». Подразумевается: особенно со всеми не вполне дееспособными. Иветт причитает:
— С ней никогда такого не случается. Наверное, это из-за прогулки…
— Не говорите глупостей, дайте мне влажную салфетку, да шевелитесь же! — командует Ян.
— Нечего истериковать! — возмущается Иветт, повинуясь.
Ну вот, наконец я чистая. Юго и Мартина увели милых постояльцев смотреть телевизор, милая Франсина наливает нам еще очень милого чая.
Психоаналитик убеждает меня, что я дура, если стыжусь случившегося. Что моя реакция совершенно нормальна, если принять во внимание ситуацию.
Но я-то себя не считаю нормальным человеком. Я кажусь себе чудовищем, мне постоянно надо доказывать, что меня можно «выводить в свет», чтобы быть принятой действительно нормальными людьми.
Звонок в дверь.
Юго идет открывать и бесцеремонно сообщает о приходе «легавых».
— Жандармы, у нас? Но, Господь всемилостивый, что происходит? — удивляется Мартина.
— Не знаю. Можно подумать, что это в связи с бифштексом, — бормочет совершенно обескураженная Иветт.
— Старшина Филипп Лорье! — произносит весьма женственный голос. — Мадемуазель Андриоли здесь?
— Так точно! — отвечает обожающая военных Иветт. — Мадемуазель Андриоли лишена возможности речи, господин старшина!
— Так, так.
Я представляю себе молодого безбородого блондинчика, только что выпущенного из унтер-офицерской школы, который в смущении почесывает кончик носа.
— Мне хотелось переговорить с глазу на глаз с мадемуазель Андриоли и ее переводчиком, — заявляет он наконец своим тоненьким голоском.
Иветт везет меня в маленькую комнату, примыкающую к столовой. «Мой будуар», — поясняет Франсина Ачуель замирающим голосом. Может быть, старшина из тех ангелочков, от которых млеют зрелые дамы?
За нами закрывается дверь. Старшина прокашливается, Иветт тоже. Я не делаю ничего. Лорье начинает:
— Один из сотрудников ГЦОРВИ передал нам для анализа кусок красного мяса, который ранее получил от вас. В связи с этим мой первый вопрос: как к вам попало это вещественное доказательство?
— Вещественное доказательство? Мясо было отравлено? — удивляется Иветт.
— Прошу отвечать на вопрос.
— Ну, мадемуазель Элиз сидела у окна, а когда я вернулась с кухни, у нее коленях уже лежал этот сверток.
Я на ощупь ищу свой блокнот и начинаю писать. Потом протягиваю листок старшине.
— Значит, человек, передавший вам это мясе, не представился?
Снова пишу. Чувствую дыхание Иветт, склонившейся над моим плечом.
— «И он уже приходил накануне, — читает молодой человек, — … аналогичный кусок мяса, который мы съели». А, дьявол!
Вот-вот, точно!
В этот момент дверь приоткрывается, и Ян спрашивает, все ли в порядке.
— Ну, учитывая, что эти дамы, без сомнения, употребили в пищу часть жертвы, вряд ли можно утверждать, что все идет как следует, — сухо комментирует старшина Лорье.
— Жертвы? Какой жертвы? — изумляется Иветт.
Лорье прокашливается.
— Молодой женщины из Антрево. Убийца срезал с трупа куски мяса… А «бифштекс», переданный мне Яном… Ну, что там… это соответствует…
Ну вот, я так и знала…
Шум падения прерывает мои немые рыдания. До Иветт дошло случившееся, и она тут же грохнулась в обморок. Мужчины суетятся, зовут Мартину, просят рома, мятных капель…
Филипп Лорье покашливает, выжидая, пока восстановится спокойствие, то есть пока не смолкнут причитания Иветт «этоГосподиневозможно», посвистывает, под стенания милой Франсины «ноэтоужаснорасскажитенамвсе!», постукивает ногой.
— Я веду всех в игровую, — говорит Юго.
— Ведите, ведите, — отвечает ему Франсина, — и закройте дверь, спасибо. Ну, так что же, капитан…
— Старшина Лорье.
— Как вам угодно. Итак, убийца этой несчастной, если я правильно поняла, прислал куски ее тела моим бедным подругам. Какая трагедия! Они могут отравиться?
— Не знаю. Надо дождаться окончательных результатов вскрытия, чтобы выяснить, не была ли жертва чем-нибудь больна.
— Так мы еще и рискуем подхватить какую-то гадость! — стонет окончательно пришибленная Иветт.
— Да нет, — говорит Ян, — вы же поджарили мясо.
— А-а-ах! — у Иветт перехватывает дыхание.
Судя по всему, старшина чувствует, что теряет контроль над ситуацией, и поэтому он повышает, или, во всяком случае, пытается повысить, голос:
— Пожалуйста, успокойтесь, давайте все по порядку. Прежде всего, мне нужны все сведения о вас. Затем мы соберем ваши показания. Шнабель, бланки.
— Слушаюсь, шеф! — отвечает голос, рокочущий, как барабан.
После того, как Шнабель приготовился записывать наши ответы, старшина Лорье начинает допрос. Он приносит мало информации: не установленный неизвестный говорил со мной и дважды передавал мне куски мяса, срезанные с тела жертвы преступления.
— Убийца ли это? — вслух размышляет Ян. — Может быть, безобидный сумасшедший, который нашел труп и затеял такую мрачную игру?
Не знаю почему, но я ни на секунду не могу в это поверить. Тип называл меня «любовь моя» с нежностью, которую может испытывать каннибал при виде аппетитной женщины…
— … немного похожа, — говорит Лорье.
Погрузившись в мрачные размышления, я отвлеклась от разговора и не понимаю, почему Иветт восклицает:
— Но, значит, ей грозит опасность!
Кому? Милой Франсине? Я хватаюсь за блокнот, чтобы задать этот вопрос.
Тишина. Потом Лорье прочищает горло и говорит своим девчоночьим голосом:
— Я просто говорил о том, что вы немного похожи на жертву. Цвет волос, глаза, фигура…
Ясно, мне не нужно описание, я поняла. Безумный убийца шляется по деревне, натянув теплые варежки на обагренные кровью руки, и выжидает момента, когда сможет отправить меня к праотцам. Это напоминает сюжеты многих скверных фильмов.
Но ведь и убийцы ходят в кино. Несколько минут в комнате царит напряженное молчание. Ян уходит проведать Мартину и Юго. Слышно, как за окном завывает ветер. Потом раздается звонок телефона. Франсина Ачуель снимает трубку:
— Простите? Говорите громче, я не слышу! Кто вам нужен? Что? Ах, не вешайте трубку! Это нашу милую Элиз, — объясняет она.
— Кто знает, что вы здесь? — сразу же спрашивает Лорье.
— Да никто… — отвечает Иветт.
— Я возьму отводную трубку! — решает он.
— Нет трубки, это новый радиотелефон… — объясняет Франсина.
— Но, черт возьми! Дайте же ей телефон! — перебивает ее вернувшийся Ян и прижимает трубку к моему уху.
Мерзкий вкрадчивый голосок сюсюкает:
— Здравствуй, любовь моя.
Мурашки по коже. Я поднимаю руку, показываю на телефон, складываю большой и указательный пальцы в кольцо.
— Это он! — соображает Лорье. — Что можно сделать?
— Нажмите на клавишу «плюс», — нервно шепчет Франсина.
Палец, ищущий клавишу, усиливающую звук, задевает мою руку, а тем временем мерзкий вкрадчивый голосок продолжает:
— Ты еще хочешь кушать? Хочешь еще подарочков?
Теперь в абсолютной тишине голос слышен на всю комнату.
— Я готов на все, чтобы порадовать тебя, любовь моя. А ты готова всем пожертвовать ради меня?
Щелчок. На этом зловещем вопросе связь прерывается. У меня забирают трубку. Я вдруг чувствую, что у меня взмокла ладонь, вытираю ее о плед.
— Шнабель, предупреди штаб! Он, может быть, тут рядом! Знать бы, откуда он звонил!
— Посмотрите на дисплей, номер, откуда звонили, высвечивается в течение тридцати секунд, — бросает ему Франсина.
— Раньше не могли сказать! — вопит Лорье.
— Но мне не дают слова сказать! — протестует Франсина. — Кроме того, есть клавиша «входящие»!
Никто ее не слушает, все толпятся вокруг телефона, их суета вызывает у меня воспоминания о матче по регби.
— 04. 93. 78. 77. 79, — выдыхает Лорье. — Шнабель, быстро, штаб! Позвони из машины, вдруг он перезвонит сюда!
Шнабель убегает: судя по сотрясению пола, могу заключить, что он далеко не худ.
— Снег идет, — замечает Франсина.
Никто не отвечает ей, кроме Иветт, которая не может удержаться от замечания: «Коли луна в облаках, день недобрым будет». Милая примета, как раз к случаю! Ян ходит взад и вперед, с остервенением насвистывая один из латиноамериканских хитов прошлого лета. Я пытаюсь привести мысли в порядок. Зачем какому-то убийце-садисту впутывать меня в свои преступления? Откуда он меня знает? Откуда узнал, что сейчас я нахожусь именно здесь? Мне бы так хотелось позвать на помощь Тони, но он не может примчаться из Гренландского моря. Да и вообще, я вне опасности, если этот тип делает мне подарки.
«Не лги себе, Элиз, — шепчет мне на ухо Психоаналитик. — Ты в опасности. Разве ты не чувствуешь этого по той дрожи, которая пробегает по твоему телу? По его слащавому, тошнотворному голосу? Доверяй своей интуиции, моя маленькая Элиз. Уезжай из Кастена».
И куда же мне ехать? Если меня преследует какой-то душевнобольной, то я вовсе не хочу привозить его домой. А теперь, когда за дело взялись жандармы, я чувствую себя защищенной.
Лорье входит в будуар с криком:
— Он звонил из автомата напротив магазина! Меньше, чем в ста метрах отсюда! Едет подкрепление.
Я заранее знаю, что они приедут напрасно. Неизвестный лыжник звонит из автомата и растворяется в ночи, маленькая фигурка, исчезающая под снегопадом.
Еще полчаса все строят разные предположения. Милая Франсина предлагает нам остаться поужинать. Иветт соглашается. Лорье, естественно, отклоняет приглашение и уходит, посоветовав нам быть осторожными.
Я пишу записку — спрашиваю, который час. «Пять», — отвечает Ян и выходит из комнаты. Больным пора делать гимнастику.
До ужина еще два часа, в течение которых мне предстоит слушать треп Франсины и Иветт.
Если бы только я тоже могла в раздражении мерить шагами комнату, высказывать свое возмущение, обхватить голову руками или вглядываться в сгущающиеся сумерки, но я могу только сидеть в постоянно окутывающем меня мраке.
Перед ужином, на который все собираются в большой столовой — «нашей милой трапезной», как выражается Франсина, — все больные имеют право посмотреть по телевизору местную новостную программу.
А там снова рассказывают об убийстве в Антрево и о следствии, «которое ведется хорошими темпами».
Ко мне обращается Летиция:
— Я не люблю слушать, когда рассказывают о неприятных вещах, — сообщает она, присаживаясь возле меня. — Я хотела бы, чтобы жизнь всегда была полна радостных красок…
Я тоже, дитя мое! С меня бы и одной хватило.
— А больше всего на свете я хотела бы кататься на лыжах. Я знаю, что это невозможно. Но мне часто снится, что я катаюсь на лыжах. Я скольжу по снегу. Я видела по телевизору Олимпиаду для инвалидов. Я говорила отцу, что хочу тренироваться, заниматься спортом. Но он не хочет. Он считает, что это опасно.
Она понижает голос до шепота:
— Вот Ян меня понимает. Он мастерит для меня специальный аппарат. Об этом никто не должен знать, это секрет!
Честное слово, у меня впечатление, что Яна просто тянет к несчастным женщинам. А ведь я даже не представляю себе, как он выглядит!
— Зачем сюда приезжали жандармы? — снова шепчет Летиция.
Я не знаю, что ответить, поэтому пишу неопределенно: «Административные причины».
— Я вам не верю. Они выглядели очень взволнованными. А их начальник, красивый блондин, похожий на девушку, у него даже верхняя губа вспотела. Это признак нервозности.
Значит, у Лорье утонченная внешность. Не повезло старшине!
— Знаете, Элиз… Я могу называть вас Элиз?
Может, тем более что она все равно не услышит моего ответа.
— Все разговаривают со мной, как с умственно отсталой. Но мне только передвигаться трудно, мозги у меня в порядке, как у вас или как у мадам Ачуель..
Не очень-то мне приятно, когда мои мозги сравнивают с мозгами мадам Ачуель!
— Мне кажется, что жандармы приезжали в связи с убийством в городе. Они думают, что здесь кто-то что-то знает.
Она, наверное, прочитала удивление на моем лице. Потому что продолжает со смехом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— С ней никогда такого не случается. Наверное, это из-за прогулки…
— Не говорите глупостей, дайте мне влажную салфетку, да шевелитесь же! — командует Ян.
— Нечего истериковать! — возмущается Иветт, повинуясь.
Ну вот, наконец я чистая. Юго и Мартина увели милых постояльцев смотреть телевизор, милая Франсина наливает нам еще очень милого чая.
Психоаналитик убеждает меня, что я дура, если стыжусь случившегося. Что моя реакция совершенно нормальна, если принять во внимание ситуацию.
Но я-то себя не считаю нормальным человеком. Я кажусь себе чудовищем, мне постоянно надо доказывать, что меня можно «выводить в свет», чтобы быть принятой действительно нормальными людьми.
Звонок в дверь.
Юго идет открывать и бесцеремонно сообщает о приходе «легавых».
— Жандармы, у нас? Но, Господь всемилостивый, что происходит? — удивляется Мартина.
— Не знаю. Можно подумать, что это в связи с бифштексом, — бормочет совершенно обескураженная Иветт.
— Старшина Филипп Лорье! — произносит весьма женственный голос. — Мадемуазель Андриоли здесь?
— Так точно! — отвечает обожающая военных Иветт. — Мадемуазель Андриоли лишена возможности речи, господин старшина!
— Так, так.
Я представляю себе молодого безбородого блондинчика, только что выпущенного из унтер-офицерской школы, который в смущении почесывает кончик носа.
— Мне хотелось переговорить с глазу на глаз с мадемуазель Андриоли и ее переводчиком, — заявляет он наконец своим тоненьким голоском.
Иветт везет меня в маленькую комнату, примыкающую к столовой. «Мой будуар», — поясняет Франсина Ачуель замирающим голосом. Может быть, старшина из тех ангелочков, от которых млеют зрелые дамы?
За нами закрывается дверь. Старшина прокашливается, Иветт тоже. Я не делаю ничего. Лорье начинает:
— Один из сотрудников ГЦОРВИ передал нам для анализа кусок красного мяса, который ранее получил от вас. В связи с этим мой первый вопрос: как к вам попало это вещественное доказательство?
— Вещественное доказательство? Мясо было отравлено? — удивляется Иветт.
— Прошу отвечать на вопрос.
— Ну, мадемуазель Элиз сидела у окна, а когда я вернулась с кухни, у нее коленях уже лежал этот сверток.
Я на ощупь ищу свой блокнот и начинаю писать. Потом протягиваю листок старшине.
— Значит, человек, передавший вам это мясе, не представился?
Снова пишу. Чувствую дыхание Иветт, склонившейся над моим плечом.
— «И он уже приходил накануне, — читает молодой человек, — … аналогичный кусок мяса, который мы съели». А, дьявол!
Вот-вот, точно!
В этот момент дверь приоткрывается, и Ян спрашивает, все ли в порядке.
— Ну, учитывая, что эти дамы, без сомнения, употребили в пищу часть жертвы, вряд ли можно утверждать, что все идет как следует, — сухо комментирует старшина Лорье.
— Жертвы? Какой жертвы? — изумляется Иветт.
Лорье прокашливается.
— Молодой женщины из Антрево. Убийца срезал с трупа куски мяса… А «бифштекс», переданный мне Яном… Ну, что там… это соответствует…
Ну вот, я так и знала…
Шум падения прерывает мои немые рыдания. До Иветт дошло случившееся, и она тут же грохнулась в обморок. Мужчины суетятся, зовут Мартину, просят рома, мятных капель…
Филипп Лорье покашливает, выжидая, пока восстановится спокойствие, то есть пока не смолкнут причитания Иветт «этоГосподиневозможно», посвистывает, под стенания милой Франсины «ноэтоужаснорасскажитенамвсе!», постукивает ногой.
— Я веду всех в игровую, — говорит Юго.
— Ведите, ведите, — отвечает ему Франсина, — и закройте дверь, спасибо. Ну, так что же, капитан…
— Старшина Лорье.
— Как вам угодно. Итак, убийца этой несчастной, если я правильно поняла, прислал куски ее тела моим бедным подругам. Какая трагедия! Они могут отравиться?
— Не знаю. Надо дождаться окончательных результатов вскрытия, чтобы выяснить, не была ли жертва чем-нибудь больна.
— Так мы еще и рискуем подхватить какую-то гадость! — стонет окончательно пришибленная Иветт.
— Да нет, — говорит Ян, — вы же поджарили мясо.
— А-а-ах! — у Иветт перехватывает дыхание.
Судя по всему, старшина чувствует, что теряет контроль над ситуацией, и поэтому он повышает, или, во всяком случае, пытается повысить, голос:
— Пожалуйста, успокойтесь, давайте все по порядку. Прежде всего, мне нужны все сведения о вас. Затем мы соберем ваши показания. Шнабель, бланки.
— Слушаюсь, шеф! — отвечает голос, рокочущий, как барабан.
После того, как Шнабель приготовился записывать наши ответы, старшина Лорье начинает допрос. Он приносит мало информации: не установленный неизвестный говорил со мной и дважды передавал мне куски мяса, срезанные с тела жертвы преступления.
— Убийца ли это? — вслух размышляет Ян. — Может быть, безобидный сумасшедший, который нашел труп и затеял такую мрачную игру?
Не знаю почему, но я ни на секунду не могу в это поверить. Тип называл меня «любовь моя» с нежностью, которую может испытывать каннибал при виде аппетитной женщины…
— … немного похожа, — говорит Лорье.
Погрузившись в мрачные размышления, я отвлеклась от разговора и не понимаю, почему Иветт восклицает:
— Но, значит, ей грозит опасность!
Кому? Милой Франсине? Я хватаюсь за блокнот, чтобы задать этот вопрос.
Тишина. Потом Лорье прочищает горло и говорит своим девчоночьим голосом:
— Я просто говорил о том, что вы немного похожи на жертву. Цвет волос, глаза, фигура…
Ясно, мне не нужно описание, я поняла. Безумный убийца шляется по деревне, натянув теплые варежки на обагренные кровью руки, и выжидает момента, когда сможет отправить меня к праотцам. Это напоминает сюжеты многих скверных фильмов.
Но ведь и убийцы ходят в кино. Несколько минут в комнате царит напряженное молчание. Ян уходит проведать Мартину и Юго. Слышно, как за окном завывает ветер. Потом раздается звонок телефона. Франсина Ачуель снимает трубку:
— Простите? Говорите громче, я не слышу! Кто вам нужен? Что? Ах, не вешайте трубку! Это нашу милую Элиз, — объясняет она.
— Кто знает, что вы здесь? — сразу же спрашивает Лорье.
— Да никто… — отвечает Иветт.
— Я возьму отводную трубку! — решает он.
— Нет трубки, это новый радиотелефон… — объясняет Франсина.
— Но, черт возьми! Дайте же ей телефон! — перебивает ее вернувшийся Ян и прижимает трубку к моему уху.
Мерзкий вкрадчивый голосок сюсюкает:
— Здравствуй, любовь моя.
Мурашки по коже. Я поднимаю руку, показываю на телефон, складываю большой и указательный пальцы в кольцо.
— Это он! — соображает Лорье. — Что можно сделать?
— Нажмите на клавишу «плюс», — нервно шепчет Франсина.
Палец, ищущий клавишу, усиливающую звук, задевает мою руку, а тем временем мерзкий вкрадчивый голосок продолжает:
— Ты еще хочешь кушать? Хочешь еще подарочков?
Теперь в абсолютной тишине голос слышен на всю комнату.
— Я готов на все, чтобы порадовать тебя, любовь моя. А ты готова всем пожертвовать ради меня?
Щелчок. На этом зловещем вопросе связь прерывается. У меня забирают трубку. Я вдруг чувствую, что у меня взмокла ладонь, вытираю ее о плед.
— Шнабель, предупреди штаб! Он, может быть, тут рядом! Знать бы, откуда он звонил!
— Посмотрите на дисплей, номер, откуда звонили, высвечивается в течение тридцати секунд, — бросает ему Франсина.
— Раньше не могли сказать! — вопит Лорье.
— Но мне не дают слова сказать! — протестует Франсина. — Кроме того, есть клавиша «входящие»!
Никто ее не слушает, все толпятся вокруг телефона, их суета вызывает у меня воспоминания о матче по регби.
— 04. 93. 78. 77. 79, — выдыхает Лорье. — Шнабель, быстро, штаб! Позвони из машины, вдруг он перезвонит сюда!
Шнабель убегает: судя по сотрясению пола, могу заключить, что он далеко не худ.
— Снег идет, — замечает Франсина.
Никто не отвечает ей, кроме Иветт, которая не может удержаться от замечания: «Коли луна в облаках, день недобрым будет». Милая примета, как раз к случаю! Ян ходит взад и вперед, с остервенением насвистывая один из латиноамериканских хитов прошлого лета. Я пытаюсь привести мысли в порядок. Зачем какому-то убийце-садисту впутывать меня в свои преступления? Откуда он меня знает? Откуда узнал, что сейчас я нахожусь именно здесь? Мне бы так хотелось позвать на помощь Тони, но он не может примчаться из Гренландского моря. Да и вообще, я вне опасности, если этот тип делает мне подарки.
«Не лги себе, Элиз, — шепчет мне на ухо Психоаналитик. — Ты в опасности. Разве ты не чувствуешь этого по той дрожи, которая пробегает по твоему телу? По его слащавому, тошнотворному голосу? Доверяй своей интуиции, моя маленькая Элиз. Уезжай из Кастена».
И куда же мне ехать? Если меня преследует какой-то душевнобольной, то я вовсе не хочу привозить его домой. А теперь, когда за дело взялись жандармы, я чувствую себя защищенной.
Лорье входит в будуар с криком:
— Он звонил из автомата напротив магазина! Меньше, чем в ста метрах отсюда! Едет подкрепление.
Я заранее знаю, что они приедут напрасно. Неизвестный лыжник звонит из автомата и растворяется в ночи, маленькая фигурка, исчезающая под снегопадом.
Еще полчаса все строят разные предположения. Милая Франсина предлагает нам остаться поужинать. Иветт соглашается. Лорье, естественно, отклоняет приглашение и уходит, посоветовав нам быть осторожными.
Я пишу записку — спрашиваю, который час. «Пять», — отвечает Ян и выходит из комнаты. Больным пора делать гимнастику.
До ужина еще два часа, в течение которых мне предстоит слушать треп Франсины и Иветт.
Если бы только я тоже могла в раздражении мерить шагами комнату, высказывать свое возмущение, обхватить голову руками или вглядываться в сгущающиеся сумерки, но я могу только сидеть в постоянно окутывающем меня мраке.
Перед ужином, на который все собираются в большой столовой — «нашей милой трапезной», как выражается Франсина, — все больные имеют право посмотреть по телевизору местную новостную программу.
А там снова рассказывают об убийстве в Антрево и о следствии, «которое ведется хорошими темпами».
Ко мне обращается Летиция:
— Я не люблю слушать, когда рассказывают о неприятных вещах, — сообщает она, присаживаясь возле меня. — Я хотела бы, чтобы жизнь всегда была полна радостных красок…
Я тоже, дитя мое! С меня бы и одной хватило.
— А больше всего на свете я хотела бы кататься на лыжах. Я знаю, что это невозможно. Но мне часто снится, что я катаюсь на лыжах. Я скольжу по снегу. Я видела по телевизору Олимпиаду для инвалидов. Я говорила отцу, что хочу тренироваться, заниматься спортом. Но он не хочет. Он считает, что это опасно.
Она понижает голос до шепота:
— Вот Ян меня понимает. Он мастерит для меня специальный аппарат. Об этом никто не должен знать, это секрет!
Честное слово, у меня впечатление, что Яна просто тянет к несчастным женщинам. А ведь я даже не представляю себе, как он выглядит!
— Зачем сюда приезжали жандармы? — снова шепчет Летиция.
Я не знаю, что ответить, поэтому пишу неопределенно: «Административные причины».
— Я вам не верю. Они выглядели очень взволнованными. А их начальник, красивый блондин, похожий на девушку, у него даже верхняя губа вспотела. Это признак нервозности.
Значит, у Лорье утонченная внешность. Не повезло старшине!
— Знаете, Элиз… Я могу называть вас Элиз?
Может, тем более что она все равно не услышит моего ответа.
— Все разговаривают со мной, как с умственно отсталой. Но мне только передвигаться трудно, мозги у меня в порядке, как у вас или как у мадам Ачуель..
Не очень-то мне приятно, когда мои мозги сравнивают с мозгами мадам Ачуель!
— Мне кажется, что жандармы приезжали в связи с убийством в городе. Они думают, что здесь кто-то что-то знает.
Она, наверное, прочитала удивление на моем лице. Потому что продолжает со смехом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42