Новая школа, новые лица и ощущение перевернувшейся вселенной. Он схватил пневмонию, и мы даже подумали, что он умрет. Однако Джоул выкарабкался, худой и слабый, но уже более стойкий. Кажется, тогда в его взгляде появилась какая-то печальная усталость.
Потом он приезжал к нам во время каникул, а позднее, когда мы перебрались в Кембридж, проводил с нами уик-энды. Внешне наши отношения ничуть не изменились, но в глубине души я продолжала испытывать чувство вины, а Джуол, конечно, не мог забыть, как его бросили. В результате у меня постепенно возникло подсознательное стремление критиковать поступки Джоула. Долгое время у меня не было к тому никакого повода. Он превосходно учился в колледже. Правда, получив диплом, за короткий срок сменил несколько рабочих мест, но таков путь многих молодых людей: они должны найти себя. Его несчастная любовь тоже не встревожила меня – лучше уж пережить это в молодости. Но внезапное путешествие Джоула в Марокко доставило мне немало волнений. Меня очень обеспокоило легкомыслие, с которым он растратил все свои деньги. Вернувшись из Танжера, он уже не искал себе нового места и, работая свободным редактором, едва сводил концы с концами. Если я звонила ему в полдень, он был еще в постели. Однажды взяв книгу с его книжной полки, я уронила какой-то шарик, обернутый фольгой. Фольга немного отогнулась, и под ней обнаружилось нечто вроде нуги, но когда я отломила кусочек, чтобы попробовать, Джоул остановил меня:
– Не надо, это киф.
– Киф? – Слово показалось мне знакомым, и все же я не могла припомнить его значения.
– В Турции его называют – гашиш.
– Гашиш! Так вот как он выглядит. – Я рассматривала шарик, пока Джоул не забрал его у меня. – Ты что, интересуешься наркотиками? К чему это тебе?
Джоул пожал плечами, как обычно делал, когда хотел избавиться от дальнейших вопросов.
– Я привез его из Марокко.
– И ты теперь присоединился к тем, кто расширяет свое сознание? – спросила я самым равнодушным тоном, на какой только я была способна.
Но Джоул больше не доверял мне. Он легко сменил тему разговора, а у меня появился новый повод для беспокойства.
Все это пришло мне на ум, когда я ждала у окна. В конце концов раздражение уступило место тревоге. Повинуясь внезапному импульсу, я оставила свой стакан и устремилась к телефону.
Мои дети слишком сообразительны. Услышав, как я набираю номер, Кэрри догадалась, кому я звоню.
– Ты думаешь, он все еще дома? Что же это такое!
– Он мог прилечь и проспать.
– Очень мило, – фыркнула Кэрри. – Я думаю, мне можно взять хотя бы кусок хлеба.
– Наверное, можно, – ответила я рассеянно. В трубке слышались только долгие гудки, но я не вешала ее, ведь у меня не было другого способа связаться с Джоулом. Я подумала, что не знаю, кто его друзья и есть ли они у него вообще. В колледже у Джоула был приятель. Они жили в одной квартире в доме без лифта недалеко от университета. Но тот приятель, кажется, уехал в Вашингтон. Были несколько симпатичных девушек, но они вышли замуж. И была Шерри. Долгий и безнадежный роман – однако он тоже остался в прошлом.
«И все-таки должен быть кто-то еще», – подсказывала мне моя интуиция.
Погрузившись в размышления о прошлом, я не сразу осознала, что гудки в трубке уже прекратились.
Правда, никакого ответа не последовало – ни единого слова. Просто кто-то снял трубку, и я услышала приглушенные звуки медленного джаза.
– Джоул! – закричала я в трубку. – Это Нора!
Послышался глубокий вздох, потом какой-то хрип, как будто отвечавший не вполне владел своими голосовыми связками. Потом незнакомый голос медленно повторил.
– Нора.
Я снова назвала его по имени, хотя сильно сомневалась, что говорю с Джоулом, – этот голос никак не мог ему принадлежать. Но я не услышала больше ничего, кроме неторопливого завывания джаза. Питер оказался рядом со мной. Кэрри осталась на месте, но ее лицо утратило обычную уверенность. Она снова стала маленькой послушной девочкой.
– Что случилось? – спросила она испуганно.
Я повесила трубку и с большим трудом обрела подобающую матери семейства уверенность. Однако мои мысли метались в поисках решения. Конечно, я могла вызвать полицию. Но тут же мне вспомнился шарик в фольге. Гашиш – это наркотик. Если они найдут его, Джоул может попасть за решетку.
– Не знаю, – призналась я, – у Джоула снята трубка. Вы посидите спокойно, пока я к нему сбегаю?
– Я тоже пойду, – заявил Питер, и Кэрри положила руку ему на плечо.
Они выглядели собранными и решительными. Но, разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы взять эту бравую армию с собой. Я понятия не имела, что меня там ждет, о чем и сказала им. Они стали возражать. Пускаться в прения не имело смысла. Я быстро надела пальто, натянула боты и, наклонившись к зеркалу в прихожей, обнаружила, какой у меня ужасный вид: бледное испуганное лицо, вытаращенные глаза. Чтобы выглядеть лучше, я попыталась соорудить кое-какую прическу. Но у меня не было времени доделать ее, поэтому пришлось обмотать голову красным шарфом.
– Если он болен, понадобится доктор, – напомнил мне Питер.
– Сначала я сама посмотрю. А потом можно будет позвать твоего отца.
Прежде чем они смогли продолжить дискуссию, я открыла дверь, и ветер унес их протестующие возгласы.
На улице почти не было машин. Утопая в снегу, я добрела до Парк-авеню и там остановила такси.
По дороге мое воображение рисовало ужасные картины. Джоул пытался покончить с собой. Его избили грабители. Или что-то еще, более жуткое. Мне не давали покоя те мучительные попытки овладеть речью и странный чужой голос.
– Прибыли, – объявил водитель. – А вам точно сюда, вы уверены?
Я поняла, что он имеет в виду, когда мы подъехали к дому, где Джоул снимал квартиру Двое бородатых парней в кожаных куртках сидели в дверях под плакатом на английском и испанском языках, запрещавшим бродяжничество. Мусорные ящики выстроились вдоль исписанной мелом стены. Уличные фонари были разбиты.
– Да, сюда, – ответила я водителю, нащупывая онемевшими пальцами деньги. Должно быть, он все же решил, что меня ввели в заблуждение, – вполне приличная дама в меховом пальто направилась к какому-то подозрительному полуразвалившемуся строению.
Поскольку замок на парадной двери оказался сломанным, я проникла в дом без звонка и, спотыкаясь об осколки кафеля, поднялась по разбитой мраморной лестнице мимо голубой стены с непристойными надписями. С замирающим сердцем я постучала в дверь.
– Джоул! Пожалуйста, открой дверь! Это Нора. – Я приложила ухо к замочной скважине Но из квартиры доносились лишь звуки медленного джаза. Я схватилась за ручку, и, к моему удивлению, дверь открылась.
С того места, где я стояла, можно было видеть всю комнату: диван, холщовый шезлонг, зажженную медную лампу, дымчатого кота Джоула, испуганно прижавшегося к книжной полке. Сам Джоул сидел на мексиканском ковре, вытянув ноги и прислонившись к стене. В руке он все еще держал телефонную трубку.
– Джоул! – опять крикнула я, потом осторожно подошла и опустилась на колени рядом с ним Я не увидела ни крови, ни следов ограбления. Если тут и происходила борьба, то скорее внутренняя. Лицо Джоула – узкое, с тонкими чертами, совсем как у Питера, с той же прядью темных волос, падавших на лоб, – исказилось страшной гримасой.
Я выключила маленький транзисторный приемник, потом нагнулась к Джоулу. Никакого перегара. Ни стакана, ни следов таблеток, ни фольги. Внезапно похолодев от ужаса, я засучила рукава его рубашки и стала осматривать руки. К моему облегчению, следов уколов тоже не оказалось.
Затем я взяла трубку и набрала номер Теда. Марта позвала его к телефону. Я постаралась как можно короче рассказать о происшедшем. Тед терпеливо слушал.
– Что с ним? – спросила я.
Конечно, не имело смысла задавать такой вопрос, хотя Тед и был доктором.
– Откуда мне знать. Он мог принять все, что угодно, – ответил Тед.
– А может, он ничего не принимал, может, он просто болен? – Но взглянув еще раз на Джоула, я отказалась от этой мысли.
Его лицо странным образом двигалось. Мне еще не доводилось видеть ничего подобного. Словно в движение пришли мышцы, которые никогда прежде не использовались. Одна бровь опустилась, губы скривились, и лицо приняло какое-то лукавое, чуть ли не озорное выражение. Он пытался заговорить. Я не могла его понять и наклонилась пониже.
– Ты Нора? – прохрипел он незнакомым голосом.
Глава 2
Потом меня словно окутала пелена густого тумана. Я очень смутно помню звук сирены, быстрые шаги в коридоре, темно-голубые униформы. Очевидно, Тед попросил Марту вызвать «скорую помощь», пока мы с ним говорили. Все происходившее воспринималось словно отдельные кадры бессвязного фильма. Сержант отеческим тоном спрашивает: «Он ваш родственник?» и записывает что-то в черный блокнот. Джоул медленно и неуклюже двигает руками и ногами, как будто они ему не принадлежат. Двое санитаров в белых халатах натягивают на него смирительную рубашку и привязывают рукава к груди. Телефонный звонок. Снова Тед – просит, чтобы ему дали поговорить со старшим полицейским.
Я плохо помню поездку на машине «скорой помощи». Должно быть, я ехала вместе с Джоулом. Потом внезапно мои мысли опять прояснились. Когда открылись ворота больницы «Бельвю», я снова воспринимала все с мучительной ясностью. Санитары посадили Джоула в кресло на колесах и повезли через вращающиеся стеклянные двери в ярко освещенное отделение неотложной помощи. Миновав регистратуру, они свернули за угол и скрылись из вида. Я попыталась идти за ними, но медсестра остановила меня.
– Подождите здесь. Возможно, нам понадобятся некоторые сведения.
– Кому я должна сообщить их?
– Просто подождите, – ответила сестра, – за вами придут.
Возле регистратуры собралась целая толпа: полицейские, санитары, врачи, несколько пуэрториканок с печальными лицами. Я заметила еще одну комнату со стеклянной дверью и табличкой «Приемная № 1». В комнате толпились усталые встревоженные люди всех возрастов: подростки в джинсах и кожаных куртках, женщина в бобровой шубе с приколотым к плечу букетиком фиалок. Сквозь стеклянные вращающиеся двери я видела, как отъехала доставившая Джоула машина «скорой помощи» и прибыла новая. На носилках вынесли какую-то очень бледную женщину с закрытыми глазами. Двое полицейских привели пьяного с окровавленным лицом. Мне казалось, что прошло уже несколько часов. Я обернулась и посмотрела на приемную. Но там как будто не произошло никаких перемен. Все неподвижно сидели на своих красных и черных пластиковых стульях. Снег таял и капал на линолеум. Санитары и интерны в нарукавниках сновали туда-сюда. Медсестры болтали. Подъехала дежурная реанимационная машина. Стеклянные двери раскрылись, и я ощутила поток холодного ночного воздуха.
Потом появился Тед, и при виде его долговязой фигуры я сразу почувствовала облегчение. Собранный педантичный человек может быть не очень хорошим мужем, но в экстренных ситуациях он весьма кстати.
Как обычно, Тед не тратил время на любезности.
– Где он?
– Там где-то, – неуверенно ответила я. – Меня не пустили внутрь.
– Подожди здесь, – сказал он так же, как медсестра, и принялся рыться в ворохе белых халатов. Через минуту он уже натянул нарукавники и обменялся рукопожатием с коллегой. Ученые вроде Теда предпочитают сугубо официальный тон в беседе с молодыми ординаторами.
Пока они разговаривали, я пыталась подойти поближе, но прежде, чем мне удалось что-то услышать, они свернули за угол, и медсестра снова преградила мне дорогу.
Я продолжала ждать. Появился молодой человек с забинтованной рукой. Проходя мимо компании подростков в кожаных куртках, он сочувственно улыбнулся. Какой-то ординатор стал беседовать с женщиной в бобровой шубе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26