Посмотрите на него! Он уже перешел в атаку; еще придется вынимать из вашего серого его шпоры!
Бой продолжался пятнадцать минут. Оба бойца здорово потрепали друг друга, но в конце боя красный петух нанес серому смертельный удар, и тот упал. Мистер Фитцджон с жаром пожал руку своему соседу, которого совершенно не знал, и громко провозгласил, что победить красных петухов никто не может.
– Отличные птицы, не отрицаю, но лично я буду ставить на моего медноперого против любого, где бы его ни вывели, – услыхав их, сказал мистер Фарнэби. – Вы увидите, как он придавит серого петуха мистера Тэвернера. Клянусь своим именем! Иначе не я буду Недом Фарнэби!
– Ну что ж! Однако уж лучше вы сразу подумайте, кем его заменить, потому что сейчас начнется наш бой, – отпарировал Перегрин.
– Ерунда! У вашей птички нет ни единого шанса! – с издевкой отвечал Фарнэби.
Те, кто подготавливали участников боя, уже вывели их на арену. Мистер Фитцджон критически рассмотрел петушков и заявил, что выбрать победителя довольно трудно: подобраны бойцы хорошо; у всех ярко горят хохолки; и хвосты, и ожерелье, и крылья – все пострижено как надо; шпоры острые и длинные и сильно загнуты внутрь.
– Если на то пошло, то петух Тэвернера мне нравится больше, – произнес мистер Фитцджон. – Он держится чертовски прямо, и мне сдается, что оперенье у него более пышное. Но это еще ничего не значит.
Боевые птицы спокойно рассматривали друг друга не очень долго. Почти сразу же они сблизились и начали драку, во все стороны полетели перья. Серый прижал медноперого к полу, но тот быстро поднялся и вернулся на стартовую черту. Оба бойца отлично знали, как устоять перед противником, их тактика была достаточно хитрая, что вызывало энтузиазм у зрителей. Ставки на серого петуха были немножко больше, и это привело в восторг Перегрина. А мистер Фитцджон вынужден был покачать головой и признаться, что, не считая его собственного красноперого петуха, ему никогда не встречался такой боец, как серый петух, коим так справедливо гордится Перегрин. Мистер Фарнэби не сказал ни слова, но, выпятив вперед нижнюю губу, он раз или два косо взглянул на Перегрина.
Петухи дрались уже минут десять, когда медноперый, тактика которого до этого момента была менее наступательной, чем у серого, вдруг ринулся на противника и начал его клевать и трепать изо всех сил. Серый достойно ему сопротивлялся. Мистер Фитцджон закричал:
– Ни разу в жизни не видел, чтобы соперники были настолько равными! Смотрите-ка, удар за удар! Даю, что хотите, но победит серый! О нет, Боже! Медноперый уже на нем! Ха, снова бьет шпорами!
Те, кто подзадоривали бойцов, снова развели их, высвободив из перьев серого петуха шпоры его медноперого соперника. Обоих снова выпустили на арену. Казалось, серый петух был в полуобморочном состоянии, медноперый – почти в таком же. У обоих из ран струилась кровь. Ни тот, ни другой не проявляли ни малейшего желания снова вступить в драку. Оба устало стояли в отдалении друг от друга, рассматривая противника безо всякой враждебности. А счетчик времени продолжал вести свой отсчет и дошел до числа пятьдесят. Ни тот, ни другой боец в бой не рвались. Тогда те, кто их подзадоривал, каждый забрав своего подопечного, снова вернули их на середину арены, поставив обоих петухов клюв к клюву. Первым ударил противника серый; он стукнул соперника быстро и резко, отчего тот сразу же свалился замертво.
Среди зрителей вдруг поднялось волнение.
– Обман! Обман! Серого подтолкнули!
Кто-то выкрикнул:
– Ерунда! Этого не было, сознайтесь!
Перегрин резко повернулся и уставился на Фарнэби.
– Его никто не толкал! Я все время не сводил с поля боя глаз! Готов поклясться, что мой человек его только поставил!
Следуя решению судьи, оба хозяина схватили каждый своего петуха. Это обстоятельство было очень кстати для медноперого, которого, по-видимому, последний удар соперника здорово выбил из колеи. Судья объявил счет в пользу серого петуха. Мистер Фитцджон запальчиво произнес:
– Конечно же, серого никто не подталкивал! Да сядьте вы там, сядьте! Да, ничего удивительного, что ваш петух такой нерешительный. Мне кажется, в последней схватке у него пострадал глаз. Да, Перри, у вас действительно редкостный петух. Ну, а теперь уже он его прикончит. Смотрите, медноперый совсем скис, а, может, и отдал концы. Да, умер, это точно. Отличная игра, Перри. Отличная!
Мистер Фарнэби повернулся к ним. Лицо его выражало ярость.
– Конечно же, отличная. Вашего петуха напугали, да еще и подтолкнули, чтобы заставить его вступить в драку!
– Послушайте, Фарнэби, – очень недоброжелательно произнес мистер Фитцджон, – надо научиться признавать свое поражение.
Мальчишеское лицо Перегрина нахмурилось. Он поднял руку, чтобы утихомирить своего разгневанного друга, и взглянул на Фарнэби.
– Вы, видимо, сами не знаете, что говорите. Если бы было какое-нибудь нарушение, то судья бы его непременно заметил.
– О, – насмешливо протянул Фарнэби, – когда своих петухов выставляют на бой богатые, то судьи иногда допускают ошибки.
Эти слова были сказаны не так громко, чтобы их услыхали сидящие далеко. Но Перегрин от возмущения сразу же вскочил.
– Что?! – с яростью закричал он. – Повторите-ка ваши слова, если смеете!
Хотя эту тираду могли услышать только те, кто сидел очень близко к Фарнэби, теперь все вокруг поняли, что рядом происходит перебранка. Люди попроще сразу же стали выступать на стороне того или другого спорщика. А некоторые (из тех, кто проиграл свои деньги, поставив на медноперого) начали кричать, что серого петуха подтолкнули. Другие же, с неменьшим рвением, громко заявляли, что схватка была справедливой. В этом гвалте выделялся визгливый голос какого-то кокни, требовавшего, чтобы Перегрин поставил мистеру Фарнэби хороший фонарь под глазом. Но такой совет, по-видимому, Перри вовсе и не требовался, – он уже и так еле сдерживался, чтобы не пустить в ход кулаки.
Мистер Фитцджон тоже слышал последние слова Фарнэби и поспешил встать между ним и Перегрином, быстро приговаривая:
– Ну, хватит валять дурака, Фарнэби. Вы просто выпили лишку, и вам должно быть стыдно за свое поведение.
– Ах, так я, значит, выпил? – угрожающе закричал Фарнэби, не сводя глаз с Перегрина. – Я не настолько и пьян и могу прекрасно видеть, как подталкивают петуха к драке! И я повторяю, сэр Перегрин Тэвернер, что когда у человека много денег, они могут творить весьма сомнительные дела!
– Ну, черт побери! – вышел из себя мистер Фитцджон. – Не обращайте на него внимания, Перри!
Однако Перегрин этого совета не услышал. Пока мистер Фитцджон говорил, Перри нанес сильный удар по лицу Фарнэби левой рукой, отчего тот свалился на скамейку. Тут же множество людей стали громко поддерживать Перри, раздался вопль:
– На кулачки!
Более спокойные наблюдатели стали протестовать. А джентльмен в потертом пальто, на колени которого свалился мистер Фарнэби, начал требовать, чтобы немедленно прибыли стражи порядка.
Мистер Фарнэби заставил себя подняться и показал всем присутствующим, что у него из носа идет кровь. Тот же самый голос, который советовал Перегрину кулаком проучить Фарнэби, теперь с восхищением призывал:
– Заткни ему дырку! Дай ему как следует, хозяин! Пусть отпробует домашненького!
Мистер Фарнэби прижал к лицу платок и произнес:
– Утром мой друг навестит вашего, сэр! Будьте любезны назвать имя своего секунданта.
– Фитц? – обернувшись через плечо, резко спросил Перегрин.
– К вашим услугам, – отвечал мистер Фитцджон.
– С моей стороны будет выступать мистер Фитцджон, – сказал Перегрин, Он побледнел, но был полон решимости.
– Вам обо всем сообщат, сэр! – уверенно пообещал Фарнэби и направился к выходу, все еще прижимая к носу свой окровавленный платок.
ГЛАВА X
На следующее утро мистер Фитцджон завтракал в снимаемых им апартаментах на Корк-стрит. Лицо его было необычно серьезно. Когда лакей сообщил ему, что пришел какой-то джентльмен, мистер Фитцджон, качая головой и вздыхая, встал из-за стола.
Визитная карточка джентльмена, которую мистер Фитцджон держал большим и указательным пальцами, ничего ему сказать не могла. Это имя было ему незнакомо. Адрес же владельца карточки не произвел на него особого впечатления, поскольку указанная там улица затерялась где-то в лабиринте между Нортумберлендским дворцом и Площадью Святого Джеймса.
Капитана Крейка провели в комнату. Внешне он весьма походил на херувима, и потому мистер Фитцджон, немного введенный в заблуждение, проницательно отметил, что армейский ранг капитан Крейк присвоил себе сам. Фитцджону этот капитан не понравился. Его отец дал ему хорошее воспитание, всегда уделяя должное внимание вопросам этики. Поэтому мистеру Фитцджону достаточно было всего один раз взглянуть на капитана Крейка, чтобы убедиться, что истинный джентльмен вряд ли пригласит такого человека секундантом для посредничества в деле, затрагивающем честь и достоинство. Первый долг любого секунданта всегда состоит в том, чтобы попробовать соперников примирить. Но сейчас было совершенно очевидно, что подобной мысли у капитана Крейка и в помине не было. Он пришел с единственной целью – обговорить место и время дуэли, а также, по поручению своего приятеля, выбрать марку пистолетов.
Все эти вопросы они решили быстро. Но когда капитан, Думая, что мистер Фитцджон и есть пострадавшая сторона, предложил провести дуэль на расстоянии двадцати пяти ярдов, тот решительно отверг это предложение.
Такое расстояние должно быть на руку более опытным дуэлянтам, а не Перегрину. Фитцджон вполне резонно считал, что, невзирая на все мишени, простреленные Перри в галерее Мэнсона, до этого он никогда ни в каких реальных баталиях участия не принимал.
Фитцджон не шел ни на какие уступки. Капитан Крейк попробовал было на него надавить и добиться своего, но тот резко оборвал Крейка и прямо сказал, что никак не может признать мистера Фарнэби пострадавшей стороной. Действительно, сэр Перегрин своего противника ударил, но он просто вынужден был так поступить, потому что его на это спровоцировали.
После непродолжительных споров капитан оставил возражения, согласившись на расстояние в двенадцать ярдов. Никакой надежды на примирение больше не оставалось. Мистер Фитцджон хорошо знал кодекс чести и прекрасно понимал, что публично нанесенная пощечина исключает возможность исчерпать ссору принесением извинений. Теперь же поведение капитана Крейка окончательно убедило его, что, как бы мистер Фарнэби в душе не сознавал свою собственную неправоту, рассчитывать на его признание своей вины, умышленную неловкость при стрельбе или преднамеренный выстрел в воздух никак нельзя.
Когда капитана Крейка проводили к выходу, мистер Фитцджон не мог сразу продолжить свой прерванный завтрак. Какое-то время он неподвижно стоял у камина и мрачно взирал на огонь. С мистером Фарнэби он был мало знаком, но кое-что о нем слышал от других. Сей джентльмен вращался далеко от высшего общества; обычно его видели в кругу скандальных молодых людей с состоянием, у коих он был прихлебателем. Репутация у Фарнэби была отнюдь не прекрасная. Ничего определенно плохого никто против него сказать не мог, но было точно известно, что он был замешан далеко не в одном весьма сомнительном деле. Еще говорили, что он – отменный стрелок. Мистер Фитцджон отнюдь не предполагал, что завтрашняя встреча кончится фатально, хотя и предвидел, что ее последствия могут оказаться слишком серьезными. Во всяком случае, на душе у Фитцджона было неспокойно. Верно, что в тот день Фарнэби не был пьяным, как и то, что бой его петуха с петухом Перегрина на петушиной арене проводился честно. Все это очень подозрительно, как будто бы ссора кем-то специально задумана так, чтобы спровоцировать Перегрина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Бой продолжался пятнадцать минут. Оба бойца здорово потрепали друг друга, но в конце боя красный петух нанес серому смертельный удар, и тот упал. Мистер Фитцджон с жаром пожал руку своему соседу, которого совершенно не знал, и громко провозгласил, что победить красных петухов никто не может.
– Отличные птицы, не отрицаю, но лично я буду ставить на моего медноперого против любого, где бы его ни вывели, – услыхав их, сказал мистер Фарнэби. – Вы увидите, как он придавит серого петуха мистера Тэвернера. Клянусь своим именем! Иначе не я буду Недом Фарнэби!
– Ну что ж! Однако уж лучше вы сразу подумайте, кем его заменить, потому что сейчас начнется наш бой, – отпарировал Перегрин.
– Ерунда! У вашей птички нет ни единого шанса! – с издевкой отвечал Фарнэби.
Те, кто подготавливали участников боя, уже вывели их на арену. Мистер Фитцджон критически рассмотрел петушков и заявил, что выбрать победителя довольно трудно: подобраны бойцы хорошо; у всех ярко горят хохолки; и хвосты, и ожерелье, и крылья – все пострижено как надо; шпоры острые и длинные и сильно загнуты внутрь.
– Если на то пошло, то петух Тэвернера мне нравится больше, – произнес мистер Фитцджон. – Он держится чертовски прямо, и мне сдается, что оперенье у него более пышное. Но это еще ничего не значит.
Боевые птицы спокойно рассматривали друг друга не очень долго. Почти сразу же они сблизились и начали драку, во все стороны полетели перья. Серый прижал медноперого к полу, но тот быстро поднялся и вернулся на стартовую черту. Оба бойца отлично знали, как устоять перед противником, их тактика была достаточно хитрая, что вызывало энтузиазм у зрителей. Ставки на серого петуха были немножко больше, и это привело в восторг Перегрина. А мистер Фитцджон вынужден был покачать головой и признаться, что, не считая его собственного красноперого петуха, ему никогда не встречался такой боец, как серый петух, коим так справедливо гордится Перегрин. Мистер Фарнэби не сказал ни слова, но, выпятив вперед нижнюю губу, он раз или два косо взглянул на Перегрина.
Петухи дрались уже минут десять, когда медноперый, тактика которого до этого момента была менее наступательной, чем у серого, вдруг ринулся на противника и начал его клевать и трепать изо всех сил. Серый достойно ему сопротивлялся. Мистер Фитцджон закричал:
– Ни разу в жизни не видел, чтобы соперники были настолько равными! Смотрите-ка, удар за удар! Даю, что хотите, но победит серый! О нет, Боже! Медноперый уже на нем! Ха, снова бьет шпорами!
Те, кто подзадоривали бойцов, снова развели их, высвободив из перьев серого петуха шпоры его медноперого соперника. Обоих снова выпустили на арену. Казалось, серый петух был в полуобморочном состоянии, медноперый – почти в таком же. У обоих из ран струилась кровь. Ни тот, ни другой не проявляли ни малейшего желания снова вступить в драку. Оба устало стояли в отдалении друг от друга, рассматривая противника безо всякой враждебности. А счетчик времени продолжал вести свой отсчет и дошел до числа пятьдесят. Ни тот, ни другой боец в бой не рвались. Тогда те, кто их подзадоривал, каждый забрав своего подопечного, снова вернули их на середину арены, поставив обоих петухов клюв к клюву. Первым ударил противника серый; он стукнул соперника быстро и резко, отчего тот сразу же свалился замертво.
Среди зрителей вдруг поднялось волнение.
– Обман! Обман! Серого подтолкнули!
Кто-то выкрикнул:
– Ерунда! Этого не было, сознайтесь!
Перегрин резко повернулся и уставился на Фарнэби.
– Его никто не толкал! Я все время не сводил с поля боя глаз! Готов поклясться, что мой человек его только поставил!
Следуя решению судьи, оба хозяина схватили каждый своего петуха. Это обстоятельство было очень кстати для медноперого, которого, по-видимому, последний удар соперника здорово выбил из колеи. Судья объявил счет в пользу серого петуха. Мистер Фитцджон запальчиво произнес:
– Конечно же, серого никто не подталкивал! Да сядьте вы там, сядьте! Да, ничего удивительного, что ваш петух такой нерешительный. Мне кажется, в последней схватке у него пострадал глаз. Да, Перри, у вас действительно редкостный петух. Ну, а теперь уже он его прикончит. Смотрите, медноперый совсем скис, а, может, и отдал концы. Да, умер, это точно. Отличная игра, Перри. Отличная!
Мистер Фарнэби повернулся к ним. Лицо его выражало ярость.
– Конечно же, отличная. Вашего петуха напугали, да еще и подтолкнули, чтобы заставить его вступить в драку!
– Послушайте, Фарнэби, – очень недоброжелательно произнес мистер Фитцджон, – надо научиться признавать свое поражение.
Мальчишеское лицо Перегрина нахмурилось. Он поднял руку, чтобы утихомирить своего разгневанного друга, и взглянул на Фарнэби.
– Вы, видимо, сами не знаете, что говорите. Если бы было какое-нибудь нарушение, то судья бы его непременно заметил.
– О, – насмешливо протянул Фарнэби, – когда своих петухов выставляют на бой богатые, то судьи иногда допускают ошибки.
Эти слова были сказаны не так громко, чтобы их услыхали сидящие далеко. Но Перегрин от возмущения сразу же вскочил.
– Что?! – с яростью закричал он. – Повторите-ка ваши слова, если смеете!
Хотя эту тираду могли услышать только те, кто сидел очень близко к Фарнэби, теперь все вокруг поняли, что рядом происходит перебранка. Люди попроще сразу же стали выступать на стороне того или другого спорщика. А некоторые (из тех, кто проиграл свои деньги, поставив на медноперого) начали кричать, что серого петуха подтолкнули. Другие же, с неменьшим рвением, громко заявляли, что схватка была справедливой. В этом гвалте выделялся визгливый голос какого-то кокни, требовавшего, чтобы Перегрин поставил мистеру Фарнэби хороший фонарь под глазом. Но такой совет, по-видимому, Перри вовсе и не требовался, – он уже и так еле сдерживался, чтобы не пустить в ход кулаки.
Мистер Фитцджон тоже слышал последние слова Фарнэби и поспешил встать между ним и Перегрином, быстро приговаривая:
– Ну, хватит валять дурака, Фарнэби. Вы просто выпили лишку, и вам должно быть стыдно за свое поведение.
– Ах, так я, значит, выпил? – угрожающе закричал Фарнэби, не сводя глаз с Перегрина. – Я не настолько и пьян и могу прекрасно видеть, как подталкивают петуха к драке! И я повторяю, сэр Перегрин Тэвернер, что когда у человека много денег, они могут творить весьма сомнительные дела!
– Ну, черт побери! – вышел из себя мистер Фитцджон. – Не обращайте на него внимания, Перри!
Однако Перегрин этого совета не услышал. Пока мистер Фитцджон говорил, Перри нанес сильный удар по лицу Фарнэби левой рукой, отчего тот свалился на скамейку. Тут же множество людей стали громко поддерживать Перри, раздался вопль:
– На кулачки!
Более спокойные наблюдатели стали протестовать. А джентльмен в потертом пальто, на колени которого свалился мистер Фарнэби, начал требовать, чтобы немедленно прибыли стражи порядка.
Мистер Фарнэби заставил себя подняться и показал всем присутствующим, что у него из носа идет кровь. Тот же самый голос, который советовал Перегрину кулаком проучить Фарнэби, теперь с восхищением призывал:
– Заткни ему дырку! Дай ему как следует, хозяин! Пусть отпробует домашненького!
Мистер Фарнэби прижал к лицу платок и произнес:
– Утром мой друг навестит вашего, сэр! Будьте любезны назвать имя своего секунданта.
– Фитц? – обернувшись через плечо, резко спросил Перегрин.
– К вашим услугам, – отвечал мистер Фитцджон.
– С моей стороны будет выступать мистер Фитцджон, – сказал Перегрин, Он побледнел, но был полон решимости.
– Вам обо всем сообщат, сэр! – уверенно пообещал Фарнэби и направился к выходу, все еще прижимая к носу свой окровавленный платок.
ГЛАВА X
На следующее утро мистер Фитцджон завтракал в снимаемых им апартаментах на Корк-стрит. Лицо его было необычно серьезно. Когда лакей сообщил ему, что пришел какой-то джентльмен, мистер Фитцджон, качая головой и вздыхая, встал из-за стола.
Визитная карточка джентльмена, которую мистер Фитцджон держал большим и указательным пальцами, ничего ему сказать не могла. Это имя было ему незнакомо. Адрес же владельца карточки не произвел на него особого впечатления, поскольку указанная там улица затерялась где-то в лабиринте между Нортумберлендским дворцом и Площадью Святого Джеймса.
Капитана Крейка провели в комнату. Внешне он весьма походил на херувима, и потому мистер Фитцджон, немного введенный в заблуждение, проницательно отметил, что армейский ранг капитан Крейк присвоил себе сам. Фитцджону этот капитан не понравился. Его отец дал ему хорошее воспитание, всегда уделяя должное внимание вопросам этики. Поэтому мистеру Фитцджону достаточно было всего один раз взглянуть на капитана Крейка, чтобы убедиться, что истинный джентльмен вряд ли пригласит такого человека секундантом для посредничества в деле, затрагивающем честь и достоинство. Первый долг любого секунданта всегда состоит в том, чтобы попробовать соперников примирить. Но сейчас было совершенно очевидно, что подобной мысли у капитана Крейка и в помине не было. Он пришел с единственной целью – обговорить место и время дуэли, а также, по поручению своего приятеля, выбрать марку пистолетов.
Все эти вопросы они решили быстро. Но когда капитан, Думая, что мистер Фитцджон и есть пострадавшая сторона, предложил провести дуэль на расстоянии двадцати пяти ярдов, тот решительно отверг это предложение.
Такое расстояние должно быть на руку более опытным дуэлянтам, а не Перегрину. Фитцджон вполне резонно считал, что, невзирая на все мишени, простреленные Перри в галерее Мэнсона, до этого он никогда ни в каких реальных баталиях участия не принимал.
Фитцджон не шел ни на какие уступки. Капитан Крейк попробовал было на него надавить и добиться своего, но тот резко оборвал Крейка и прямо сказал, что никак не может признать мистера Фарнэби пострадавшей стороной. Действительно, сэр Перегрин своего противника ударил, но он просто вынужден был так поступить, потому что его на это спровоцировали.
После непродолжительных споров капитан оставил возражения, согласившись на расстояние в двенадцать ярдов. Никакой надежды на примирение больше не оставалось. Мистер Фитцджон хорошо знал кодекс чести и прекрасно понимал, что публично нанесенная пощечина исключает возможность исчерпать ссору принесением извинений. Теперь же поведение капитана Крейка окончательно убедило его, что, как бы мистер Фарнэби в душе не сознавал свою собственную неправоту, рассчитывать на его признание своей вины, умышленную неловкость при стрельбе или преднамеренный выстрел в воздух никак нельзя.
Когда капитана Крейка проводили к выходу, мистер Фитцджон не мог сразу продолжить свой прерванный завтрак. Какое-то время он неподвижно стоял у камина и мрачно взирал на огонь. С мистером Фарнэби он был мало знаком, но кое-что о нем слышал от других. Сей джентльмен вращался далеко от высшего общества; обычно его видели в кругу скандальных молодых людей с состоянием, у коих он был прихлебателем. Репутация у Фарнэби была отнюдь не прекрасная. Ничего определенно плохого никто против него сказать не мог, но было точно известно, что он был замешан далеко не в одном весьма сомнительном деле. Еще говорили, что он – отменный стрелок. Мистер Фитцджон отнюдь не предполагал, что завтрашняя встреча кончится фатально, хотя и предвидел, что ее последствия могут оказаться слишком серьезными. Во всяком случае, на душе у Фитцджона было неспокойно. Верно, что в тот день Фарнэби не был пьяным, как и то, что бой его петуха с петухом Перегрина на петушиной арене проводился честно. Все это очень подозрительно, как будто бы ссора кем-то специально задумана так, чтобы спровоцировать Перегрина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67