К ней вернулось забытое нетерпение – дожить до следующего дня, чтобы снова поговорить с Джорджем.
Наконец она вспомнила, что кто-то оставил на автоответчике сообщение, и включила прослушивание. Это оказалась Уиллоу, сообщившая, что в «Помощниках Холланд-парка» подтвердили: у Ники никогда не было неприятностей с полицией, но что у нее трудное прошлое. Кажется, ее взяли под опеку в возрасте трех месяцев, когда ее незамужнюю мать признали неспособной заботиться о ребенке. С тех пор она жила у приемных родителей. Поскольку для нанимаемых агентством нянь такое прошлое было нетипичным, владельцы «Помощников Холланд-парка» более тщательно, чем обычно, проверили ее рекомендации. Несмотря на подозрения в причастности к исчезновению Шарлотты, они по-прежнему были уверены в Ники. Уиллоу надеялась, что эти сведения окажутся полезными для Триш. Если ей понадобится что-нибудь еще, пусть сразу же позвонит, и Уиллоу сделает все возможное, чтобы помочь.
Слушая жужжание перематывающейся кассеты, Триш разрывалась между сочувствием к прошлому Ники и ее нынешнему одиночеству и опасениями, что оно могло толкнуть ее на крайности.
Ее размышления прервал телефонный звонок. Это была Эмма, которая отвечала на утреннее сообщение Триш. Они договорились встретиться за ранним ужином в уютном итальянском ресторанчике, который обнаружила Эмма, а потом пойти в кино.
Вернувшись в Саутуорк после искренних попыток поддержать Эмму и в восхищении от ее усилий справиться с болью, причиненной ей уходом Хэла, Триш увидела, что ее ждет еще одно сообщение. Включив одной рукой черную галогенную лампу, другой она нажала кнопки на автоответчике. После обычного жужжания, щелчков и свиста Триш услышала голос Джорджа:
– Триш, это я. Я хотел сказать, но сегодня днем не удалось… не пойму почему, может… Черт! Послушай, Триш, я знаю, что ты предъявила полиции алиби на субботу, но, похоже, они не до конца исключили тебя из списка подозреваемых. Я-то знаю, что ты ни при чем. Но возможно, они снова к тебе явятся… даже наверняка. Ты обещаешь в этом случае позвонить мне? В любое время дня и ночи? Я не шучу, Триш. Я знаю, что у тебя есть и мой рабочий, и мой домашний телефон.
Она с размаху уселась в обитое черной кожей вращающееся кресло, при этом ударившись кобчиком о жесткий подлокотник.
– Черт! – вскрикнула она, отчасти от боли, отчасти от злости. Все разумные доводы в пользу того, что полиция вынуждена была ее допросить, исчезли под натиском эмоций.
Если они продолжат упорствовать в своих идиотских, оскорбительных подозрениях, то кто-нибудь обязательно проговорится или отпустит замечание типа «нет дыма без огня». Мысль о том, что, вернувшись на работу, она столкнется со скрытым недоверием недолюбливающих ее людей или с убежденностью в ее вине со стороны нескольких настоящих врагов, уже сама по себе была не из приятных. Но что, если от нее начнут отворачиваться люди, которых она считала друзьями?
Великодушное заявление Джорджа внезапно показалось еще более ценным, чем утром. Триш поняла, что надо поговорить с ним сегодня же вечером.
– Qui s'excuse s'accuse, – напомнила она себе, прокручивая «Ролодекс», пока не дошла до карточки Джорджа. Она стала набирать его номер, не осознавая, что пальцы касаются кнопок мягче, чем обычно, почти гладят их.
– Джордж? Это…
– Триш. Спасибо, что перезвонила. Извини за малодушие сегодня днем.
– Ты должен был сказать.
– Почему-то не смог. Ну, трус, я знаю. Но я был так рад видеть тебя сегодня, что просто не мог все испортить полицейской чушью.
– Ах, Джордж! Но послушай, давай на минутку серьезно: что, по мнению полиции, у них на меня есть?
– Подробностей не знаю, но по вопросам, которые они задавали Ники, ясно: они считают, что у нее был сообщник и это либо Роберт, либо ты. Мне показалось, что улик против тебя у них нет и они надеются выжать что-нибудь из Ники.
– И видимо, то, что она попросила сообщить о своем аресте мне, сыграло им на руку.
– Совершенно верно.
– После того, что наговорила мне сержант Лейси, я и сама могла бы догадаться, что за этим последует. Но тогда я думала только о поразившем меня одиночестве Ники. – Триш нахмурилась. – Хотя для нее более логично было бы использовать Роберта. Я могу понять, почему она не решилась назвать Антонию, но почему не Роберта? В особенности если они были так дружны.
– Но возможно, она оказалась достаточно умна, чтобы понять, как это будет выглядеть, и решила защитить его. Триш?
– Да, Джордж?
– Еще не поздно. Хочешь, я приеду?
Она стояла, прижав трубку к щеке, думая об этой возможности и об искушении, но через несколько секунд сказала:
– Нет. Мне кажется… Мне кажется, мы должны дождаться, когда все кончится. Если ты сегодня приедешь, я могу… мы можем… Нет. Джордж, я не могу смешивать это и Шарлотту.
Последовала долгая пауза, словно он решал, стоит ли спорить.
– Хорошо. Я понимаю. Ладно, милая, – наконец сказал он. – Но я приеду, если ты захочешь.
– Спасибо, Джордж. – Вероятно, ей не следовало удивляться ласковому слову, но она удивилась.
Когда он отключился, она положила трубку и подумала о том, какой ее квартира кажется теперь большой и пустой и как она сглупила, что не разрешила ему приехать.
Глава двадцать вторая
– Что скажете, Блейк? – Суперинтендант, сидевший за своим уродливым столом, казался совершенно спокойным, но Блейк знал его много лет и понимал, насколько он разочарован.
– Ничего утешительного, сэр. Извините.
– У вас же эта няня… как ее зовут?
– Ники Бэгшот, – раздраженно ответил Блейк, зная, что суперинтендант помнит ее имя не хуже него.
– Да, именно так. Вы сказали мне, что Бэгшот – ключевая фигура, и потребовали свободы действий. Я вам ее предоставил. Вы держите девицу уже тридцать три часа и до сих пор не добились от нее ничего, на чем можно построить обвинение?
– Нет, сэр. Я был уверен, что она расколется. Она должна иметь к этому какое-то отношение. Если она ни в чем не участвовала, получается полная бессмыслица. Но она оказалась гораздо более крепким орешком, чем можно было ожидать по ее виду. И все равно, если бы не ее адвокат, я уверен, мы бы ее раскололи. Только подумать – Джордж Хэнтон!
– Да как, черт побери, ей удалось его заполучить? И почему он пришел к такой незначительной персоне? У нее были раньше нелады с законом?
– Нет, мы пока ничего не нашли, сэр. Его прислала Триш Макгуайр.
– Она? А она-то каким боком во всем этом?
– До сих пор до конца не пойму, сэр. Она все время возникает в этом деле. Я убежден, что она каким-то образом в этом замешана.
– Разумеется, замешана. Она – кузина Антонии.
– Да, но никто из ее родственников так себя не ведет. И часть отпечатков на кукольной коляске принадлежит ей – внутри откидывающегося верха и на нижней стороне матраса.
– Макгуайр согласилась дать отпечатки? – В голосе суперинтенданта послышалось изумление.
– Мы даже не стали просить. Мы знали, что она не согласится. Поэтому сняли их с компьютерных дискет, которые она отдала Лейси и Дерринг, – с долей удовлетворения ответил Блейк. – Я знаю, что этого недостаточно, но это еще одна странность в добавление к остальным.
– Этого действительно недостаточно, – холодно произнес суперинтендант. – Совершенно недостаточно. Если она в этом замешана, она придумает, как объяснить отпечатки. Это будет нетрудно. Она, вероятно, постоянно бывает в этом доме; она заявит, что в какой-то день убирала игрушки и тогда и оставила отпечатки на коляске, или что-нибудь в этом роде. Это даже может быть правдой. Что-нибудь еще?
– Только разные частности, о которых вы уже слышали – ее нервный срыв, факт, что так много маленьких детей, за которыми она присматривала, получили те или иные травмы…
– Незначительные травмы, Джон.
– Верно. Но тем не менее травмы. Потом этот ее интерес к насилию над детьми и порнографии. Я знаю, она заявила, что это для книги, которую она пишет – и Лейси получила от издателей подтверждение, что они заказали ее Макгуайр, – но это может быть очень удобным предлогом для человека, который знает, что передвижение подобных материалов по Интернету не сложно отследить. А Макгуайр об этом знает. Ей могут принадлежать журналы, которые мы нашли под половицей у Бэгшот. Как вы знаете, ни с одного из журналов не удалось снять отпечатков, годных для идентификации, что дает основания предположить – их положил туда кто-то очень знающий.
– Это смешно. Не нужно быть «знающим», чтобы не забыть стереть отпечатки. Сегодня все смотрят детективные сериалы. И потом, разве у Макгуайр нет алиби?
– Она в этом как-то замешана. Я уверен.
– Возможно, вы правы, но трудно себе представить, как мы сможем раздобыть хоть какие-то доказательства, – сказал суперинтендант.
– Если только не установим за ней наблюдение, сэр.
– Мы можем это сделать, но разве это что-нибудь даст? Вряд ли она приведет нас к телу, а это единственное, насколько я понимаю, что может доказать ее причастность к нашему делу.
Блейк никогда не мог понять, каким образом суперинтендант сумел произвести лучшее впечатление на комиссию по повышению, чем он, Блейк. Они начинали одновременно, и у него за плечами был гораздо более внушительный послужной список. Почему же дрянной человечишка, сидевший по другую сторону стола, так далеко обошел его?
– У нас был бы шанс застать ее, когда она причиняет вред еще какому-то ребенку, сэр, – сказал он, упиваясь своей неприязнью. – Это было бы серьезным подтверждением. Я уверен, что она связана с этим делом.
– Это вы уже говорили. Но вы меня не убедили.
– Она такая спокойная, наблюдает, ждет. И когда говорит, даже если раздражается, то звучит разумно. Но она… В ней есть что-то резкое, почти опасное. Трудно доказать, но я чувствую, где-то в ней сидит злость. Подавляемая, контролируемая, но сидит. – Блейк от досады стиснул зубы. Он не имел возможности долго задерживаться на своей мысли, чтобы найти слова для ее выражения, хотя прекрасно знал, что хочет сказать.
– И она с удовольствием выставила меня дураком, когда я слишком ясно дал понять, что решил, будто она пришла сознаваться, – добавил он.
– А какой бы подозреваемый не поддался искушению, особенно в таком деле? Будет вам, Блейк, мне кажется, вы позволили своему самолюбию влиять на ваши суждения. Почему она вам так не нравится?
– Да нет, сэр. Как раз наоборот. Поначалу она показалась мне замечательной… пока не начала вызывать у меня столько подозрений. Посмотрите, как она ведет себя последние два дня: отказывается отвечать на разумные вопросы, а потом, часа через два, появляется такая спокойная и невинная и говорит, что никак не могла в этом участвовать, потому что ела в модном ресторане, который мы с вами можем позволить себе раз в месяц в воскресенье, и ее там прекрасно запомнили разнообразные влиятельные люди.
– Но ведь это оказалось правдой?
– О да! Но слишком уж все гладко. А потом она оказывается единственной подругой Бэгшот и обеспечивает ее первоклассным адвокатом. Тут что-то не так, сэр. Все это дурно пахнет.
– Может быть, но все это очень неубедительно. Если бы вы были женщиной, я бы сказал, что вы чрезмерно полагаетесь на интуицию.
О господи, ну и оскорбление! – подумал Блейк.
– Послушайте, Джон, вы должны признать, что против нее у вас нет ничего, с чем можно было бы пойти в суд. Что насчет остальных подозреваемых? На них что-нибудь есть? Например, на Роберта Хита?
– Недостаточно. Правда, есть один час… Они с Бэгшот вышли из «Макдоналдса» незадолго до половины второго и вернулись домой. Он оставался там до половины третьего, когда уехал в свою контору. Бэгшот заявляет, что через несколько минут повела девочку в парк.
– И чем, по ее словам, они в течение этого часа занимались?
– Она утверждает – как и он, каждый раз, когда мы его об этом спрашиваем, – что положила девочку отдохнуть, потому что та всегда устает после урока плавания, что Хит, готовясь к собранию, просматривал в гостиной документы и что сама она читала книгу, лежа на кровати у себя в комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Наконец она вспомнила, что кто-то оставил на автоответчике сообщение, и включила прослушивание. Это оказалась Уиллоу, сообщившая, что в «Помощниках Холланд-парка» подтвердили: у Ники никогда не было неприятностей с полицией, но что у нее трудное прошлое. Кажется, ее взяли под опеку в возрасте трех месяцев, когда ее незамужнюю мать признали неспособной заботиться о ребенке. С тех пор она жила у приемных родителей. Поскольку для нанимаемых агентством нянь такое прошлое было нетипичным, владельцы «Помощников Холланд-парка» более тщательно, чем обычно, проверили ее рекомендации. Несмотря на подозрения в причастности к исчезновению Шарлотты, они по-прежнему были уверены в Ники. Уиллоу надеялась, что эти сведения окажутся полезными для Триш. Если ей понадобится что-нибудь еще, пусть сразу же позвонит, и Уиллоу сделает все возможное, чтобы помочь.
Слушая жужжание перематывающейся кассеты, Триш разрывалась между сочувствием к прошлому Ники и ее нынешнему одиночеству и опасениями, что оно могло толкнуть ее на крайности.
Ее размышления прервал телефонный звонок. Это была Эмма, которая отвечала на утреннее сообщение Триш. Они договорились встретиться за ранним ужином в уютном итальянском ресторанчике, который обнаружила Эмма, а потом пойти в кино.
Вернувшись в Саутуорк после искренних попыток поддержать Эмму и в восхищении от ее усилий справиться с болью, причиненной ей уходом Хэла, Триш увидела, что ее ждет еще одно сообщение. Включив одной рукой черную галогенную лампу, другой она нажала кнопки на автоответчике. После обычного жужжания, щелчков и свиста Триш услышала голос Джорджа:
– Триш, это я. Я хотел сказать, но сегодня днем не удалось… не пойму почему, может… Черт! Послушай, Триш, я знаю, что ты предъявила полиции алиби на субботу, но, похоже, они не до конца исключили тебя из списка подозреваемых. Я-то знаю, что ты ни при чем. Но возможно, они снова к тебе явятся… даже наверняка. Ты обещаешь в этом случае позвонить мне? В любое время дня и ночи? Я не шучу, Триш. Я знаю, что у тебя есть и мой рабочий, и мой домашний телефон.
Она с размаху уселась в обитое черной кожей вращающееся кресло, при этом ударившись кобчиком о жесткий подлокотник.
– Черт! – вскрикнула она, отчасти от боли, отчасти от злости. Все разумные доводы в пользу того, что полиция вынуждена была ее допросить, исчезли под натиском эмоций.
Если они продолжат упорствовать в своих идиотских, оскорбительных подозрениях, то кто-нибудь обязательно проговорится или отпустит замечание типа «нет дыма без огня». Мысль о том, что, вернувшись на работу, она столкнется со скрытым недоверием недолюбливающих ее людей или с убежденностью в ее вине со стороны нескольких настоящих врагов, уже сама по себе была не из приятных. Но что, если от нее начнут отворачиваться люди, которых она считала друзьями?
Великодушное заявление Джорджа внезапно показалось еще более ценным, чем утром. Триш поняла, что надо поговорить с ним сегодня же вечером.
– Qui s'excuse s'accuse, – напомнила она себе, прокручивая «Ролодекс», пока не дошла до карточки Джорджа. Она стала набирать его номер, не осознавая, что пальцы касаются кнопок мягче, чем обычно, почти гладят их.
– Джордж? Это…
– Триш. Спасибо, что перезвонила. Извини за малодушие сегодня днем.
– Ты должен был сказать.
– Почему-то не смог. Ну, трус, я знаю. Но я был так рад видеть тебя сегодня, что просто не мог все испортить полицейской чушью.
– Ах, Джордж! Но послушай, давай на минутку серьезно: что, по мнению полиции, у них на меня есть?
– Подробностей не знаю, но по вопросам, которые они задавали Ники, ясно: они считают, что у нее был сообщник и это либо Роберт, либо ты. Мне показалось, что улик против тебя у них нет и они надеются выжать что-нибудь из Ники.
– И видимо, то, что она попросила сообщить о своем аресте мне, сыграло им на руку.
– Совершенно верно.
– После того, что наговорила мне сержант Лейси, я и сама могла бы догадаться, что за этим последует. Но тогда я думала только о поразившем меня одиночестве Ники. – Триш нахмурилась. – Хотя для нее более логично было бы использовать Роберта. Я могу понять, почему она не решилась назвать Антонию, но почему не Роберта? В особенности если они были так дружны.
– Но возможно, она оказалась достаточно умна, чтобы понять, как это будет выглядеть, и решила защитить его. Триш?
– Да, Джордж?
– Еще не поздно. Хочешь, я приеду?
Она стояла, прижав трубку к щеке, думая об этой возможности и об искушении, но через несколько секунд сказала:
– Нет. Мне кажется… Мне кажется, мы должны дождаться, когда все кончится. Если ты сегодня приедешь, я могу… мы можем… Нет. Джордж, я не могу смешивать это и Шарлотту.
Последовала долгая пауза, словно он решал, стоит ли спорить.
– Хорошо. Я понимаю. Ладно, милая, – наконец сказал он. – Но я приеду, если ты захочешь.
– Спасибо, Джордж. – Вероятно, ей не следовало удивляться ласковому слову, но она удивилась.
Когда он отключился, она положила трубку и подумала о том, какой ее квартира кажется теперь большой и пустой и как она сглупила, что не разрешила ему приехать.
Глава двадцать вторая
– Что скажете, Блейк? – Суперинтендант, сидевший за своим уродливым столом, казался совершенно спокойным, но Блейк знал его много лет и понимал, насколько он разочарован.
– Ничего утешительного, сэр. Извините.
– У вас же эта няня… как ее зовут?
– Ники Бэгшот, – раздраженно ответил Блейк, зная, что суперинтендант помнит ее имя не хуже него.
– Да, именно так. Вы сказали мне, что Бэгшот – ключевая фигура, и потребовали свободы действий. Я вам ее предоставил. Вы держите девицу уже тридцать три часа и до сих пор не добились от нее ничего, на чем можно построить обвинение?
– Нет, сэр. Я был уверен, что она расколется. Она должна иметь к этому какое-то отношение. Если она ни в чем не участвовала, получается полная бессмыслица. Но она оказалась гораздо более крепким орешком, чем можно было ожидать по ее виду. И все равно, если бы не ее адвокат, я уверен, мы бы ее раскололи. Только подумать – Джордж Хэнтон!
– Да как, черт побери, ей удалось его заполучить? И почему он пришел к такой незначительной персоне? У нее были раньше нелады с законом?
– Нет, мы пока ничего не нашли, сэр. Его прислала Триш Макгуайр.
– Она? А она-то каким боком во всем этом?
– До сих пор до конца не пойму, сэр. Она все время возникает в этом деле. Я убежден, что она каким-то образом в этом замешана.
– Разумеется, замешана. Она – кузина Антонии.
– Да, но никто из ее родственников так себя не ведет. И часть отпечатков на кукольной коляске принадлежит ей – внутри откидывающегося верха и на нижней стороне матраса.
– Макгуайр согласилась дать отпечатки? – В голосе суперинтенданта послышалось изумление.
– Мы даже не стали просить. Мы знали, что она не согласится. Поэтому сняли их с компьютерных дискет, которые она отдала Лейси и Дерринг, – с долей удовлетворения ответил Блейк. – Я знаю, что этого недостаточно, но это еще одна странность в добавление к остальным.
– Этого действительно недостаточно, – холодно произнес суперинтендант. – Совершенно недостаточно. Если она в этом замешана, она придумает, как объяснить отпечатки. Это будет нетрудно. Она, вероятно, постоянно бывает в этом доме; она заявит, что в какой-то день убирала игрушки и тогда и оставила отпечатки на коляске, или что-нибудь в этом роде. Это даже может быть правдой. Что-нибудь еще?
– Только разные частности, о которых вы уже слышали – ее нервный срыв, факт, что так много маленьких детей, за которыми она присматривала, получили те или иные травмы…
– Незначительные травмы, Джон.
– Верно. Но тем не менее травмы. Потом этот ее интерес к насилию над детьми и порнографии. Я знаю, она заявила, что это для книги, которую она пишет – и Лейси получила от издателей подтверждение, что они заказали ее Макгуайр, – но это может быть очень удобным предлогом для человека, который знает, что передвижение подобных материалов по Интернету не сложно отследить. А Макгуайр об этом знает. Ей могут принадлежать журналы, которые мы нашли под половицей у Бэгшот. Как вы знаете, ни с одного из журналов не удалось снять отпечатков, годных для идентификации, что дает основания предположить – их положил туда кто-то очень знающий.
– Это смешно. Не нужно быть «знающим», чтобы не забыть стереть отпечатки. Сегодня все смотрят детективные сериалы. И потом, разве у Макгуайр нет алиби?
– Она в этом как-то замешана. Я уверен.
– Возможно, вы правы, но трудно себе представить, как мы сможем раздобыть хоть какие-то доказательства, – сказал суперинтендант.
– Если только не установим за ней наблюдение, сэр.
– Мы можем это сделать, но разве это что-нибудь даст? Вряд ли она приведет нас к телу, а это единственное, насколько я понимаю, что может доказать ее причастность к нашему делу.
Блейк никогда не мог понять, каким образом суперинтендант сумел произвести лучшее впечатление на комиссию по повышению, чем он, Блейк. Они начинали одновременно, и у него за плечами был гораздо более внушительный послужной список. Почему же дрянной человечишка, сидевший по другую сторону стола, так далеко обошел его?
– У нас был бы шанс застать ее, когда она причиняет вред еще какому-то ребенку, сэр, – сказал он, упиваясь своей неприязнью. – Это было бы серьезным подтверждением. Я уверен, что она связана с этим делом.
– Это вы уже говорили. Но вы меня не убедили.
– Она такая спокойная, наблюдает, ждет. И когда говорит, даже если раздражается, то звучит разумно. Но она… В ней есть что-то резкое, почти опасное. Трудно доказать, но я чувствую, где-то в ней сидит злость. Подавляемая, контролируемая, но сидит. – Блейк от досады стиснул зубы. Он не имел возможности долго задерживаться на своей мысли, чтобы найти слова для ее выражения, хотя прекрасно знал, что хочет сказать.
– И она с удовольствием выставила меня дураком, когда я слишком ясно дал понять, что решил, будто она пришла сознаваться, – добавил он.
– А какой бы подозреваемый не поддался искушению, особенно в таком деле? Будет вам, Блейк, мне кажется, вы позволили своему самолюбию влиять на ваши суждения. Почему она вам так не нравится?
– Да нет, сэр. Как раз наоборот. Поначалу она показалась мне замечательной… пока не начала вызывать у меня столько подозрений. Посмотрите, как она ведет себя последние два дня: отказывается отвечать на разумные вопросы, а потом, часа через два, появляется такая спокойная и невинная и говорит, что никак не могла в этом участвовать, потому что ела в модном ресторане, который мы с вами можем позволить себе раз в месяц в воскресенье, и ее там прекрасно запомнили разнообразные влиятельные люди.
– Но ведь это оказалось правдой?
– О да! Но слишком уж все гладко. А потом она оказывается единственной подругой Бэгшот и обеспечивает ее первоклассным адвокатом. Тут что-то не так, сэр. Все это дурно пахнет.
– Может быть, но все это очень неубедительно. Если бы вы были женщиной, я бы сказал, что вы чрезмерно полагаетесь на интуицию.
О господи, ну и оскорбление! – подумал Блейк.
– Послушайте, Джон, вы должны признать, что против нее у вас нет ничего, с чем можно было бы пойти в суд. Что насчет остальных подозреваемых? На них что-нибудь есть? Например, на Роберта Хита?
– Недостаточно. Правда, есть один час… Они с Бэгшот вышли из «Макдоналдса» незадолго до половины второго и вернулись домой. Он оставался там до половины третьего, когда уехал в свою контору. Бэгшот заявляет, что через несколько минут повела девочку в парк.
– И чем, по ее словам, они в течение этого часа занимались?
– Она утверждает – как и он, каждый раз, когда мы его об этом спрашиваем, – что положила девочку отдохнуть, потому что та всегда устает после урока плавания, что Хит, готовясь к собранию, просматривал в гостиной документы и что сама она читала книгу, лежа на кровати у себя в комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44