Из своего угла он показал Нюрке наган и погрозил пальцем. Жестом он заставил Ивана спрятаться на кухне. В сенях беседовали вполголоса.
- Пройдите, сами ей скажите, - услышали они голос Верки, и в сенях послышались шаги. Открылась дверь. На пороге стоял человек в пальто и мокрой фуражке. Человек был низкорослый, крепкий, руки держал в карманах.
- Нюр? - спросил он негромко. - Што? А? Хапеж какой?
Гуляев, взглянув из-за его плеча, увидел расширенные, неподвижные глаза Нюрки и понял, что глаза эти выдают их.
- Руки вверх! - вдруг крикнула Верка и выхватила браунинг.
Человек прыгнул, повернулся и рванулся к двери. Гуляев ударил неточно, но все-таки услышал, как ляскнули зубы, и человек в фуражке сел на пол. Гуляев упал на него, прижав его руки к полу. Подбежал Иван, быстро обыскал незнакомца. Потом они подняли его. Но голова парня свисала вниз, а из угла рта бежала кровь. Панфилов рассовывал по карманам два пистолета и нож, найденные у бандита.
Фуражка упала на пол, и Панфилов отбросил ее ногой в угол. Парень все еще не пришел в себя. Светлые густые кудри разметались по лбу. Глаза были прикрыты.
- Кто такой? - спросил Гуляев у Нюрки. Та хрипло ответила:
- Виталька Гвоздь.
- Принимал участие в ограблении склада?
- А я почем знаю!
- Ну и ну! - сказал Ванька Панфилов, доставая и рассматривая финку с наборной, засиявшей при свете лампы янтарным многоцветьем рукоятью. - Это, брат, и правда Гвоздь. Из шайки Фитиля! Он!
Гвоздь раскрыл глаза, мутно оглядел комнату, склонившихся над ним людей и вдруг вскочил с такой легкостью, что успел бы выскочить в дверь, если бы Панфилов не двинул его прикладом. От удара он охнул и снова сел на пол. Потом повернулся, привстал и прошептал, глядя на Нюрку:
- Шкура! Легавых навела! Фитиль расплатится, - и снова упал, вжав голову в плечи.
- Прикидывается! - сказала Верка. Гуляев с Иваном отволокли его в кухню.
- Будь при нем! - предупредил Панфилова Гуляев. Он вошел в горницу и только раскрыл было рот, чтобы опять начать допрос Нюрки, как в сенях снова хлопнула дверь и затопали сапоги. Он кинулся к двери, встал за ней, и тут же она распахнулась.
- Беги! - услышал он дикий вопль Нюрки. Ударили выстрелы, и он торопясь выстрелил сквозь дверь. Она захлопнулась.
Он рванул дверь в сени. Оттуда полыхнула навстречу вспышка. У самого виска всхлипнула пуля. Входная дверь ударила. Он кинулся за бегущим. Выскочил во двор. Выстрелил трижды в ту сторону, но заскрипел забор и залились по всей округе собаки. Он побежал к тому месту, где затрещали как ему почудилось - доски. Но все шумы вокруг тонули в шуме дождя, в его ровном неумолчном дроботе.
Когда он вошел в хату, Панфилов стягивал Верке руку каким-то платком. Нюрка сидела в углу, не глядя ни на кого. В кухне стонал раненый Гвоздь, а посреди горницы стоял мальчик во взрослом пиджаке, свисавшем с плеч, и картузе, насаженном до переносья. Он стоял, смотрел на разор в хате, на людей, бродящих по их дому, и бормотал:
- Мамк, чего это? А? Чего это, мамк?
Наступили сухие погожие дни, опять весело и не по-осеннему смотрело с неба солнце. Однако на улицах было пусто. Люди возились на огородах, толпами уходили в лес по орехи, и никакие посты и проверки документов не могли их остановить.
Утром Иншаков вызвал к себе Гуляева. В кабинете у него сидел Бубнич. Оба за последнее время осунулись, щеки Иншакова рыжели двухдневной щетиной. Сквозь открытые окна доходил в кабинет запах палой листвы и свежего навоза.
- Допросил Гвоздя? - спросил Бубнич, поворачиваясь от окна навстречу Гуляеву.
- Допросил. Это они втроем ограбили склад кооперации. Сторож знал Веньку - того, кого застрелили в перестрелке в доме у Власенко. Это и помогло. Сторож приторговывал зажигалками. На этом его и купили, хотя по ночам он был осторожен. Поддался на знакомое лицо. Фитиль ударил его по голове ломиком, они быстро очистили склад и вынесли вещи... Но дальше неясно. Я спрашиваю: вещи сразу перенесли к Власенко? Отмалчивается. Я спрашиваю: был еще кто с ними? Говорит: никого не было, но говорит неуверенно. Думаю, дня через два расколется. Он в холодной сидит. Там ему не нравится.
- Расколоть-то надо, понимаешь, какое дело, сегодня, - сказал Иншаков. Он сидел в своем кресле. Под светлыми ресницами изредка проблескивали линялые голубые глаза. - Дела такие, что сейчас от этой нити черт его знает что зависит...
Он повернулся к Бубничу:
- Военком звонил. Грибники и орешники идут валом. Чуть не до драки с караульными. Мы с этим, понимаешь, какое дело, подсобным промыслом можем в город всю банду пропустить.
Бубнич долго молчал. Потом сказал:
- Озлоблять людей нельзя. И без того положение трудное. Губерния просит продержаться две недели, раньше помощи прислать не может. О Клеще сведений фактически нет. Но, судя по всему, о нас он знает многое. Установлено, что в городе действует контрреволюционное подполье. Белые они, эсеры или анархисты - это еще только предстоит выяснить. Выход один действовать. А как - это надо обдумать. Вот, товарищ Гуляев, какое положение. Так что ваш Гвоздь должен заговорить. А как Власенко?
- Пока в истерике. Допрашивать нет смысла.
- Сегодня же допросить и выяснить все, что она знает.
- Есть!
Вернувшись в свой кабинет, Гуляев сразу же попросил привести Гвоздя. В комнате дымно бродило солнце, вились тучи пылинок.
Ввели арестованного. Гуляев махнул охране, чтоб ушли, приказал заключенному сесть. Гвоздь должен был заговорить, и, должно быть, он увидел решимость в гуляевских глазах, потому что сразу занервничал.
- Твое настоящее имя? - Гуляев смотрел на него с ненавистью, которую не желал скрывать.
- Семен, - сказал Гвоздь, отводя глаза. Русые волосы его взлохматились и потемнели за время пребывания в холодной.
- Фамилия?
- Да кликай Гвоздь. Мене все так кличут.
- Мне плевать, как тебя кличут. Я спрашиваю фамилию.
Гвоздь передернул плечами, словно ему было холодно:
- Воронов, я и забыл, когда меня так звали.
- Говорить будешь?
- А чего говорить? - тянул время Гвоздь.
- Последний раз спрашиваю: будешь говорить?
- А то - что?
- Охрана! - крикнул Гуляев.
Вошел молодой милиционер.
- Товарищ боец! - сказал он строго.
- Слушаю, товарищ следователь!
- Взять арестованного и сдать в трибунал.
- Есть, - конвоир выставил перед собой штык, шагнул вперед.
Гвоздь вскочил.
- Ладно, - сказал он, поворачиваясь к Гуляеву, - все расскажу... Только выгони этого...
- Товарищ боец, благодарю за службу, - сказал Гуляев. - Покиньте на время это помещение.
Конвоир четко откозырял и вышел.
- Где припрятали товар? - спросил Гуляев.
- Да мы, почитай, его и не вывозили, - сказал Гвоздь, - мы его только что перенесли - и всего делов.
- Куда перенесли?
- А через улицу. Там напротив лавка была при старом режиме. Она теперича закрытая. У Фитиля... - Гвоздь замолк и снова передернул лопатками, - у его ключ был, мы за полчаса весь товар и перенесли. Все там и оставили. А на другой день добыли тачки...
- У кого?
- Фитиль все... Ни я, ни Венька - мы не касались. Привез три тачки. Мы и перевезли все к Нюрке... Народ-то этими тачками завсегда пользуется.
- Хлебные склады вы подожгли?
- А на кой нам надо было их жечь? Тот склад кооператорский мы ведь почему взяли? Там всё вещички были, которые сбыть легко. Мануфактура, сахар. А хлеб продавать - враз заметут и к стенке! Какая ж нам выгода поджигать?
- Где сейчас Фитиль?
- Того не знаю, - Гвоздь отвел глаза. - Он мне не докладывался.
- Где вы чаще всего прятали награбленное?
- У Гонтаря в саду. Там у его шалаш, так мы там...
- С кем был связан Фитиль, кто к нему приходил?
- Не знаю. К нам никто не ходил. Он сам куда-то исчезал, чуть не раза три на дню. У нас никого не бывало.
- Проверим, - сказал Гуляев. - Если соврал - не помилуем.
- Чего пугаешь? - обозлился Гвоздь. - Мне, как ни верти, конец. Либо вы шлепнете, либо - Фитиль найдет, скажет: скурвился - подыхай.
- Фитилю до тебя не добраться. Руки у него коротки, - сказал Гуляев.
- Не-ет, у Фитиля руки длинные, - пробормотал Гвоздь.
Едва его увели, Гуляев кинулся к Бубничу.
- Товарищ уполномоченный, - с места в карьер начал Гуляев, - может, вы дадите кого-нибудь в помощь? Мне надо немедленно допросить эту Власенко. Гвоздь дал показания. Хочу проверить. У них, оказывается, база была в садах. Малина. Необходимо срочно проверить, а я один не смогу сразу и туда и сюда успеть.
Бубнич слушал, но слова словно отскакивали от его бронзового широкоскулого лица.
- Вот что, товарищ, - сказал он, - ты разве сам не видишь, какое положение? Надо все успеть и все - самому.
Гуляев кинулся в свою комнату, на ходу приказав привести к нему Власенко.
Он сидел и записывал суть показаний Гвоздя, когда ее ввели. Она стояла в потрепанной юбке с грязным подолом, в жакете с продранными локтями, упавший на плечи платок обнажил черные свалявшиеся волосы. Красивое белое лицо с очень ярким ртом хранило выражение какой-то отрешенной одичалости.
- Садитесь, - сказал ей Гуляев, кивнув на стул.
Она отвернулась от него, стала смотреть в окно.
- Слышите, что говорю! - поднял он голос. - Подойдите к столу и сядьте!
Как во сне, не отрывая глаз от окна, где билась и шуршала тополиная листва, она сделала два шага и села.
- У меня к вам несколько вопросов. Если вы ответите на все вопросы, мы вас выпустим.
Она словно бы и не слышала этого.
Гуляев разглядывал фотокарточку, взятую в доме Нюрки. Из желтоватой рамки с вензелями, выведенными золотыми буквами, смотрело молодое, хищное, зло улыбающееся лицо. Откуда-то он знал этого человека, где-то видел совсем недавно, но вспомнить - хоть убей! - не мог.
- Фитиль? - спросил он, подвинув фотографию Нюрке.
Она взглянула, потом взяла фотографию в руки и засмотрелась на нее. На усталом лице вдруг проступило выражение такой страстной нежности, что на секунду Гуляеву стало неловко.
- Это Фитиль? - повторил он вопрос.
Она отложила карточку, взглянула на него и кивнула.
- Как зовут Фитиля?
Она посмотрела на него диким, затравленным взглядом.
- Будете отвечать?
Она опустила глаза и молчала.
- Нюра, - сказал он, вставая, - если вы не будете отвечать, нам придется вас задержать.
Она вскинула голову:
- Гад!
Гуляев почувствовал, как тонкий холодок бешенства поднимается в нем. Она сидела здесь и оскорбляла его, следователя Советской власти, а любовник ее, сбежав от расплаты, где-то готовил новые грабежи и убийства... С трудом он заставил себя успокоиться. Она темная женщина, многого не понимает.
- Нюра, - сказал он, - ведь вы такая же работница, как и другие. Вы хлеб свой потом добывали. Для вас Советская власть не чужая. Почему же вы не хотите ей помочь?
Она опять взглянула на него, уже спокойнее, хотя дикий огонек все еще горел в глазах.
- Коли она не чужая, за шо арестует? Хлопец мой зараз один в дому.
- А когда вы хранили ворованный сахар, а вокруг женщины с голодухи только что дерево не грызли, вам не было стыдно? Разве они не такие же, как вы? У них не такие же хлопцы, как ваш?
- Сыночку мий родименький! - заплакала, запричитала Нюрка в ответ.
- Сын ваш на попечении соседок, - сказал Гуляев, еле сдерживаясь, - о нем заботится комсомольская ячейка завода.
- Сы-ночку, - плакала Нюрка.
- Где скрывается Фитиль? - Гуляев зачугунел от злобы. - Будете говорить?
Нюрка испугалась. Глаза ее закосили.
- Та я ж не знаю! Вин мне не говорил.
- Кто к нему приходил кроме членов шайки? - уже спокойно спросил Гуляев.
- Приходил черный такий... Здоровенный, с бородой!
- Фамилия? Ты же знаешь!
- А про Рому пытать не будете?
- Кто такой Рома?
- Та Фитиль!
- Пока не буду. Кто этот черный, с бородой?
- Дьякон! - глухо сказала она, уже раскаиваясь и сомневаясь. - Вин приходив. Вин же и на дило с ими ходив. А як же. А Рома - вин только сполнил.
Приказав ее увести, Гуляев посидел с минуту, обдумывая все, что узнал, и ринулся к Иншакову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13