– Я столько времени веду их друг к другу, что вы должны были заподозрить, будто я вообще не хочу, чтобы они встретились, – сказал он. – Но я не играю в такие игры, чтобы возбудить интерес к повествованию. Просто в жизни, как и в книгах, должно произойти много важного перед тем, как герои встретятся. Так что потерпите. Я как раз собираюсь перейти к их встрече. Обещаю.
В этот момент в дверях появилась медсестра.
– Вашему посетителю пора уходить, – сказала она Томасу.
– Вот видите? – сказал он мне, вздыхая. – Еще одно непредвиденное обстоятельство.
– Я приду завтра снова, – ответил я.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
МОР
С красоты начинается ужас.
Райнер Мария Рильке,
«Дуинские элегии», Элегия Первая .
1
На следующее утро я сидел в саду, пытаясь работать над «Ковбоем в килте». Но моя голова была наполовину занята мыслями о Томасе Вандерлиндене и о тех пространных беседах, которые мы вели через изгородь. Всего неделю назад он появился около нее, слегка улыбаясь.
– «Если не знаешь, что ты ищешь, как ты поймешь, что же нашел?» – сказал он мне.
Я подумал, что Томас говорит о моих трудностях с романом, но это было не так.
– Это вопрос Матвея Парижского, – сказал он. – Его книга «Mundus Mirabilis» была опубликована в начале XVI века, когда большая часть мира оставалась тайной. Моряки продолжали считать, что Земля плоская, и боялись, что если их корабли вынесет далеко в открытое море, они окажутся за ее краем. Матвей принадлежал к группе ученых, которые называли себя «антигеографами»; это общество было основано сразу после того, как открыли Новый Свет. Антигеографы говорили, что если бы они добились своего, все дальнейшие географические исследования были бы преданы анафеме. Если бы путешественники ненароком все же натыкались на новые земли, им было бы запрещено под страхом смертной казни сообщать кому-нибудь об их существовании.
– Это ненормально, – сказал я. Томас, похоже, даже не заметил, что я что-то сказал.
– Соображения Матвея, – продолжал он, – довольно необычны для человека его времени. Это не типичные теологические возражения – например, как у ортодоксальных астрономов, которые доказывали, что больше планет быть не может, поскольку Божья вселенная уже совершенна, и все такое. Нет, у Матвея была абсолютно гуманистическая точка зрения. Он боялся, что все новые земли, которые мы откроем, также обманут наши ожидания, как и остальной мир. Поэтому он считал, что намного лучше не искать эти новые места, а оставить их нашему воображению. Он даже призывал тех, кто все-таки совершает путешествия в отдаленные части известного мира, придумывать факты о них, чтобы эти местности казались более интересными, чем они есть на самом деле. – Томас посмотрел на меня проницательными голубыми глазами. – Возможно, Матвей был прав. Быть может, мы прикладывали свои усилия не там, где надо. Исследовали каждый уголок, каждую трещинку на земле. Но что касается понимания того, почему мы такие, как есть – или что у нас вот здесь, – он постучал себя по голове, – в этом, в сущности, не было никакого прогресса. На самом деле, возможно, был даже регресс. Люди, которые ездят на машинах со скоростью сто миль в час, или летают над твоей головой на высоте тридцать тысяч футов, или живут в квартирах со всеми современными удобствами, – знают ли эти люди больше о том, кто они такие, нежели средний европеец четыреста лет назад?
– Но разве в те времена люди не верили, что за всем стоит какое-то сверхъестественное существо? – спросил я.
– Да, конечно, большинство верило, – ответил Томас. – И это совершенно понятно, если вспомнить о том, какому риску подвергался человек в те времена ради выживания. Пить воду означало неизбежное свидание с кишечной палочкой; есть пишу – риск заработать ботулизм; дышать воздухом в городе, вроде Лондона, значило подвергать себя действию всевозможных инфекций; ложиться в собственную постель, полную блох, – флиртовать с бубонной чумой. Когда думаешь об этом, понимаешь: в самом деле, в ту эпоху проснуться утром живым – вот настоящее чудо. Да, если и было такое время, когда люди нуждались в вере в Бога или в Нечто, дававшее их жизни смысл, то возникает мысль, что это было как раз оно.
Томас покачал головой и сделал паузу, дабы подчеркнуть эту мысль.
– Но несмотря на все те обстоятельства, что подталкивали к вере, оставались люди, которые просто не могли заставить себя уверовать. Они считали мир таким ужасным, что ни один бог, достойный их уважения, не мог его сотворить. Вы когда-нибудь встречали книгу Роберта Магистра «De Periculis Invitis»?
Естественно, я не встречал.
– Она стоит того, чтобы читать ее и в наше время, – сказал Томас. – В начале первой главы автор пишет: «Спросить „кто я?“ означает сделать шаг к неизбежному ответу: „я – ничто“». Разве не современно это звучит? Далее он пишет: «Мы не можем дольше оставаться во власти своей мечты; и мы не можем больше поддерживать наши души иллюзиями древних; наше единственное утешение в этот век – перспектива забвения». – Томас знал эти слова наизусть и с удовольствием декламировал их.
– Все это очень мрачно, – сказал я. – Пожалуй, я не буду читать такую книгу.
На этот раз – что случалось очень редко – я опять услышал его смех.
– Вы не понимаете самого главного, – сказал Томас. – Здесь важна новизна идей. Невероятно, что эти слова написаны задолго до нашего просвещенного века.
Его смех неожиданно оказался таким приятным, что я возгордился, ибо вызвал его – даже если Томас смеялся надо мной.
– А какой позиции придерживаетесь вы? – спросил я. – Вы согласны с этим Робертом?
Голубые глаза Томаса заблестели.
– Я скептик, – сказал он. – Если Бог существует и если Он когда-нибудь будет искать честного человека, ему придется выбирать из скептиков.
2
Я пришел в больницу около часа дня, со стаканчиком кофе в руке. Томас ждал меня, полный сил – как будто жизнь в него впрыснул не укол, а предвкушение того, что сейчас он будет рассказывать мне историю. Я сел.
– Итак? – сказал я. Мне хотелось, чтобы Томас, как и обещал, перешел к главному: встрече Роуленда и Рейчел Вандерлинден после многих лет, проведенных врозь.
Томас притворился, что озадачен.
– Что «итак»? – спросил он.
Мне нравилась эта его шутливость, неожиданно проявлявшаяся время от времени.
– Ах да, вспомнил, – сказал он. – Вы имеете в виду: что произошло, когда Роуленд приехал в Камберлоо и снова встретился с Рейчел? Сейчас, подождите минуту.
Он ненадолго задумался; я тем временем пил кофе. Потом Томас начал рассказывать.
Поезд, в котором ехали Томас и Роуленд Вандерлиндены, пришел на вокзал «Юнион Стейшн» в Торонто морозным декабрьским утром в десять часов. Мистер Джеггард, в теплом зимнем пальто с меховым воротником, встретил их в большом зале.
– С возвращением! – сказал он, пожимая руку Томасу, но глядя, как обычно, куда-то за его плечо. – Я рад, что все прошло, как и было запланировано.
Томас представил ему Роуленда.
– Значит, вы – тот самый человек, что выследил меня? – спросил Роуленд. – Прекрасная работа!
Он хитро посмотрел на Томаса, давая понять, что ему очень нравится этот образ: человек, который не может смотреть тебе прямо в глаза, – непревзойденный мастер по розыску людей!
Джеггард поднял руки, показывая, что он не заслуживает личной похвалы.
– Это работа целой команды, – сказал он, оглядываясь в поисках их багажа: Джеггарду не терпелось отправиться по своим делам. Ему было не свойственно пускаться в лишние разговоры.
– На улице ждет такси, которое отвезет вас обоих в Камберлоо, – сказал он. – Оно уже оплачено.
Он проводил их через тяжелые двери вокзала на улицу, в морозное утро.
Роуленд, который казался Томасу все более и более энергичным по мере того, как они удалялись от Ватуа, начал хватать воздух ртом, настолько здесь внезапно оказалось холодно. Его и прежде желтоватая кожа выглядела теперь совсем прозрачной; и он дрожал, несмотря на шерстяное пальто, которое Томас купил ему в Ванкувере. Роуленд на минуту остановился и посмотрел вокруг, чтобы убедиться: он в самом деле вернулся на родину. Дышал он сквозь стиснутые зубы.
– Я забыл, как здесь бывает холодно, – сказал он Томасу. – Я чувствую, как замерзают волоски у меня в носу.
На Томаса тоже накинулся мороз.
Они спустились за Джеггардом по ступеням вокзала на тротуар, прошли мимо группы детей, одетых в черные пальто и береты Благотворительного приюта; дети пели веселые песни под едва слышный аккомпанемент тромбонов их дыхания.
Джеггард помог Роуленду сесть в такси.
– Вот номер телефона – если вам в дальнейшем понадобятся наши услуги, – сказал он Томасу тихо.
– Спасибо, – сказал Томас.
– Тогда, – сказал Джеггард, – я желаю вам обоим всего хорошего.
Томас сел в машину, а Джеггард пошел по Фронт-стрит к своему офису.
Такси двинулось на юго-восток вдоль берега озера Онтарио. В холодном утреннем воздухе от озера поднимался пар, как от горячих источников.
Роуленд смотрел на все очень внимательно и живо.
– Здесь все так изменилось, – сказал он. – Торонто, который я знал, не виден за многоэтажками. А мне всегда нравилось думать, что здесь ничего не меняется, а изменился только я сам.
Когда они отъехали на несколько миль от города, пошел густой снег. Посреди поля у дороги стояло огромное дерево с черными плодами – воронами, сидевшими на ветках, покрытых снегом.
– Они похожи на грифов, – сказал Роуленд. – На Ману, если видишь грифов на дереве, следует обязательно попытаться проскользнуть мимо, не потревожив их. Если они улетят, это означает, что тебя ждет неудача.
В этот самый момент вороны взлетели и исчезли за пеленой густого снега.
– Ничего, – сказал Роуленд. – Чья-то неудача нередко оказывается настоящим везением для кого-то другого.
Было довольно поздно, около четырех часов, когда они добрались до Камберлоо. Снег шел все сильнее. Придорожные ели сгибались под его тяжестью. На окраине городка свет уличных фонарей буравил тьму.
– Теперь нам осталось совсем недолго, – сказал Томас.
Вскоре они доехали до Кинг-стрит; витрины магазинов были празднично освещены. Роуленд обратил внимание Томаса на одну, когда их такси остановилось у светофора. В этой витрине была воссоздана миниатюрная сцена: улица, покрытая снегом из ваты, и игрушечное такси, остановившееся напротив крошечного магазинчика.
– В точности как мы, – сказал Роуленд.
Томас думал о том, что это может означать; и вдруг заметил нескольких прохожих, которые тоже остановились перед светофором. Лиц не было видно под зимними шапками, и на какой-то миг Томас почти поверил, что их глазницы пусты. Какой мрачный образ, поразился он. Путешествие по миру, похоже, извратило его воображение. Он радовался, что наконец вернулся домой.
Впереди он увидел отель «Уолнат»; все его окна были ярко освещены. Отель занимал собой угол Кинг и Куин-стрит и был похож на большой корабль, бросивший якорь в ледяном море. Такси высадило их у дверей гостиницы и рванулось обратно в Торонто.
В «Уолнате» для Роуленда был забронирован номер на весь срок. Когда он разместился, Томас попросил разрешения удалиться.
– Я позвоню вам позже и расскажу о наших планах, – сказал он.
– Вы едете к матери? – спросил Роуленд. – Мне поехать с вами?
– Нет, – ответил Томас. – Лучше отдохните как следует. Встретитесь с ней завтра.
Роуленд кивнул. Он окинул взглядом номер – большую комнату с высокими потолками.
– Я немножко почитаю записи, – сказал он. – Интересно, какие сны мне приснятся здесь. На Ватуа говорят, что сны зависят от того, где находишься.
Роуленд подошел к окну, открыл занавески и стал смотреть на мир внизу.
– Позвоните и закажите себе еду в номер, – сказал Томас и вышел.
В холле он позвонил и вызвал такси. Вскоре машина приехала и затормозила, скользя, перед входом;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39