Мне жаль причинять вам столько неприятностей своим бегством, но все-таки попытаю удачи. Простите меня.
Джини.
К этому прилагаю все его послания, какие у меня есть. Сами убедитесь!»
Ну вот, готово. В шесть Мики (почтальон) придет вынимать письма из ящиков, и — десять против одного — как только он увидит это, отнесет прямиком к фараонам, и через пять минут они окажутся здесь; будут они что-то расследовать или нет, но меня в любом случае закатают за решетку! Отправлю, уезжая, — так надежнее. А лейтенанта, наверное, переведут отсюда в другое место…
Зато если я оставлю поддельное письмо — для фараонов… брошу где-нибудь на видном месте…
Он решит, что раз письмо (поддельное) не отправлено по почте, значит, я никуда не еду. А стало быть, зачем ему так рисковать — забирать из стенного шкафа ключи от машины, ведь кто-нибудь может это заметить (например, доктору понадобится поехать на срочный вызов)? Нет, если я не отправлю письмо по почте, ему бояться нечего: не могу же я уехать, не отомстив ему — не отправив письмо. Браво, Джини, ты на верном пути, давай думай дальше… Оставлять письмо прямо у него под носом будет слишком грубо, нужно спрятать его; как бы его… Я «забуду» запереть дверь… суну его под остатки своей писанины и «забуду» закрыть комнату; хотя нет, лучше придумала: оставлю письмо внизу, в своем пальто. Нужно сделать так, чтобы оно заметно торчало оттуда…
За работу! Отнесу письмо вниз и вернусь сюда, чтобы он успел его найти, потом опять спущусь, вымою посуду и, как только они усядутся в гостиной, смотаю удочки.
Все это чушь, не могу же я уехать без ничего, бросив все шмотки… А деньги — вдруг он вытащит деньги из комода, — может, прямо сейчас пойти посмотреть? Рискованно, доктор сидит внизу…
Придумала.
Спускаюсь вниз и кладу письмо на стол, вместе с остальной почтой, которую отправят завтра. После ужина они удаляются в гостиную, я хапаю ключи — бабки свистну перед самым ужином, — иду к себе, сумка уже собрана, и вылезаю в окно — именно так: делаю веревку из простыней и вылезаю в окно; направляюсь в гараж, и — ррррр! прощай, малышка!
Идет снег, дует ветер — ничего они не услышат. Тем более что улица идет под уклон — смогу отъехать не включая мотора… Джини, я верю, что все будет типтоп… Главная трудность в том, что он выбрал именно сегодняшний вечер для того, чтобы меня прикончить, — значит, у него наверняка есть какой-то план и он непременно будет следить за мной; если бы только он мог отложить это дело до завтра, если бы только что-нибудь могло вынудить его отложить все до завтра…
Джини, какая великолепная идея…
«Слушай, идиотик, есть кое-что новенькое для тебя: лейтенант сказал мне, что с Эндрю все обвинения сняты…
Они держат это в секрете, чтобы поймать настоящего убийцу, и уже напали на верный след. Хитреньким себя считал, да? Но не так уж ты хитер оказался… Тем более что я поговорила с лейтенантом: рассказала ему кое-что, чем он очень заинтересовался… Мы с ним друзья, и я уверена, что он лишь ждет удобного случая для того, чтобы прийти сюда с обыском… Ну что, придурок — теперь это и впрямь не мое дело, — съел?»
А сейчас нужно собрать сумку и сделать веревку из простыней.
Убийца

Джини, Джини, ты огорчаешь меня. Слишком стала разговорчива… Слишком подозрительна, зла, вечно норовишь схлопотать себе неприятности…
Тебе прекрасно известно, что позвонить и узнать, оправдан ли Эндрю, я не могу. Значит, мне придется сидеть тихо? Хочешь спасти свою шкуру, бэби? Забавляешь ты меня. Тем, как дергаешься от страха. Ведешь себя так, как если бы я сунул твою голову под воду и держал там, — это напоминает мне бедняжку Зака…
И все-таки неплохо сыграно. Может, я предпочту не рисковать? Может, стану дожидаться, пока тебя не заберут и не упрячут в безопасное местечко, а меня повесят?
Глупо было бы, тебе не кажется?
Хочешь получить отсрочку? Ну-ка: когда они узнают, что ты — воровка в бегах? Завтра, послезавтра… Если бы на тебе не висело всех этих грехов (воровка, лгунья, а теперь еще и убийца!), я мог бы немножко подождать, но в данном случае это трудно, ты должна меня понять, Джини, я не могу поступить иначе…
Никаких отсрочек.
И не оставляй больше записок на комоде. Это действует мне на нервы.
Дневник Джини

Никаких отсрочек. И никаких тебе перекуров. Джини, у тебя есть лишь один выход: обратиться в призрака, чтобы избежать пуль. Пара пустяков, правда?
Пора ужин готовить! Слышно, как они там зашевелились. Старушка включила телевизор; ну вот, все устремились вниз, загалдели — четыре двери, четыре голоса; теперь они в гостиной, этаж пуст, до самой ночи никто сюда не явится. Бабки. Самое время.
Готово — стащила.
Почему он позволил мне взять их?
Не буду дожидаться, пока они уснут, уеду сразу же после ужина, когда они будут сидеть у телевизора. Пока до них дойдет, я выиграю время, а снег — снег поможет мне спастись.
Иду вниз. Простыни готовы. Сумка тоже, и еще — поддельное письмо. Настоящее — в кармане. Очень нервничаю.

15. НОКАУТ
Дневник убийцы

Фантастика! Я и не мечтал, чтобы все так вышло! Ей крышка! Я слишком возбужден для того, чтобы писать. Скоро я тебя прикончу. И сожгу все эти бумажки. «Листья умерли, их убирают, уберут и тебя тоже, Джини…» Конец игры.
Дневник Джини

(магнитофонная запись)

Помогите… Помогите… Мне совсем плохо, я… я едва могу говорить; дверь заперта на ключ, но я чувствую, что он там, за дверью, подстерегает, ждет; не хочу терять сознания, мне так плохо…
Посадили меня ужинать вместе с собой; доктор всем налил вина, очень крепкого, а потом — шампанского и ликера. «Ну же, Джини, в чем дело, не стоит вешать носа, мы с вами». И он снова и снова наливал мне; я боюсь, мне страшно, темно — все погружено во тьму, — потому что они отключили электричество, да, буря пообрывала все провода; но плевать — все равно уеду. Одно письмо оставила внизу, а другое-то здесь, при мне, я спрячу его в надежном месте, никакой почтовой марки — все равно дойдет; надо только найти маленький целлофановый пакетик… «Пейте, пейте» — вот так я и напилась! На холоде лучше станет.
В дверь скребутся… Хоть обскребитесь — плевать, фиг я вам открою, времени нет; где сумка, где же она? Ничего не видно; а ведь здорово я их провела, так упившись!
Он, наверное, думает, что я ни на что уже не способна. Ошибаешься, ангелочек, упиваться мне не впервой, на автопилоте доберусь. Распрекрасненько доеду! Одна только беда — вижу я плохо: неясно как-то, в глазах темно, все плывет… Тсс, громко разговаривают, — о чем это они? — голос доктора…
Говорит, что едет на машине в деревню — срочный вызов…
Теперь у меня совсем мало времени, потому что, похоже, все пропало — не будет мне машины; все пропало; ну что поделаешь — тогда позвоню лейтенанту, пусть приезжают за мной. Полиция! Я в розыске за кражу, я — опасная преступница; в тюрьму, живо, нельзя здесь ни секунды больше оставаться; но буря оборвала телефонные провода, значит, придется спасаться пешком — по колено в снегу…
Смех… какие-то люди смеются — кто-то пошутил, и все хохочут, — кто это так хохочет? В окно, быстро, — пожар, нет, какой пожар, что я такое плету?
Думали, напоили меня, болваны несчастные… Может даже, снотворным накачали… Он поднимается наверх — идет по лестнице и смеется, кто там? Кто поднимается по лестнице? Кто смеется у меня под дверью? Волк, это волк, я должна поторопиться, должна очнуться; кто-то поворачивает дверную ручку — заперто; но кто-то упорно вертит ручку; я еще не сошла с ума, я знаю, кто это!
Не пойду открывать, сейчас прыгну вниз и умру в снегу, от холода; простыня — крепче держаться за простыню, он уже колотит в дверь — стучи, стучи, меня уже нет, я хитрее тебя, ж!..
Ну вот — я внизу. От холода дыхание перехватывает, мне лучше, блевать больше не тянет, и вижу я лучше, но снег такой густой, я… кто-то высунулся из моего окна, там чей-то силуэт, — хорошо еще, что меня там нет, он убил бы меня; где калитка, я… холодно… где же она, неужели никто не придет на помощь, неужели никто не поможет мне? Бегом к калитке.
Ой!
Больно. Мне больно. В груди больно, все вокруг черно, я… снег такой холодный — я лежу в снегу, я… подо мной что-то горячее, что-то… оно течет по пальцам… несправедливо, я не должна погибнуть, это несправедливо; нечестная игра была, папа… я не виновата… сейчас… нет, не хочу; какой-то шум, у меня лицо в снегу, совсем рядом — какой-то шум, сюда кто-то идет — это он!
Сейчас все узнаю… смех какой-то дурацкий… это — он; чье-то дыхание; не хочу умирать — дайте, дайте мне последнюю возможность… Болван, меня найдут в снегу, ясно — никакое не самоубийство, тебя арестуют и повесят, они повесят тебя!
Там, возле машины, — позвать их, скорее; они не слышат из-за бури; пусти, сволочь, пусти меня! Они там, с доктором… НО ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ — их, оказывается…
— Прощай, Джини, надеюсь, ты веришь в воскрешение душ…
Поэтому-то Шэрон и говорила… какая же я дура, как была дурой — так и осталась; ведь знала же, а теперь слишком поздно; прощай, Джини, прощай; если бы я могла доползти до улицы… к чему. Все пропало, все…
* * *
Утром 28 декабря тело Джини Морган, тридцати одного года отроду, служанки, было обнаружено в ее комнате — без признаков жизни. Вероятно, молодая женщина покончила с собой выстрелом в грудь.
В результате проведенного расследования установлено, что произошло самоубийство на почве переживаний из-за предстоящего ареста. Действительно, Джини Морган находилась в розыске по поводу совершенной ею кражи со взломом; кроме того, ее подозревали в убийстве шестимесячного ребенка, совершенном по неосторожности, в состоянии сильного алкогольного опьянения.
Джини Морган была похоронена на кладбище того городка, где разыгралась эта трагедия.
Во время похорон была сильная буря; гроб из черного дуба, купленный на средства семьи, где покойная работала, несли четыре сына доктора Марча.
Между прочим, существует целая серия фотографий — репортер местной газеты запечатлел церемонию. На них — метель; доктор, его жена и четверо юношей, склонив головы, слушают панихиду по умершей.
Один из снимков получился довольно любопытным: доктор, его жена и мальчики подняли головы и дружно смотрят прямо в объектив. Создается такое впечатление, будто все они улыбаются, — видимо, произошло какое-то искажение пленки.

эпилог

В слабом свете сумерек сидящий напротив меня мужчина улыбается. Прежде чем положить папку на стол, он постучал по ней пальцами. Я спросила:
— Ну, что вы по этому поводу скажете?
Он тотчас ответил:
— Думаю, полная чушь… Ясно как день, что четверо сыновей доктора Марча не могли быть причастны к смерти этой девушки. Скажите, а где вы это нашли?
— Один друг прислал. Почему вы считаете, что все это чушь?
Он хрустнул пальцами:
— Потому, знаете ли, что у доктора Марча не было сыновей: ни одного, ни двух, ни пятерых. Они давно умерли. Джини работала у них служанкой. Особа преданная, но весьма неуравновешенная. Алкоголичка в последней стадии…
В одно прекрасное утро они пошли кататься на коньках по льду озера. Она напилась… и забыла про них. Они принялись играть в той части озера, куда ходить было запрещено, лед подломился. Пятеро детишек, такие славные близнецы… вы знаете, что это очень редкое явление — пятеро близнецов? Я думаю, им было тогда лет по десять; они утонули.
После случившегося все изменилось. Бедная мадам Марч… да и доктор тоже — они стали несколько странными; но для Джини дело обернулось куда серьезнее. Ее и без того неустойчивая психика не смогла выдержать столь тяжкой вины. Пребывая в бредовом состоянии, она вообразила, будто дети еще живы, но теперь преследуют ее, и принялась убивать людей…
— А вам не кажется, что все это несколько притянуто за уши? Значит, вы считаете, что в папке — ложь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24