть свои особенности, и очень яркие. Вы, Брэдли, и вы, миссис Филдер-Флемминг, недооценили преступника, уравняв наше дело с преступлениями подобного рода. Возможно, преступник и позаимствовал некоторые ценные идеи из известных ранее дел, но, как писал Филдинг в «Томе Джонсе», произведение искусства даже выигрывает, если его создатель включает в него фрагменты классических произведений без ссылок на источники. Особенность нашего дела в его оригинальности. В нем есть одна отличительная черта, которая не только разбивает все доводы против этого утверждения, но и позволяет считать наше дело на десять голов выше известных аналогов и прототипов. Я уверен, что нашему делу суждено стать классическим в истории криминалистики. И если бы не чистейшая случайность, которую убийца при всей своей изобретательности предвидеть не мог, это дело могло бы стать одной из классических загадок в истории криминалистики. В целом я склонен рассматривать его как одно из самых блестяще задуманных убийств среди тех, что мне известны (потому что, естественно, другие еще более тонко задуманные убийства, так и оставшиеся неразгаданными, как таковые рассматриваться не могут). Словом, это точно рассчитанное, исключительное по своей оригинальности, простое по идее убийство, почти без погрешностей.
– Хм! Однако же погрешности обнаружились, не так ли? – проворчал сэр Чарльз.
Роджер в ответ ему улыбнулся.
– Мотив очевиден, когда знаешь, где его искать, а это неизвестно. Метод говорит о многом, если понять все его составные, а их понять невозможно. Следы заметены плохо, но надо знать, где их оставили: попробуй найди. Все это наш преступник предвидел. Приманки были разбросаны по кусочкам вокруг, мы их заглатывали и успокаивались. Потому и не могли напасть на верный след. Все было слишком хорошо задумано. Реакция полиции, публики, прессы – все было просчитано. Мне даже как-то жалко расставаться с убийцей.
– Ну-ну, мистер Шерингэм, – заметила миссис Филдер-Флемминг, – что за лирические нотки!
– Блестяще задуманное убийство всегда приводит меня в такое состояние духа. На месте убийцы я бы последние две недели сочинял оды самому себе.
– Вы и так, того гляди, начнете сочинять оды в свою честь по случаю раскрытия преступления века, – ввернула мисс Дэммерс.
– Пожалуй что да, – согласился с ней Роджер. – Итак, я начну с доказательств. Прежде всего оговорюсь: в моем арсенале нет такого количества средств, какое удалось привлечь Брэдли для обоснования своей первой версии, но, я думаю, вы согласитесь, что собранных мною доказательств и без того будет вполне достаточно. Будет уместно пройтись по перечню из двенадцати условий, которым должен соответствовать преступник, хотя, как дальше станет ясно, я согласен далеко не со всеми двенадцатью пунктами. Я принимаю и могу ответить на первые два, касающиеся того, что убийца владел элементарным знанием химии и криминалистики, но совершенно не согласен с двумя положениями третьего пункта – мне не кажется вопрос об образовании преступника таким уж существенным, и потому я не стал бы исключать из списка подозреваемых бывших учащихся частных школ и университетских выпускников. Причины я объясню позже. Четвертый пункт также не вызывает у меня доверия. Он звучит так: «убийца должен был иметь под рукой бланки фирмы „Мейсон“ или доступ к ним». Брэдли высказал неглупую мысль о том что убийца уже имел фирменный бланк, и это подсказало ему методику преступления; но, по-моему, эта мысль ошибочна. С моей точки зрения, методика была подсказана уже известным ранее делом, инструментом убийства были выбраны шоколадки (на то была своя веская причина, как я покажу дальше), причем убийца остановился на фирме «Мейсон» как наиболее известной шоколадной фабрике. Затем понадобилось раздобыть бланк фирмы, и нетрудно объяснить, как это было сделано. Следует сказать и о пятом условии. Я не согласен с формулировкой, указывающей, что преступник должен был иметь пишущую машинку «гамильтон» номер четыре или доступ к ней, но не отрицаю что факт этот вполне мог иметь место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Я согласен с вами насчет этой, как ее, психологической несовместимости, Шерингэм, – заметил мистер Брэдли. – Я так вчера и сказал. Но беда-то в том, что обвинение против нее я доказал.
– Но вы доказали обвинение и против себя, – упрекнула его миссис Филдер-Флемминг нежнейшим голосом.
– О да, но в моем случае несостоятельность обвинения меня совсем не смущает. Тут никакой речи быть не может о психологической несовместимости. Вы меня понимаете.
– Не понимаю, – сказала миссис Филдер-Флемминг. – Думаю, что не понимаю.
– Психологическая несовместимость! – мощным басом зарокотал сэр Чарльз. – Эх вы, писатели! Вы теперь так заморочены Фрейдом, что совсем забыли про человеческую природу. Когда я был молодым, никто не говорил о психологической несовместимости. А почему? Потому что точно знали, что такой штуки не существует вообще.
– Иными словами, человек, которого даже трудно вообразить в этом качестве, в определенных обстоятельствах может совершить самый неожиданный поступок, – уточнила миссис Филдер-Флемминг. – Возможно, я немножко старомодна, но вполне с этим согласна.
– Констанс Кент, – начал сэр Чарльз.
– Лиззи Борден, – метнула свою карту миссис Филдер-Флемминг.
– Дело Аделаид Бартлетт, – достал козырного туза сэр Чарльз.
Миссис Филдер-Флемминг смешала карты и аккуратненько собрала их в колоду.
– По-моему, – сказала она, – люди, которые рассуждают о психологической несовместимости, рассматривают других людей в той же плоскости, что и персонажей своих романов, наделяя их в значительной мере собственной ментальностью, и вследствие этого никогда не могут представить себе, что то, что невозможно для них самих, может оказаться вполне возможным (при всей кажущейся невероятности) для кого-то другого.
– Тут, кстати, следует вспомнить аксиому о самой неподходящей кандидатуре в убийцы, ставшую уже избитым приемом в произведениях детективного жанра, – пробормотал мистер Брэдли. – Так что согласен.
– Может быть, послушаем версию мистера Шерингэма? – предложила мисс Дэммерс. Роджер понял намек.
– Далее я намеревался отметить, что наш эксперимент принял весьма интересный оборот и в том отношении, что каждый из трех ораторов, выступавших со своей версией, назвал своего преступника. Итого мы имеем трех подозреваемых. Я же хочу предложить еще одного, и если мнения мисс Дэммерс и мистера Читтервика в дальнейшем совпадут с кем-нибудь из нас, то у нас будет выбор из четырех возможных. Признаюсь, я ожидал чего-то похожего, но не такого блестящего завершения. И все же, как заметил Брэдли в своем рассуждении о закрытых и открытых убийствах, в нашем деле можно искать решений до бесконечности, отчего оно становится для нас еще интересней, еще таинственней. Сам я начал свое расследование с изучения обстоятельств частной жизни сэра Юстаса. Я был убежден, что именно там следует искать ключ к отгадке тайны убийства. В этом я повторил путь Брэдли. И так же, как он, исходил из посылки, что ключ надо искать в истории с оставленной им возлюбленной я считал, что основной движущей силой данного преступления был мотив ревности и отмщения. И наконец, так же, как он, с самого первого взгляда на дело в целом, я был уверен, что преступление – дело рук женщины. Исходя из этого, я начал с женщин сэра Юстаса и был полностью поглощен соответствующими выяснениями. Я провел много не слишком благочестивых дней в той среде, прежде чем убедился, что у меня полный джентльменский список его связей за последние пять лет. Составить такой список было нетрудно. Сэр Юстас, как я уже говорил, человек не скрытною характера. И все-таки, мне кажется, список не полон, потому что в него не вошло имя женщины, о которой вчера говорили, не называя ее имени. И если оно пропущено в списке, то мы можем предположить, что не только ее имени не хватает в списке, там нет кое-кого еще. Во всяком случае, мне представляется, что у сэра Юстаса, надо отдать ему должное, были проблески порядочности. Но теперь все это не имеет значения. А имеет значение лишь то, что поначалу я был убежден в том, что преступление было совершено женщиной, и притом сравнительно недавней возлюбленной сэра Юстаса. Короче, я полностью изменил свою точку зрения.
– Неужели? – простонал мистер Брэдли. – Нет, вы не станете говорить, что все это время я пребывал в заблуждении.
– Боюсь, что это так, – произнес Роджер, делая усилие, чтобы в его голосе не проскользнули победные нотки. Обычно очень трудно сохранять безучастный вид, когда знаешь, что не кто иной, как ты, разрешил задачу, над которой безуспешно билось столько блестящих умов. С прискорбием должен сказать, – продолжал он с печалью в голосе, чтобы не выдать переполнявших его чувств, – да, с прискорбием отмечу, что возникновением новой версии я обязан вовсе не своей проницательности. Честно говоря, мне помог счастливый случай. На днях встретив на Бонд-стрит одну весьма недалекую даму, свою знакомую, я получил от нее такие сведения, которые при всей своей кажущейся тривиальности мгновенно изменили мой взгляд на дело (сама она ни секунды не подозревала, насколько важно то, что она сообщила). В какой-то момент я понял, что шел по неправильному пути, исходя из неверных посылок. Фактически я с самого начала совершил главную и принципиальную ошибку – пошел по следу, по которому убийца намеренно направил и полицию, и всех остальных. Вообще любопытно проследить за ролью счастливой случайности, везения в разгадке криминальной тайны, – пустился в рассуждения Роджер. – Мы как-то разговорились об этом с Морсби в связи с нашим делом. Я обратил его внимание на то, какое количество запутанных дел в Скотленд-Ярде распутывается по воле счастливого случая: вдруг сама собой подворачивается улика, которая все решает, или прибегает разъяренная женщина и выводит на чистую воду своего мужа, который, оказывается, до того, как совершить преступление, дал ей повод для ревности. И такие вещи случаются на каждом шагу. Я даже предложил Морсби, если вдруг ему вздумается снять фильм, основанный на какой-нибудь из подобных историй, назвать его «Кара судьбы». Итак, кара судьбы сработала и на этот раз! Нечаянная встреча на Бонд-стрит и последовавшая затем вспышка озарения даровали мне способность понять, – кто был тот, кто послал шоколад сэру Юстасу.
– Так-так-так… – произнес мистер Брэдли, очевидно выражая общее смятение Клуба.
– И кто это был? – нетерпеливо полюбопытствовала мисс Дэммерс, которая была начисто лишена способности ощущать драматический накал интриги. Она скорее даже бравировала тем, что у нее слаба композиция и ее книги всегда бессюжетны. Новеллисты, которые в своих работах употребляют такие понятия, как «ценность», «рефлексы», «эдипов комплекс», пишут не ради сюжета.
– Ну, и кто же перед вами явился в этом внезапном откровении? – повторила она свой вопрос.
– Потерпите, дайте мне довести историю до конца, – попросил Роджер.
Мисс Дэммерс вздохнула. Роджер, будучи ее собратом по перу, должен бы не хуже ее знать, что истории нынче не в моде. Но Роджер был автором бестселлеров, а от таких всего можно ожидать.
Роджер тем временем слегка расслабился, откинувшись на спинку кресла, и пребывал какое-то время в приятной задумчивости. Дальше он говорил уже в свободной манере беседы.
– Видите ли, у нашего дела есть свои особенности, и очень яркие. Вы, Брэдли, и вы, миссис Филдер-Флемминг, недооценили преступника, уравняв наше дело с преступлениями подобного рода. Возможно, преступник и позаимствовал некоторые ценные идеи из известных ранее дел, но, как писал Филдинг в «Томе Джонсе», произведение искусства даже выигрывает, если его создатель включает в него фрагменты классических произведений без ссылок на источники. Особенность нашего дела в его оригинальности. В нем есть одна отличительная черта, которая не только разбивает все доводы против этого утверждения, но и позволяет считать наше дело на десять голов выше известных аналогов и прототипов. Я уверен, что нашему делу суждено стать классическим в истории криминалистики. И если бы не чистейшая случайность, которую убийца при всей своей изобретательности предвидеть не мог, это дело могло бы стать одной из классических загадок в истории криминалистики. В целом я склонен рассматривать его как одно из самых блестяще задуманных убийств среди тех, что мне известны (потому что, естественно, другие еще более тонко задуманные убийства, так и оставшиеся неразгаданными, как таковые рассматриваться не могут). Словом, это точно рассчитанное, исключительное по своей оригинальности, простое по идее убийство, почти без погрешностей.
– Хм! Однако же погрешности обнаружились, не так ли? – проворчал сэр Чарльз.
Роджер в ответ ему улыбнулся.
– Мотив очевиден, когда знаешь, где его искать, а это неизвестно. Метод говорит о многом, если понять все его составные, а их понять невозможно. Следы заметены плохо, но надо знать, где их оставили: попробуй найди. Все это наш преступник предвидел. Приманки были разбросаны по кусочкам вокруг, мы их заглатывали и успокаивались. Потому и не могли напасть на верный след. Все было слишком хорошо задумано. Реакция полиции, публики, прессы – все было просчитано. Мне даже как-то жалко расставаться с убийцей.
– Ну-ну, мистер Шерингэм, – заметила миссис Филдер-Флемминг, – что за лирические нотки!
– Блестяще задуманное убийство всегда приводит меня в такое состояние духа. На месте убийцы я бы последние две недели сочинял оды самому себе.
– Вы и так, того гляди, начнете сочинять оды в свою честь по случаю раскрытия преступления века, – ввернула мисс Дэммерс.
– Пожалуй что да, – согласился с ней Роджер. – Итак, я начну с доказательств. Прежде всего оговорюсь: в моем арсенале нет такого количества средств, какое удалось привлечь Брэдли для обоснования своей первой версии, но, я думаю, вы согласитесь, что собранных мною доказательств и без того будет вполне достаточно. Будет уместно пройтись по перечню из двенадцати условий, которым должен соответствовать преступник, хотя, как дальше станет ясно, я согласен далеко не со всеми двенадцатью пунктами. Я принимаю и могу ответить на первые два, касающиеся того, что убийца владел элементарным знанием химии и криминалистики, но совершенно не согласен с двумя положениями третьего пункта – мне не кажется вопрос об образовании преступника таким уж существенным, и потому я не стал бы исключать из списка подозреваемых бывших учащихся частных школ и университетских выпускников. Причины я объясню позже. Четвертый пункт также не вызывает у меня доверия. Он звучит так: «убийца должен был иметь под рукой бланки фирмы „Мейсон“ или доступ к ним». Брэдли высказал неглупую мысль о том что убийца уже имел фирменный бланк, и это подсказало ему методику преступления; но, по-моему, эта мысль ошибочна. С моей точки зрения, методика была подсказана уже известным ранее делом, инструментом убийства были выбраны шоколадки (на то была своя веская причина, как я покажу дальше), причем убийца остановился на фирме «Мейсон» как наиболее известной шоколадной фабрике. Затем понадобилось раздобыть бланк фирмы, и нетрудно объяснить, как это было сделано. Следует сказать и о пятом условии. Я не согласен с формулировкой, указывающей, что преступник должен был иметь пишущую машинку «гамильтон» номер четыре или доступ к ней, но не отрицаю что факт этот вполне мог иметь место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35