- спросил он.
- Да, у меня тогда ещё голова закружилась, и тебе попало от Тамары Александровны.
- А потом мы сидели на берегу речки Гжати, ели вкусные бутерброды и бросали хлеб уткам. Речка ещё жива?
- Да, весной в некоторых местах так разливается, что купаться можно.
- Еще помню, как посещали краеведческий музей. Он тоже цел?
Вера молча кивнула. До самой остановки она больше не произнесла ни слова.
- Нам выходить, - она тронула Николая за рукав.
Они очутились на улице, где не горел ни один фонарь. По обеим сторонам дороги стояли частные дома. В некоторых ещё светились одно-два окошка, но большинство было погружено во тьму. Кое-где от скуки перебрехивались собаки.
- Это что, окраина города?
- Почти.
- Сроду бы в такой кромешной тьме дом не нашел.
- Поэтому я тебя и встретила. Осторожно, иди за мной, сейчас канава будет. - Вера вытащила из сумки фонарик и стала светить под ноги.
- И не страшно, когда одна ночью ходишь?
- А что делать? До дому добираться как-то надо. Летом ещё ничего, а вот зимой, когда темнеет рано, бывает неприятно. Но волков у нас вроде нет, а собаки на людей не кидаются.
- Хоть бы фонарь где повесили.
- Какой фонарь, о чем ты говоришь! У нас даже городской транспорт не ходит, денег нет.
- На чем же сейчас мы ехали?
- На автобусе дальнего следования. Ночью он сажает городских пассажаров.
- Что, серьезно? - изумился Николай. - И это на родине первого космонавта! Тогда вам надо гужевой транспорт осваивать. Не пешком же ходить!
- Уже осваивают. На нашей улице в двух домах лошадей держут
Николай, как ни остерегался, съехал в лужу.
- А, черт! - выругался он, останавливаясь, чтобы вылить грязь из ботинка.
Разбуженная его выкриком, тут же залаяла собака, ей ответила другая, и пошло, и поехало...
К дому они приблизились в сопровождении злобного лая.
Едва открыли калитку, из будки, гремя цепью, вылез пес и тоже залаял.
- Тихо, Малыш, замолчи! - прикрикнула на псину Вера. - Ты ещё тут будешь...
Собака послушно скрылась в будке.
Не такой уж он и малыш, отметил Першин. Пес с бело-рыжими пятнами на груди и закрученным в кольцо хвостом больше всего напоминал средних размеров лайку.
- На лайку похож.
- Лайка и есть. Мне его родители одного ученика подарили, когда к нам в сад лазить стали. Своих не тронет, а появись кто чужой, может цапнуть. Умная собака. Без дела не лает, как другие.
Едва Николай вошел в дом, повеяло знакомыми с детства и давно позабытыми запахами.
- Хорошо-то как, - невольно вырвалось у него.
Домик состоял из двух комнат, кухни и веранды. Кругом царил идеальный порядок. Букет разноцветных астр на круглом столе со скатерью смотрелся весело и нарядно. Рядом лежала стопка ученических тетрадей.
- Ты где преподаешь?
- В средней школе. Учительница русского и литературы в старших классах.
- Я так и подумал.
- Почему?
- Не знаю. На математичку ты не похожа.
Вера улыбнулась. Николай первый раз увидел, как она улыбается. Ее строгое лицо будто тронул кистью умелый художник. Оно преобразилось и удивительно поророшело.
- А почему в августе - и тетради? - удивился он.
- Веду факультатив, готовимся к занятиям. Сейчас такая сложная программа, вот родители и попросили позаниматься с выпускным классом. У тебя тоже аллергия на тетради?
- Нет, - удивился от вопросу. - Почему спрашиваешь?
- Мой бывший муженек видеть их не мог. Говорил, что они у него все время стоят перед глазами вместо завтрака, обеда и ужина.
Николай осматривал небогато обставленную комнату, куда привела его хозяйка. Сервант с посудой, почти такой же, как и в комнате его матери, книжный шкаф, полки, зеркало, диван, заправленный клетчатым пледом. В углу висела икона с лампадкой.
- Здесь тебе постелю, - Вера положила на диван стопку белья.
Он остановил её.
- А можно я на веранде посплю? Там топчан есть.
- Как хочешь, - удивилась Вера. - Только Малыш лает иногда, может побеспокоить.
- Ничего.
После ужина, от которого Николай всячески отказывался, но в конце концов пришлось подчиниться, он лежал на топчане в чужом доме и не мог заснуть.
Удивительно приятный запах распространялся вокруг. Что это? Приподнявшись на локте, пытался определить, откуда исходит такой пьянящий аромат и не мог.
- Здорово, - прошептал он и закрыл глаза.
Нежный запах настраивал на лирический лад, успокаивал и убаюкивал. За последние дни произошло столько разных событий... Завтра предстояла встреча с тетей Любой, ради которой и приехал сюда.
На улице в своей будке гремел цепью полусонный Малыш, время от времени взлаивали другие собами, где-то загорланил петух, потом ещё один, - под эти непривычные звуки Николай провалился в сон.
Проснулся оттого, что кто-то негромко приговаривал совсем рядом:
- Цыпа, цыпа, цыпа...
Николай потянулся всем телом и почувствовал, что в углу постели находится что-то теплое и живое. Он открыл глаза. В ногах лежал трехцветный клубок, который вдруг зашевелился, потревоженный его движением, поднял голову и оказался хорошенькой кошечкой с зелеными глазами.
- Иди ко мне, - позвал Николай.
Кошечка, помедлив секунду, словно хотела удостовериться в добрых намерениях, доверчиво двинулась к нему, грациозно ступая по одеялу. Во сне он тоже чувствовал, как кто-то ласково касается его, стараясь не разбудить. Он думал, что это происходило во сне.
- Не дают тебе поспать, - появившаяся Вера смотрела, как Николай гладит кошечку. - Ее Дусей зовут, очень своенравная скотинка. Странно, что она к тебе на руки идет, обычно никого из чужих не подпускает, дичится всех.
Вера держала в руках миску со свежими яйцами.
- О, - улыбнулся Першин, - я смотрю, у вас настоящее натуральное хозяйство.
- Да какое хозяйство, - отмахнулась Вера. - Пять куриц, одна из которых совсем квелая, петух и кошка с собакой. Поросенка давно не держим, я в школе занята, а мама болеет.
Николай, принюхиваясь, крутил головой. Вчерашнего ночного запаха не чувствовалось вовсе.
- Скажи, пожалуйста, вчера, когда засыпал, чем-то сногсшибательно пахло. Или мне показалось?
- Маттиолой, наверное, это цветок такой, распускается на ночь глядя и благоухает. Сам неприметный, а аромат на всю округу. Его ещё ночной фиалкой называют. Я его каждый год сажаю.
- Точно, фиалкой и пахло!
Дуська, уютно угнездившись у Николая на руках, оглушительно мурлыкала.
- Надо же, кошечка маленькая, а голосище... - удивился он.
- Скоро завтракать будем.
Дуська, приняв эти слова на свой счет, спрыгнула на пол и, независимо задрав хвост, направилась вслед за Верой на кухню.
Утренняя улица, по которой Николай шел вместе с Верой, отличалась от улицы ночной. Почти у каждой калитки рылись в траве куры, охраняемые бдительным петухом, носились на велосипедах пацаны, возле огромной кучи песка, сваленной у недостроенного дома, сидела пара малышей и с упоением возводила из песка замысловатое сооружение. В палисадниках красовались цветы.
- Сколько золотых шаров! - улыбнулся Николай. Ему всегда нравились эти цветы.
- Да, распустились. Скоро осень. У нас золотые шары за цветы не считают, везде растут как сорняк, а я люблю.
- Я тоже, - сказал Николай.
Когда выходили из дома, он заметил, что у Пчелкиных в палисаднике тоже росли золотые шары.
Все, кто встречался по пути, здоровались с Верой и с Николаем.
- Здравствуйте, здравствуйте, - отвечала она.
Кое-кто называл её по отчеству - Владимировной.
- Родители моих учеников, - пояснила она.
Лишь однажды Вера насупилась, когда её остановила неряшливого вида расплывшаяся бабенка неопределенного возраста с хитрыми глазами. Черты её лица Николаю смутно кого-то напоминали.
- Как здоровье тетки Любы? - весело спросила она, впившись глазами в Першина. - Никак, гости у тебя?
- Гости. Здоровье мамы без изменений.
Бабенка была не прочь ещё поболтать, но Вера не поддержала её.
- В больницу опаздываем, - сказала она.
Шагая вслед за Верой Николай чувствовал чужой взгляд на собственном затылке.
- Неприятная женщина.
- А ты не узнал ее? - остановилась Вера.
- Нет. А кто это?
- Екатерина Доронькина, двоюродная сестра твоего приятеля Славика. Разве ты не помнишь ее?
- Катя Доронькина? Катька?! - он едва удержался, чтобы не оглянуться и не посмотреть вслед. - Удивительно! Она была такая хорошенькая. Года на три постарше нас со Славиком.
- Правильно. Ей сейчас сорок шесть, - подтвердила Вера. Числится на "Динамике".
- Почему числится?
- Завод большую часть времени не работает, люди пристраиваются, где кто может. Катерина тоже, сейчас, кажется, в уборщицы подалась, надо же как-то жить.
- Я был влюблен в неё в детстве. Никогда бы не подумал, что красавица Катерина превратится в такую... такую тетку. Она давно в этих краях живет?
- Да. Они через год после нас здесь с матерью поселились. Хибарку купили, потом лет пятнадцать её достраивали. Доронькины разъехались кто куда. Сама бабка Варя сначала к старшему сыну Василию в центральную усадьбу Родоманово подалась, потом, разругавшись с невесткой, здесь жить попробовала, у дочери, но тоже не ужилась. Просилась к Лидии в Москву, но та её не взяла. Так и моталась старуха до самой смерти между Родомановым и Гагариным.
- Славик никогда ничего про это не рассказывал.
Вера ещё больше насупилась, хотела что-то добавить, но сдержала себя, промолчала.
- А со Славиком ты по-прежнему дружишь? - вдруг спросила она.
- Виделись недавно, - неохотно отозвался Першин.
После встречи с Екатериной Доронькиной безмятежное настроение, навеянное нехитрым деревенским бытом провинциального городка испарилось, как дым. Зудяще и выматывающе стал побаливать правый висок. Впереди была встреча с тетей Любой. Что-то она скажет сегодня Першину?..
Любовь Ивановна лежала в крошечной палате одна.
Николай с трудом узнал в этой маленькой ссохшейся женщине полнокровную тетю Любу. Сквозь редкие седые волосы просвечивала кожа. Дышала больная неровно, словно внутри неё работал неисправный механизм. У противоположной стены стояла ещё одна кровать. Она была пустая.
Вера, обняв мать, перевела взгляд на незанятую койку.
- Ночью... вынесли, - хрипло вымолвила тетя Люба.
Вера все поняла правильно и отвернулась: умерла, значит, соседка. Скоро и мать...
Любовь Ивановна, видя, как Николай выгружает из авоськи апельсины, покачала головой.
- Нельзя мне цитрусовые. Верочка, почему ты не сказала?
- Я говорила, только он не послушался.
- Посади меня повыше, - попросила Любовь Ивановна дочь.
Николай бросился помогать Вере. Вдвоем они легко приподняли невесомое тело больной и усадили на подушки. Он почувствовал, что руки Веры дрожали.
- А теперь оставь нас вдвоем, - приказала Любовь Ивановна.
Вера послушно вышла из палаты, но перед этим тихо шепнула Николаю:
- Только недолго, она сознание может потерять от перутомления.
Першин смотрел на тонкие пожелтевшие руки тети Любы, безжизненно лежавшие поверх одеяла. Глазами старой больной женщины на него смотрела сама смерть.
- Сядь поближе, я кричать не могу.
Он придвинул стул ближе к постели.
- Давно Тамаре говорила, не послушалась меня, теперь вот помереть не могу спокойно, пока её волю не выполню. Тогда, на Выселках, ты нашел монеты, начала говорить она. - Тринадцать штук. Тамара никому про это не сказала, только мне и тете Мане, твоей бабушке. Как же мать испугалась за тебя, сколько по врачам ходила, один Бог знает! Чего только не наслушалась от них! Сначала не хотела брать те монеты, говорила, нельзя, грех. А потом... Денег-то сколько на врачей извела!
Тетя Люба закашлялась, хрипло, с надрывом. Николай вскочил, хотел позвать кинуться за Верой, но больная остановила его.
- Подожди. Скажу сначала...
Она закрыла глаза и несколько минут лежала молча, словно собиралась с силами.
- Потом ей все-таки пришлось обменять часть золотых на деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38