Наконец он добрался до решетчатых ворот и белых стен виллы Карпеджо и через пять минут уже вел официальную беседу с синьорой Бонавентура. Показал ей фото и визитку. При взгляде на фото синьора Бонавентура улыбнулась, при виде визитки огорченно цокнула языком. Конечно, она узнает фотографию. Это мистер Смоллбон, который в отличие от других англичан, с которыми она была знакома, был среднего сложения. Никаких шести футов в высоту и ярда в ширину, как большинство его земляков. Просто нормальный человек, едва не меньший, чем итальянец. Но чтобы утверждать о себе, что он владелец её дома! Взглянула на визитку и снова надулась. Конечно, он провел здесь прошлым летом несколько недель – может быть, месяца два максимум. Ходил по флорентийским галереям и накупил уйму керамики сомнительных достоинств. И с той поры она его не видела и не слышала о нем. Зачем сержант вообще пришел? Так синьор Смоллбон умер? Санта Мария! Но мы все там будем.
Тысячью миль северней.
Сержант Пламптри посетил секретаря лондонского епископа. Коротко рассказал об истории, которую упомянул преподобный Юстас Эвандер. Секретарь его успокоил. Священник, которого касалось то дело, служит теперь миссионером в Китае; уже год как его нет в Англии.
Сержант Пламптри поблагодарил. Эта версия с самого начала не казалась ему слишком многообещающей, но попробовать стоило.
Между тем коллега сержанта Пламптри, сержант Элверс, отправился на вокзал Чаринг Кросс и провел там утомительный час в кабинете начальника. Всем кассирам, которые работали утром в пятницу 12 числа, была предъявлена фотография Маркуса Смоллбона, и все в один голос заявили, что так выглядят тысячи людей, и что они не могут ручаться, что он покупал в тот день билет куда-то в Кент. Потом сержант Элверс повторил эту процедуру на вокзалах Лондон Бридж, Ватерлоо и Виктория. Главная проблема была в том, что во всем Кенте не было станции, которая именовалась бы Стэнтон или Стэнкомб.
В Мэйдстоуне сотрудник кентской полиции, вооруженный подробной картой, историей графства и другими полезными пособиями, составлял список. Стэнкомб Певерил, Стэнкомб Бассет, Стэнком Ирлс, Стэнкомб Хаус, Стэнком-ле-Марч, Стэнком Хит.
И так колесики вертелись, веретена жужжали и сеть все росла.

V
– Финансовая сторона на первый взгляд в порядке, – докладывал вечером Хофман. – В соответствии с договором вся чистая прибыль фирмы-в том числе и всех фирм-филиалов – делится на десять равных частей. Их них четыре доставались Абелю Хорниману, три – Бёрли и три – Крейну. Доля Абеля Хорнимана ныне переходит к его сыну, который, насколько я знаю, единственный исполнитель последней воли и единственный наследник.
– А остальные компаньоны – Расмуссен, и Окшотт, и прочие?
– Они на жаловании.
– Ага. И сколько же составила чистая прибыль за прошедший год?
– После уплаты всех налогов, – Хофман заглянул в свои заметки, – почти десять тысяч фунтов.
– Это совсем немного, вам не кажется? – заметил Хейзелридж. – Значит, Абель получил – подождите – меньше четырех тысяч. И притом должен был содержать свой огромный дом в Кенсингтоне – а я слышал, что у него ещё и дом в деревне.
– Поместье в Кенте, – поправил Хофман. – Можно сказать, небольшая ферма, две-три сотни акров.
– М-да. Я полагал, что он зарабатывает куда больше. Как все это выглядит по сравнению с доходами десятилетней давности?
– Медленный, но заметный спад. В 1938 чистая прибыль была около пятнадцати тысяч.
– Но, я полагаю, он был платежеспособен?
– На такой вопрос я сразу не отвечу, – осторожно сказал Хофман. – Мог иметь долги, о которых мы ничего не знаем. Но я полагаю, что скорее всего был.
– Есть какие-то реальные сомнения по этой части?
– Дом в Кенсингтоне и поместье в Кенте все в долгах. Несомненно, при нынешних ценах на дома и земельные участки ипотеку он выплачивать мог. Но только-только.
– А другое имущество?
– Только текущий счет в банке. Как я говорил, на этом этапе трудно пока сказать точно. На сегодня в банке около четырех тысяч фунтов.
– Гм. – Все это явно не соответствовало представлениям Хейзелриджа о старшем партнере известной адвокатской конторы. – Вам это не кажется странным? Точно знаете, что нет каких-нибудь ценных бумаг, каких-то инвестиций?
– Не нашел ни следа, – подтвердил Хофман. – Большинство позиций его банковского счета пояснений не требует. Доход из прибыли фирмы, регулярные расходы по хозяйству, расчеты с поставщиками, клубные взносы и так далее. Все учтено весьма методически. И ещё ежеквартальные выплаты в сорок восемь фунтов, два шиллинга и шесть пенсов, которые я не могу объяснить. Видимо, страховой взнос.
Хофман был здесь не для того, чтобы высказывать комментарии или догадки. Его интересовали только факты. А цифры и есть факты. Их можно собрать и привести в должный порядок; их можно складывать и вычитать. И когда-нибудь потом кто-то скажет, каков конечный результат. Но не мистер Хофман.
– Я скажу вам прямо, – начал Хейзелридж, – что хочу знать, не растрачивал ли Абель Хорниман деньги своих клиентов. Вы же знаете, нам сразу пришло в голову, что он мог растратить деньги из вполне конкретного источника – из наследства Ишабода Стокса. Если окажется, что там все в порядке, я хочу знать, как обстоит дело с остальными фондами, которыми он управлял, и с наследствами, опекуном которых он был. Со всем, откуда мог черпать чужие деньги.
– Нынешняя система учета в юридических фирмах, – заметил Хофман, была разработана для того, чтобы воспрепятствовать такого рода мошенничествам, и уж если не помешать, то легко раскрыть. Уверяю вас, если где-то что-то не в порядке, очень скоро мы это узнаем.
– Не сомневаюсь, – кивнул Хейзелридж. – Но не забывайте, что мистер Абель Хорниман был знаменитым юристом. И что он был человеком методичным и пунктуальным.
Хофман ничего не ответил. Сам он тоже был человеком методичным и пунктуальным, но не считал нужным напоминать об этом.
Когда Хофман уже собрался уходить, комиссару в голову пришла вдруг новая мысль:
– Вы говорите, поместье Абеля в Кенте? Именуется оно случайно не Стэнтон или Стэнкомб?
– Насколько я помню, – сказал Хофман, – именуется оно Крокэм Корт. Но я уточню.
– Нет, не нужно, – махнул рукой Хейзелридж, – это просто так пришло в голову.

VI
– Я не мог не заметить, – сказал Эрик Даксфорд Боуну, – что инспектор испытывает к вам особое доверие. Вы наверняка были знакомы раньше.
– Он приятель одного моего приятеля, – съосторожничал Боун.
– Понимаю, – усмехнулся Эрик и вполне серьезно добавил: – Но все равно приятно иметь друзей во власти.
Боуна его намек даже не рассердил. Гораздо больше занимало его, с чего бы тот вообще завел этот разговор. Но Эрик не заставил его долго гадать.
– Будь я на месте инспектора, – заявил он, – я обратил бы особое внимание на одного человека – на Джона Коу. – И, наклонившись поближе к Боуну, добавил: – Полагаю, вам известно, что его исключили из колледжа за непорядочное поведение.
– Думаю, он сам мне это говорил, – заметил Боун. – Но я не принимал бы это так всерьез. Будь это даже правдой, не думаю, что это достаточный довод для подозрения в убийстве.
– Чужая душа – потемки, – начал Эрик.
– Ладно, я передам инспектору.
– Я так и думал, что вас это заинтересует.

VII
– Домой не собираетесь? – спросил Джон Коу.
– Пожалуй, пора, – согласился Боун. – Ну и неделька, а?
– Все какое-то развлечение, – сказал Джон. – Послушайте, вы вроде бы нашли общий язык с этим полицейским?
– Ну… да. Это приятель одного моего приятеля.
– Понятно, – протянул Джон. – В общем, можете ему от меня кое-что передать. Если он собирается поймать убийцу, пусть обратит внимание на Эрика.
– На Эрика Даксфорда?
– Вот именно. Наш проныра Эрик – скользкий тип, который сменил больше колледжей, чем в состоянии сосчитать.
– А почему вы так считаете – я не о школах, а об убийстве?
– Тут вот в чем дело, – начал Джон. – Признаюсь, что как версия это слабовато, но верьте мне, Эрик – тип скользкий, как угорь. Когда мы с ним сидели ещё вместе, он поминутно куда-то исчезал. И каждый раз мне говорил: «Если меня кто-то спросит, я ушел в Союз юристов», или «Скажите, я пошел в Сити просмотреть некоторые договоры». Всегда у него была наготове отговорка. Нет, ничего особенного в этом нет, мне тоже случалось попросить прикрытия на случай, если нужно пораньше смыться домой или заскочить в кафе и так далее. Но Эрик это делал непрерывно. Мне уже дурно делалось, столько приходилось врать. И вот еще – мне кажется, периодически он рылся во вспомогательном архиве.
– Все же, – заметил Боун, – от этого довольно далеко до убийства.
– Чужая душа – потемки.
– Ладно, я передам инспектору Хейзелриджу.
– Вот именно, – сказал Джон. – В конце концов, если он и не замешан в убийстве, может попасться на подлоге. Если нам по пути, я вас подвезу.
Когда они надевали плащи, Джон спохватился:
– Минутку, я только заскочу к миссис Портер, чтобы сказать, что завтра мы дежурим вместе.
– Как это? – удивился Боун. – Ведь завтра суббота.
– Ну конечно, вы пришли к нам в понедельник, так что не в курсе. Кто-нибудь из нас по субботам с утра всегда на службе. На случай, если кто-то позвонит или вдруг придет важное письмо.
Все значение этого факта дошло до Боуна не сразу.
– И кто же так дежурит? – спросил он.
– Всегда по двое. Полагаю, следующая очередь будет ваша – вы же новенький.
– Значит, – медленно произнес Генри, – в субботу с утра во всей конторе только двое – один сотрудник и одна секретарша?
– Так принято, – пожал плечами Джон. – Что вас так волнует? Если вы предвкушаете долгий субботний день в обществе Анны Милдмэй, советую оставить эти мысли. Она крутая девица.
– Нет, так-то я не думал. Скажите, кто в субботу отпирает помещения?
– Сержант Коккерил. Приходит в девять. А когда все уйдут, он же все запирает. Обычно около половины первого, после прибытия утренней почты.
– Простите, я на минутку, – Генри вылетел из комнаты.
Хейзелриджа он успел перехватить уже у выхода.
– Да, – протянул инспектор, выслушав его. – Да, звучит это многообещающе. Боюсь только, что мы потеряли много времени. Вы молодец, что обратили на это внимание. И кстати, не могли бы вы составить список лиц, которые дежурили тут по субботам последние три месяца?
Хейзелридж снял трубку, набрал номер и попросил лабораторию доктора Блэнда.
– Это Хейзелридж. Насчет дела Смоллбона. Да, мне нужно повторное вскрытие.
Из трубки донеслось сердитое ворчание.
– Разумеется, это очень важно, – настаивал Хейзелридж. – Мне нужно точно знать, когда он умер. По крайней мере с точностью до недели.
На этот раз телефон взревел просто грубо.

7. Суббота и воскресенье
РАССЛЕДОВАНИЕ НА МЕСТЕ
Я часто слышал – не знаю, правда ли это, что в сельской местности как правило расследование на месте по большей части вовсе не проводится (смех), если это так, ничего не поделаешь, но впредь так не пойдет.
Из выступления А. Ф. Тофэма в Союзе адвокатов (1925)

I
В субботу утром в Линкольнс Инн было относительно спокойно. Большинство фирм придерживалось субботнего перемирия, а если кто из их сотрудников и появлялся, то ненадолго и в неформальном наряде. Но в эту субботу в конторе фирмы «Хорниман, Бёрли и Крейн» кипела тихая, но интенсивная работа.
Никто из партнеров, конечно, не показывался, и из сотрудников там были только Джон Коу и миссис Портер, но в остальных комнатах Хофман и его усердные помощники, которым было очень кстати на сорок восемь часов заполучить контору в свое распоряжение, прочесывали учетные книги и прочую документацию. В кабинете Боба Хорнимана мистер Гиссел терпеливо листал переплетенные тома судебных протоколов. Закончив с «Королевской столицей», он продирался через «Адмиралтейство» и «Завещания» к «Разводам».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32