Пару мгновений Эдди размышлял над этим, а потом мороз пробежал у него по спине.
Где веревка?
Силы небесные!!!
Он отпустил веревку, и порыв ветра снес ее на ветви сосны. Совсем немного, так что сейчас она неуверенно покачивалась, зацепившись за тонкую веточку. Вполне возможно, что она вот-вот сорвется обратно, но дожидаться этого, сидя на узеньком выступе, прислонившись спиной к голой стене на высоте пятого этажа, занятие не из приятных. Этого никто отрицать не станет.
Достаточно было бы протянуть руку, чтобы достать веревку. Только как при этом удержаться самому?
Остается единственный выход — ждать следующего порыва ветра, который сбросит веревку. Ну, этого-то долго ждать не придется. Вот уже снова ветер загудел в кронах деревьев!
Хей — хо!
Веревка качнулась.
Ну же!
Веревка взвилась вверх…
И опустилась, зажатая, словно тисками, в развилине двух веток. Чтобы вырвать ее оттуда, понадобились бы циклон, торнадо или еще какое-нибудь экзотическое стихийное бедствие.
Положение, в котором очутился Эдди Рансинг, было в высшей степени отчаянным, достойным сожаления и мрачным!
Обхватив руками колени, похожий издали на огромный моток каната, он изогнулся, стараясь вписаться в периметр круглого углубления. Он промок, его бил озноб, а до рассвета оставались еще долгие часы.
И что принесет ему рассвет? Как он объяснит…
Заскрипел гравий. Внизу кто-то шел! Эдди разглядел широкополую шляпу.
Это же Максль! Местный поэт, певец Вильгельма Телля! Что ему здесь надо?
Прошлым вечером Эдди видел его прогуливающимся вдоль изгороди с Викторией, женой старшего садовника Кратохвила. Ну, конечно же! Садовник отправился сегодня в Эрленбах и наверняка останется там на ночь. Что же делать? Другого выхода не было, и Эдди, откашлявшись, крикнул:
— Добрый вечер… герр Максль…
Поэт поднял сначала глаза, а затем и шляпу.
— Рад вас видеть, господин Рансинг. Что вы скажете насчет этой мерзкой погоды?
— С Альп дует. Наверное, будет потепление, — с принужденной улыбкой ответил из своего гнезда Эдди.
— Извините за нескромность, но что вы делаете там наверху?
— И сам не знаю…
— Ну, тогда не стану вам мешать, — ответил поэт и вновь приподнял шляпу, явно собираясь уйти.
— Герр Максль! Вы не могли бы оказать мне помощь?
— К сожалению, у меня сейчас нет ни гроша. Однако, барон Острау, директор сберегательной кассы…
— Я имел в виду не финансовую помощь. Я хотел бы спуститься отсюда.
— Там неудобно?… Скажите, а чего ради вы решили изображать по ночам статую на фасаде виллы?
— Потому что не могу спуститься.
— Это еще не причина, чтобы забираться туда.
— Ветер снес веревку, и она зацепилась за сосну. Вы без труда можете помочь мне, герр Максль.
— Это уж как мне заблагорассудится. Вообще-то я склонен помочь вам, но сначала сбросьте мне сюда одну вещицу. У вас очень симпатичные часы и цепочка к ним.
— Послушайте, это же шантаж! — ужаснулся Эдди.
— Этот вопрос предоставьте моей совести. Так будете бросать или нет? — Часы Рансинга с короткой, толстой цепочкой с первого взгляда очень понравились Макслю. Вопрос только — из настоящего ли все это золота? В Цюрихе ему однажды продали трость с серебряным набалдашником, а потом обнаружилось, что серебра там столько же, сколько в водопроводном кране. С тех пор Максль стал осторожнее. Он вновь сделал вид, будто уходит.
— Подождите!
Полным презрения жестом Эдди швырнул часы, с глухим стуком свалившиеся на клумбу.
— Постыдились бы! — крикнул Эдди. — Поэт и такой материалист!
— Ошибаетесь! Как поэт я не материалист! За свои произведения я ни разу не получил ни гроша… Где эти чертовы часы?
Теперь Максль никак не мог найти часы. Завывал ветер, накрапывал дождь, и Эдди не сомневался, что подхватит воспаление легких. Наконец часы нашлись.
— Ну, давайте же!… — поторопил поэта Рансинг.
— Послушайте, однажды я был уже обманут. Если не возражаете, я сначала покажу часы специалисту.
Эдди чуть не свалился со своего насеста.
— Но послушайте же! Я каждое мгновенье могу упасть…
— Закройте глаза и молитесь. Я только сбегаю к Хеграбену, это не займет и четверти часа. Прекрасный часовщик. Сестра у него, между прочим, замужем за художником. Он взглянет на часы и, если золото не фальшивое, я помогу вам…
— Герр Максль! Вы…
— Не надо благодарностей! Я поспешу вернуться вам на помощь, потому что тот, кто дает быстро, дает вдвойне.
Эдди непрочь был бы дать кое-что поэту и быстро, и вдвойне, но тот уже убежал.
Ветер немного утих, но зато дождь шел теперь с мокрым снегом. Начавшая подмерзать одежда потрескивала, словно засахаренная…
Хеграбен то ли жил не так уж близко, то ли крепко спал, потому что поэт вернулся только через полчаса.
— Все в порядке! Вам нечего бояться! Золото самое настоящее! Скоро вы будете внизу…
— Лестницу… Принесите лестницу… — прокрякал Эдди.
— Это лишнее. Пожарники привезут ее с собой. Издалека послышался звук горна.
— Мерзавец! Вы вызвали пожарников?
— Не полицию же мне было вызывать!
— Здесь есть лестница… Умоляю… Прежде чем они приедут…
— Просто замечательно! А потом меня обвинят в ложном вызове. Скажите — а на скольких камнях те часы?
…Пожарная охрана поднялась по тревоге! Во главе с брандмейстером Цобельманом! Застучали копыта четырех лошадей и мула, запряженных в экипаж с насосом и лестницей.
Узнав о случившемся, Цобельман прежде всего затрубил в горн. Пусть у жителей поселка будет достаточно времени, чтобы собраться на месте великого события. Затем брандмейстер быстро переоделся в бело-синюю парадную форму. Что еще сделать? Такой редкий случай! До сих пор эту проклятую дыру даже пожары обходили стороной.
— Все готово?
Вперед! Застучали колеса, запел горн, бешено зацокали копыта!
Вокруг виллы уже и впрямь собралось порядком народу. Все с любопытством разглядывали сидящую в глухом окне жалкую фигурку, с одежды которой, словно из водосточных труб, капала вода.
Но, ура, прибыли пожарники!
Последовали недолгие маневры с лестницей. Сначала ее придвинули поближе, потом вновь отодвинули. Один из пожарников взобрался на лестницу приветственно махнул рукой толпе.
Это было феноменально! Все дружно зааплодировали.
— Давай! — крикнул Цобельман.
Лестница уперлась в стену. Теперь уже все население Мюглиам-Зее собралось вокруг виллы.
Операцию по спасению иностранца чуть не сорвал, однако, господин Воллисгоф. Он уже крепко спал, когда дочь разбудила его. Дело в том, что и часу не прошло, как Грета проснулась от спазм в желудке, а причиной их была прописанная доктором от бессонницы сода. Доктор, решив все-таки, что у Эдди просто разыгрались нервы от малокровия, позвонил в аптеку и попросил, чтобы вместо обозначенного в рецепте веронала пациенту выдали бикарбонат натрия. Итак, разбудив отца, Грета испуганно сообщила ему, что перед домом в присутствии всех жителей поселка пожарная команда проводит какие-то странные маневры.
Накинув халат, Воллисгоф выбежал в сад, глянул ввысь, куда была устремлена лестница, вновь вернулся в дом и выбежал снова — уже с мелкокалиберкой в руках. Вскинув ее, он прицелился в скорчившегося над балконом Греты Рансинга.
Сшибить засевшего в глухом окне гостя было бы, с какой стороны ни смотреть, простейшим выходом из создавшегося положения. Не исключено, что даже Рансинг согласился бы с этим, но в последний момент Цобельман подбил руку изготовившегося стрелка.
— Наденьте что-нибудь, а то простудитесь! — проорал он в ухо Воллисгофу.
— Я его застрелю!
— Не раньше, чем мы его оттуда снимем! Что же, по-вашему, мы зря сюда приехали? — Тут же последовала команда: — Господина советника держать и не отпускать!
Вслед за этим началась спасательная операция. Не прошло и получаса, как иностранец спустился на землю среди взлетавших в воздух шляп и приветственных криков толпы. Голосом, похожим на хриплый вопль сирены, Эдди объяснил советнику, которого двое пожарников все еще продолжали держать за руки, что безумно влюбился в его дочь и намеревался просить ее руку и сердце.
— Я мечтал о романтической сцене у балкона…
— Какой еще сцене? — перебил Воллисгоф.
— Ночью под балконом появляется молодой человек, чтобы сказать о своей любви. Это так прекрасно! Об этом писали великие поэты!
— Я, например, — пробормотал господин Максль. — В поэме о Вильгельме Телле.
— Я люблю вашу дочь и хочу жениться на ней, — заплетающимся языком проговорил Эдди.
— Что он говорит? — спросил советник у стоявшего рядом с ним пожарника.
— Он любит вашу дочь, — рявкнул пожарник так, что в окнах виллы задрожали стекла.
— Любит вашу дочь… — хором подхватила толпа.
— Ночь?… Дождь?… — ошарашенно пролепетал старик, подняв глаза к небу.
В этот момент Грета, до сих пор стоявшая чуть позади, шагнула вперед и приняла Эдди на свою грудь. Теперь старик наконец-то все понял и отправился домой — спать.
В предрассветных сумерках на горизонте видны стали окутанные облаками вершины Альп…
На следующий день Эдди Рансинг телеграфировал своему дяде:
«Помолвлен Буддой. Немедленно приезжай. Эдди.»
Глава седьмая
Один за другим оставались позади небольшие городки. На свой вечерний костюм профессор больше не жаловался, хотя вести машину во фраке оказалось делом достаточно неудобным.
Эвелин робко проговорила:
— Где можно ближе всего найти… гараж, чтобы взять машину напрокат?
Несколько секунд лорд обдумывал — стоит ли вообще отвечать ей. Надо, пожалуй. Но коротко и сухо.
— Насколько мне известно, в Ла-Рошели. Это довольно большой город. Надеюсь, я тоже смогу найти там подходящую гостиницу.
Они вновь умолкли. Мимо них проносились деревья, похожие на выстроившееся гуськом вдоль дороги безногое войско. Лишь эта безобразная полоса шоссе уродовала прекрасный пейзаж.
Профессор, которому мысль о гостинице напомнила о том, что ему лишь случайно удалось избежать еще одной катастрофы, пробормотал, обращаясь к самому себе:
— Еще хорошо, что я всегда держу свой несессер… Рядом с ним на сиденье лежал небольшой лаковый чемоданчик.
— А что иначе было бы? — чуть нервно спросила Эвелин.
— Иначе утром я не смог бы побриться. А я терпеть не могу ходить небритым.
«Какой педант», — подумала Эвелин и чуть не расплакалась, представив себя — оборванную, грязную, исцарапанную, загнанную… А этот переживает, сможет ли он побриться!
Впрочем, может быть, она пыталась очернить профессора перед собой лишь для того, чтобы уравновесить подозрительно растущую симпатию к нему.
Свою собственную сумочку — тоже черную, кстати сказать, — она и сейчас судорожно прижимала к себе.
В сумочке был оранжевый конверт. Плата за «Дремлющего Будду». А кроме того, возможность спасти честь несчастного капитана Брандеса. Под каким же именем он сейчас служит?
Мюнстер… Мюнстер… Мюнстер…
Она повторяла это имя, словно заданный урок.
Наконец — то они достигли Ла-Рошели.
Профессор остановил машину перед единственной в городе гостиницей. Успевшие уже подвыпить крестьяне встретили выбравшегося из машины во фраке водителя одобрительными возгласами. Баннистер покраснел до корней волос, когда какой-то бретонец с похожей на репу головой и кривыми ногами начал осторожно обходить его, разглядывая, словно афишную тумбу. Сторож громким шепотом посоветовал собравшимся вызвать местного врача, пока тот не успел еще уйти из дому.
Фрак профессора был весь в масляных пятнах, а промокший от пота воротник докрасна натер шею.
— Вы не знаете, где здесь можно найти гараж? — спросила Эвелин у владельца гостиницы.
— Совсем рядом! В каких-нибудь десяти шагах отсюда. Вы его сразу увидите. Перед ним стоит большая бочка…
— Спасибо… Приготовьте мне колбасы и фруктов, я заберу их, когда вернусь с машиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Где веревка?
Силы небесные!!!
Он отпустил веревку, и порыв ветра снес ее на ветви сосны. Совсем немного, так что сейчас она неуверенно покачивалась, зацепившись за тонкую веточку. Вполне возможно, что она вот-вот сорвется обратно, но дожидаться этого, сидя на узеньком выступе, прислонившись спиной к голой стене на высоте пятого этажа, занятие не из приятных. Этого никто отрицать не станет.
Достаточно было бы протянуть руку, чтобы достать веревку. Только как при этом удержаться самому?
Остается единственный выход — ждать следующего порыва ветра, который сбросит веревку. Ну, этого-то долго ждать не придется. Вот уже снова ветер загудел в кронах деревьев!
Хей — хо!
Веревка качнулась.
Ну же!
Веревка взвилась вверх…
И опустилась, зажатая, словно тисками, в развилине двух веток. Чтобы вырвать ее оттуда, понадобились бы циклон, торнадо или еще какое-нибудь экзотическое стихийное бедствие.
Положение, в котором очутился Эдди Рансинг, было в высшей степени отчаянным, достойным сожаления и мрачным!
Обхватив руками колени, похожий издали на огромный моток каната, он изогнулся, стараясь вписаться в периметр круглого углубления. Он промок, его бил озноб, а до рассвета оставались еще долгие часы.
И что принесет ему рассвет? Как он объяснит…
Заскрипел гравий. Внизу кто-то шел! Эдди разглядел широкополую шляпу.
Это же Максль! Местный поэт, певец Вильгельма Телля! Что ему здесь надо?
Прошлым вечером Эдди видел его прогуливающимся вдоль изгороди с Викторией, женой старшего садовника Кратохвила. Ну, конечно же! Садовник отправился сегодня в Эрленбах и наверняка останется там на ночь. Что же делать? Другого выхода не было, и Эдди, откашлявшись, крикнул:
— Добрый вечер… герр Максль…
Поэт поднял сначала глаза, а затем и шляпу.
— Рад вас видеть, господин Рансинг. Что вы скажете насчет этой мерзкой погоды?
— С Альп дует. Наверное, будет потепление, — с принужденной улыбкой ответил из своего гнезда Эдди.
— Извините за нескромность, но что вы делаете там наверху?
— И сам не знаю…
— Ну, тогда не стану вам мешать, — ответил поэт и вновь приподнял шляпу, явно собираясь уйти.
— Герр Максль! Вы не могли бы оказать мне помощь?
— К сожалению, у меня сейчас нет ни гроша. Однако, барон Острау, директор сберегательной кассы…
— Я имел в виду не финансовую помощь. Я хотел бы спуститься отсюда.
— Там неудобно?… Скажите, а чего ради вы решили изображать по ночам статую на фасаде виллы?
— Потому что не могу спуститься.
— Это еще не причина, чтобы забираться туда.
— Ветер снес веревку, и она зацепилась за сосну. Вы без труда можете помочь мне, герр Максль.
— Это уж как мне заблагорассудится. Вообще-то я склонен помочь вам, но сначала сбросьте мне сюда одну вещицу. У вас очень симпатичные часы и цепочка к ним.
— Послушайте, это же шантаж! — ужаснулся Эдди.
— Этот вопрос предоставьте моей совести. Так будете бросать или нет? — Часы Рансинга с короткой, толстой цепочкой с первого взгляда очень понравились Макслю. Вопрос только — из настоящего ли все это золота? В Цюрихе ему однажды продали трость с серебряным набалдашником, а потом обнаружилось, что серебра там столько же, сколько в водопроводном кране. С тех пор Максль стал осторожнее. Он вновь сделал вид, будто уходит.
— Подождите!
Полным презрения жестом Эдди швырнул часы, с глухим стуком свалившиеся на клумбу.
— Постыдились бы! — крикнул Эдди. — Поэт и такой материалист!
— Ошибаетесь! Как поэт я не материалист! За свои произведения я ни разу не получил ни гроша… Где эти чертовы часы?
Теперь Максль никак не мог найти часы. Завывал ветер, накрапывал дождь, и Эдди не сомневался, что подхватит воспаление легких. Наконец часы нашлись.
— Ну, давайте же!… — поторопил поэта Рансинг.
— Послушайте, однажды я был уже обманут. Если не возражаете, я сначала покажу часы специалисту.
Эдди чуть не свалился со своего насеста.
— Но послушайте же! Я каждое мгновенье могу упасть…
— Закройте глаза и молитесь. Я только сбегаю к Хеграбену, это не займет и четверти часа. Прекрасный часовщик. Сестра у него, между прочим, замужем за художником. Он взглянет на часы и, если золото не фальшивое, я помогу вам…
— Герр Максль! Вы…
— Не надо благодарностей! Я поспешу вернуться вам на помощь, потому что тот, кто дает быстро, дает вдвойне.
Эдди непрочь был бы дать кое-что поэту и быстро, и вдвойне, но тот уже убежал.
Ветер немного утих, но зато дождь шел теперь с мокрым снегом. Начавшая подмерзать одежда потрескивала, словно засахаренная…
Хеграбен то ли жил не так уж близко, то ли крепко спал, потому что поэт вернулся только через полчаса.
— Все в порядке! Вам нечего бояться! Золото самое настоящее! Скоро вы будете внизу…
— Лестницу… Принесите лестницу… — прокрякал Эдди.
— Это лишнее. Пожарники привезут ее с собой. Издалека послышался звук горна.
— Мерзавец! Вы вызвали пожарников?
— Не полицию же мне было вызывать!
— Здесь есть лестница… Умоляю… Прежде чем они приедут…
— Просто замечательно! А потом меня обвинят в ложном вызове. Скажите — а на скольких камнях те часы?
…Пожарная охрана поднялась по тревоге! Во главе с брандмейстером Цобельманом! Застучали копыта четырех лошадей и мула, запряженных в экипаж с насосом и лестницей.
Узнав о случившемся, Цобельман прежде всего затрубил в горн. Пусть у жителей поселка будет достаточно времени, чтобы собраться на месте великого события. Затем брандмейстер быстро переоделся в бело-синюю парадную форму. Что еще сделать? Такой редкий случай! До сих пор эту проклятую дыру даже пожары обходили стороной.
— Все готово?
Вперед! Застучали колеса, запел горн, бешено зацокали копыта!
Вокруг виллы уже и впрямь собралось порядком народу. Все с любопытством разглядывали сидящую в глухом окне жалкую фигурку, с одежды которой, словно из водосточных труб, капала вода.
Но, ура, прибыли пожарники!
Последовали недолгие маневры с лестницей. Сначала ее придвинули поближе, потом вновь отодвинули. Один из пожарников взобрался на лестницу приветственно махнул рукой толпе.
Это было феноменально! Все дружно зааплодировали.
— Давай! — крикнул Цобельман.
Лестница уперлась в стену. Теперь уже все население Мюглиам-Зее собралось вокруг виллы.
Операцию по спасению иностранца чуть не сорвал, однако, господин Воллисгоф. Он уже крепко спал, когда дочь разбудила его. Дело в том, что и часу не прошло, как Грета проснулась от спазм в желудке, а причиной их была прописанная доктором от бессонницы сода. Доктор, решив все-таки, что у Эдди просто разыгрались нервы от малокровия, позвонил в аптеку и попросил, чтобы вместо обозначенного в рецепте веронала пациенту выдали бикарбонат натрия. Итак, разбудив отца, Грета испуганно сообщила ему, что перед домом в присутствии всех жителей поселка пожарная команда проводит какие-то странные маневры.
Накинув халат, Воллисгоф выбежал в сад, глянул ввысь, куда была устремлена лестница, вновь вернулся в дом и выбежал снова — уже с мелкокалиберкой в руках. Вскинув ее, он прицелился в скорчившегося над балконом Греты Рансинга.
Сшибить засевшего в глухом окне гостя было бы, с какой стороны ни смотреть, простейшим выходом из создавшегося положения. Не исключено, что даже Рансинг согласился бы с этим, но в последний момент Цобельман подбил руку изготовившегося стрелка.
— Наденьте что-нибудь, а то простудитесь! — проорал он в ухо Воллисгофу.
— Я его застрелю!
— Не раньше, чем мы его оттуда снимем! Что же, по-вашему, мы зря сюда приехали? — Тут же последовала команда: — Господина советника держать и не отпускать!
Вслед за этим началась спасательная операция. Не прошло и получаса, как иностранец спустился на землю среди взлетавших в воздух шляп и приветственных криков толпы. Голосом, похожим на хриплый вопль сирены, Эдди объяснил советнику, которого двое пожарников все еще продолжали держать за руки, что безумно влюбился в его дочь и намеревался просить ее руку и сердце.
— Я мечтал о романтической сцене у балкона…
— Какой еще сцене? — перебил Воллисгоф.
— Ночью под балконом появляется молодой человек, чтобы сказать о своей любви. Это так прекрасно! Об этом писали великие поэты!
— Я, например, — пробормотал господин Максль. — В поэме о Вильгельме Телле.
— Я люблю вашу дочь и хочу жениться на ней, — заплетающимся языком проговорил Эдди.
— Что он говорит? — спросил советник у стоявшего рядом с ним пожарника.
— Он любит вашу дочь, — рявкнул пожарник так, что в окнах виллы задрожали стекла.
— Любит вашу дочь… — хором подхватила толпа.
— Ночь?… Дождь?… — ошарашенно пролепетал старик, подняв глаза к небу.
В этот момент Грета, до сих пор стоявшая чуть позади, шагнула вперед и приняла Эдди на свою грудь. Теперь старик наконец-то все понял и отправился домой — спать.
В предрассветных сумерках на горизонте видны стали окутанные облаками вершины Альп…
На следующий день Эдди Рансинг телеграфировал своему дяде:
«Помолвлен Буддой. Немедленно приезжай. Эдди.»
Глава седьмая
Один за другим оставались позади небольшие городки. На свой вечерний костюм профессор больше не жаловался, хотя вести машину во фраке оказалось делом достаточно неудобным.
Эвелин робко проговорила:
— Где можно ближе всего найти… гараж, чтобы взять машину напрокат?
Несколько секунд лорд обдумывал — стоит ли вообще отвечать ей. Надо, пожалуй. Но коротко и сухо.
— Насколько мне известно, в Ла-Рошели. Это довольно большой город. Надеюсь, я тоже смогу найти там подходящую гостиницу.
Они вновь умолкли. Мимо них проносились деревья, похожие на выстроившееся гуськом вдоль дороги безногое войско. Лишь эта безобразная полоса шоссе уродовала прекрасный пейзаж.
Профессор, которому мысль о гостинице напомнила о том, что ему лишь случайно удалось избежать еще одной катастрофы, пробормотал, обращаясь к самому себе:
— Еще хорошо, что я всегда держу свой несессер… Рядом с ним на сиденье лежал небольшой лаковый чемоданчик.
— А что иначе было бы? — чуть нервно спросила Эвелин.
— Иначе утром я не смог бы побриться. А я терпеть не могу ходить небритым.
«Какой педант», — подумала Эвелин и чуть не расплакалась, представив себя — оборванную, грязную, исцарапанную, загнанную… А этот переживает, сможет ли он побриться!
Впрочем, может быть, она пыталась очернить профессора перед собой лишь для того, чтобы уравновесить подозрительно растущую симпатию к нему.
Свою собственную сумочку — тоже черную, кстати сказать, — она и сейчас судорожно прижимала к себе.
В сумочке был оранжевый конверт. Плата за «Дремлющего Будду». А кроме того, возможность спасти честь несчастного капитана Брандеса. Под каким же именем он сейчас служит?
Мюнстер… Мюнстер… Мюнстер…
Она повторяла это имя, словно заданный урок.
Наконец — то они достигли Ла-Рошели.
Профессор остановил машину перед единственной в городе гостиницей. Успевшие уже подвыпить крестьяне встретили выбравшегося из машины во фраке водителя одобрительными возгласами. Баннистер покраснел до корней волос, когда какой-то бретонец с похожей на репу головой и кривыми ногами начал осторожно обходить его, разглядывая, словно афишную тумбу. Сторож громким шепотом посоветовал собравшимся вызвать местного врача, пока тот не успел еще уйти из дому.
Фрак профессора был весь в масляных пятнах, а промокший от пота воротник докрасна натер шею.
— Вы не знаете, где здесь можно найти гараж? — спросила Эвелин у владельца гостиницы.
— Совсем рядом! В каких-нибудь десяти шагах отсюда. Вы его сразу увидите. Перед ним стоит большая бочка…
— Спасибо… Приготовьте мне колбасы и фруктов, я заберу их, когда вернусь с машиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25