Догадывается ли он, что с ней
происходит? Может, считает происходящее забавным?
Но кроме того, Бесс злилась на себя — за то, что влипла в такую дурацкую историю.
Она развернулась на плоских каблуках своих благоразумно выбранных для поездки туфель, но в ее словах и тоне не было ничего благоразумного, когда она выпалила:
— Что вы ему наговорили? Неужели вы ни перед чем не останавливаетесь, чтобы добиться своего? А вы понимаете, что ваша выходка может стоить мне работы?
Но едва эти слова вылетели у нее изо рта, как Бесс поняла, что переборщила, и небрежное движение плечами Ваккари и красноречиво разведенные руки стати молчаливым и унизительным подтверждением этому.
— Ты несправедлива ко мне, сага. — Эти слова пролились подобно теплому меду, заставив Бесс передернуться. Глаза Ваккари смеялись. — Я хотел только, чтобы ты отдохнула и собралась с мыслями, вот и все. По-моему, ты была уверена, что должна справляться с делами молниеносно, а мне известно, что Марк желает, чтобы ты не спешила и провела тщательный осмотр. — Ваккари сверкнул неожиданной улыбкой — коварной и неотразимой. — Считай проведенное здесь время рабочим отпуском. И попытайся расслабиться. Ты прекрасно справляешься со своими обязанностями. Когда выяснилось, что ты помощница Джексона, мне захотелось дать тебе медаль. Наша первая деловая встреча подтвердила мои надежды — ты на редкость исполнительна и не боишься работы. Марк пригласил тебя на работу не для того, чтобы ты готовила чай, и потому не станет увольнять за единственное ошибочное мнение.
Но кто виноват в том, что она допустила ошибку? Бесс внутренне кипела. Не кто иной, как он сам!
Он разглядел ее в толпе, мучил, насмехался, льстил и флиртовал, сбивал с толку, вызывал в ней чувства, которые она не желала и не имела права испытывать.
Значит, во всем виноват только он!
А покровительственное мне захотелось дать тебе медаль так ударило по обнаженным нервам, что Бесс выпалила, не задумываясь:
— Я согласилась работать с Марком вовсе не из-за вас, так что не гордитесь! А если вы намерены повторять ваш так называемый совет, — в последнее слово она вложила испепеляющее презрение, — чтобы я порвала с Томом, то поберегите силы, поскольку это не ваше дело, ясно?
Слишком поздно она пожалела о том, что не придержала вовремя язык, потому что Ваккари усмехнулся и скрестил руки на внушительной груди, гортанно пробормотав:
— Заметь, я не упоминал о твоем туповатом женихе. Ты сама упомянула его имя. Над этим нам и предстоит поработать. Вместе. Нам хватит времени, верно? — Его дьявольская улыбка стала шире. — Времени у нас сколько угодно. Но не все сразу. Я не тороплюсь. Ни в чем — понимаешь?
Пока он говорил, его глаза лениво путешествовали по фигуре Бесс, мысленно срывая измятую, непривлекательную одежду. Значение этого взгляда не понял бы разве что мертвец.
Итак, он вознамерился продолжать флирт. Неужели развлекается, видя, как скромная мышка, его будущая родственница, чуть не плачет и слабеет в коленках? Или же собирается сделать еще одну зарубку на память об очередной победе, пока у него еще есть законное, если не моральное право так поступать?
Одной такой мысли хватило, чтобы глубоко внутри Бесс вспыхнул пожар. Она ненавидела Ваккари за власть над ней, которой он обладал, и лихорадочно размышляла: неужели в предстоящие годы он будет улыбаться ей на семейных сборищах, пробуждая воспоминания?..
— Сага, что случилось?
Бесс вынырнула из пучины яростных размышлений только для того, чтобы утонуть в его серебристых глазах. Эти глаза переполняло сочувствие. А может, и сожаление? Как бы там ни было, этого Бесс вынести не могла. Ваккари протянул руку, чтобы коснуться ее лица; но она поспешно отдернула голову и сухо произнесла:
— Я недовольна способом, который вы избрали, чтобы вынудить меня провести здесь больше времени, чем я могу себе позволить. Но не беспокойтесь, это я как-нибудь переживу.
— Рад слышать, — отозвался он и без паузы добавил: — Эти дела, которые были назначены у тебя на уик-энд и которые пришлось отменить, — они связаны с Томом?
— Да.
— И это тревожит тебя? Мешает расслабиться?
— Нет. Это меня не тревожит. — Бесс пришлось признать, что она сказала правду.
Вначале мысли об испорченном уик-энде и вправду волновали ее, мешали спать по ночам. Необходимость объяснять, что она не сможет приехать домой после того, как Том настоятельно просил об этом, отдавалась болью в сердце. Но внезапно Бесс пришло в голову, что Том ни за что не отменил бы встречу с клиентом ради нее, каким бы неприятным ни был клиент или каким бы неудобным ни было время встречи. Бизнес есть бизнес, как любил повторять Том. По крайней мере Бесс избавилась от угрызений совести.
Но совесть начинала снова грызть ее, едва она испытывала чувства, которые вызывал в ней этот мужчина.
Отмахнувшись от этой ни к чему не приводящей мысли, Бесс выудила из сумочки ключи от машины, бросила их Ваккари, поджала губы и раздраженно заявила:
— Итак, я остаюсь. Ничего особенного. Принесите чемодан, из багажника и покажите мне мою комнату. Я не прочь освежиться, поскольку, очевидно, спешить с работой не обязательно.
Впервые за все время, пока продолжались их странные взаимоотношения, ей удалось одержать верх, злорадствовала Бесс, наблюдая, как Ваккари уходит прочь, небрежными движениями перебрасывая ключи из одной ладони в другую.
Если бы только ей удалось сохранить это преимущество! Чтобы уберечься от ошеломляющей власти Ваккари над ее чувствами, сохранить свою целостность, ей придется поставить Ваккари на место и решительно удерживать там.
Но, глядя вслед Ваккари, Бесс заметила нечто подозрительное в его ленивой, несколько вальяжной походке. Это нечто было подобно предупреждающему сигналу, от которого между бровями Бесс возникла недоуменная складка.
Все стало ясно, когда несколько минут спустя человек со сморщенным лицом подсеменил к Бесс с ее чемоданом в одной руке и дипломатом — в другой. Кьяра представила его как Альфредр, своего мужа, и доложила на ломаном английском:
— Синьор Ваккари сказал, вы должны отдохнуть. Ждать его к la cena… piu tardicapire?
Кьяра склонила голову набок при виде озадаченного выражения Бесс, прежде чем широкая сияющая улыбка озарила ее приветливое лицо.
— Еда. L’hora nove. — И она показала девять пальцев, усердно кивая и ожидая, что Бесс поймет ее.
Бесс поняла и мрачно кивнула в ответ. Для победы это было уж слишком. Ей придется ждать, пока Ваккари не соизволит вновь встретиться с ней — за ужином, в девять часов!
Он нашел действенный способ отучить ее приказывать и ожидать, что он будет подчиняться.
Он контролировал ситуацию, и это ни в коей мере не помогало Бесс успокоиться. Но комната, в которую ее провели, оказалась чудесной, и она заставила себя забыть о Ваккари и его коварных махинациях.
Пол под ее ногами был отполирован до зеркального блеска, солнечные лучи плясали на белых стенах, деревянный потолок затейливо расписан причудливыми птицами и цветами, а изголовье огромной кровати отделано позолотой и украшено херувимами, розами и поразительно пышнотелыми обнаженными дамами.
Если бы эта кровать не была бесценным антиквариатом, Бесс, вероятно, покраснела бы до корней волос, увидев ее.
Безмолвная мысленная битва, которую она вела с запретным влечением, отчаянно-опасным спуском в страстную влюбленность в Льюка Ваккари, почти полностью лишила Бесс сил, а кровать выглядела такой манящей, по-декадентски пышной, к тому же ей требовалось убить время…
Напоминаний о том, что она должна закончить отчет о поездке во Флоренцию, оказалось недостаточно, чтобы помешать Бесс вытянуться на белом покрывале всего на пару минут, закрыть глаза на несколько секунд… Когда она с трудом открыла их, то обнаружила, что комнату окутали синие сумерки, а рассеянный свет единственного источника — лампы у кровати — очерчивает контуры, при виде которых у Бесс остановилось сердце: контуры высокого, мощного тела, пробуждающего почти животное желание глубоко внутри ее.
Льюк. Бесс не знала, произнесла ли это имя вслух; она понимала только, что сражение состоялось и она проиграла.
Она влюблена в человека, которому предстоит жениться на ее сестре.
Она совершила невообразимую глупость. Чувства захлестнули ее. Боль была острой, физической, неотвратимой, и она уткнулась головой в подушку, чтобы приглушить всхлип гневного отвращения к самой себе, но Льюк нагнулся и удержал ее гибкими пальцами за подбородок, отчего Бесс словно прошил электрический ток. Его голос обдал ее теплом, вызвал отчаянное желание прикоснуться к нему.
— Кьяра занята ужином. Я пришел проводить тебя вниз. Должно быть, ты очень устала, сага, если заснула так крепко.
Почти лениво он провел по гладкому изгибу ее щеки тыльной стороной пальцев, и долгая мелкая дрожь зародилась в глубине ее тела. Она стиснула зубы, едва сдерживая нарастающую по спирали боль желания. А когда кончики его пальцев коснулись угла рта Бесс, она порывисто отвернулась и вжалась в подушки. Ваккари неверно истолковал причину ее паники, поскольку выпрямился и заверил:
— С ужином можно подождать минут десять. Не беспокойся. Прими душ, а я пока поищу тебе свежую одежду — так мы сэкономим время.
Испытывая неловкость из-за своего растрепанного вида, Бесс соскользнула с кровати. Сберечь время было сейчас не самой главной из задач. И хотя теперь Ваккари вел себя словно старший брат, Бесс не доверяла ни ему, ни себе и решительно не желала, чтобы он рылся в ее вещах. Столь интимный жест показался ей невыносимым.
— Это ни к чему, — заявила она, не подозревая о том, какой неприкрытый испуг светится в ее огромных зеленых глазах. Но Льюк сразу заметил его, покачал головой и сухо произнес, делая все возможное, чтобы успокоить Бесс:
— Я не считаю фетишем женское белье. А теперь беги, ты теряешь время.
Бесс послушалась, потому что просто не могла оставаться на месте. Находясь в той же комнате, дыша одним и тем же воздухом, она чувствовала, как сжимаются ее сосуды и бешено колотится сердце.
Как она могла позволить своим эмоциям настолько выйти из повиновения? Закрыв за собой дверь ванной, Бесс в изнеможении прислонилась к ней. На двери не оказалось замка, и она свела брови над переносицей, ощущая новый прилив паники, пронизывающей ее до кончиков пальцев, заставляющей поджимать их на холодном мраморном полу.
Как может человеческое сердце вести себя так губительно? Как оно может так поступать? Влюбленность в будущего мужа сестры — самый нелепый поступок в жизни Бесс. Он вызывал у нее глубокое, постыдное ощущение вины и заставлял почувствовать себя полной идиоткой!
И кроме того, это означало, что она не может выйти замуж за Тома.
И вправду, разве это возможно? Даже если произойдет чудо и Бесс немедленно разлюбит Льюка, она навсегда запомнит об этом чувстве. Запомнит и будет сравнивать.
Будет вспоминать то, о чем предпочла бы забыть, помнить, какую внутреннюю дрожь она испытывала, когда Льюк смотрел на нее и улыбался, как ей пришлось выдержать сражение с самой собой, чтобы не позволить собственным рукам потянуться к нему. Помнить ужасающе мучительную потребность быть рядом с ним — всегда, вечно… Подобных чувств к Тому она никогда не испытывала. Его присутствия не было достаточно, чтобы ее жизнь стала более яркой, насыщенной, богатой, достойной того, чтобы прожить ее.
Содрогнувшись, Бесс изо всех сил попыталась подавить эмоции, грозящие разорвать ее на куски, и принялась непослушными руками стаскивать одежду, бросая опасливые взгляды на дверь.
Принимая душ, она установила личный рекорд по времени. Вряд ли Льюк отважился бы лишить ее уединения в такую минуту, да и матовое стекло душевой кабинки обеспечивало некоторую защиту, но близость любого рода — даже совершенно естественная, как в тот момент, когда он пришел будить ее, — была бы слишком сильным потрясением для несчастного, обезумевшего сердца Бесс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
происходит? Может, считает происходящее забавным?
Но кроме того, Бесс злилась на себя — за то, что влипла в такую дурацкую историю.
Она развернулась на плоских каблуках своих благоразумно выбранных для поездки туфель, но в ее словах и тоне не было ничего благоразумного, когда она выпалила:
— Что вы ему наговорили? Неужели вы ни перед чем не останавливаетесь, чтобы добиться своего? А вы понимаете, что ваша выходка может стоить мне работы?
Но едва эти слова вылетели у нее изо рта, как Бесс поняла, что переборщила, и небрежное движение плечами Ваккари и красноречиво разведенные руки стати молчаливым и унизительным подтверждением этому.
— Ты несправедлива ко мне, сага. — Эти слова пролились подобно теплому меду, заставив Бесс передернуться. Глаза Ваккари смеялись. — Я хотел только, чтобы ты отдохнула и собралась с мыслями, вот и все. По-моему, ты была уверена, что должна справляться с делами молниеносно, а мне известно, что Марк желает, чтобы ты не спешила и провела тщательный осмотр. — Ваккари сверкнул неожиданной улыбкой — коварной и неотразимой. — Считай проведенное здесь время рабочим отпуском. И попытайся расслабиться. Ты прекрасно справляешься со своими обязанностями. Когда выяснилось, что ты помощница Джексона, мне захотелось дать тебе медаль. Наша первая деловая встреча подтвердила мои надежды — ты на редкость исполнительна и не боишься работы. Марк пригласил тебя на работу не для того, чтобы ты готовила чай, и потому не станет увольнять за единственное ошибочное мнение.
Но кто виноват в том, что она допустила ошибку? Бесс внутренне кипела. Не кто иной, как он сам!
Он разглядел ее в толпе, мучил, насмехался, льстил и флиртовал, сбивал с толку, вызывал в ней чувства, которые она не желала и не имела права испытывать.
Значит, во всем виноват только он!
А покровительственное мне захотелось дать тебе медаль так ударило по обнаженным нервам, что Бесс выпалила, не задумываясь:
— Я согласилась работать с Марком вовсе не из-за вас, так что не гордитесь! А если вы намерены повторять ваш так называемый совет, — в последнее слово она вложила испепеляющее презрение, — чтобы я порвала с Томом, то поберегите силы, поскольку это не ваше дело, ясно?
Слишком поздно она пожалела о том, что не придержала вовремя язык, потому что Ваккари усмехнулся и скрестил руки на внушительной груди, гортанно пробормотав:
— Заметь, я не упоминал о твоем туповатом женихе. Ты сама упомянула его имя. Над этим нам и предстоит поработать. Вместе. Нам хватит времени, верно? — Его дьявольская улыбка стала шире. — Времени у нас сколько угодно. Но не все сразу. Я не тороплюсь. Ни в чем — понимаешь?
Пока он говорил, его глаза лениво путешествовали по фигуре Бесс, мысленно срывая измятую, непривлекательную одежду. Значение этого взгляда не понял бы разве что мертвец.
Итак, он вознамерился продолжать флирт. Неужели развлекается, видя, как скромная мышка, его будущая родственница, чуть не плачет и слабеет в коленках? Или же собирается сделать еще одну зарубку на память об очередной победе, пока у него еще есть законное, если не моральное право так поступать?
Одной такой мысли хватило, чтобы глубоко внутри Бесс вспыхнул пожар. Она ненавидела Ваккари за власть над ней, которой он обладал, и лихорадочно размышляла: неужели в предстоящие годы он будет улыбаться ей на семейных сборищах, пробуждая воспоминания?..
— Сага, что случилось?
Бесс вынырнула из пучины яростных размышлений только для того, чтобы утонуть в его серебристых глазах. Эти глаза переполняло сочувствие. А может, и сожаление? Как бы там ни было, этого Бесс вынести не могла. Ваккари протянул руку, чтобы коснуться ее лица; но она поспешно отдернула голову и сухо произнесла:
— Я недовольна способом, который вы избрали, чтобы вынудить меня провести здесь больше времени, чем я могу себе позволить. Но не беспокойтесь, это я как-нибудь переживу.
— Рад слышать, — отозвался он и без паузы добавил: — Эти дела, которые были назначены у тебя на уик-энд и которые пришлось отменить, — они связаны с Томом?
— Да.
— И это тревожит тебя? Мешает расслабиться?
— Нет. Это меня не тревожит. — Бесс пришлось признать, что она сказала правду.
Вначале мысли об испорченном уик-энде и вправду волновали ее, мешали спать по ночам. Необходимость объяснять, что она не сможет приехать домой после того, как Том настоятельно просил об этом, отдавалась болью в сердце. Но внезапно Бесс пришло в голову, что Том ни за что не отменил бы встречу с клиентом ради нее, каким бы неприятным ни был клиент или каким бы неудобным ни было время встречи. Бизнес есть бизнес, как любил повторять Том. По крайней мере Бесс избавилась от угрызений совести.
Но совесть начинала снова грызть ее, едва она испытывала чувства, которые вызывал в ней этот мужчина.
Отмахнувшись от этой ни к чему не приводящей мысли, Бесс выудила из сумочки ключи от машины, бросила их Ваккари, поджала губы и раздраженно заявила:
— Итак, я остаюсь. Ничего особенного. Принесите чемодан, из багажника и покажите мне мою комнату. Я не прочь освежиться, поскольку, очевидно, спешить с работой не обязательно.
Впервые за все время, пока продолжались их странные взаимоотношения, ей удалось одержать верх, злорадствовала Бесс, наблюдая, как Ваккари уходит прочь, небрежными движениями перебрасывая ключи из одной ладони в другую.
Если бы только ей удалось сохранить это преимущество! Чтобы уберечься от ошеломляющей власти Ваккари над ее чувствами, сохранить свою целостность, ей придется поставить Ваккари на место и решительно удерживать там.
Но, глядя вслед Ваккари, Бесс заметила нечто подозрительное в его ленивой, несколько вальяжной походке. Это нечто было подобно предупреждающему сигналу, от которого между бровями Бесс возникла недоуменная складка.
Все стало ясно, когда несколько минут спустя человек со сморщенным лицом подсеменил к Бесс с ее чемоданом в одной руке и дипломатом — в другой. Кьяра представила его как Альфредр, своего мужа, и доложила на ломаном английском:
— Синьор Ваккари сказал, вы должны отдохнуть. Ждать его к la cena… piu tardicapire?
Кьяра склонила голову набок при виде озадаченного выражения Бесс, прежде чем широкая сияющая улыбка озарила ее приветливое лицо.
— Еда. L’hora nove. — И она показала девять пальцев, усердно кивая и ожидая, что Бесс поймет ее.
Бесс поняла и мрачно кивнула в ответ. Для победы это было уж слишком. Ей придется ждать, пока Ваккари не соизволит вновь встретиться с ней — за ужином, в девять часов!
Он нашел действенный способ отучить ее приказывать и ожидать, что он будет подчиняться.
Он контролировал ситуацию, и это ни в коей мере не помогало Бесс успокоиться. Но комната, в которую ее провели, оказалась чудесной, и она заставила себя забыть о Ваккари и его коварных махинациях.
Пол под ее ногами был отполирован до зеркального блеска, солнечные лучи плясали на белых стенах, деревянный потолок затейливо расписан причудливыми птицами и цветами, а изголовье огромной кровати отделано позолотой и украшено херувимами, розами и поразительно пышнотелыми обнаженными дамами.
Если бы эта кровать не была бесценным антиквариатом, Бесс, вероятно, покраснела бы до корней волос, увидев ее.
Безмолвная мысленная битва, которую она вела с запретным влечением, отчаянно-опасным спуском в страстную влюбленность в Льюка Ваккари, почти полностью лишила Бесс сил, а кровать выглядела такой манящей, по-декадентски пышной, к тому же ей требовалось убить время…
Напоминаний о том, что она должна закончить отчет о поездке во Флоренцию, оказалось недостаточно, чтобы помешать Бесс вытянуться на белом покрывале всего на пару минут, закрыть глаза на несколько секунд… Когда она с трудом открыла их, то обнаружила, что комнату окутали синие сумерки, а рассеянный свет единственного источника — лампы у кровати — очерчивает контуры, при виде которых у Бесс остановилось сердце: контуры высокого, мощного тела, пробуждающего почти животное желание глубоко внутри ее.
Льюк. Бесс не знала, произнесла ли это имя вслух; она понимала только, что сражение состоялось и она проиграла.
Она влюблена в человека, которому предстоит жениться на ее сестре.
Она совершила невообразимую глупость. Чувства захлестнули ее. Боль была острой, физической, неотвратимой, и она уткнулась головой в подушку, чтобы приглушить всхлип гневного отвращения к самой себе, но Льюк нагнулся и удержал ее гибкими пальцами за подбородок, отчего Бесс словно прошил электрический ток. Его голос обдал ее теплом, вызвал отчаянное желание прикоснуться к нему.
— Кьяра занята ужином. Я пришел проводить тебя вниз. Должно быть, ты очень устала, сага, если заснула так крепко.
Почти лениво он провел по гладкому изгибу ее щеки тыльной стороной пальцев, и долгая мелкая дрожь зародилась в глубине ее тела. Она стиснула зубы, едва сдерживая нарастающую по спирали боль желания. А когда кончики его пальцев коснулись угла рта Бесс, она порывисто отвернулась и вжалась в подушки. Ваккари неверно истолковал причину ее паники, поскольку выпрямился и заверил:
— С ужином можно подождать минут десять. Не беспокойся. Прими душ, а я пока поищу тебе свежую одежду — так мы сэкономим время.
Испытывая неловкость из-за своего растрепанного вида, Бесс соскользнула с кровати. Сберечь время было сейчас не самой главной из задач. И хотя теперь Ваккари вел себя словно старший брат, Бесс не доверяла ни ему, ни себе и решительно не желала, чтобы он рылся в ее вещах. Столь интимный жест показался ей невыносимым.
— Это ни к чему, — заявила она, не подозревая о том, какой неприкрытый испуг светится в ее огромных зеленых глазах. Но Льюк сразу заметил его, покачал головой и сухо произнес, делая все возможное, чтобы успокоить Бесс:
— Я не считаю фетишем женское белье. А теперь беги, ты теряешь время.
Бесс послушалась, потому что просто не могла оставаться на месте. Находясь в той же комнате, дыша одним и тем же воздухом, она чувствовала, как сжимаются ее сосуды и бешено колотится сердце.
Как она могла позволить своим эмоциям настолько выйти из повиновения? Закрыв за собой дверь ванной, Бесс в изнеможении прислонилась к ней. На двери не оказалось замка, и она свела брови над переносицей, ощущая новый прилив паники, пронизывающей ее до кончиков пальцев, заставляющей поджимать их на холодном мраморном полу.
Как может человеческое сердце вести себя так губительно? Как оно может так поступать? Влюбленность в будущего мужа сестры — самый нелепый поступок в жизни Бесс. Он вызывал у нее глубокое, постыдное ощущение вины и заставлял почувствовать себя полной идиоткой!
И кроме того, это означало, что она не может выйти замуж за Тома.
И вправду, разве это возможно? Даже если произойдет чудо и Бесс немедленно разлюбит Льюка, она навсегда запомнит об этом чувстве. Запомнит и будет сравнивать.
Будет вспоминать то, о чем предпочла бы забыть, помнить, какую внутреннюю дрожь она испытывала, когда Льюк смотрел на нее и улыбался, как ей пришлось выдержать сражение с самой собой, чтобы не позволить собственным рукам потянуться к нему. Помнить ужасающе мучительную потребность быть рядом с ним — всегда, вечно… Подобных чувств к Тому она никогда не испытывала. Его присутствия не было достаточно, чтобы ее жизнь стала более яркой, насыщенной, богатой, достойной того, чтобы прожить ее.
Содрогнувшись, Бесс изо всех сил попыталась подавить эмоции, грозящие разорвать ее на куски, и принялась непослушными руками стаскивать одежду, бросая опасливые взгляды на дверь.
Принимая душ, она установила личный рекорд по времени. Вряд ли Льюк отважился бы лишить ее уединения в такую минуту, да и матовое стекло душевой кабинки обеспечивало некоторую защиту, но близость любого рода — даже совершенно естественная, как в тот момент, когда он пришел будить ее, — была бы слишком сильным потрясением для несчастного, обезумевшего сердца Бесс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24